Жимолость

                    Уйти было необходимо. Неджи не стал спрашивать разрешения у Хиаши, просто поставил перед фактом. Но тот возражать не стал. Возможно, после его поступка был даже рад избавиться. Неджи не знает, что тогда на него нашло. Злость на Хинату вдруг вышла из-под контроля. Никогда он не поступил бы так раньше. Даже в мыслях не было унижать её достоинство подобным образом. Однако тогда Неджи просто не мог себя контролировать. Это напугало. Хината вдруг получила над ним слишком большую власть.       На предложение Наруто Неджи согласился без раздумий. Стыд за подозрения и ревность тоже оказались новыми. Наруто извинился несколько раз, Неджи принял извинения, стыдясь вспышки гнева. Хотел уйти, не сказав Хинате. Не смог. Она привычно не сказала ни слова упрёка. Даже сделала вид, что покоряется. Или на самом деле покорилась — неважно.       Неджи ушёл, унеся в сердце её образ, запах, голос. И отчаянно надеялся, что не вернётся. Освободит её, наконец.       Миссия затягивается. Три месяца, четыре, полгода… Неджи изредка отправляет короткие письма, но ничего не получает в ответ — никто не знает о его местонахождении. Наруто постоянно хлопает по плечу и широко улыбается, говоря, что дома его ждут и любят. Неджи в ответ молчит. Меньше всего хочет причинять Хинате боль, порой всерьёз думает о том, чтобы напороться на вражеский кунай и освободить её от себя. Но желание снова увидеть пересиливает.       Он возвращается осенью. Льёт дождь, дорога размывается в сером, хлюпает грязь под ногами. Квартал Хьюга сливается с дождём, тут привычно тихо, строгие деревья шелестят листвой, с крыш непрерывным потоком стекает вода.       — Неджи-сан? — восклицает служанка, выбежавшая из дома с тазом, полным бурой воды. — Вы вернулись, хвала Ками!       — Что это? — Он смотрит на таз, сердце сжимается — там кровь.       — Хината-сан рожает. — Голос служанки дрожит, в глазах паника. — Уже прошло много времени, Неджи-сан.       Рожает. Неджи пытается осознать, но не может. Вцепляется в балку — земля под ногами стремительно начинает вращаться. На звук голосов из дома выходит Хиаши, и служанка с поклоном спешит уйти.       — Вернулся, — говорит Хиаши и пристально смотрит на него. — Новость уже слышал.       — Как?.. Что?.. — Неджи не может отыскать слова. Они разом закончились. Он оставил её беременной.       — С детьми всё будет в порядке, — говорит Хиаши.       — Детьми? — тупо переспрашивает Неджи. Глотку обжигает кислотой.       — Да, два мальчика. Близнецы. — Хиаши вдруг сжимает его плечо и улыбается слабой тенью улыбки. — Вы оба отлично постарались.       Неджи хочется сбросить его руку, вместо этого он кивает.       — Я могу увидеть её, Хиаши-сама?       Может ли он теперь вообще смотреть на неё, если, по словам Хиаши, «отлично справился»? Или теперь их с Хинатой больше ничего не связывает? Он станет лишь приставкой к наследникам клана, мужем без жены.       — Родит — увидишь. Сейчас тебе нечего там делать.       Неджи снова кивает, соглашаясь. Но желание просто взять её за руку и дать понять, что рядом, велико. В томительном ожидании текут минуты, складываются в часы. Хиаши спокойно сидит и пьёт чай. У Неджи горло сжалось, не продохнуть. Крики Хинаты, то слабые, то отчаянно громкие, разносятся по дому, и внутри всё трепещет. Когда слышится первый детский плач, он вскакивает с места, но не может сделать шаг — ноги намертво вросли в пол. Второй плач немного другой, громче и сильнее. Только тогда Неджи отмирает. Шатаясь, идёт по коридору на женскую половину.       Останавливается под удивлённым взглядом Ханаби — она только что вышла из спальни Хинаты. Щурится, глядя на него. Тянет:       — Всё-таки вернулся.       — Рад вас видеть, Ханаби-сан, — коротко, с достоинством кланяется Неджи. Огибает её, не слушает, что она говорит вслед. В ушах шумит, в нос бьёт запах крови.       — Неджи-сама! — служанки синхронно кланяются, но он их не видит. Хината слишком бледная, серая, бесцветная. Волосы паклей разметались по подушке, облепили лицо. Она тяжело дышит, смотрит в потолок пустыми глазами.       — У вас крепкие сыновья, — говорит Хииро, устало улыбаясь.       С трудом он отводит глаза от Хинаты и смотрит на два маленьких свёртка в руках служанок. Ни одной эмоции они не вызывают. Ещё несколько часов назад он не знал, что станет отцом, а теперь вот они, доказательства их брака с Хинатой. Даже если она больше никогда не позволит к себе прикоснуться, он будет помнить и знать, что они были вместе по-настоящему.       — Как она? — Неджи отстранённо удивляется тому, как ровно звучит голос.       — Всё в порядке. Дети дались тяжело, но Хината-сан сильная женщина. Всё будет хорошо.       Ему плевать, что подумают остальные. Плевать, что должен гордиться сыновьями, а вместо этого опускается на колени перед женой. Плевать на чужие взгляды, когда берёт её ледяную ладонь в свои и подносит к губам. Хината с трудом поворачивает голову, пытается сфокусировать взгляд. Хмурит тонкие брови. Губы растрескались и пересохли. В глазах удивление и недоверчивая радость.       — Неджи?       Её голос слабый, едва слышный, как дуновение ветра. Шум дождя почти перекрывает его, но Неджи слышит. Сжимает руку сильнее, громко сглатывает.       — Простите, что меня не было так долго, — шепчет он, давясь словами. В глазах печёт, но это уже слишком для посторонних. Он нехотя её отпускает, поднимается. Хината моментально закрывает глаза и засыпает.       — Вы должны их назвать, — говорит Хииро. — Мы думали, это сделает Хиаши-сама, но раз вы вернулись…       У Неджи в голове пусто. Он осторожно берёт первого сына и всматривается в сморщенное красное лицо. Глубоко вздыхает.       — Нобору.       Второй — точная копия первого, совершенно неотличим. Ему Неджи даёт имя Нобу. Если Хиаши недоволен тем, что не он назвал внуков, то вида не показывает. Детей выносят ему из спальни, дают на руки. Нобору у Хиаши, Нобу у Ханаби. Неджи остро чувствует себя лишним. Наверное, они бы хотели, чтобы он ушёл, но никто не прогоняет, и Неджи остаётся. Смотрит на светлые лица Хиаши и Ханаби, на то, как они шепчут что-то его детям, и собственник вновь поднимает голову. Это его семья, его и Хинаты, не их. Это его сыновья, не Хиаши.       — Ты устал с дороги, — говорит Хиаши, передавая Нобору служанке. — Детей отнесут в главный дом, а ты отдыхай.       — Нет, — резко говорит Неджи. — Дети останутся здесь. Рядом с Хинатой.       — Ты не… — начинает Ханаби, но Неджи перебивает:       — Я их отец, а Хината — мать. Они останутся здесь, это не обсуждается.       Хиаши долго и пристально смотрит на него. Но вот кивает, обрывает коротким взглядом открывшую рот Ханаби. Они наконец уходят. Неджи стоит над люльками в детской, кончиком пальца, едва дыша, касается чистых лбов. Позволит ли Хината поставить печать на одного из сыновей? И кого выберет, чью судьбу разрушит?..       Она просыпается утром. Когда Неджи входит, Хината уже сидит, причёсанная, живая, совсем не тот призрак, каким была вчера.       — Значит, мне не показалось, — говорит она, наблюдая, как Неджи подходит. — Я думала, вы мне привиделись.       — Простите, — вырывается у него. Он опускается на пол и низко кланяется. — Простите, что меня не было рядом. Не стоило уходить, я должен был остаться.       — Вы не знали, — качает головой Хината. Прощает, как всегда. Или делает вид, что всё в порядке? А может, всё это время была рада его отсутствию. Но вот она протягивает руку, и он машинально берёт её. — Я рада, что вы вернулись.       Неджи отчаянно хочет верить, что сейчас она искренна. На следующий день Хината уже встаёт. Воркует над детьми, и глаза светятся новым, неземным светом. Она такая красивая, что Неджи больно смотреть. Больно дышать рядом. Хината изменилась, словно сосуд наконец стал полным. Движения стали мягкими, плавными. Завораживающими.       Идут дни, Неджи почти не видит Хинату. Либо сам занят с Хиаши, вникая во всё, что пропустил. Либо она не отходит от детей, посвящает им всё свободное время. Отношения между ними не натянутые — их просто нет. Неджи чужой, стал чужим. Хината безмятежна, улыбается с давно забытой мягкостью, но он не может даже коснуться её. Словно между ними выросла стена, которую никак не перепрыгнуть.       — Вы выбрали красивые имена, — говорит она как-то, с любовью глядя на детей. Вопрос о печати горечью оседает на языке. Неджи не находит в себе сил задать его. За месяц сыновья подросли, оба неразличимо похожи на него, это наполняет гордостью. Словно в их внешности есть его заслуга. Гладить их лбы, пока никто не видит, давно стало привычкой.       — Я благодарна вам, — говорит Хината в другой раз. — Если бы не Нобу и Нобору, не знаю, как бы пережила одиночество.       — Вы не были одна, — отвечает Неджи, с ненужной нежностью глядя на её макушку. Хината сидит перед люльками, он стоит над ней. Отчаянно хочет её обнять. Сказать, как скучал. Как думал о ней день за днём, ночь за ночью. Но ей не нужны его чувства, это Неджи отлично понимает. Глушит их в себе, но они рвутся наружу. Спросить бы, каким она видит их брак теперь, но стоит ли рушить последнюю надежду? Пока она жива, Неджи позволяет себе быть рядом. Если Хината скажет, что всё кончено, он больше не сможет просто стоять в шаге от неё и дышать одним воздухом.       В оранжерее всегда влажно и сильно пахнет цветами. Здесь можно найти орхидеи и лилии, важные, как Хьюга. Императорские хризантемы, длинные ряды калл, стройные гладиолусы. Неджи задумчиво идёт вдоль грядок, сам с трудом понимая, что его сюда привело. Так больше продолжаться не может. Прошло три месяца с его возвращения, а все разговоры с Хинатой вращаются вокруг детей. Неджи успел их полюбить, с трепетом позволяет обхватывать палец, невесомо целует, когда берёт на руки. Но Хината отдаляется. Нет в ней холодности, наоборот, она смотрит всегда с теплом, а Неджи всё равно холодно.       Он останавливается у самой дальней грядки, засаженной лиловыми колокольчиками, так похожими на цвет глаз Хинаты. Срезает один цветок за другим, пока не набирается целый букет. Возможно, садовник потом будет ворчать, но возразить открыто не посмеет.       Неджи идёт по кварталу с цветами в руках, чувствует удивлённые взгляды. Спокойно смотрит перед собой, представляет, какие слухи пустят жадные до сплетен Хьюги. Ни для кого не секрет, что с Хинатой они живут не как муж и жена. И многие наверняка делают ставки: как быстро его выгонят из дома. Кое-кто даже говорит, что теперь Хиаши нет нужды допускать его до дел клана. В этих слухах правды меньше, чем могло бы быть. Хиаши по-прежнему видит его своим преемником и всячески это поддерживает. Но ни слова не говорит о том, что Неджи не ведёт себя как подобает мужу. Он выполнил своё предназначение, и Хиаши больше нет нужды лезть в их постель.       Хината сидит на энгаве и неторопливо разливает чай. Вскидывает глаза, когда Неджи подходит. С удивлением смотрит на колокольчики, и щёки слабо, красиво розовеют.       — Это вам, — неловко говорит Неджи, опускаясь на дзабутон и протягивая цветы.       — Спасибо, — тихо отвечает она, зарываясь в них носом. Колокольчики почти не пахнут, но этот жест выглядит милым.       — Я скучаю по вам, Хината-сама, — вырывается у него невольно. Что бы она сейчас ни сказала, он примет любой исход, но больше не может жить в неопределённости. Хината отвечает ярким, блестящим взглядом. Розовеет сильнее, шелестит еле слышно:       — Я тоже скучаю по вам, Неджи-сан.       От восторга воздух в лёгких резко заканчивается. Неджи недоверчиво склоняет голову набок — до последнего не надеялся услышать подобное. Во рту пересыхает, когда он спрашивает:       — Вы позволите прийти сегодня?       Взмах ресниц, тихое «да», и сердцу в груди становится тесно. Неджи глупо кивает и также глупо улыбается. Если бы от счастья можно было умереть, он прямо сейчас рухнул бы бездыханный к её ногам.       До вечера время тянется слишком медленно. Словно издевается. Неджи нетерпеливо считает часы, пытается занять себя делами, но сосредоточиться не удаётся. Когда приходит время ужина, он с облегчением откладывает свиток и уходит под пристальным взглядом Хиаши. Ему, конечно, уже доложили о цветах.       Хината следит, как накрывают стол, но поворачивается, как только Неджи входит. Снова мило краснеет, кланяется с почтением, от которого у него внутри всё знакомо тоскливо тянет. Им больше нет нужды быть супругами, никто не заставлял её соглашаться. Выходит, её почтение — не притворство? Таким образом она даёт понять, что уважает мужа, и только. Неджи кланяется в ответ, дожидается, когда их оставят, и только тогда подходит.       — Вы голодны? — спрашивает Хината тихо. Она стоит близко — руку протяни и коснёшься. Неджи позволяет себе это прикосновение. Гладит костяшками пальцев щёку, приподнимает подбородок. Выдыхает:       — Безумно.       Ресницы Хинаты дрожат. Она требовательно смотрит, приоткрывает губы, нервно облизывается. Неджи выдыхает, склоняется к ней и дрожит, целуя. Хината всхлипывает, обнимает за шею так резко, что он пошатывается, но почти сразу обнимает, с силой притягивает к себе. Хотел поцеловать нежно, а выходит яростно и горячо. Она так отзывчива, так прижимается к нему, что хочется наплевать на всё, взять на руки и отнести уже в спальню. Но за сёдзи сидит прислуга, остывает еда, а слухов и так уже слишком много. С трудом оторвавшись от её губ, Неджи касается лбом лба, тяжело дышит.       — Нам надо поесть, — говорит хрипло.       — Надо, — с сожалением отвечает Хината. Он улыбается, коротко целует, и на какое-то время они вновь забывают об ужине. Когда приходят в себя, оба смущены и растрёпаны.       — Расскажите о миссии, — просит Хината, когда они садятся за стол. Неджи рассказывает сперва неохотно, но потом замечает, что она слушает с неподдельным интересом, и слова льются сами собой. Ужин пролетает незаметно, служанки убирают со стола, Хината уходит первой. Но оборачивается и обжигает нетерпеливым взглядом. Ждёт его, не ложась. Первой тянется, целует в шею, обнажает его грудь и оставляет несколько целомудренных, робких поцелуев. Неджи сладко выдыхает, раздевает её, спускается с поцелуями от груди вниз, становится на колени и целует мягкий живот. Ещё ниже, к волосам на лобке, и Хината вдруг тянет его голову, испуганно смотрит.       — Позволь мне, — низко говорит Неджи, закидывая её ногу себе на плечо. — Позволь, прошу.       Он так давно мечтал попробовать её на вкус! Ласкает неторопливо, смакует, облизывает, мягко посасывает. Хината тихо стонет, впивается в его волосы, подаётся навстречу языку. Едва стоит на одной ноге, крепко держится за его плечо. Он становится настойчивей, ускоряется, чувствуя её дрожь. Прижимается губами, ловит пульс широким языком. И только когда Хината расслабляется, укладывает её на футон. С протяжным стоном входит, переплетает их пальцы, заводит высоко над головой, целует, шепчет сбито:       — Люблю тебя.       