About wandering the Earth

      Личность без личности. Корпус без корпуса. Историческая летопись зафиксировала тысячи и тысячи лик Амальгамуса и сотни его перевоплощений, но, с течением ворн, потеряла истинную сущность божественного избранника. А быть может и он сам давно потерял себя за бесконечной тератрансформацией. Прайм мог стать кем угодно: многотонным джетом, проворным сикером, крошечным кассетником, невиданной доселе тварью, прибывшей из недр черных дыр.        За ликом могущественной персоны скрывался самый настоящий лентяй, шутник и фокусник. В сравнении с коллегами – суровыми политическими сошками – Амальгамус являл себя, как неограниченный в идеях проказник и добрейшей Искры механоид. Он, скорее всего, даже не хотел принимать участия в кровопролитной войне, но Мегатрона то мало интересовало.        Умер он, кстати, так же творчески, как и жил. В зеркальном лабиринте.        Нехотя Шоквейв вспоминал фрагменты прошлого: он говорил с Амальгамусом, смеялся над его шутками. Он мог проводить с добрым, милым избранником орны напролет. Чарующий голос шифтера действовал, подобно седативным препаратам, и успокаивал-успокаивал-успокаивал процессор.        Как тогда сенатор Шоквейв благодарил Амальгамуса за доброе слово, так и сейчас ученый Шоквейв благодарил меха за сокровище, дарованное миру смертных. За шифтерскую Т-шестерню. Или же ее аналог, прошедший не одну сотню поколений. Долгое время одноглазый ученый крутил ее в руках, изучая на предмет сколов, сломов, царапин. Транспортировка прошла более чем успешно. В отличии от миссии в целом.        Мужчина аккуратно уложил деталь на стойку, рядом с датападами (все, как один, касались почивших гладиаторов) и разноцветными окулярами. Часть ценных механизмов все еще пряталась в стенах Каонских Арен, часть на нижних этажах. Ровным строем, ступень за ступенью, цоколь спускался в Ад.        - Результат оправдал все то, что ты натворил?        - Несомненно.        Если говорить начистоту, для Шоквейва не существовало достаточно высокой «цены» за знания. За крупинки информации он готов убить, предать, подставить любого, кто встанет на его пути. Любая бесполезная Искра должна быть уничтожена во имя науки. Мужчина подключил искусственные магистрали к фитингу и подал энергию. Немного погодя биомеханизм разразился прекрасными бело-голубыми переливами.        - Т-шестерня готова к работе. – кивнул гений и повернулся к владыке. Вторя ученому, тот наблюдал за работой биомеханизма, но как-то… отстраненно. Будто мысли его были сфокусированы на совсем других проблемах. – Завтра с утра начну тестирование, используя протоформу, но, если этого не хватит для достижения результата, могу ли я взять разрешение на отлов еще одного инсектикона?        - Ты можешь всецело его контролировать?        - Во время экспериментов я не заметил у них никакой мыслительной активности. За минимальное количество времени я смогу снабдить их процессор всеми необходимыми командами.        Хах... Прайм будет в ярости. Снова к нему домой привели опасную внеземную зверушку.        - Будь по-твоему. – холодно ответил Мегатрон и достал портсигар. Ученый в ту же секунду поднял панель дистанционного управления и отключил пожарный извещатель. Иначе все его технологии затопит водой. Опять. – Как я понимаю, ты уже давно приступил к «Плану Б»?        Оппонент, не ожидавший вопроса лоб в лоб, приостановил процесс и повернулся к собеседнику, как будто тот сказал некую феерическую глупость. «План Б»? Нет. Пока Вселенная давала своим глупым спаркам материал для изучения, он пользовался ее дарами. Бесцельно, но решительно. Мужчина и забыл, над чем они здесь все работали. Ему лично человеческое тело не приносило неудобств.        - Нет. Мне все еще не хватает материала для работы.        - Во имя всех мертвых Праймов, Шоквейв! – гнев, вырвавшись из-под контроля, обрушился на плечи ничего не подозревающего десептикона. Он проигнорировал эмоциональный отклик господина. – Будучи одиноким ученым посреди безжизненной планеты ты смог возродить одного из предаконов! Я ни за что не поверю, что ты не способен клонировать механоида.        - Вы правы. - лениво ответил тот. - На данном этапе развития я могу собрать корпуса четырнадцати кибертронцев из доступного кибертрония и подключить к системе клонированные биомеханизмы. Возможно, для достижения эффекта, нам даже не понадобятся компоненты праймовских корпусов. - прервав заумную тираду, Шоквейв потупил взгляд в поверхность стола и добавил: - Но я не хочу этим заниматься.        Давно Мегатрон не сталкивался с такой наглостью. Лорд глубоко затянулся и задержал дыхание, наслаждаясь ощущением покалывания и давления в грудине. Он рассмеялся в фейсплейт подчиненного.        - Ты думаешь, меня хоть немного волнуют ваши желания?        - Полагаю, что нет, лорд Мегатрон. Но вы неверно интерпретируете мой отказ от выполнения приказа. Я не противлюсь вашей воле. Наоборот, моя работа нацелена на улучшение примитивной кибертронской технологии, что позволит нашей фракции выйти на новую ступень эволюции. И пусть то искусственный механизм эволюции, уверен, мы справимся.        - Что ты городишь?!        - Сложно передать весь объем сведений в сжатом формате. И я не хочу разводить полемику.        На том кон прервал разговор и с головой окунулся в изучение способностей своей новой мистической игрушки. По приказу, заданному компьютером, Т-шестерня разворачивалась в немыслимые фигуры: увеличивалась в два раза, уменьшалась, принимала форму звезды, шара, плоской пластины и т.д. Шоквейв «радовался» прогрессу.        - Никого уже не удивляет тот факт, что Земля и Кибертрон связаны между собой сильнее, чем иные узурпированные планеты. Высшие классы оставили здесь запасы энергона, десептиконы спрятали бойцов и оружие, Праймы – древние артефакты. Я желаю детально изучить каждый обнаруженный феномен.        - Это не аргумент. – одна из энергетических ячеек разбилась о кафельный пол. «Пустой» энергон растекся неприглядной лужицей. – Тебе никак не помешает корпус кибертронца. Наоборот, он дает преимущества!        - Соглашусь. Созданная Праймусом оболочка во всех аспектах превосходит человеческую. Но и она не идеальна. Найденные технологии позволят мне собрать первый пробный вариант улучшенного механоида, который спустя время и станет оболочкой для нашего сознания. На данном этапе я уже могу создать бойца, способного менять свою конфигурацию. – он повернулся к лорду только чтобы убедиться, что тот не собирается ничего сломать. В угоду собственному агрессивному настроению. — Это малая часть того, что скрывает внутри себя Арена, но на длительное ее изучение у меня не хватает времени и материала.        - Я все еще настаиваю на том, чтобы ты собрал «неидеальный» корпус, а уже потом игрался с органами падших десептиконов.        - Учту ваши пожелания. – в конце концов согласился Шоквейв. «Ничего не обещаю, но что-нибудь придумаю.»        Вдоволь насмотревшись на кибертронское "оригами", в которое складывалась Т-шестерня, вождь уже собрался покинуть холодное, захламленное помещение. Шоквейв и сам надеялся на скорое окончание сложного диалога. Но, сам от себя того не ожидая, поднял голос:        - Лорд Мегатрон, могу ли я задать вопрос не своей специальности?        - Попробуй. – усмехнулся тот и потушил догорающий фильтр о край стального верстака. Закинул его в ближайший мусорный бак.        - Между автоботами и десептиконами все еще действует политический конфликт? – кон предполагал, что старый гладиатор будет непоколебим в своем ответе. Как всегда. Редко когда его можно застать врасплох. – Хочу внести ясность: мне все равно, каков ответ на вопрос. Информация поможет мне построить картину ближайшего будущего. С автоботами или без них.        - Продекламируй мне ту картину будущего, которая кажется тебе самой рациональной. – Мегатрон с радостью сикнул весь вес ответственности на плечи одноглазого товарища, и потянулся за второй сигарой. Ученый знает, чем удивлять.        - С моей точки зрения рационально дезактивировать автоботов. В ближайшем будущем.        Оппонент злобно похихикал над кровожадностью Шоквейва.        - Рэтчет тебя разозлил.        - Уверяю вас, это не так. Автоботы - приверженцы моральных и нравственных установок. А это главная помеха моей работе. – что бы сейчас не сказал одноглазый гений, это было уморительно. Всея десептиконов старался ослабить напряжение. – Боюсь, их участие в политической картине Кибертрона снова приведет к созданию Нравственного Комитета.        - Спешу огорчить, Шоквейв, но даже я не могу позволить тебе убивать всех тех, кого ты хочешь изучить.        - Огорчен этой новостью. Однако… свобода действий, дарованная десептиконами все еще колоссальна. Я надеюсь на ее сохранение и в поствоенное время, когда наша фракция выиграет войну.        Надо же, воображаемый мир этого совершенно бесчувственного типа выглядел детальнее и ярче всего того, что надумал себе Мегатрон. Всего того, к чему стремился Оптимус. В отличии от обоих лидеров, Шоквейв знал, чего он хотел и, тем более, знал, как этого добиться.        - Можешь не сомневаться, Шоквейв. Мы уже выиграли войну. Десептиконы добились своего! – размеренный баритон лорда всея десептиконов звучал утвердительно и строго, обращая на себя внимание единственного слушателя. – Кастовой системы больше не существует. Коррумпированные власти мертвы. Мы владеем всеми источниками энергии, технологиями и транспортом, как на Кибертроне, так и на близлежащих к нему планетах. Десять Праймов встретили свою смерть от удара нашей фракции. – вторя словам и эмоциям хозяина, окуляры полыхали адским пламенем. Задор. Удовольствие. Гордость. – Когда мы вернемся домой, я встану в правление планетой. С Оптимусом или без него.        - Смею предположить, что вы больше не преследуете цель уничтожить последнего из Праймов?        - Слишком провокационный вопрос, Шоквейв. Тебе так не кажется?        - Я не требую от вас незамедлительного ответа. Вижу, что вы сами озадачены сложившимся. – ощущая легкую неловкость и злость, витающую в пространстве, профессор попытался… сгладить углы. – Пользы от живых автоботов немного, но, тем не менее, они важны, как общественная единица. Даже те механоиды, которые участвовали исключительно в военных действиях, могут принести пользу.       - В твоих словах есть истина. – качнул плечом владыка и, полностью удовлетворенный ответом, направился к выходу. Пока одноглазый гений не поднял очередной сложный, философский вопрос.       

