По течению

Пальто было безнадёжно испорчено и испачкано. Еле волоча болящие ноги, Катя возвращалась к дому, раз за разом в её голове вспыхивали непрошенные картины — юное лицо, почти что детское, искажённое гримасой злости, удаляющиеся светлые макушки, тонкие пальцы, сжимающие её предплечья. Сложно даже представить, что столько злости и ненависти может находиться в подростковом сердце. Ведь ей даже не дали возможности оправдаться, сразу набросившись на неё с кулаками, и кто? — дети! Несколько подростков! Вся правая часть лица у девушки онемела — прилетевший в висок камень, а затем и несколько ударов по голове не прошли незамеченными. Тяжело было и дышать — вероятно, удары по груди принесли серьезные внутренние повреждения. Однако, больше всего девушка боялась реакции Ягера. У неё в душе еще таилась слабенькая иллюзия, что её отсутствие не успели заметить, и пока немцы будут заняты, она успеет смыть с себя следы побоев, хотя бы большую их часть. Стоило Кате приблизиться к входной двери, как по дому пронёсся звонкий возглас: — Герр оберштурмбаннфюрер, она здесь! — Пусть войдет — спокойный, но звучный ответ, чуть приглушенный тяжелой дверью, заставил Катино сердце оборваться. Повесив своё потрепанное пальто на вешалку у входа, стараясь не запачкать одежду немцев, она с надеждой посмотрела на молодого офицера, стоявшего в прихожей, и одними губами спросила: — Могу ли я…? — сопроводив вопрос кивком головы в сторону уборной, что расположена на первом этаже. — Он тебя ждет — покачал головой Тилике. Его лицо выражало обеспокоенность, и он, наверняка спросил бы у девушки, в чем причина её внешнего вида, но вынуждать сурового начальника ждать он не рискнул, поэтому, распахнув дверь в кабинет Ягера, легонько подтолкнул туда девушку. В помещении царил полумрак — вечерняя мгла опустилась на городок, окна в комнате были зашторены, единственными источниками света были две свечи при входе и одна, в канделябре, который Ягер держал в руке. Он стоял спиной ко входу, что-то разглядывая в шкафу. Едва удостоив вошедшую девушку коротким взглядом через плечо, он кивнул ей на стул, что стоял напротив его стола, и вновь отвернулся. До сих пор всё было на руку напуганной Кате: у неё возникла робкая надежда, что Ягер быстро отпустит её в каморку, а темнота скроет следы произошедшего инцидента. Стараясь производить как можно меньше шума, она доковыляла до указанного ей сиденья, на ходу расплетая потрепанную косу и рассыпая волосы по лицу. Усевшись на стул, расположенный боком к столу военачальника, Катя сжала в руках потрепанную косынку и начала теребить её между пальцами, пытаясь так справиться с волнением. — Моя дорогая, я не припомню, чтобы разрешал тебе отлучаться так далеко и так надолго, — несмотря на явную претензию, голос немца звучал негрубо, он, очевидно, пребывал в хорошем настроении. Но Катя прекрасно понимала, что оно изменится ровно в тот момент, как Клаус узнает о случившемся. В надежде отсрочить этот момент, насколько возможно, она промолчала, плотно сжав саднящие губы и чуть отвернула голову в сторону двери. — Но я не буду тебя наказывать сегодня, — он с почти счастливым лицом повернулся к девушке с бутылкой коньяка в руке — славные вести доносятся до меня с фронта, скоро мы окончательно займем город вашего почитаемого Сталина. Отметь это со мной — он налил крепкий напиток в один из стаканов и подвинул его к Кате. Пока он наполнял второй бокал, девушка залпом осушила свой и, чуть поморщившись, пододвинула его к немцу. — Можно мне еще один, пожалуйста? — тихо попросила она под изумленным взглядом Ягера. Тот едва поднёс свой бокал к губам, но замер и, вскинув брови, поставил его на стол, присмотревшись к сгорбившейся девушке. Катя, словно почувствовав, на чём акцентировал взгляд Клаус, постаралась