Жимолость

                    Неджи смотрит на её спину и глушит желание коснуться шеи и убрать несколько тонких волосков, выбившихся из причёски. Прошёл месяц, как они женаты, но ничего не изменилось, пропасть стала шире и глубже. Голос Хиаши звучал в голове ещё несколько дней после жесткой отповеди, где ему чётко указали, как следует себя вести с женой, а как — нет.       Даже здесь Хиаши остался главным, отчего Неджи думал, будто что-то изменится?.. Он с горечью думает, что брак, о котором и мечтать не мог, стал постоянным кошмаром. Недавно у Хинаты начались лунные дни. Нет никаких сомнений, что скоро они оба столкнутся с недовольством Хиаши. Неджи отлично понимает: в том, что до сих пор не зачали ребёнка, виноваты и он, и Хината. Каждую ночь она смотрит на него, как на насекомое. На присосавшуюся к телу пиявку, которой необходимо дать напиться дурной крови и лишь потом выбросить. Днями они почти не видятся — Хиаши, несмотря ни на что, готовит его принять руководство кланом. На миссии Неджи больше не ходит, и это злит: даже тут он вмешался. Там он хотя бы чувствовал видимость свободы.       Когда Хината сообщает, что не беременна, он не может понять, чего в её словах больше: облегчения, что несколько ночей он не будет терзать её тело, или горечи, что после придётся продолжать? Неджи знает — если бы она дала хоть малейший шанс, всё было бы иначе. Он любил бы её с бережностью и нежностью, а выходит так, как выходит. Быстро, на грани грубости, с желанием завершить всё скорее, чтобы не мучить дольше необходимого.       Хината всегда казалась ему сосудом, под обычной фарфоровой оболочкой которого бурлят страсти. Но оказалось, внутри она холодна и пуста. В этом открытии разочарования гораздо больше, чем во всём их браке и даже в её к нему отношении. Их вызывают к Хиаши через три дня. Впервые со дня свадьбы они в его кабинете вдвоём. После поклона садятся, молча ждут, когда он заговорит.       — Хината, ты плохо исполняешь свой долг, — резко начинает Хиаши. — Неджи-кун делит с тобой ложе каждую ночь, мне не в чем его обвинить.       — Я прошу прощения, отосан, — шелестит равнодушный голос, от которого начинают дребезжать нервы. — Я вниму вашему совету и буду стараться больше.       — И чаще, — сухо добавляет Хиаши. Смотрит на Неджи и тот низко склоняет голову, до хруста стискивая зубы. Чаще. Чтобы она окончательно его возненавидела. Почему именно она? В клане полно девушек, что улыбаются искренне, смотрят с восхищением и были бы готовы на всё, чтобы он лишь раз их коснулся. Почему Хината, которая леденеет от его прикосновений, а потом глотает слёзы, когда думает, что он уснул. Неджи давно перестал крепко спать. Рядом с Хинатой это невозможно: она сжимается в комок, замирает, ненароком даже не перекатится ближе. И он спит вполуха, чутко прислушивается к каждому шороху, не желает доставлять больше неудобства, чем уже доставил.       — Весь клан надеется на вас. — Хиаши говорит, говорит, но слова проходят сквозь. Неджи косится на Хинату — она безмятежно смотрит на отца и во всём с ним соглашается.       — Я договорился с Хииро-сан, она осмотрит тебя. А теперь можете идти. Хииро-сан — повитуха. Все роды в клане проходят через неё. Неджи знает — она осматривала Хинату в день свадьбы. Помнит, какой красной она вышла из дома. Тогда Неджи думал, что сможет успокоить. Даст понять, что всё будет хорошо. Теперь со злостью понимает: любое его слово не будет услышано.       — Нам надо поговорить, — начинает он, едва они выходят в сад. Ответа не ждёт — идёт к дальней беседке. Знает — Хината беспрекословно пойдёт следом. Идеальная жена, которую всё чаще хочется придушить.       — Так больше продолжаться не может. Вы должны открыться мне. Довериться. Он замирает посреди беседки, смотрит на Хинату — осталась снаружи, входить не стала. Горькая улыбка кривит губы.       — Я доверяю вам, Неджи-сан, — тихо отвечает она. В глазах пусто. У неё вообще есть сердце? Или вместо него долг перед кланом и отцом, и только?       — Нет. — Неджи думает: когда-то считал её неземной. Может, так и есть, может, она из тех, кто уходит в пещеру отшельником и там, в одиночестве, замаливает грехи остальных людей. Но это будущее больше не для неё. И никогда для неё не было. Она живая, ксо, живая, не кукла! Он резко протягивает руку и буквально втаскивает её в беседку. Обнимает одной рукой, сжимает пальцы на запястье, когда она пытается вырваться.       — Я ваш муж, — говорит тяжело, пока глаза мечутся по лицу. — Неужели не заслужил хоть каплю тепла от жены?       — Оно так сильно вам необходимо? — Хината смотрит в упор. Нет, не пустые у неё глаза — злые. И ярость в них живая, настоящая.       — А как вы считаете? — шепчет он, склоняясь к губам. Она привыкла к его поцелуям. Даже научилась на них отвечать. Заученно, потому что так надо. Хватка на запястье слабеет. Неджи касается её шеи, смотрит на губы, прикрывает глаза. Если хотя бы на минуту представить, что ей приятно… Что поцелуи от него доставляют ей наслаждение. Если поцеловать нежно, обвести контур губ языком, спутать дыхание… Он целует неглубоко, неторопливо. Отступает глубже в беседку, под тень дикого винограда.       Огня в Неджи всегда было много. Хьюги лишь для других заносчивы и холодны. А от того, как дрожит на его груди её рука, пламя вспыхивает в крови, и та густеет. Губы смещаются ниже, к шее. Неджи жадно дышит. Чувствует сбитый пульс губами, ведёт по шее языком.       — Неджи-сан, — звенит-дрожит голос Хинаты. — Неджи-сан, не здесь, прошу вас!       — Почему? — Он обнимает крепче, поднимает на неё глаза. — Почему, Хината-сама? Разве Хиаши-сама не сказал заниматься этим чаще?       Снова целует, горячее, глубже. Сердце стучит в одном ритме: ответь-ответь-ответь. Возбуждение накатывает душной волной, стоит представить, как берёт её здесь, посреди сада. Как никто не имеет права помешать, потому что он её муж.       Хината впивается в ворот хаори, с силой отталкивает, вытирает губы тыльной стороной ладони. Глядит злобно, задыхается, выплёвывает с ядом:       — Если вы попробуете сделать это, я применю силу Печати!       Неджи словно в прорубь окунули — только что полыхал огонь, а сейчас от холода стынут пальцы.       — Вот, значит, как, — холодно отвечает он и расправляет плечи. — А говорили, что не такая, Хината-сама. Говорили, что я ваш муж, ваш господин. Что ж. Спасибо, что теперь и вы указали мне на своё место.       Он низко кланяется, медленно выпрямляется и выходит, не чувствуя ничего, кроме пустоты. Даже не обидно. Не так, как могло бы быть.