***

      Радио вещало: «Национальное метеорологическое управление Японии успело предупредить всех жителей западного побережья о надвигающемся со стороны океана урагане, но не все подготовились к непогоде. По словам очевидцев, цунами достигло берегов Сэндай через сорок минут после объявленного чрезвычайного положения.» А после крутило на повторе «O Little Town of Bethlehem», напоминая своим преданным слушателям о приближении зимних праздников. Уилджек достал из холодильника куриную грудку и небрежно бросил на разделочную доску. Ах, если бы не обстоятельства, он приготовил бы самый вкусный на свете говяжий стейк прожаркой Medium well. Но сегодня стоит ограничиться мягкими, мясными блюдами.       Радио вещало: «Извержение вулкана началось на полуострове Рейкьянес, власти эвакуируют жителей соседствующих городов. Об этом сообщила телекомпания RUV со ссылкой на метеорологическую службу страны. В национальной полиции приняли решение объявить чрезвычайное положение.»       Радио вещало о надвигающемся конце света, а потом пело голосами Тайлера Джозефа и Криса Мартина. Рэкер убавил звук и невольно закачал головой в такт мелодии, творя за стойкой кулинарный шедевр. Все же два часа ночи – не время для диких плясок.       Нечто таинственное, как полтергейст из фильма ужасов, пробралось в помещение, не потревожив ни дверей, ни лестниц.       Парень чуть не выронил лопатку, когда за спиной раздался недовольный вороний галдеж. Он обернулся. На входе в общую кухню стояла недвижимая фигура Саундвейва, одетая в самый домашний на свете костюм: темно-синюю пижаму на несколько (десяток) размеров больше него самого. И пусть у разведчика не было глаз, это не помешало Уилджеку съежиться от его осуждающего взора.       Радио вещало: «Во французской Нормандии, в городе Шербур-ан-Котантен приостановили движение поездов во всех направлениях из-за шторма. Со слов ведущих корреспондентов, близ расположенные к городу населенные районы были полностью обесточены. На нескольких частных участках случился пожар. Люди в панике…»       - Не переживай, тихоня, я скоро закончу. – он нервно улыбнулся и продолжил готовку.       Вторя мыслям Саундвейва, Лазербик ласково гаркнул, спрыгнул с плеча и спустился за стол. Лапки дикого кассетника стучали по поверхности, отбивая ритм одной из песен «The Smiths». Уилджек с легким задором прикинул, что эта птица куда харизматичнее своего хозяина.       Он сменил станцию. Радио гласило: «Во время сильного урагана в штате Калифорния двенадцать человек погибли, еще 23 получили ранения. Мэр города Фресно отметил, что город готов помочь семьям погибших в трудную минуту.»       Уилджек достал из шкафа упаковку паприки и щедро осыпал ею розовый кусок мяса. В готовке нет ничего сложного: добавляй все те травки, которые хочешь почувствовать во рту, следи за «цветовым показателем» ингредиента, не отходи от плиты. Никогда. Не отходи. От плиты.       Внезапно в мелодию вклинился серьезный, монотонный мужской голос: «Шторм и ураган, накрывшие Фэрбенкс, штат Аляска неделю назад, нанесли ущерб порядка трехста двадцати тысяч долларов, сообщил мэр города Джон Эберхарт на совещании правительства. Компенсации выплатят как гражданам, так и юридическим лицам, пострадавшим от стихии…» И это было не радио. Автобот повернулся обратно к Саундвейву, вопросительно поглядывая на застывший корпус. Щиток, подобно ТВ, крутил размытое изображение с места происшествия. То, что снимали очевидцы. То, что происходит сию же секунду.       Его немой гость резко выпрямился и бросился к выходу, оставив Джеки в легком недоумении.       - Повод для переживаний? – тихо спросил он у ворона. Птица высказала свое неоспоримое мнение громким и протяжным: «кар», встрепенулась и взметнулась ввысь. Чтобы также резво и неаккуратно спикировать на холодильник, наблюдая за монотонными движениями повара.       Стоит ли им паниковать? Джеки перевернул куриную грудку и сыпанул такое же количество паприки. Молотого, душистого перца. Разбавленной поваренной соли. Взгляд лазурных окуляр помрачнел. А он уж наивно полагал, что ничто не сможет испортить ему вечер!       Он запрещал себе даже думать о том, что творится за стенами базы. Нет! Его смена в качестве «альтруистичной машины по спасению человечества» закончена. Но сколько бы парень не убеждал себя в этом, мысли на повторе крутили проблему за проблемой. Смертная казнь. Как же вкусно пахнет курица. «Падение Тихого Океана». Жужжание соковыжималки. «Все повторяется?»       Уилджек выключил радио.       Пора собрать все приготовления! Он выложил блюдо в тарелку и добавил к тому немного кетчупа, налил в граненый стакан свежевыжатого апельсинового сока и выставил все на поднос. Рядом с раствором перекиси, бинтами и таблетками. И, как можно быстрее, побрел в сторону медицинского блока. Тревожило ощущение, что прямо сейчас прозвучит сирена, позвонит Фоулер и они побегут сломя голову охотиться за бурями.              