выпрямиться в пояснице, не поднимая головы. Ягер медленно, словно дрессировщик перед диким зверем, обошел свой стол и остановился перед Катей, которая крохотными покачиваниями головы пыталась сдвинуть волосы, чтобы прикрыть лицо. — Что не так? Ягер выждал с полминуты томительной тишины, для себя определив, что этого времени достаточно для самостоятельного признания. Затем, оперевшись одной рукой на плечо сидящей девушки, двумя пальцами другой приподнял её лицо за подбородок. Чуть нахмурившись, отодвинул налипшие от пота и крови пряди, открывая себе вид на разбитое лицо. — Откуда — бесцветным тоном поинтересовался он. Не дождавшись ответа, он чуть сжал пальцы, все еще покоившиеся на плече девушки, тем самым вызвав у неё болезненное шипение. Резко отдёрнув руку, он склонил голову и медленно отодвинул ворот платья, обнажив плечо, с внушительным кровоподтёком. В глубине его глаз проскользнула небольшая вспышка беспокойства, быстро сменившаяся гневом. Брови переместились на переносицу. Плотно сжав челюсти, он рывком поставил по-прежнему не смеющую поднять глаза Катю на ноги. — Снимай. Сама. Или порву — он чуть встряхнул её за платье, а в его глазах медленно разгоралось адское пламя. Непослушными пальцами, трясясь от ужаса, Катя расстегнула пуговицы и ослабила завязки, позволяя одежде соскользнуть к её стопам. В голове промелькнула ужаснувшая девушку мысль, что сейчас немец вновь в качестве наказания изнасилует её, добавит в этот день еще больше боли, и физической, и моральной. Она осталась в одних трусах, неловко прикрыв грудь рукой. Ягер скептически фыркнул на этот невинный жест, однако никак его не обозначил. — Хочу послушать эту, бесспорно, занимательную историю — он окинул девушку придирчивым взглядом, отмечая расположение повреждений. Катя продолжала разглядывать половицы, дрожа всем телом. Немецкий офицер, тем временем, вышел из себя. Его терпению пришел конец, ярость была почти осязаема в воздухе и могла сравниться с электрическим напряжением. Зловеще проговорив что-то о том, что он предупреждал, он покинул комнату. За дверью послышался разговор, изредка переходящий на повышенные тона, пару раз хлопнули двери, но обнаженная девушка не смела прислушиваться, она застыла в той же позе, на том же месте, в котором её оставил Клаус, разве что опустила руку, которой пыталась укрыть грудь: бессмысленность этого действия была очевидна даже ей. Дверь в кабинет отворилась, следом за Ягером вошёл мужчина в военной форме, которого Катя ранее не видела, у него в руках был чемоданчик с красным крестом. По требованию доктора она вытянула руки по сторонам, позволяя провести осмотр. Ягер раскуривая трубку, принял расслабленную позу на кресле за столом и неотрывно наблюдал за действиями врача. Только нахмуренные брови и свирепый взгляд показывали, что он в высшей степени раздражён. — Ну? — не выдержал он наконец, отпивая алкоголь из своего стакана. — Я не вижу ни переломов, ни свежих следов полового насилия — резюмировал доктор — Абсолютно точно вывихнуто запястье, — он потряс левой Катиной ладонью в воздухе — Возможно, есть трещина в ребре. Остальное — синяки и ссадины. Прикажете обработать? — При каких обстоятельствах могли быть получены эти повреждения? — спросил Ягер, кивком дав добро на обработку ссадин. — Я не могу знать наверняка… — начал доктор, добротно полив ватку спиртом — но судя конкретно по этим следам — он обработал крупную ссадину на боку и указал пальцем на поврежденное бедро — девушка проскользила по земле несколько метров. — А это — он указал на покраснение в области рёбер, — Очень похоже на удар сапогом. У Кати сперло дыхание и округлились глаза: немецкий доктор совершенно не зря занимал свою должность. За очень непродолжительный осмотр он смог совершенно точно