По течению

Они вернулись спустя три недели. Вернулись с победой. Вернулись еще более разгорячённые и уверенные в собственном превосходстве над местным населением. — Ваша нация неполноценна во всех отношениях, — рассуждал Ягер. Он по-хозяйски раскинулся в кресле, вытянув ноги и с довольным видом наблюдал, как Катя прибирает в столовой, устраняя бардак, оставленный немцами после ужина. — Нет, в самом деле, ваши культурные манеры, ваши обычаи, ваша еда, — загибал он пальцы. — А ваш язык? Он звучит так неприятно, — мужчина передёрнул плечами. — Словно кто-то набрал каши в рот и пытается говорить! Он сопроводил это описание громким хохотом. Катя сильнее сжала в руках тряпку, стараясь не реагировать на едкие замечания немца. За время отсутствия захватчиков её никто не трогал, что позволило порезам на руках зажить. Вернувшийся Ягер бегло осмотрел белые полоски шрамов на ладонях, и пришел к выводу, что девушка и дальше может заниматься уборкой в столовой. Несмотря на то, что Клаус больше не совершал никаких попыток навредить и не проявлял признаков жестокости, Катя не хотела провоцировать мужчину, поэтому молча терпела его уничижительные речи, стараясь не вслушиваться в них и не вступать ни в какие диалоги. На все его вопросы она реагировала только в случае необходимости и исключительно словами «Да, герр Оберштурмбаннфюрер» или «Нет, герр Оберштурмбаннфюрер». — Но самое главное, вы же не можете существовать без руководства, — рассуждал Ягер. — Кто мешал вашему разрозненному племени объединиться до нашего прихода и скинуть Красную власть? Не дождавшись ответа, Клаус, которого внезапно одолело желание поговорить, продолжил свой монолог. — Ничего, скоро все это кончится. Мы плотно обосновались на Кавказе, Южный фронт — наш. С нынешним положением дел Сталинграду долго не продержаться. С его взятием и закончится вся Восточная кампания. Как же я соскучился по Германии, — мужчина довольно прикрыл глаза и потёр ладони друг о друга. Катя уловила в его речи родные названия и чуть напрягла слух. Неужели немцам и правда удалось разгромить весь юг страны и падение Сталинграда — дело всего нескольких дней? Сердце камнем рухнуло вниз, казалось бы, надежды у неё давно не должно было быть, а она каждый раз робким росточком пробивалась сквозь гранитные глыбы. Каждый раз бессердечно уничтожалась и вновь боязливо появлялась. «Хотя и про Москву они тоже говорили, что якобы взяли её, а она стоит всем назло», порадовалась своей мысли девушка. — Как ты думаешь, зачем нам Кавказ, Катерина? — добродушно спросил Клаус. Девушка чуть удивленно повернулась, на что Ягер сделал жест кистью, обозначив, что его вопрос требует ответа. — Территории? — пожала плечами Катя, дав самый очевидный, по её мнению, ответ. Немец позволил себе снисходительную усмешку. — Там сплошные горы. А нам нужна была нефть. — увидев, что Катя непонимающе нахмурилась, он уточнил — Ты знаешь, что такое нефть? То-пли-во. — по слогам проговорил он. — Знаю — угрюмо буркнула Катя, на самом деле не в полной мере понимая, что это означает, но догадавшись, что, кажется, гитлеровцы получили еще одну возможность разграблять её страну. — Не сердись — вновь захохотал Клаус. Он явно хотел добавить что-то еще, но открывшаяся дверь прервала его. Катя развернулась, не желая встречаться с сослуживцами Ягера. Взяв стопку вымытых тарелок, она понесла их к кухонному шкафу и принялась расставлять их по местам, не вслушиваясь в тихий разговор немцев. Боковым зрением, она заметила, что Клаус поднялся из кресла и поспешно скрылся за дверью. «Неужели оставил одну?» — удивилась Катя, посмотрев ему вслед, однако, в помещении остался второй военнослужащий. Тилике, а это был именно он, приподнял уголок губ и оперся о стену, а девушка торопливо уткнула взгляд в тарелки. Очевидно, его оставили присмотреть за ней. Закончив с первой партией посуды, Катя подошла за второй, вновь встретившись взглядом с молодым офицером. — Я давно хотела сказать «спасибо», герр ун… — и тут Катя осеклась, осознав, что не знает, как к нему обратиться. Она помнила, что он был «младший», но кто? Штурмбаннфюрер, как