После того, как изобретения Шоквейва заняли примерно девяносто девять процентов помещения, а сам ученый изъявил нежелание убирать свой хлам, обоим докторам не оставалось иного варианта, кроме переезда. Подальше от грязного гаража и громкой музыки Мико. Подальше от склада энергона, чтобы не дышать круглыми сутками заряженными ионами воздуха. Подальше от шумной гостиной, дурманящей кухни, брошенных складских помещений. Хах… так далеко, что можно умереть по дороге к доктору.       Разрушитель немо радовался этому.       В стенах импровизированного госпиталя обитала странная, но по-своему комфортная атмосфера. Чистота. Безопасность. Боты, которые не сделают тебе ничего плохо. Лезвия, которые нужны только, чтобы помочь.       За широкими, стальными дверьми, что предательски поскрипывали в присутствии нежданных гостей, совсем ничего не видно. Настольная лампа боролась с тьмой в одиночку. Белые потоки света очерчивали сгорбившуюся фигуру в грязном лабораторном халате и разбросанные по столу листы бумаги. Бумаги! Хах… технологическая эволюция спускается все ниже и ниже. Уилджек не успел прикрыть за собой дверь… на два оборота ключа, как Рэтчет подал злой, напряженный голос: «Я занят!» и ударил ладонью по столу.       Всегда занят. Двадцать четыре на семь корпит над биомеханизмами, лабораторными анализами, учебниками, хирургическими тренажерами и, что совсем редкость – за короткими, глупыми видео на «Youtube». Но это так. Чтобы совсем не сойти с ума.       - Не переживай. Я подожду. – парировал Джеки и юркнул к столу. И только тогда автоботский медик соизволил повернуться. От столба прямого света зрачки сжались в точку, уступив место серо-голубой радужке. Безумный взгляд вперился в лицо разрушителя.       - А… это ты. Я почти закончил.       Наглец даже не взглянул на кулинарный шедевр разрушителя! Что за хамство?! Седовласый боец цыкнул. Он кивнул на просьбу друга, поставил поднос на медицинскую тумбу - ту, что поближе к дивану – и примостил зад на изолированный энергоновый сосуд. В ответ на живые внешние раздражители энергоячейка активировалась, осветив помещение холодными, синеватыми переливами.       - Над чем ты работаешь?       - Пустяки. – отмахнулся доктор и накрыл… что бы то ни было стеклянной крышкой. Похоже на духовой музыкальный инструмент. – Нокаут воссоздал уменьшенную копию биомеханизма Бамблби и попросил меня сверить с оригиналом.       - Биомеханизм, который поможет нашему юному разведчику снова заговорить? Разве Нокаут не прикрыл проект много месяцев назад после неожиданной стычки с Мегатроном?       - А кто сказал, что Мегатрон об этом знает?       Оба автобота одновременно радостно и напряженно хохотнули. Рэтчет вновь насупил брови и тяжело вздохнул. Его настроение такое же непредсказуемое, как и шторм. Надеясь, что его старый недобрый партнер пребывает в "хотя бы" вымученном расположении духа, Уилджек подал голос:       - Знаешь, после сегодняшнего…       - Нет. – резко обрывает его на полуслове оппонент и хмурится. Подготовился к тяжелому разговору? – Я не желаю поднимать эту тему!       Ночь чудно ладит со светом. Скрывает все, что стоит скрывать от посторонних глаз и одновременно с тем очерчивает ладные силуэты и изгибы, чтобы ты и только ты наслаждался ожившим произведением искусства. Уилджек вот наслаждался. Следил за тем, как его партнер отбрасывает в сторону рабочую униформу. Как чужие глаза счастливо сверкают при виде, возможно, единственного приема пищи на все сутки. Вилка вонзается в сочное мясо, нож полосит его на мелкие куски. Граненный стакан пустеет.       - Знаешь, если бы… - Джеки закусил губу и попытался усмирить раздражение. – Если бы ты предупредил меня о миссии, как мы с тобой и договаривались, проблем было бы меньше.       - О! – Рэтчет фыркнул и бросил на партнера убийственный взгляд. – Нашелся еще один автобот, который смеет учить меня жить. Не тебе, Уилджек, говорить о командной работе.       - Еще один? – собеседник проигнорировал яростный выпад и увел взгляд в сторону.       - Оптимус уже получил на орехи. И если не хочешь вылететь из медблока мордой в пол – замолчи и дай мне спокойно поесть! – он прожевал особо крупный кусок, запил соком и утер маслянистые губы тыльной стороной ладони. – Каждый раз, когда я разрешаю себе довериться какому-либо десептикону, возникают проблемы. Не представляю, как мы будем сосуществовать на одной планете с этими чудовищами.       - Я думаю, мы найдем компромисс.       - Бред. – доктор зло насадил кусок на четыре заостренных шпили и отправил в рот. Еда, тем не менее, не мешала ему ворчать. – Единственное, что меня расстраивает, так это то, что Оптимус на их стороне.       - Ты ведь шутишь. – новость настолько ошарашила рэкера, что тот ахнул и учащенно заморгал. Взгляд Рэтчета не сулил ничего хорошего. – Оптимус никогда не присоединится к десептиконам. Он же… - чтобы хоть как-то снизить градус напряжения в комнате, Джеки присел поближе к партнеру. И продолжил улыбаться. Потому что, кто-то должен был улыбаться их странному будущему. - слушай, я знаю, что он твой друг и что вы многое прошли вместе. И именно поэтому ты должен быть уверен, что во время опасности, Оптимус первый поднимет оружие на врага.       - Сомневаюсь, что десептиконы вступят в открытый бой. Теперь, когда мы живем под одной крышей уже больше года. И если они не окажут активного сопротивления, Прайм их не тронет.       - Солнышко, если они окажут активное сопротивление тебе, я самый первый брошу в них взрывное устройство. – пообещал разрушитель и толкнул партнера плечом. Кажется, это немного успокоило напряженного товарища. Всего немного.       После сытной трапезы они приступили к работе.       За самый короткий на свете промежуток времени Уилджек приобщился к медицинской деятельности. И пусть он не знал всех премудростей врачевания, не разбирал детально физиологию и анатомию, не имеет опыта в препаратах и дозировках, но… хэй, он уже умеет ставить уколы и сшивать глубокие раны! С замиранием Искры, парниша наблюдает, как Рэтчет раздевается по пояс. Адамово яблоко предательски дергается и разрушитель предпочитает не дышать.       На бледной коже россыпь широких пластырей, прячущих под собой ранения. Они не представляют опасности для жизни, но больно щиплют и кусаются при каждом резком движении. Рэтчету наживую чувствует каждую нитку, когда действие обезбола подходит к концу. А еще у него сломаны три ребра, поэтому на грудь нельзя наложить тугую повязку. Цветут гематомы. Марлевая прокладка под липким слоем розовеет, питаясь кровью. Искра тускло светит за матовым стеклом и едва заметно пульсирует.       Уилджек испытывает смущающий восторг, когда отдирает пластырь за пластырем. Черные швы красивым ровным строем впиваются в оболочку, тянут и «прорезают» эпителий. Кажется, рэкер слишком сильно затянул их на ПХО. Рыжик морщится и зло шипит каждый раз, когда марлевый шарик цепляется за кровавые корки. Интересно, останутся ли после побоев шрамы? Передадутся ли они его механизированному телу?       Красноречивое напоминание о том, что все они смертны.       Рэтчет разрывает контакт и уходит от нещадных движений разрушителя, посему тому приходится придерживать его за пояс. Вот так, обработка, перевязка и новый большой пластырь. Прячем наши слабости от мира. Джеки успешно завершает перевязку и просит партнера опуститься на диван. Так он сможет обработать повреждения на лице.       На щеке за слоем пластыря и марли прятался маленький шовчик – болезненный, кровоточивый, пульсирующий во время базовых мимических проявлений. Такая неудобная локализация! Каждый раз, как Рэтчет открывал рот, нитки натягивали кожу и резали живую плоть. Совсем рядом с лицевым нервом!       Разрушитель обрабатывает пораженную поверхность с той осторожностью, с какой вскрывал взрывчатые устройства. Рэтчет не боится боли. Уилджек не хочет его беспокоить. Жаль, сломанный зуб обратно не вырастет. Руки сменяют положение и обхватывают подбородок. Стараясь привнести как можно меньше дискомфорта, Уилджек накреняется вперед и прижимается к губам Рэтчета, оставляя короткий поцелуй.       - Уилджек, нет. – холодно, не поддаваясь чувствам, отвечает тот и отдаляется, препятствуя их партнерской близости. Глаза бросаются из стороны в сторону, к лицу приливает румянец. Его так легко смутить! Подумаешь, какой-то невинный поцелуй, из которого доктор обязательно состроит драму. Разрушитель вновь прижимается к чужому лицу, стараясь как можно дольше задержаться в моменте. У его партнера мягкие, припухшие губы, которые после особо грубого контакта насыщаются ярко-красным цветом.       Он мог бы разжать его нижнюю челюсть пальцами и взять то, что принадлежит ему. С Рэтчетом сложно работать по-другому. Но сегодня его партнер разбит, у него сломаны кости и ноют открытые раны.       - Почему? – бровь выгибается дугой, угол самодовольной лыбы рассекает щеку. – Не хочешь щенячьих нежностей?       - Я хочу закончить работу и уйти к себе. – настойчиво вторит бот и прищуривается, надеясь напугать тем горе-любовника.       - Ты предпочтешь провести ночь в компании Шоквейва, а не меня? – наигранно зло декламирует собеседник и мажет языком по приоткрытым губам, задевая зубы. – Выгоняешь меня в такой момент?       Джеки нагло облизывает пораженное личико и сплетает пальцы на массивной шее. Поступательными движениями перебирается на плечи. Парень покрывает поцелуями зардевшие щеки и угол нижней челюсти, где темнеет недавно приобретенная гематома. Большой палец оглаживает деревянные мышцы, тычется в сонную артерию. Разрушитель прижимает Рэтчета к себе, покусывает кожицу и оставляет засосы на самых видимый участках. Вопреки упорству разрушителя, доктор отталкивает его еще раз.       - Остынь. Я не кусок мяса, не надо меня глодать!       - Дай мне побыть вульгарным парнем. – Джеки усмехается в поцелуе и сводит брови у переносицы. Контакт между ними черствый и влажный. И Рэтчет с неохотой отвечает.       