***
– А-ал… Альфонс… ну Ал… – Заткнись, – буркнул младший Элрик, с ноги открывая дверь в комнату. – Всю дорогу одно и то же – Ал да Ал! – Я что ли виноват, что тебя так зовут? – Эд, красный, как варёный рак, закатил глаза. – И что ты не откликаешься?.. – А то я прям не знаю, что ты мне скажешь! – раздражённо фыркнул Альфонс, укладывая Эдварда на кровать. – Поставь, я сам дойду, я тяжёлый, бла-бла-бла… – передразнил он Эда, садясь рядом с ним и принимаясь расстёгивать брату китель. – Но это ведь… – Заткнись, я сказал! Стоял белый как полотно, ещё минута – в обморок бы грохнулся! Очень весело было бы, действительно, особенно в отсутствие Флетчера! – огрызнулся Ал, игнорируя все попытки Эда вставить хоть слово. – Да ещё этот козёл тут… не надо было бы тебя нести – вмазал бы ему по морде, и всё тут! Надо было его в пешее эротическое послать, что это я интеллигентничать начал!.. – Да ты, Ал, так сынтеллигентничал, что он до конца жизни помнить это будет… – донёсся до них нервный смешок. Эд, уже раздетый по пояс (движения-то у Ала были ого как отработаны), повернул голову и покраснел ещё сильнее, хотя, казалось, уже просто некуда. Ал удивлённо вскинул глаза. У двери, прислонившись плечом к косяку, стоял Рассел, который, давясь истерическим смехом, наблюдал за интересной картиной. – Твою мать, Блистательный, не пялься! – взвыл Эд, зажмуриваясь и торопливо отворачиваясь. – Да чего я там не видел-то? – Рассела буквально трясло от сдерживаемого хохота. – Нашёл кого стесняться – как в душ всем вместе ходить и спать в одной комнате, так ничего, а как, значит, Ал тебя раздевает всего-то до трусов – не смотри… – ТАК В ДУШЕ Я РАЗДЕВАЮСЬ ПО СВОЕЙ ВОЛЕ, А ЗДЕСЬ – АЛ!.. – Извини, Рассел, я забыл, что ты тоже с нами, – виновато улыбнулся Альфонс. – Эд, успокойся, держи подушку – я тебя сейчас одеялом укрою, как брюки сниму… Эд, издав какой-то нечленораздельный звук вроде «мя», схватил левой рукой подушку, которую ему протянул Ал, и прижал её к лицу. – Да я так и понял, – Рассел – вовремя – тактично отвёл глаза, продолжая посмеиваться. – Но ты, конечно… Мне прям самому страшно стало, особенно когда ты заорал «МАЙОР ТРИНГАМ-СТАРШИЙ!!!»… – Ты просто попал под горячую руку, – младший Элрик, уже расправившийся с форменными штанами брата, действительно заботливо укрыл старшего одеялом, и Эд, всё ещё обиженно сопевший в подушку, отодвинул её в сторону, чтобы укоризненно (и с обожанием, как всегда) взглянуть на Альфонса. Ал, заметив этот взгляд, моментально успокоился и, тепло усмехнувшись, ласково погладил Эда по макушке. – А какого Уроборосса он стал над братиком издеваться? Я такое не прощаю! Этот Бакканир совсем обнаглел – так что он ещё легко отделался! – А-ал… – Эд, снова зардевшись, как девица на выданье, зажмурился, как кот, которому почесали за ухом. – Ну Принцесса… У меня и так температура, я ж совсем щас расплавлюсь… Блистательный угорать будет… – Совершенно не представляю, о чём ты, – серьёзно заявил Рассел, который отошёл к окну и смотрел теперь сквозь стекло на заснеженные горы севера – просто чтобы не смущать Эда, которому и без того приходится несладко. – Я констатирую факт – ещё хоть раз он тебе что-то скажет, я ему такую Уробороссову бабушку покажу!.. Нечего