Ягер? Вряд ли… Из того, что она увидела, между ними была слишком большая разница, как в возрасте, так и в манере держаться. Какие еще наименования она слышала от захватчиков? Ничего не приходило на ум и Катя расстроенно закусила губу. — Унтерштурмфюрер — пришёл ей на выручку Тилике, вновь чуть улыбнувшись, — Ты хотела сказать «унтерштурмфюрер». — Да, спасибо, — смущенно ответила девушка. — Но после этой операции меня повысили, я теперь оберштурмфюрер, — молодой мужчина явно гордился этим фактом. Неловко пробормотав поздравления, Катя взяла в руки стаканы и понесла их к тому же шкафчику, куда до этого она расставляла тарелки. Слова вырвались из её рта раньше, чем она успела их осознать. — У вас такие звания мудрёные. На несколько секунд в помещении повисла звенящая тишина. Катя испугалась, что своей непосредственностью могла разозлить немца и навлечь на себя неприятности. — На самом деле нет, — её слова вызвали мягкий смех у Тилике. Увидев, что девушка заинтересованно смотрит, он продолжил. — Есть несколько подразделений, у каждого из них есть командующий, тот кто младше его «унтер», и тот кто старше — «обер». — Катя полностью развернулась к офицеру и, не скрывая любопытства, слушала. — Самое нижнее подразделение — «шар»… — Не слишком ли много информации? Дверь резко распахнулась, в столовую вернулся Ягер. От Клауса всегда веяло холодом, вот и сейчас температура в помещении словно опустилась на несколько градусов. Тилике щелкнул каблуками и со словами «Виноват» вытянулся по стойке смирно. Катя же отступила на полшага назад и потупила взгляд. «Обер — старший» — обдумывала она слова Тилике, прогоняя в голове всех немцев, с которыми ей доводилось встречаться. «Обер — штурмбанн — фюрер» — она мысленно разбила на составляющие звание Ягера. То, что он не последний человек у гитлеровцев — было очевидно с первого взгляда, по тому, как он держался, как говорил, и, что немаловажно, — как с ним говорили другие. Новая информация лишь подтвердила предыдущие робкие суждения. Тем временем немцы вполголоса гневно переговаривались у двери, Катя старалась не слушать их, делая вид, что поглощена расстановкой посуды. Она прекрасно помнила, чем закончилась их перебранка в прошлый раз и совершенно точно не хотела повторения. Однако, монотонную речь сменил чуть более громкий и вопрошающий тон. Она невольно подняла взгляд и нахмурила брови. Шумно выдохнув, Ягер раздраженно повторил: — Я говорю, что если тебя что-то интересует, то ты всегда можешь спросить меня, не так ли? Катя опешила от такого заявления, однако, из опасения за себя, несколько раз кивнула, словно подтверждая слова немца. Испуганное выражение её лица, округлившиеся глаза, подрагивающая губа и взгляд, направленный куда угодно, только не на Ягера — вряд ли что-то могло сделать эту сцену ещё менее достоверной. Очевидно, признав это, Ягер хмыкнул и продолжил: — Я не трогал тебя, покуда ты не создавала проблем. Так ведь? Получив ответом очередной короткий кивок и тихое согласие, он продолжил: — Да и после я был гораздо мягче, чем должен был быть. Тебе было уготовано место на виселице рядом с твоим дружком. — Клаус обвел столовую придирчивым взглядом. — Ты закончила? — резко сменил тему он. Дождавшись утвердительного ответа, он кивнул на дверь, обозначив, что им следует возвращаться наверх. Катя внутренне сжалась, когда Клаус провернул ключ в замочной скважине своей комнаты. Ей было несколько жутко быть запертой в одном помещении с немцем, однако Клаус лишь усталым жестом махнул в сторону её каморки, а сам отошел к шкафу и начал раздеваться. — Меня завтра весь день не будет — зачем-то предупредил Ягер, чем немало удивил девушку. Ранее он никогда не делился с ней своими планами. Перед отъездом на несколько недель вообще ни словом не обмолвился, да и когда они уезжали сюда, Катя узнала об этом лишь перед отправлением. Выдавив из себя что-то невнятное, девушка уже собиралась юркнуть в свою комнатушку, как была остановлена новой тихой репликой офицера: — Я не шутил тогда внизу. Ты правда можешь спрашивать меня. Хайн принесет тебе утром еду. Спокойной ночи.