Он заглушает мнимые рвотные позывы и пропускает чужой язык, чтобы спустя время предупредительно сжать его в зубках. Но обратной дороги нет. Его Искра учащенно бьется, вторя ритму раскрепощенного бойца, а комната вокруг них сытится похабными шепотками и стонами. Уилджек целует и бьется в челюсти, согнутый над партнером в три погибели. Он углубляет поцелуй и мажет по небу оппонента, пальцы давят в область меж ключицами, контролируя чужое дыхание. Всякое живое существо зависит от кислорода. И тебе придется его заслужить.       Когда бот разрывает контакт и шипит проклятья в адрес седовласого бойца, тот восторгается обилием внимания. И ласкает приоткрытые уста, впитывая проклятья и грубости. Слизывает выступившие из ранок капли крови и проникает внутрь. Обводит ряд зубов, ни в коем случае не касаясь сломанных, ноющих местечек. Пальцы давят на нежную кожу с неконтролируемой силой.       - Ты запер дверь? – шепчет бот и сам накреняется вперед, ища сопряжения. Хмурится и злится. Придавливает зубами чужой язык, вырывая у разрушителя болезненное «ой».       - Да, солнышко.       Вновь опьяненный редким единством, Рэтчет падает на спинку дивана, и Уилджек движется следом. Ища точки соприкосновения, ставит колено меж разведенных бедер и, наконец, координирует движения. Поцелуи спускаются ниже. Особо жадно он прихватывает тонкую кожицу поверх сосудов и рассасывает, пока не остается яркое красное пятнышко. Рэтчет сдается на растерзание и мертвой хваткой сжимает ворот хаори, разрушая все расстояния меж ними. Легонько обнимает, не выказывая дикого желания и наслаждения процессом.       Джеки изучает его тело, как карту. С трепетом, самыми кончиками пальцев проходится по поврежденному торсу, скрытому за слоем пластырей, и вожделенно мнет, лапает открытые участки. Как не кстати, марля скрывала самые «уязвимые» местечки автобота, на контакт с которыми доктор отзывается с особой страстью и любовью. Стоило рискнуть или…       - Не трогай. – костит его партнер и слегка отталкивает от себя.       - Прости-прости.       Истома на лице разрушителя вдруг сменилась удивлением, рот растянулся в двусмысленной улыбке. Ох, очевидно, так выглядят парни, которые задумали недобрую пакость! Но Рэтчет ему доверяет. Пусть рэкер и был особо похотливым засранцем, но он никогда осознанно не вредил ему.       Парень убрает ногу с сидения и, сломя голову, падает на колени. Руки хватаются за выпирающие бока со всей рэкерской придурью, чтобы удержать и без того спокойного оппонента на месте. Опытный любимец знает, что можно трогать, что можно будет лапать чуть позже, чего придется добиваться силой и за что Рэтчет вполне обдуманно втащит ему по яйцам. Он тянется вперед, выгибается и захватывает бота в поцелуе. Пальцы щекотливо, хаотичными перепутьями, мнут живот и грудь, забираются за спину.       - Видит Праймус, ты такой мягкий!       - Замолчи. – сколько они занимались сексом, столько раз Джеки повторяет одну и ту же выводящую фразу. – Я серьезно.       Проворным движением наглец расстегивает пуговицу на белоснежных брюках. Жужжит молния. Вторая рука разрывает объятья, хватается за край штанов и стаскивает их вниз. Все быстро, уверенно, даже немного сурово, чтобы у Рэтчета и мысли не было ему мешать. Следом за штанами сползают темно-синие боксеры.       Джеки поднимает взгляд из-под густых бровей, фиксируя взор на потерянном в ощущениях, тревожном докторе. Его широкие ладони все еще лежат на плечах партнера. Волосы липнут ко лбу, гематомы краснеют и болят. Он возбужден и стыдится этого. Освобожденный орган качается при каждом незначительном движении, приманивая к себе внимание.       Доктор любил быстрый и грубый интим, без предварительных ласк, поцелуев и, желательно, диалогов. Да, он никогда не скажет этого вслух, но ему проще и спокойнее тогда, когда его нагло берут где-нибудь в душе или мастерской, не спрашивая о желаниях и не обращая внимания на крики. Но эта позиция не выгодна тогда, когда сам Рэтчет не ждет «романтических сюрпризов». Или когда рядом работает Нокаут.       Разрушитель любит все «ломать». Заводит грязными разговорчиками и глубокими поцелуями, а потом сваливает куда подальше, чтобы повторить обряд вечером. Когда его ждут. Когда ему не откажут. Обнимает так, что трещат кости. Лапает все любимые точки, не обращая внимания на окружающих.       Они вынуждены гоняться за компромиссами!       - Джеки. – утомленно вздыхает Рэтчет и закусывает нижнюю губу, пока его партнер бегает кончиком языка по верхушке члена и обдувает чувствительную плоть холодным потоком воздуха. В движениях и мелких подрагиваниях читается неприкрытая просьба. Джеки обводит орган по всей длине, пробует каплю смазки и прикрывает глаза.       Медленно, недостаточно, влюбленно. Слишком мило для бунтовщика. Рыжик бредит и давит боту на затылок, но не принуждая, а скорее приглашая партнера к действию.       Губы обхватывают головку и смыкаются, болезненно скользя по чувствительной коже. Вверх, поднимая крайнюю плоть и выдавливая подступающие капли смазки. Вниз, прикасаясь зубами и смазывая картину ощущений. Ладонь обхватывает самое основание и шершавые пальцы путешествуют по вздутым венам, сжимают так, что Рэтчет жалобно хрипит. В порыве страсти срывает крышу. С каждым толчком Уилджек спускается все ниже. И слушает-слушает-слушает, как его хочет рыжая бестия.       