***

      Хината провожает его взглядом, и лишь когда Неджи скрывается за углом дома, тяжело вздыхает и прислоняется к перилам. Руки дрожат, от бессильной злости кружится голова. Испугалась. Испугалась, что Неджи и правда сделает это здесь и сейчас. И слова о печати вырвались сами собой. Но правда в том, что Хинате впервые понравилось то, как он её целует. Возможно, это от отчаяния, что вызвали слова отца. Или от желания доказать себе, что может поступить правильно. Но непривычное тепло до сих пор пульсирует в груди, а губы печёт. Хината проводит по ним кончиками пальцев и думает: между ними всё могло бы быть иначе. И ещё может быть, если навстречу двигаться одновременно и вдвоём. Но сперва надо попросить прощения за жестокие слова. И дать понять, что никогда, ни при каких обстоятельствах не применит к нему печать.       Хииро всегда пугала Хинату. Сейчас она взрослая женщина и всё равно боится до колик в животе. Сухая, с тонкими пальцами, она похожа на паучиху, что плетёт паутину в дальнем углу и изредка выбирается на свет. Осмотр проходит быстро, и унижение больше не печёт в горле, как тогда, в первый раз.       — У вас всё в порядке, Хината-сама. — Голос у Хииро на удивление мягкий и чистый. — Я могу задать вопрос?       — Я здесь за тем, чтобы понять, почему до сих пор не беременна. Если этот вопрос поможет найти ответ, спрашивайте.       Хината садится, расправляет полы кимоно, но замирает с поднятой рукой, когда слышит:       — Как сильно вам хорошо с Неджи-саном?       — Что? — Хината думает — ослышалась.       — Женщине гораздо проще понести, когда она получает удовольствие от того, что происходит между ней и мужем.       — Я… мне… — пожалуй, впервые в жизни Хината растеряна настолько, что не может подобрать слова. Было ли ей хоть раз с ним хорошо? Нет. Но было странно. И порой кажется, что вот-вот что-то случится, почти звенит на грани, и тело становится мягким. Иногда Неджи гладит её, а сердце начинает стучать быстрее. Однако Хината давно придумала оправдание для этой реакции: она просто ждёт, чтобы всё скорее завершилось. И только.       — Что ж, — Хииро поджимает губы, — видимо, надо доложить Хиаши-саме, пусть поговорит с Неджи-саном.       — Не надо! — срывается быстрее, чем Хината успевает подумать. — Не надо, Хииро-сан. Всё в порядке. Мне хорошо с мужем, просто ваш вопрос застал врасплох.       — Молодым девушкам порой стыдно говорить о таком, — с неожиданной мягкостью говорит Хииро. — Но близость между людьми, которые любят друг друга, доставляет истинное наслаждение. Неджи-сан хорош собой, и вы неплохо ладили до свадьбы. Понимаю, что принять то, что у вас есть сейчас, тяжело, но, Хината-сама, это необходимо.       Таких слов Хината не ждала. С одной стороны, она должна возмутиться бесцеремонности этой женщины. С другой, ей ведь действительно не с кем об этом говорить. Ханаби бы не поняла, а подруг у Хинаты нет, только слуги и те, кто когда-нибудь станет подчинённым.       — Спасибо, — наконец отвечает она. И впервые смотрит на Хииро иначе. Не паучиха, просто усталая женщина, которая рано потеряла мужа и состарилась от горя. Что бы стало с ней самой, потеряй она Неджи? С чёткостью Хината понимает — отец позволил бы держать траур год, а после вновь выдал бы замуж. Нет, другого мужа ей не надо.       Хината ждёт вечера со странным, но в чём-то приятным замиранием сердца. Не знает, что будет говорить и как, но верит, что подберёт правильные слова. Неджи не приходит. Впервые не появляется, и предвкушение встречи постепенно сменяется страхом. Что могло с ним случиться? Когда ночь переваливает за середину, тяжёлые шаги заставляют вскочить и прижать руки к груди. Ранен? Истекает кровью?       Неджи входит в спальню и зло усмехается, когда замечает её: на коленях посреди футона. Свет она так и не гасила, он отражается в темноте её волос, отливает синим.       — Что, примерная жена ждала своего господина, Хината-сама?       