***
Камадо трясло и било в конвульсиях. На груди тяжесть, вновь дыхание перекрыто. Перед глазами тёмнота, из которой шёл страшный и яростный рёв. Лишь небольшой огонёк мерцал перед ним, совсем рядом. Танджиро едва шёл к голубому пламени, в последствий упав на колени. Даже в своём сознаний он не мог нормально идти, из-за чего приходилось ползти. Хотелось прийти в себя и не видеть этой пугающей пустоты. Танджиро. Голос мерзко скрежетал, однако был преисполнен нежностью и любовью. Танджиро пришлось остановиться и обернуться, наблюдая огромный алый костёр. Пламя всепоглащающее. Оно пожирало даже пустоту, однако непонятные девушку в его центре не трогало. Камадо даже в таком состоянии узнал свою сестру, пусть она и сильно отличается от себя нормальной... Танджиро, не покидай меня. На фоне алого пламени засияли глаза цвета сакуры. Демонические, страшные и дикие глаза, что заставили Танджиро перестать дышать. Никогда прежде ему не приходилось чувствовать на себе такой страшный взгляд, что выражал любовь и невероятный голод одновременно. Эти проклятые очи были всепожирающие, как и это пламя. Танджиро... — Незуко сделала к нему шаг, распростроняя пламя. — Не покидай меня. Голос пугающий и страшный. Скрежетал, словно металл о металл. Танджиро в панике пытался подняться на ноги, дабы сбежать от этого монстра, что притворялся его сестрой. Ничего не выходило. Казалось, что силы стремительно покидали его. Паника охватывала Танджиро ещё больше. Приходилось ползти, иногда делая жалкие попытки подняться. Перед его взором два маленьких голубых огонька, что, казалось, ожидали его в конце пути. Танджиро! Танджиро! Чудовище больше не скрывалось. Если раньше голос хоть пытался быть похожим на человеческий, то сейчас он чисто демонический. Скрипящий, ненавидящий всё сущее, готовый уничтожить тебя изнутри. Танджиро кричал. Громко настолько, что горло начало болеть. Алое пламя настигало, монстр всё громче. Камадо продолжал кричать, пока голос окончательно не сорвался. Силы его покинули. Он не мог сдвинуться с места, рухнув на землю. Его зрачки сузились от ужаса предстоящей смерти. Умрёт от рук собственной сестры, как ему и предрекали... Резкий поток воды сбил алое пламя. У Камадо появились силы. Даже несмотря на мощное течение, он полз дальше, ощущая невероятный гнев твари за его спиной. Оно кричало от злобы и боли, растворяясь в воде, словно сахар. Горящий взгляд яростно смотрел Танджиро в спину. Мурашки пробежали по всему телу, однако ему уже всё равно. Спасительные голубые огоньки забрали его из этого проклятого сознания... Веки с трудом открылись, из рта вырвался мучительный стон. Глаза ничего не видели в темноте казармы. Ничего яркого, кроме рыжих волос и голубых глаз, что были прямо над ним. Они резко приблизились. Длинные волосы закрыли ему взор, к онемевшим губам примкнули в поцелуе. Камадо чувствовал, как по его глотке течёт холодная вода. Он жадно пил, ощущая спасительную свежесть и хоть какую-то бодрость. Клодия отпрянула, осматривая его лицо и тело. — У тебя эпилепсия? — спросила она, продолжая сидеть на его торсе. — Ты весь посинел. Танджиро с трудом поднял правую руку, замечая тёмные кончики пальцев. При свете они были бы синего цвета. Дышать тяжелее обычного и это вряд ли из-за Клодий, что ещё сидела на нём. Ощущались изменения... Словно он стал слабее в стократ. Это даже заметно по его руке, что стала чуть тоньше. Камадо попытался встать, ощущая, как Ди смещается на его бёдра. Она всё ещё сидела на нём, не желая слезать и уходить. Теперь он сидел, наюлюдая тёмные силуэты за её спиной... Это всё ещё сон? — Камадо помешали осматриваться вокруг, заставляя глядеть лишь в голубые глаза. — Аккуратнее... Не смотри на них, — она сказала это одними губами, из-за чего он едва расслышал. Из темноты послышался хрип, в воздухе ощущалось напряжение и жажда крови. Танджиро чувствовал запахи крови и безумия от всех своих, с недавних пор, друзей. Даже от Клодий шла едва заметная жажда крови, которая сдерживалась всеми её силами. Танджиро не был готов к бою. Точно не в таком жалком состояний после долгого употребления наркотиков и алкоголя. Он не смотрел в их сторону, ощущая нежные холодные ладони на своих щеках. — Крови... — с хрипом произнёс один из них. Сложно было понять, кто именно. — Бойни... Клодия дрожала, едва сдерживая свои позывы к убийству и крови. Она тяжело дышала и хрипела, закусывала губу, стараясь болью вернуть сознание в норму. В Камадо пробудились старые воспоминания. Его сестра точно также боролась с безумием и кровожадностью, что досталась ей от проклятой демонической крови. Он чётко помнил те запахи боли и нечеловеческой ярости, страха и невероятного голода. Даже после гипноза Урокадаки эти запахи сопровождали его сестру до конца. Танджиро ненавидел себя за это. Он ничего не мог сделать для неё... Не мог избавить её от страхов, от той ярости, что она хранила в себе. Мог только вылечить физически. Вы так похожи... — взгляд с голубых глаз переместился на темные силуэты. — У вас есть мечты, стараетесь бороться с этим, пусть и безрезультатно... — Камадо