Медик жмурит глаза, сгибается и водит пальцами по пушистым прядкам партнера, не сжимает и не давит вниз, а просто… пытается сфокусироваться на чем-то другом, кроме похабного рта, что обсасывает каждый сантиметр члена с довольным урчанием. Горло сжимается и вновь обхватывает венец до болезненных толчков. Джеки не соблюдает никакого ритма.       "Грубее!" Рэтчет судорожно стонет и старается самостоятельно двигать бедрами. Изголовье дивана и обивка пропитываются первыми выступившими каплями пота. Головка то и дело упирается в ребристое небо, тычется в гладкую нежную щеку изнутри. Джеки не нравится не контролировать ситуацию. Он упирается ладонью в бедро, старательно разводя их в сторону и, что самое главное, не давая шевелиться. Его партнер обиженно фыркает.       По комнате разносятся влажные хлюпающие звуки. Отзывчивый партнер перебарывает биологические рефлексы и утыкается носом в лобок, вдыхая солоноватые запахи мускуса. Короткие, рыжие волоски щекочут кончик носа. Рэтчет громко стонет и хаотично двигает руками, надеясь не кончить прежде, чем ему "разрешат" это сделать. Каждое новое движение, смена позы, даже перемены в ритме дыхания подводят автобота к предательскому завершению.       И разрушитель это чувствует. Он расслабляет горло, поднимает лицо и устало улыбается при виде своего разомленного спутника. Огненно-рыжие волосы липнут ко лбу, щеки рдеют не то от похоти, не то от смущения, пальцы вжимаются в обивку мебели. Его достоинство слабо пульсирует и дергается. Такой жалкий, милый вид. Давай, расскажи вслух о том, что сейчас творится в твоей голове.       Он не хочет терять ни секунды. Ладони гладят бедра, опускаясь все ниже и ниже к коленям. Давят, не заставляя, но настаивая на том, чтобы доктор уступил место профессионалу.       - Стой! – вдруг весь настрой Рэтчета сбивается и тот… если бы не корпус бота, придавившего его к кровати, он бы стремглав свалил! Но нет, тот лишь вынужденно отталкивает от себя бойца и сжимает ноги.       - Что случилось?       Его запланированный сценарий шел под откос.       - Ты процессором тронулся? Мне даже дышать больно, не то, что ползать под тобой!       О-о-о, да будь прокляты эти механоиды! Ненависть к ним возросла с утроенной силой. Уилджек в слабой надежде глядит на грудную клетку партнера, надеясь, что кости по мановению ока срастутся и гематомы исчезнут. Но чуда не происходит. А он не последний мудак, чтобы уламывать благоверного меха в его-то положении.       Чем дольше разрушитель стоял на коленях, силясь перебороть возбуждение и похоть, тем быстрее комфорт покидал помещение. И Рэтчет удавливает перемены. Теплые, влажные ладони накрывают руки Уилджека. Мужчина сдается на растерзание:       - Ладно. Садись!       - Нет, солнце. Боюсь сделать еще хуже.       - Я говорю – ты делаешь! Садись. – он старается шептать уверенно и властно, но голос дрожит, предчувствуя проблемы.       Разрушитель мажет губами по щеке партнера. Возобновляет короткие, рваные поцелуи. Легкий укус в плечо, между двумя кровоподтеками. Неспешными шагами он курсирует на диван, позволяя себе сосать, кусаться, вдыхать солоноватый запах пота и впитавшиеся в кожу химикаты. Рэтчет коротко рычит на партнера, шепча что-то про «излишнее увлечение», толкает того на спинку дивана и седлает одеревенелые бедра. Уилджек выглядит так распущенно и довольно: развязавшийся хаори спустился с плеч, прядки коротких волос взмокли и завились смешными кудряшками, поблескивая в голубом свечении, скулы зардели. Дыхание - учащенное и рваное – дополняет тихие комментариями.       Рэкер заботливо, почти трепетно обхватывает бедра доктора, мнет, щекочет и разминает чувствительные точки, пока тот сражается с его хамака.       - Аккуратнее, док. Он мне еще понадобится. - веселится солдат, намекая на детородный орган, что болезненно тычется в мягкие ткани костюма.       - Замолчи.       Одним грубым, нетерпеливым движением Уилджек сдергивает штаны вниз и блаженно выдыхает, когда член оказывается на свободе. Не обижен в размерах и толстоват у основания. Предэякулят стекает вниз, обволакивая взбухшие синие венки. И Джеки ловит очередной удивленный возглас партнера, будто тот видит его впервые.       Рэкер достает из хаори целый блок презервативов.       - Уверен, что я ничего не сломаю? – бросает "поклонник всего большого и грубого" в короткий перерыв между глубоким минетом и не менее развратной постельной сценой. Вскрывает упаковку и натягивает защиту на обделенный вниманием орган. О Праймус, он обозревает медика долго и скрупулезно, гладит по округлым ножкам и забирается пальцами под реберную дугу. И в глубине Искры надеется, что его попросят о продолжении. Не униженным и плаксивым тоном, а наоборот, уверенно и властно! Хотя... в обоих случаях он не откажет черствому любимому человеку.       - Я оповещу тебя о проблемах. - усмехается Рэтчет и прикусывает нижнюю губу разрушителя.       