Когда Базар был среди звезд

      Леонард выскользнул на улицу и глубоко вдохнул. Сырой туман наполз на Лондон с подземного моря еще накануне праздника и не желал уходить. Редкие прохожие, спрятавшиеся за масками и плащами, передвигались небольшими группами. Тусклый свет газовых фонарей едва пробивался сквозь дымку, придавая и так запутанным переулкам города потустороннее настроение. Впрочем, в этом городе потустороннее не было чем-то необычным. Леонард нервным движением поправил маску. Четыре крыла мотылька и четыре же печальных голодных глаза. Леонард был готов поклясться, что она подмигнула ему с прилавка.       В другое время ему бы даже понравился Праздник Масок. Все, сказанное маской, остается у маски. Праздник отпущения грехов, когда, надев маску, лондонцы обменивались рассказами о том, что они сделали незаконного, скандального и просто страшного. Некоторые, назначенные Хозяевами Базара, должны были следить за праздником и освобождать горожан от груза грехов. Леонард никогда в здравом уме не стал бы им ни о чем рассказывать. Во-первых, он не считал, что за ним водились какие-либо страшные грехи. Во-вторых, никто не знал, какая судьба ждала эти истории в глубинах Базара. Но сейчас он не был уверен в своем здравом уме.       Идя вдоль высоких стен собора святого Фиакра в сторону Вейлгардена, Леонард инстинктивно шарахнулся в сторону, когда из тумана навстречу выплыла красная маска. Всего лишь рогатый демон. Их сейчас много бродило по городу, собирая самые скандальные откровения.       Леонард хорошо помнил, когда ему удалось как следует рассмотреть ту, другую маску. Тогда еще ни о каком празднике речи не шло, и человека в красной маске узнавали в толпе. Но говорить о нем не хотели. Он сам пошел на контакт. Обед в «Гриле Данте» не казался ужасной идеей: там всегда было многолюдно, поэтому Леонард согласился. На маске застыла ужасающая ухмылка, а за ней поблескивали холодные глаза. Позже Леонард неоднократно думал о том, что со стороны маски это наверняка выглядело как акт несказанного благородства и милосердия – предложить ему забыть про все дело, без последствий. Но Лео не был бы собой, если бы так легко отказался от дела.       Он остановился перед стеклянным павильоном Элдервика, откуда доносилась легкая музыка, и окна переливались всеми цветами радуги. Туман в районе, где проводился маскарад, казалось, будто рассеивался. Мимо сновали толпы в пестрых нарядах и масках, преимущественно мотыльков. Леонард ни разу не заходил в павильон. Ему хватало своих кошмаров.       В воспоминаниях, и особенно ярко – во снах – всплывали мрачные коридоры приюта с бесконечными белыми дверьми, шепоты, печальные вздохи.       Леонард оглядел улицу, пытаясь разглядеть в толпе одну-единственную маску. Прошлый раз он где-то здесь, недалеко от Поющей Мандрагоры, встретил высокую фигуру Дурака-Отступника. Говорили, его задача – вести учет всему, что лондонцы успели сделать и пережить во время праздника.       Каждый раз, стоило ему закрыть глаза, как Леонард снова оказывался в приюте. Он чувствовал, как чьи-то пальцы сжимают горло. Голос человека в ухмыляющейся красной маске срывается с мягкой флейты на фагот. Мир разлетается разноцветными искрами, и в глазах темнеет.       Темнота не заканчивается. Леонард чувствует себя в тесной коробке, почти невозможно шевелиться. Под пальцами ощущается мягкая бархатная обивка. Ни единого луча света. Только звук комьев земли, падающих сверху на деревянную крышку. Потом пропадает и он.       Рассказывая сон в очередной раз, Леонард внимательно смотрел на Дурака. За маской не было видно выражения лица, он слушал и что-то бесстрастно записывал в свиток. Будто не слышал этой истории вчера. А может, и не слышал. Леонард не был уверен, что за маской скрывался один и тот же человек. Во всяком случае, когда Дурак все записал и спрятал свиток среди складок мантии, он легонько коснулся плеча Леонарда и исчез в лабиринте лондонских улиц. А Леонард знал, что сегодня сможет спать без сновидений.       Все сказанное в маске, остается у маски.