***

Уже на подходе к своей комнате Клаус замер и недоумённо нахмурился: из-за двери доносился заливистый женский смех. Следом за ним раздался мужской голос, звучащий миролюбиво, совсем сбив с толку Ягера. Уверенным движением распахнув дверь, он обнаружил сидящую на его диване Катю, напротив которой свободно развалился его адъютант, на коленях у обоих лежали листки с карандашными рисунками. Стоило Клаусу переступить порог, как улыбка сползла с лица девушки, сменившись страхом, а молодой оберштурмфюрер вскочил на ноги, вытянувшись по струнке и щелкнув каблуками. — Я велел следить за ней, а не заводить дружеские отношения, — в глазах Клауса плескалось явное недовольство, вперемешку с раздражением. Клаус нахмурился, взяв в руки один из разрисованных листков, и, несмотря на страх перед ним, Катя не смогла сдержать улыбки. На бумаге криво и совершенно нереалистично был изображён танк. Ягеру совершенно не понравилось, над чем девушка смеялась, но это был первый раз, когда она при нем так открыто выражала какую-либо эмоцию, кроме ужаса. Это вызвало в мужчине по меньшей мере любопытство, а вместе с ним ещё какое-то непонятное для него чувство, о котором он пообещал себе подумать позже. Взглянув на идеально выполненный, очевидно, Хайном чертеж танка в разрезе, Клаус раздражённо спросил: — Опять военные сведения раскрываешь? — Никак нет, герр Оберштурмбаннфюрер. — Что это тогда такое? Изволь объясниться. Катя затравленно сжалась на диване, кидая нерешительные взгляды в сторону двери, ведущей в её комнатушку. Тон Клауса не сулил ничего хорошего, от и без того бледного Катиного лица еще сильнее отлила кровь. Опять намечался разговор на повышенных тонах между Клаусом и Тилике, вновь причиной спора становилась она и его «неуставное поведение», как его сам назвал оберштурмфюрер сегодня, и от страха последствий Катю мелко затрясло. Вот угораздило же её спросить, как танковый экипаж ориентируется на местности, если в нем нет окон. И именно тогда Ягер вернулся, хотя едва минуло обеденное время. Вечером тот говорил, что будет отсутствовать весь день, а вернулся сильно раньше, чем обычно. Проследив за направлением её взгляда, Клаус недовольно поджал губу. — Иди. Я подойду позже. Почти тенью девушка соскользнула с дивана и бесшумно добежала до выделенной ей комнатки, закрыв дверь. Сердце колотилось почти что в горле, умел же Ягер навести страха лишь своим появлением. Присев на краешек кровати, Катя приготовилась зажиматься и вздрагивать от ругани военных, однако, к её удивлению, из комнаты доносилась тихая размеренная речь. Слов разобрать было почти невозможно, но девушка и не старалась. Использовать любую полученную информацию у неё бы не было возможности, а получить очередную волну неудовольствия за подслушивание было боязно. Раздался приглушенный стук двери — видимо, кто-то из немцев, или оба, покинули смежную комнату. Однако, спустя минуту, отворилась дверь, и Клаус вошёл в Катину каморку. Проследовав до табурета, он оценивающе окинул его взглядом, отодвинул ногой в сторону и опёрся на стену спиной. — Я рассчитывал, что успешно проведенная наступательная операция его изменит, — неожиданно начал свою речь Ягер. Катя подняла полные недоумения глаза на немца. Даже когда они сосуществовали в подобии мира в старой квартире, он крайне редко позволял себе рассуждения вслух в её присутствии. Заметив её непонимание, он хмыкнул и пояснил свою мысль. — Ему запрещено сближаться с местным населением указаниями наших лидеров. И запрещено с тобой — лично моим приказом. Я уже довольно снисходителен к тебе. Настолько, что не могу позволить себе даже намёка на снисхождение по отношению к другим людям, пусть даже они мои подчиненные — граждане Великой Германии. Договорив, он оттолкнулся от стены, перенес вес на ноги и покинул комнату, оставив Катю в еще большем недоумении, чем она была ранее.