моё солнце обижать! – категорично отрезал Ал, наклоняясь, чтобы поцеловать Эда в щёку. – Ал, он же сейчас реально перегреется совсем, – хмыкнул, не оборачиваясь, Рассел. Он умел быть удивительно тактичным, когда хотел. – Хотя бы Флетчера подожди, а то мало ли… нам тут термоядерная реакция не нужна! – А говорит, не понимает он, ага, – проворчал Эд, который на самом деле готов был хоть всю жизнь болеть и валяться в кровати (несмотря на ненависть к собственной беспомощности), если Ал будет вот так с ним возиться. – А что тут надо понимать? – старший Трингам невинно пожал плечами. – Я себя в такие моменты чувствую ребёнком, который пришёл к родителям в самый интересный момент… – РАССЕЛ! – … когда они обсуждают, что готовить на ужин! – со смехом закончил тот, обернувшись-таки к Элрикам. – А вы что подумали? Фу как некультурно! Пауза. – Ой, да ну тебя, – буркнул Эд, снова отворачиваясь. Ал просто смущённо усмехнулся, наклонив голову. – Не спорю, ну меня, – Рассел кивнул. – Только ты этого… пока ещё с ужином не определился – давай рапорт накатай, да я пойду. А то пока я ещё перед Армстронг выделываться буду… – он трагически закатил глаза. – А у вас тут важные интеллектуальные беседы намечаются… – Язва ты всё-таки, Рассел, – хихикнул Ал, вставая, чтобы принести Эду лист бумаги и ручку. – Прямо под стать моему братику… – Э, ЧЁ ЗА ПРЕДЪЯВА? – Не ори, ты больной! – И что теперь, орать нельзя?! – Нельзя! – Почему это? – Потому что я так сказал! – Но ты не врач! – И чё с того? На этот крайне продуманный аргумент у Эда не нашлось ответа и он, бормоча под нос что-то возмущённое, принялся карябать на бумажке просьбу освободить его от несения службы на два дня. Правда, в процессе письма (несмотря на то что бумажка была небольшая, а просьба – короткая) он начал хмуриться, ёжиться и вздрагивать. Ал и Рассел, негромко обсуждавшие в это время, что и как можно сказать генерал-майору (Альфонс всё же дипломат), время от времени встревоженно поглядывали на старшего Элрика. Ал прямо-таки сам физически чувствовал – не просто видел, – как у Эдварда начинают подрагивать и слабеть пальцы. Рассел замечал, что Эд щурится – видимо, свет доставлял ему физическую боль. Да и белки глаз у него были покрыты красной сеткой полопавшихся капилляров… – На, – Эд, с облегчением выдохнув, протянул Расселу исписанную неровным почерком бумагу. – Скажи ей какую-нибудь ерунду, какая первая взбрендит в голову, потому что моя голова… ой… – он вновь зажмурился и, прикусив губу, схватился ладонью за лоб – тут же зашипев от боли, потому что любые движения правой рукой всё ещё отдавались режущей болью в районе лопатки, ибо невралгия так просто не отпускает. – Капец… – Да уж вижу, что капец, – Рассел недовольно поджал губы, складывая лист вдвое и убирая его во внутренний нагрудный карман кителя. – Ты это, Эд… – Ложись, – категорично заявил Ал, задёргивая шторы. – Хватит с тебя на сегодня. – Вот-вот, – старший Трингам кивнул. – С остальным мы сами разберёмся. Пауза. – Я бы хотел тебе чего-нибудь смешное ответить, но ничего смешного в голову не приходит, – пожаловался Эд, откидываясь на подушку и прикрывая глаза. – Поэтому просто представь себе, что я тебя очень колко подъебал. – Настолько колко, что я аж