усомнился в своих действиях и мыслях. Неужели он был не прав, когда убивал Лигу? — Нет... От них я не чувствовал тех запахов... Только злобу на этот мир. Над ним занесли нож. Камадо успел среагировать, падая с койки вместе с Клодией на пол. Ходжез напал ещё раз. Танджиро ударил того по колену, заставив демона упасть на колени. Камадо встал, тем самым привлекая внимание остальных. Их глаза горели, голоса искажены хрипами. Ходжез медленно вставал, пытаясь подобрать свой фирменный нож. Танджиро действовал быстро и жёстко. Мощным пинком попал по челюсти, отбрасывая тело в сторону. Нож мгновенно оказался у Камадо в руке. По-другому ведь никак? — спрашивал он себя, наблюдая за тёмными силуэтами. — Пока да... Я найду способ вас спасти от этого проклятья.***
Харуми ненавидела и боялась всего того безумия, что происходило вокруг их дома. Убийства, жестокие пытки, ограбления, изнасилования... Всего четырёх недель хватило для того, чтобы вся страна впала в безумие. Полицейские и герои не справлялись, а обычным людям приходилось выживать и бояться. Юэй и другие геройские школы перестали работать, спрятав студентов за своими стенами. Благо, что у них в районе не всё так плохо. Лишь пару раз ей приходилось слышать крики и выстрелы на их улице... Обстановка в семье, как ей казалось, ещё хуже и безумнее. Мать в приступах звала своего сына, поджигая свою кровь каждый раз. Причуда Харуми не справлялась. Её руки усеивали чёрные шрамы, которые она стыдливо прятала под длинными рукавами кофт. Прятала не от других, а от самой себя, чтобы они не напоминали о тех бессонных ночах рядом с матерью, которая каждый раз наровилась поджечь себя вместе с домом. Лишь Харуми и отец могли её остановить... Весьма жестоко. Хитоши сильно давил Кумика на сонную артерию, спокойным пьяным взглядом смотря в безумные глаза жены. Он не жалел её, не пытался успокоить словами или действиями. Харуми лишь молча плакала, наблюдая, как отросшие ногти мамы сдирали кожу с рук и лица отца. Лишь один раз девушка увидела слёзы в глазах мужчины. В тех каплях она видела ту боль и скорбь за свои жестокие действия... Камадо начинала ненавидеть всю эту ситуацию... Хотелось сбежать, настолько далеко, насколько это возможно... Но, к сожалению, это было невозможно. В первый же день побега её поймают и убьют или даже хуже... Ничего не оставалось, кроме того, чтобы сидеть и ухаживать за всеми членами семьи: успокаивать мать, кормить брата, что закрылся в комнате, сидеть рядом с отцом, у которого неожиданно появился револьвер... Харуми боялась, что отец в пьяном горе убьёт себя. Лишь однажды её посетила идея. Настолько безумная, но такая простая... Я ведь могу убить её... — подумала она однажды, залечивая ожоги на руках матери. — От этого ведь всем легче будет... Тогда она резко отдёрнула себя от таких гнилых мыслей, отстраняясь от тела матери. Харуми боялась себя и своей идеи, что ещё до сих пор преследовала её по ночам... Снились сны, где мать "умерла", и от этого всем задышалось легче: отцу, бабушке с дедушкой, Кенте... И ей. Особенно ей... А Танджиро? — спрашивала она себя, пытаясь сдерживать себя от таких мыслей. — Ему будет легче?... Харуми только в подобные моменты задумывалась о брате. Только его образ спасал её от убийства, хотя, казалось бы, должно быть наоборот... То, что так мешало Танджиро, он уничтожил. Но зачем? По новостям она помнила те слова: Простите... Прости, мама... Прости, отец... Простите, сестра и брат... Иначе я не могу... Что они означали? К чему? Могла ли она воспользоваться ими?.. Харуми вздрогнула, услышав тихое шуршание в прихожей, как будто кто-то скрёбся в дверь. Девушка мелко задрожала, оглядываясь на спящего в кресле отца. Она пристала с дивана, аккуратно дотрагиваясь к крепкой и большой руке отца. — Папа... — шёпотом просила она, дёргая его за руку. — Пап... — протянула ещё жалобнее, как будто она маленький ребёнок. — Папочка, пожалуйста... — шуршание стали на мгновение громче. Хитоши проснулся и посмотрел пьяным взглядом на плачущую дочь. Голубые глаза преисполнены страхом и ужасом, губы дрожали от переполняющих её эмоций. Он хотел обнять и успокоить, но не мог. Перед глазами при таких мыслях всплывало безумное лицо жены, что в безумном порыве пыталась убить его... И тот момент, когда он душил её... Мог лишь устранить то, что так беспокоило его любимую дочь, и, как он понял, это незванный гость, что сейчас скребётся в их дверь. — Я понял тебя... — тихо сказал он, подбирая револьвер со стола. Для такого страшного состояния отец двигался слишком легко и тихо, словно он не выпил до этого две бутылки виски. Харуми шла за ним, отставая на несколько шагов. Вот отец у двери, которая, как оказалось, не запрета. Грабитель явно неопытен, раз не понял этого. — Прости, Харуми... — тихо и нежно говорил Хитоши, мельком оборачиваясь к ней. — Иначе я не могу... Отец резко распахнул дверь перед лицом грабителя, пуская тому пулю в лоб. Быстро, громко и бесповоротно. Больше за ту ночь Харуми ничего не вспомнит... Только выстрелы, капли крови на лице отца и крики проснувшейся матери...