определить природу травм. Отметив изменение мимики у пленницы, Ягер усмехнулся. Мужчина, тем временем, усадил Катю на стул и достал из своего чемоданчика бинт. — А такого рода повреждение можно получить при падении с небольшой высоты — доктор плотно замотал запястье девушки и выпрямился, глядя на оберштурмбаннфюрера. — Если возможно, руку не тревожить хотя бы неделю. Поблагодарив врача, Клаус сказал Кате одеться и вместе с мужчиной вышел обратно в коридор. С одной рабочей рукой одеваться было совсем нелегко, особенно не поддавались мелкие пуговки, которые поднимались от пояса платья до ярёмной впадины. Вернувшийся через четверть часа Ягер, неспешно осушил свой стакан, вновь наполнил его и присел на краешек стола. — Я всё еще в нетерпении услышать эту историю из твоих уст — Он старался держать свой голос мягким, однако проскальзывающие металлические нотки выдавали, что он недалёк от срыва. Он был уверен, что девушка, которая мелко тряслась и продолжала буравить взглядом обувь, промолчит. — Я упала с велосипеда — ошарашила она его ответом. Клаус молчал. Теперь они словно поменялись местами. Катя даже рискнула медленно поднять на него глаза, в ожидании хоть какого-то ответа, однако весь вид Ягера: пульсирующая венка на виске, сжатые челюсти, сверкающие гневом глаза, заставили её вздрогнуть и вновь покорно устремить взгляд в пол. Немец отметил, как она закусила губы, она всегда так делала, когда пыталась подавить дрожь. — Лучше бы ты молчала — наконец нарушил он тишину и встав на ноги, залпом осушил свой бокал. — Пойдем — Клаус застегнул китель, накинул сверху форменный плащ и, открыв дверь, кивнул Кате, чтобы она выходила. Девушка, было, потянулась за своим пальто, висевшем в коридоре, но Ягер покачал головой. — Нет, ты пойдешь так, может это отобьёт у тебя желание лгать и умалчивать — заключил он, поцокав языком.

***

Оглядев выстроенных жителей городка, он поставил Катю перед собой и начал свою речь: — Посмотрите, пожалуйста на эту девушку. Mein Herze, не стесняйся, покажись людям. Он поднял её подбородок и покрутил влево и вправо, демонстрируя окружающим её разбитое лицо, а затем резко дёрнул ворот её платья в разные стороны. Ткань с треском разорвалась, пуговки, которые девушка с таким трудом застёгивала, разлетелись в стороны, Катя вздёрнула руки, чтобы прикрыться, но наткнувшись на предупреждающий взгляд Ягера, вытянула руки по швам. Ноябрьский ветер сделал своё дело: раздул полы платья, явив взгляду толпы тело, полное ссадин и кровоподтёков. Катя мгновенно покрылась мурашками. Она всё еще не в полной мере понимала, к чему клонит немецкий офицер, поэтому все мысли её занимало смущение собственной наготы и желание согреться. — Как вы полагаете, на что похожи эти следы? — вновь обратился он к недоумевающим людям — Эта фройлян утверждает, что упала с велосипеда. Выдержав драматичную паузу, он хотел было продолжить, но вдруг в полной тишине раздался звонкий голос: — Раз говорит, что упала, значит упала. Ягер чуть наклонил голову и нахмурил брови. Дождавшись перевода, он улыбнулся одной стороной рта и спросил, кто это сказал. Кто-то из солдат вытолкал из толпы подростка, в котором Катя узнала того самого, что наносил ей побои. — Я бы рад ей поверить, юноша, — обманчиво ласково заговорил Клаус — но следы, от удара телом или по телу очень отличаются визуально. Клаус прошелся вдоль людей, внимательно заглядывая в лицо каждому, а потом заговорил уже привычным командным голосом: — Итак, кто мне расскажет, где и при каких обстоятельствах эта девушка получила свои травмы? Может, ты сама, моя дорогая? — он обернулся на застывшую Катю. — Ну же, я жду. Звенящая тишина разбавлялась лишь шумом промозглого вихря, что явно не нравилось немцу. Выждав еще какое-то время, он продолжил свой монолог: — Я расскажу, что случилось. Какая-то гниль решила, что напасть на беззащитную девушку, лояльную немецкой власти и избить ее — это хорошая идея. Я буду реагировать на подобные действия жёстко и жестоко. Катерина, я спрашиваю последний раз, укажи на человека или людей, навредившего тебе. Она тяжело сглотнула и поджала синюшные губы, не в силах выдавить ни слова. Продолжая рассматривать землю под ногами, кивком головы она указала на подростка, того самого, который из толпы выкрикнул про велосипед. Она была слишком замерзшей и напуганной, чтобы думать о том, что произойдет дальше. Клаус торжествующе улыбнулся, расстегнул свою верхнюю одежду, накинул на плечи дрожащей девушки и провел костяшками пальцев ей по щеке. Оставшись в одном кителе, не сковывавшем движения, он вернулся к проштрафившемуся юноше. — На колени, руки за голову — прорычал Ягер, расстёгивая кобуру и извлекая пистолет. Испуганная толпа чуть отшатнулась назад, прокатился вздох с шепотом. Катя, наконец, осознала, что именно сейчас произойдет. Сердце словно сжали ледяной рукой, в горле встал ком. Она подняла затравленный взгляд на офицера, как раз в тот момент, когда он, устав ждать, перезарядил оружие. — Господин офицер, пожалуйста, это же просто ребенок — взмолилась местная жительница, вероятно, мать подростка — Он не со зла, он не понимал… Её речь была прервана звуком выстрела, который заставил Катю в страхе зажмуриться. Однако, не услышав ни стонов, ни звука падения, она открыла глаза и увидела, что Ягер выстрелил в землю прямо у ног, осмелившейся заговорить женщины. — Сел! — рявкнул он, сопроводив приказ движением пистолета. Трясущийся крупной дрожью парень опустился на землю, лицо его было искажено от слёз. — Пожалуйста, не делай этого — одними губами шептала Катя по-русски, уткнувшись глазами под ноги и обращаясь не столько к Клаусу, сколько просто читая молитву Богу. Однако, ни тот, ни другой её не услышали. Звук выстрела, далее глухой шлепок обмякшего тела о землю вызвали у девушки слёзы, пытаясь остановить которые она часто заморгала. — С кем он был, Катерина? — оберштурмбаннфюрер обернулся на девушку. — Один… Со снисходительной усмешкой офицер подошёл к Кате и, уткнув дуло пистолета ей в подбородок, заставил взглянуть себе в глаза. — Неправильный ответ. Ты хочешь, чтобы я расстрелял поголовно всех за твою ложь, к слову, не первую за сегодня? — резко убрав пистолет от Катиной шеи, он выстрелил куда-то в толпу, и еще один человек бездыханно рухнул на площадь. — Нет, нет, нет, не надо — полушёпотом заговорила она, хватаясь за рукав офицера. — Снова неправильно — новый выстрел. — Я не помню, я не разглядела! — сквозь шепот проскользнули истерически высокие нотки. Клаус выстрелил еще в одного мальчика. «Он знает, он абсолютно точно знает, что произошло» — с ужасом осознала Катя, отметив, что немец безошибочно убивает тех, кто участвовал в избиении. Последний из обидчиков стоял белее мела, уже зная, что его ждет. Он попытался незаметно спрятаться за кем-то из жителей деревни, но стоило ему сделать небольшой шаг в сторону, как Ягер точным выстрелом убил и его, попав ровно промеж глаз подростку. — Это все? — почти нежно спросил он у своей пленницы. Катя, вновь впечатавшаяся взглядом в землю, несколько раз кивнула, она была готова подтвердить что угодно, лишь бы остановить эту ужасную карательную акцию. — С сегодняшнего дня режим в вашем городишке ужесточится. Я искореню каждую поганую крысу, позволяющую себе ругать новую власть, а более того — поддерживающую враждебные настроения или оказывающую помощь партизанам, — поискав глазами полицаев, он кивнул им на бездыханные тела — Прибраться здесь! Отдав указания, он привычным жестом схватил Катю за предплечье и, не снимая с неё своего кителя, повёл её обратно к машине.