Он склоняется в издевательском поклоне, и только тогда Хината чувствует сильный запах саке.       — Простите, но сегодня я не в состоянии исполнить супружеский долг. — Неджи вздыхает и начинает раздеваться. Замечает, что Хината так и не пошевелилась, снимает хаори, затем юкату и вскидывает руки, чтобы заплести косу. — Не волнуйтесь так, Хината-сама. Завтра, скорее всего, я тоже не смогу.       — Неджи-сан, — зовёт она робко, наблюдая, как он двигается по комнате с грацией хищника. То, что пьян, можно понять лишь по речи и мутным глазам.       — У меня, оказывается, не стоит на женщину, которая может убить одним словом за поцелуй. И я бы понял, будь эта женщина незнакомкой. Но, — он склоняется к ней, коса падает на плечо, свет одевает обнажённую кожу груди в мягкий жёлтый, — разве вы не моя жена, Хината-сама? Разве не должны покорно терпеть и принимать всё, что я пожелаю сделать с вами? — Неджи хватает её за подбородок, встряхивает, заставляет смотреть в глаза, но сам опускает взгляд на губы. Ведёт по нижней большим пальцем, неторопливо и задумчиво. — Видимо, вы слишком хороши для меня.       Он уходит, оставив хаори и юкату брошенными на полу. В душном воздухе спальни плывёт запах саке. Хината пытается представить, как разозлится отец, если узнает. Если за ними всё ещё следят. Но наутро никто не зовёт их к Хиаши. А Неджи сухо здоровается и собирается уходить, едва заканчивают накрывать завтрак.       — Подождите. — Она ловит его за рукав, не обращая внимание на то, что служанки ещё не ушли. — Подождите, не уходите так быстро.       — Что такое? Вчера вы не всё мне сказали? — Он не пытается смягчить тон, от него по коже расползается холод.       — Я была неправа, — тихо говорит Хината. — И никогда бы так с вами не поступила.       — Вы произнесли это, — Неджи убирает её руку, — значит, думали. Не пытайтесь выглядеть жалко, Хината-сама. Учитесь отвечать за свои слова.       Его слова звучат пощёчиной. Хината моментально подбирается, холодно кивает.       — Я оскорбила вас. Прошу меня извинить.       Она пытается низко поклониться, но Неджи хватает за плечи, выпрямляет и шипит на ухо:       — Что вы творите?! Забыли о слугах?!       — Боитесь, что донесут отосану? — Хината тонко улыбается. — Боитесь его гнева, Неджи-сан?       — Нет, — он смотрит странно, слишком странно, чтобы она могла выделить хоть одну эмоцию. — Просто не надо мне кланяться. Только не вам.       Не дожидаясь ответа, Неджи уходит, и Хината в полной растерянности прижимает ладони к груди. Сердце колотится слишком быстро, стыд мешается с трепетом, которому нет названия.       Пропасть между ними разрослась настолько, что уже не перепрыгнуть. На людях Неджи — примерный муж, а она — идеальная жена. Наедине он больше не смотрит на неё, не игнорирует, а просто не замечает. Не хочет видеть. Хината пытается отыскать в себе хоть каплю радости от того, что пока не приходится терпеть его ласки, но страх расползается внутри, обвивает липкими щупальцами. Ненужная даже для него. Именно для него. Оказалось, в его близости и попытках расшевелить её было слишком много необходимого. С ним она чувствовала себя важной.       Хината не привыкла показывать слёзы, и уж тем более не собирается лить их по Неджи или их странному, уродливому браку, но постепенно начинает приходить к мысли, что долга здесь меньше, чем привыкла считать. Она чаще смотрит на Неджи, задумчивый взгляд снова и снова останавливается на высоком лбу, скрытом широкой повязкой. Не обидела — оскорбила, ударила ножом в спину. Сложно представить, что он чувствует сейчас. Неджи — Хьюга, а значит, гордости в нём не меньше, чем в Хинате. Возможно, больше в разы, ведь путь наверх для него был гораздо сложнее. Тяжело вздыхая, Хината сжимает кулаки, прячет их в рукавах кимоно и смотрит на горы, которые возвышаются над густым лесом. Сбежать туда и никогда не возвращаться. Забыть о клане и муже, стать свободной… Даже эти мечты давно превратились в пепел и упали на дно её золотой клетки.