дара речи лишился, – хмыкнул Рассел. – Именно – ты сегодня необычайно сообразительный… – А вот ты не особо. – Справедливо… – Говорит же Флетчер, что вы друг друга стоите, – заметил Альфонс, снова присаживаясь рядом с братом. Рассел, уже собиравшийся уходить, замер на мгновение в дверях – и, с секунду поколебавшись, негромко и без всякой улыбки заметил: – На то ведь и лучшие друзья, – только после чего вышел в коридор, осторожно прикрыв за собой в дверь. В полутёмной комнате ненадолго повисла тишина. Ал уже хотел наклониться к Эду (неужели так быстро заснул?), как вдруг тот ни с того ни с сего громко шмыгнул носом. – Братик? Ты чего? – Альфонс испуганно положил руку ему на лоб. – Совсем плохо? – Да не в этом дело… – Эдвард смешно наморщил нос, не открывая глаз. – Ал… а это он сейчас реально вслух сказал или мне послышалось?.. – Ты про Рассела? – Ал озадаченно приподнял брови. – Ну да… про то что, мол, я его лучший друг… – Эд неопределённо махнул нормальной рукой. – Эм, ну… да, сказал, что вы потому друг друга стоите, что лучшие друзья, – Ал наклонил голову. – Только что же тут…Эд? Эдвард, ты что, плачешь?!.. Успокоить действительно разревевшегося старшего Элрика младшему удалось только через минут пять и с большим трудом. Это было тем сложнее, чем меньше Ал понимал причину слёз. «Да что, что такое, братик? Ну да, Рассел тебя считает своим лучшим другом, это и ёжику понятно… Да ты же сам на него год назад, когда он заболел, орал, мол, что ты, сомневаешься что ли, что ты мой лучший друг… – ТЫ НЕ ПОНИМАЕШЬ, АЛ, ЭТО ДРУГОЕ, ТОГДА Я ЕГО НАЗВАЛ ЛУЧШИМ ДРУГОМ, А ТЕПЕРЬ ОН МЕНЯ-А! – Да что в этом такого, Эд? – ТЫ ПРОСТО БЕСЧУВСТВЕННЫЙ! – Я?! – А-А-А, ТЕПЕРЬ Я ЕЩЁ И ТЕБЯ ОБИДЕЛ!.. – Да чтоб тебя, Эдвард…» Уже когда Эд, периодически судорожно всхлипывая, заснул на плече Альфонса (Алу пришлось лечь рядом с братом, иначе успокоить его никак не получалось), младший Элрик, выводя на здоровом плече Эдварда узоры пальцами, задумчиво смотрел в потолок и размышлял о непостижимости человеческой натуры. Вот он сам Эда знает уже двадцать с лишним лет. Видел его в самых разных (буквально) состояниях. Но вот что его старший брат, всячески фыркающий от любых сентиментальностей, может расплакаться от того, что лучший друг назвал его лучшим другом… Удивительно. А что бы сказал Рассел? Кстати, по поводу Рассела. Ал дёрнул уголком губ. Забавно было наблюдать, как старший Трингам в открытую переживает за Эда. Вон как мотанул к Мире Оливии – топот берц стих очень быстро. Можно было не сомневаться, что он костьми ляжет, но вытребует для Эдварда этот двухдневный отпуск, хотя терпеть не может кого-нибудь о чём-нибудь просить… Вот тебе и «язвы»-старшие братья.***
– Что за ерунда? Говорю же тебе, это так не работает! – Эмма Фрида Энберг, штабный доктор Бриггса, пожала плечами. – Пусть приходит, я его осмотрю, выпишу направление в лазарет, потом он доложит генерал-майору – и тогда уже, может, если в лазарете есть места… – Да я же сказал, что он уже на ногах не стоит! – Флетчер, опираясь обеими ладонями на стол, гипнотизировал коллегу мрачным взглядом исподлобья. – Нам его уже в столовой пришлось ловить, чуть не грохнулся от своей невралгии… Дай Фламель хоть до комнаты дополз, с помощью