Неважно, ответит ли она когда-нибудь взаимностью — он больше не может держать свои чувства в себе. Хочет делиться ими снова и снова. Стонет между поцелуями:       — Люблю-люблю-люблю.       Хината отдаётся с непривычной открытостью. Жарко дышит в шею. Неджи садится, кладёт ноги себе на плечи, целует щиколотки. Любуется ею, распластанной на футоне, раскрасневшейся. Поднимает обоих к вершине, с силой вжимается, облегчённо выдыхает.       Ложится и обнимает, наконец, так, как всегда хотел. Хината устраивает голову на его плече, лениво гладит грудь.       — Почему мы так долго молчали? — бормочет тихо. Неджи целует её пальцы, улыбается:       — Нам нужно было время.       — Да, — соглашается Хината. Приподнимает голову, скользит взглядом по его лицу. И вдруг тянется, снимает налобную ленту. Нежно касается линий печати. — Я не позволю им сделать это с нашими детьми, — говорит серьёзно. — Никогда, клянусь. Неджи глотает горький комок. Обнимает крепче, вновь укладывая её на себя. Говорит сдавленно:       — Я знаю.       Они долго лежат в уютной тишине, пока Хината вновь не заговаривает:       — Почему ты не спрашиваешь, люблю ли я тебя?       Её «ты» наполняет восторгом.       — Это неважно. Достаточно того, что ты рядом.       Она обвивает руками, целует ключицу. Говорит задумчиво:       — Мне кажется, если я ещё тебя не люблю, то очень скоро полюблю. Я чувствую это. Ведь когда ты рядом, я очень счастлива.       Неджи молчит. Как подобрать слова и объяснить свои чувства? Что бы было впереди, он наполнит каждый её день счастьем. А пока хочется просто лежать и наслаждаться сбывшейся, наконец, мечтой.       Первое, что он видит утром — глаза Хинаты напротив. Так близко, что можно рассмотреть каждую крохотную фиолетовую крапинку в ровном лиловом. Она не улыбается, смотрит серьёзно, изучает, будто впервые наконец рассмотрела. Неджи не спешит говорить. Тоже молчит, скользит взглядом по лицу. Но вот не выдерживает: тянется к ней, касается губ кончиками пальцев.       — Всё в порядке? — шепчет хриплым после сна голосом. Хината кивает, слабо улыбается.       — Непривычно лежать так, — отвечает, но взгляд не прячет, хотя щёки слабо розовеют. Неджи думает, что готов любоваться этим румянцем вечно, особенно, если он принадлежит только ему.       — Ты привыкнешь, — обещает он. Обнимает одной рукой, тянет на себя, ведёт носом по волосам.       — Как давно, Неджи? — Хината откидывает голову, подставляет шею под поцелуи.       — Давно что? — бормочет он, касаясь губами выступающих хрящиков.       — Как давно ты меня любишь?       — Это важно? — Его глаза темнеют, завораживают глубиной цвета.       — Да.       Неджи выдыхает, перекатывается на спину, смотрит в потолок. Мимолётно усмехается. К чему ей знать, что он запрещал себе любить годами, что позволял лишь любоваться издалека. Что постыдно радовался, когда стала его женой.       — Ты всегда мне нравилась, — начинает неторопливо, тщательно подбирает слова. — Но полюбил я тебя незадолго до твоей помолвки. Тогда подумал, что потеряю навсегда. Это было страшно.       — Уже тогда? — ахает Хината и привстаёт на локте. Смотрит недоверчиво.       — Разве теперь это важно? — Неджи снова тянет её на себя, укладывает сверху. — У нас семья, Хината. Наконец настоящая семья. Давай просто будем жить, а то, что было прежде, забудем.       Хината смущается. Прячет лицо, утыкается лбом в его плечо. Любовь Неджи, словно жимолость, оплетает её сердце, и когда-нибудь обязательно зацветёт, а сейчас нужно просто не мешать ей и ухаживать, подобно внимательному садовнику.