А потом все по новой! Джеки прикасается к своей Искорке всем, чем можно, сплетается языками, оглаживает небо, ровный ряд зубов, тычется в горло. Он наблюдает за сменой настроения, распахнув окуляры, а его спутник, наоборот, хмурится и слипает веки. Рэтчет игриво прикусывает вторженца, и восхищается маленьким шалостям. Проблемы, мучившие тревожную голову, становятся неприятным периодом в жизни. Шрамы и ранения – напоминаниями. Джеки исследует их все. Касается губами, языком, прижимается к палящей оболочке лбом. Центр его маленькой вселенной.       Боец сжимает кожу на ягодицах и проводит кончиками пальцев по ложбинке. Смазка с приторным клубничным ароматом (который вряд ли выветрится с лаборатории до утра) быстро остывает и приятно холодит кожу. Будоражит капризы. Джеки вводит сразу несколько пальцев внутрь, волнообразными движениями раздвигая податливые стенки. Рэтчет морщится. До бела сжимает кожу на загорелых плечах и сопит над ухом. Искровые камеры бьются друг о друга стеклом и сталью – приятное дополнение в общей симфонии.       Даже тренированная выдержка слетает спустя пару толчков, и пальцы резво покидают стестненное пространство. Джеки давит любовнику на бедра и буквально насаживает на разрушительное достоинство. Рэтчет выгибается и громко стонет. Одаривает грубого партнера горячими прикосновениями. В щеку. В шею. Когда в их любовный союз добавляются нотки боли, распирающей изнутри, его совсем уносит. Ни мыслей, ни слов, ни желания. Только одно. "Не останавливайся, сколько бы я не кричал, юникронов пасынок!"       - Тише-тише. – просит его рэкер и стесняет тяжелое тело в захвате. Весь его мир сужается до жаждущего страсти. Когда Рэтчет хочет, он становится сам не свой.       Они оба блаженно вскрикивают, когда головка упирается в уплотнение - комочек нервов. Медик сжимается, поднимаясь вверх, и у парня сознание едет от стеснения его главного инструмента. Рэтчет давит на член со всех сторон, придушивает шейку и двигается вверх. Резко падает вниз. Кричит. У него самого внутри дьявольская смесь из распирающего давления, жжения и секундного укола удовольствия, ради которого он готов скакать на своем партнере несколько часов к ряду. Джеки хватается за бледные бедра в попытках настроить слаженный ритм, но Рэтчет его не слушает.       «Рэтчи!»       Голова идет кругом от жара и сладострастия. Он поднимает грузное тело вверх и член с хлюпом выскальзывает наружу. Самостоятельно толкается вперед, пробивая колечко мышц. Доктор выгибается, скулит и тут же принимает привычное, отлаженное положение. И боец надеется, что в том не замешаны травмы. Самый кончик прижимается к простате, мужчина крупно дрожит и задерживает дыхание. Жмется и ежится. Головка водит по нежному точке, время от времени захватывая менее восприимчивое пространство и отсрочивая кульминацию. Вверх, вырывая жертву из наркотического кумара. Вниз, топя в наслаждении.       Джеки освободил ладонь и потянулся к члену рыжика. Густые капли предсеменной жидкости струились вниз. Рэкер собрал их все в густую каплю, сжал у основания ствол и качнул им вверх. В такт движениям всадника. Кто бы мог подумать, его всегда злой, нелюдимый, но такой ненаглядный доктор смотрит из под прикрытых век, дышит, как загнанное в угол животное и скачет на его члене. Иногда – глухо стонет и мускулистую шею, иногда кричит и скулит. Ему нравится все: и боль, и удовольствие, и грязные комментарии в его адрес, и укусы, которые потом расцветают засосами. Грубая сила, которая вбивает в его зад свое достоинство. Шершавые ладони, что исследуют каждый миллиметр тела. Нехватка воздуха, выступающая кровь, лопнувшие швы на ранениях.       Бот кричит, выгибается и кончает в ладонь разрушителя. Крупная дрожь в дополнение к сжимающимся колечкам ануса стимулирует орган. Головка вбивается внутрь, скользя все дальше и дальше. Уилджек стискивает чужой зад, давит вниз и кончает внутрь. И зло рычит, прикусывая на последок ключицу.       Медик продолжает дрожать, а его Искра насыщается светом. То, что минуту назад принесло азарт и эйфорию, превратилось в грязь. Капли пота подмерзали, очерчивая выступающие мышцы. Он незамедлительно оттолкнул Джеки в сторону. Брезгливо поморщился, когда член выскользнул наружу.       Вот он весь Рэтчет – долго заводится и лихо отходит. Рэкер вот с удовольствием бы еще повалялся в кровати, зацеловал корпус, пока разрешают, и вставил в податливое нутро. Оно так и приглашает к соитию. Мокрые губы прикоснулись к шее, провели путь до ключицы.       - Отпусти меня.       Мужчина на ватных ногах слезает с чужих бедер и падает на диван. Ребра покалывают изнутри. Джеки целует партнера в щеки, лоб, уголки рта, заранее подготавливая себя к предсказуемому расставанию. Его неуверенно отталкивают в сторону.       - Как грубо.       - Мне надо в душ.       Рэтчет собирает раскиданные по лаборатории вещи. Нагибается, чтобы поднять рубашку. Уилджек бьет ладонью по влажной заднице, и этот хлопок – по ощущениям обоих автоботов – должна была слышать вся база! Рыжик метнул ненавистный взгляд на любовника и выпрямился.       - Еще одна такая выходка и ты будешь спать на кушетке! - в ответ на предупреждение Уилджек кивает, как болванчик.       - Обещаю больше так не делать сегодня, если ты пригласишь меня в душ.       Рэтчет с силой отталкивает разрушителя на спинку дивана и бьет по мокрой спине рубашкой.