Ала и Рассела, а вы – пусть приходит сюда, потом туда… Какой в этом смысл, если все вещи там, там же он будет под моим постоянным присмотром, чтобы вас не отвлекать? Погодите, и что значит «если в лазарете есть места»? – младший Трингам опасно сощурился. Эмма раздражённо поджала губы и скрестила руки на груди. – То и значит, что сказала, – сухо ответила она. – Люди хоть и крепкие, но тоже болеют, и сейчас у нас точно заполнены пять койкомест из шести… вру, шесть из шести, – Эмма поморщилась. – Значит, придётся денёк потерпеть, иначе оформить я не могу. А раз не могу оформить, то, извини, и лекарств не выдам. Не положено по уставу. Медики вели беседу, совершенно не обращая внимания на третьих лиц в кабинете. Это было показательно – потому что этими «третьими» (на самом деле, третьим и четвёртым) лицами были генерал-майор Армстронг и Рассел, которому глава крепости велела идти вместе с собой в медицинское крыло, чтобы удостовериться, что рапорт подан не на пустом месте. Теперь Рассел молча, нахохлившись, стоял у окна. Его, как и Флетчера, страшно раздражала вся эта глупая бюрократия. Тем более когда Эд в таком состоянии. Вот кто может сейчас гарантировать, что у него не поднялась запредельная температура? А они тут болтают… Старший Трингам нервничал, переминался с ноги на ногу, но терпеливо молчал. Мира Оливия тоже в разговор на повышенных тонах не вмешивалась. Она сидела в стороне от стола доктора Энберг, на стуле, и, опершись на эфес своего меча, внимательно слушала. И изредка кивала, словно подтверждая слова Эммы. Порядки на севере действительно были суровые, и кому как не Ледяной скале Бриггса об этом знать? Зато ни Эмма, ни Оливия не знали Флетчера. – Не положено по уставу? – после короткой паузы тихо переспросил Флетчер. Рассел даже дёрнулся и машинально отступил, вжимаясь в стену и непроизвольно стремясь сойти за какую-нибудь рослую пальму. Генерал-майор насмешливо покосилась на него, приподняв брови. Пальм на севере не водилось, у Эммы в кабинете стоял только единственный чахлый алоэ на подоконнике… Рассел никак не отреагировал на взгляд – он-то знал, что означает этот тон. И очень не завидовал доктору Энберг. – Не положено, – подтвердила озадаченная Эмма. Ей на самом деле стало не по себе – таким обжигающим холодом веяло от синих глаз Флетчера. И как ему, этой булочке с корицей, это удаётся?.. – И лекарств вы мне не дадите? – ещё тише уточнил младший Трингам. «Ну всё. Капут. Пиздец. Апокалипсис начинается. Моя жизнь была прекрасной, но короткой,» – обречённо подумал Рассел, втянув голову в плечи. – Ты что, оглох? – генерал-майор Армстронг не выдержала и сердито цокнула языком. – Нет – значит нет! Флетчер проигнорировал Оливию. Доктор Энберг, которая начала понимать, что, кажется, что-то идёт не по плану, непроизвольно сглотнула и неуверенно повторила: – Не имею права. У нас так не принято. Короткая пауза. – Ну что ж, вы меня сами вынудили перейти к крайним мерам, – Флетчер ни с того ни с сего улыбнулся и наклонил голову. Правда, улыбка эта была страшнее его мрачного взгляда. – К крайним?.. – Мира Оливия нахмурила брови – но было уже поздно. Младший Трингам вдруг со всего маху хлопнул ладонью по столу – так, что по кабинету звон пошёл, а «ледяная» генерал-майор и бесстрастная строгая врач вполне прозаично подскочили от неожиданности – и прогремел так, что слышно было на весь этаж: – Я, ГЛАВНЫЙ ВРАЧ ЦЕНТРАЛА И ЗАММИНИСТРА ЗДРАВООХРАНЕНИЯ АМЕСТРИСА ФЛЕТЧЕР ТРИНГАМ, ТРЕБУЮ НЕМЕДЛЕННО И В МОЁМ ПРИСУТСТВИИ СКОРРЕКТИРОВАТЬ ПОЛОЖЕНИЯ УСТАВА В РАЗДЕЛЕ «ОБЕСПЕЧЕНИЕ БЕЗОПАСНОСТИ ТРУДА СОСТОЯЩИХ НА СЛУЖБЕ В КРЕПОСТИ БРИГГС», ПОСКОЛЬКУ ЭТИ ПОЛОЖЕНИЯ ОЧЕВИДНО ПРОТИВОРЕЧАТ: А) МЕЖДУНАРОДНОЙ КОНВЕНЦИИ О ПРАВАХ ЧЕЛОВЕКА, ПОДПИСАННОЙ ФЮРЕРОМ ДВЕ НЕДЕЛИ НАЗАД, И Б) ЗДРАВОМУ СМЫСЛУ! У ВАС, БЛЯДЬ, ЧЕЛОВЕК УМИРАЕТ, А ВЫ – «НУ ЛАЗАРЕТ ЗАНЯТ, ПРИХОДИТЕ ЗАВТРА, ЛЕКАРСТВ ДАТЬ НЕ МОЖЕМ!» ДА КТО ВЫ БЛЯДЬ ТАКИЕ, ЧТОБЫ СО МНОЙ СПОРИТЬ?! ЕЩЁ И ГОРДЯТСЯ ЭТИМ, МАТЬ ВАШУ! Я ВАМ СЕЙЧАС ТАКУЮ УРОБОРОССОВУ БАБКУ УСТРОЮ, ЧТО ВЫ БАККАНИРУ КОМПАНИЮ СОСТАВИТЕ! Доктор Энберг в совершенном ужасе, упав на свой стул и прижав ладони к губам, таращилась на Флетчера. Она ещё не знала, что там с Бакканиром (Рассел успел по пути очень кратко пересказать брату эту историю), но звучало это по меньшей мере… – МАЙОР ТРИНГАМ-МЛАДШИЙ! – строго крикнула Мира Оливия, возмущённая до глубины души. Она уже стояла посреди кабинета, испепеляя спину Флетчера гневным взглядом. – ЧТО ВЫ СЕБЕ ПОЗВОЛЯЕТЕ?! ТЕПЕРЬ Я ВИЖУ, ЧТО ВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО МЛАДШИЙ БРАТ МАЙОРА ТРИНГАМА-СТАРШЕГО!.. – она небрежно мотнула головой в сторону Рассела. – ПОТРУДИТЕСЬ-КА… «Земля вам пухом,» – сочувственно подумал старший Трингам, во имя безопасности стащивший с подоконника алоэ и теперь совсем забившийся в угол в обнимку с растением. По крайней мере, есть шанс, что Флетчер не сразу его убьёт, а отвлечётся на цветочек. – А С ВАМИ, ГЕНЕРАЛ-МАЙОР, РАЗГОВОР ОСОБЫЙ! – Флетчер, не снижая голоса, повернулся на сто восемьдесят градусов и так убийственно взглянул на Оливию, что она – взрослая женщина, командир и начальник северной крепости, впервые в своей жизни робко отступила на шаг назад. – ПОТРУДИТЕСЬ-КА ВЫ МНЕ ОБЪЯСНИТЬ, КАКОГО ХУЯ В ВВЕРЕННОЙ ВАМ КРЕПОСТИ НАРУШАЮТСЯ ПРАВА ЧЕЛОВЕКА НА ПОЛУЧЕНИЕ СРОЧНОЙ ПОМОЩИ?! ДА Я ВАС ВСЕХ ТУТ!.. Рассел с искренним восхищением слушал брата. Как матерится Альфонс, он уже слышал. А вот как ругается Флетчер – да ещё так долго и изощрённо – да ещё не на абы кого, а на генерал-майора – это он видел впервые. Вообще удивительно, как Флетчеру удавалось выдавать такие замысловатые конструкции на настолько повышенных тонах и при этом не сбиваться на фальцет и не срывать голос. Но факт оставался фактом – маленький миленький Флетчер, «дитё» с огромными наивными синими глазами и очаровательно растрёпанными светлыми волосами, сейчас ругался хуже сапожника – потому что был «МАТЬ ЕГО ВРАЧОМ» и потому, что в соседнем крыле Штаба его ждал нуждающийся в помощи пациент – и друг. Когда генерал-майор Армстронг уже молча потерянно подписывала объяснительную и документ, согласно которому юротдел должен был внести правки в устав Бриггса, а Эмма Фрида дрожащими руками собирала необходимые медикаменты в соответствие с перечнем, который Флетчер ей вручил, младший Трингам уже чуть тише и спокойнее, но всё ещё крайне сердито и эмоционально подытожил: – А что касается моего родства с майором Трингамом-старшим, так это я и без вас знаю, что он мой старший брат! Тоже мне, новость! А то до этого, блядь, не видно было! Я-то думал, что это тут за парень рядом семнадцать с лишним лет ошивается, подозрительно на меня похожий, только постарше, повыше и повреднее! А это ж мой собственный брат! Ебать нахуй открытие всей жизни, вот спасибо! Рассел и хотел бы возмутиться, да не мог – его трясло от беззвучного смеха так, что он рисковал выронить алоэ, горшок с которым всё ещё прижимал к груди. Ну да, они в ссоре. Ну да, не разговаривают не по делу. Но это же просто… Флетчер вдруг заметил, что Рассел, оказывается, тоже всё это время был в кабинете – и, не успев сменить тон, рявкнул на брата: – Ты – тоже тут?! Старший Трингам, с перепугу вытянувшийся по струнке, молча кивнул. Младший, уже сообразивший, что Рассел в данный момент перед ним ни в чём не виноват, дёрнул уголком губ – правда, чуть насупившись, чтобы тот не подумал, что Флетчер забыл про ссору. – А, ну да, ты ж должен был рапорт отдать… отдал? Рассел снова молча кивнул. – Молодец, – зачем-то похвалил его Флетчер – и вдруг сощурился. – Это что у тебя, алоэ? Рассел кивнул в третий раз – подумав, что скоро такими темпами превратится в ксингизского болванчика, которые только кивать и умеют. – А почему он у тебя такой дохлый? – подозрительно уточнил Флетчер, подходя поближе. Вся злость в его голосе, чуть хриплом от долгого крика, сошла на нет. – Это он не у меня… это он здешний, уже такой и был, – пробормотал-таки Рассел, убедившись, что брат его убивать сейчас не намерен. – Холодно ему тут, – робко подала голос от полок с лекарствами доктор Энберг. – Вот он и чахнет… – Вы б его ещё на улицу выставили, конечно он бы совсем зачах, – проворчал Флетчер, отбирая у Рассела горшок и внимательно осматривая «листья». – Бедненький, замучили тебя тут… – он перехватил алоэ одной рукой, а пальцами второй осторожно потрогал колючки. – Совсем грустно, да? Ни воды, ни компании? Ужас какой… Ну как так можно, с живым существом! Рассел сделал вид, что закашлялся, и отвернулся к стене. Мира Оливия и Эмма Фрида, слегка опешив, уставились на Флетчера, который нянчился с «несчастным бедненьким алоэ». Это точно был тот же человек, который только что благим матом орал на весь этаж на высшее начальство?.. – Ну вот что! – Флетчер мотнул головой и строго покосился на генерал-майора и на доктора Энберг. – Алоэ я забираю, до конца командировки он будет у нас стоять. Не понимаю, как вообще можно было уморить до такого состояния растение, которое не боится сквозняков! А ты, – младший Трингам кивнул Расселу, и тот, вновь вытянувшись по струнке, щёлкнул каблуками, – бери лекарства! И кувшин с водой, и чайные пакетики! И пошли уже Эда лечить, пока он там не откинулся за время нашей разлюбезной беседы! – Так точно! – старший Трингам зачем-то отдал брату воинское приветствие. Флетчер фыркнул, бросил на Оливию и Эмму полный достоинства взгляд, небрежно бросил: – Устав потом проверю лично! – и, с достоинством подняв голову, вышел в коридор. Доктор Энберг нервно поёжилась и, покосившись на Рассела, шёпотом спросила: – А он всегда такой был?.. Старший Трингам, нервно улыбнувшись, развёл руками: – Когда его из себя выведешь – да… лет с четырнадцати умеет, как в больницу пошёл работать!