Лесник

— Мне всегда казалось, что после того, как мужчина проведет ночь с женщиной, то он не должен быть таким раздраженным, — Катя поставила на стол кружку с чаем перед Германом. Мужчина обхватил ладонями горячий керамический цилиндр и задумчиво уставился перед собой. — С чего ты взяла, что я с женщиной был? — Под глазами синяки, значит мало спал, ходишь, чуть оберегая живот или пах. Значит, либо удар был, либо затер, либо просто болит. Вот только настроение твое подавленное понять не могу. — Раны болят. — Болели бы раны, ты бы их оберегал, скорее всего хромал бы и бок бы поджимал тоже. А так ты просто раздражен, будто настроение подпортили капитально. — И при этом лезешь в душу? Тогда ты, либо очень бесстрашная, либо недальновидная. — Я просто хотела поддержать разговор. — Лучше не надо. Я сейчас покормлю скотину и посплю немного. В бане. Он поднялся со стула и пошатываясь вышел прочь из избы. В магазине, перед тем как уехать, он купил десять полторашек пива, бутылку коньяка и водки. Нужно было расслабиться, другого способа он и выдумать не мог. Слишком большим было моральное напряжение. Из деревни он вылетел в одно мгновение и углубился в лес, едва не разбив УАЗ на бездорожье. Хотелось как можно скорее оставить это чертово место с его деградирующим населением. Все-таки, пора было уговаривать Марию на брак и смываться прочь. Подальше от гнилой родни покойной жены. Пока еще жив. Остановив машину, Герман с силой стукнул по рулю и рявкнул так, что едва ли не вылетели стекла из машины. — Сука! Сука-сука! — он несколько раз ударил по приборной панеле и бессильно откинулся назад, прикрыв лицо руками. — Аааа! За что мне это все?! Ответа на этот вопрос ему не было. Но огонь ярости, рвущийся наружу сквозь все его поры, немного утих. Лесник перегнулся на заднее кресло, достал из пакета бутылку пива, отвинтил крышку и залпом осушил едва ли не половину. Алкоголь не брал его от слова совсем. Он снова уронил лицо в ладони и тихонько затрясся. Навалилось. Вспомнилась Марина, какой он увидел ее в морге. Ее худенькое истерзанное тело. Зашитый плоский живот, в котором совсем еще недавно преспокойно рос их сын. Он казнил себя за ее смерть. За то, что не поехал с ней в город, за то, что не опекал, словно хрустальную вазу, хотя должен был. А еще его казнила ее мать Настасья. Злобная ведьма знала, за что задеть, чтоб довести ее до белого каления. Чего добивалась эта баба, неизвестно, но только Герман старался не поддаваться на ее провокации, хотя потом и болел душой как сейчас. Слегка прийдя в себя, Герман выпрямился, вытер слезы и снова отхлебнул пива из бутылки. Вышел из машины, подойдя к самому обрыву, где далеко за лесом виднелась дорога в коттеджный поселок. Как раз в это время туда ехала машина представительского типа. Видимо кто-то из толстосумов возвращался домой на выходные. Лесник плюнул в ту сторону и вернулся назад к машине. Снова сел за водительское сиденье и пригубил из бутылки, достал из бардачка нож, обернулся и зашуршал в пакете с сырым мясом. Отрезал кусок сырой печени и схватил его острыми зубами прямо с ножа. Да, некоторые его пристрастия были слегка шокирующими и окружающим не обязательно было о нем знать никому. Похрустев сыромятью, запив это все дело остатками пива из бутылки, он завел мотор и неспеша порулил в сторону дома. Теперь старался ехать медленнее, аккуратнее, чтоб не врулить ни в какую канаву. Поэтому до дома доехал часам к трем дня, где его уже ждала волнующаяся Катя. Хотя, Герман не был настроен на разговоры с той, которая временно проживала у него, но все же вручил ей все покупки, дождался тихого “спасибо”. А потом нашел быстрый повод избавиться от ее соседства хотя бы на какое-то время. Накормил псов, задал побольше корма скотине и закрылся в бане, ведь хотелось еще добавить пива. Уже вечером, немного захмелев от выпитого, подремав и с неплохим таким сушняком, он вернулся домой и тут же на пороге его снова встретила вездесущая Катя. — Мне небольшая помощь нужна, - она переминалась с ноги на ногу, стыдливо опустив глаза. И из одежды на ней был лишь его свитер и светлые трусики, очень явно подчеркивающие все линии ее тела, чем вызвала в его слегка хмельном мозгу не самые возвышенные чувства. Захотелось срочно написать Марии сообщение и поехать еще на одну ночь. Герман, снова невольно начал терзаться двойственнойстью чувств, по отношению к ней. Прищурился. Ведь Константин Александрович сказал, что охранники заказали проститутку. Не соврала ли ему девица, чтоб скрыть что-то эдакое. Что она задумала? Или на самом деле стыдится. Выходит, сказала правду? — Что случилось? — он удивленно воззрился на девушку, старательно дыша в сторону, чтоб не сбить ее с ног алкогольными парами. — Мне бы голову помыть, — она подняла на него поразительные глаза, но тут же потупилась вновь и щеки ее зарделись, — я сама не могу. Шина мешает. — Ясно, хорошо, помогу, — мужчина сел за стол, взял из корзины, стоящей на нем яблоко и с задумчивым видом откусил приличный кусок, — что-то еще надо? — Да, нет у тебя майки или футболки ненужной? А то свитер колет. Кожа чешется. — Погоди, сейчас посмотрю. В шкафу у него было как раз несколько маек на случай холодной погоды, но стоило мужчине представить, как девушка будет выглядеть в подобном одеянии, особенно чем будет прикрываться ее потрясающая грудь, на которой периодически он невольно фокусировал взгляд, как внутри все защемило, а в форменных брюках стало тесно. Ругая себя на чем свет стоит, за подобные похабные мысли и состояние, Герман достал темно-серую, довольно плотную футболку и протянул ей. — Вот, думаю, тебе как раз подойдет. — Спасибо, — девушка довольно кротко улыбнулась и он чертыхнулся. Ну какая из нее проститутка? Хотя, женщины коварны, а еще они ведь отличные актрисы. Снова стало как-то двояко. Вот не выглядела Катя девушкой легкого поведения. Скорее мелкой ведьмочкой с такими-то глазищами. А главное, взгляд, у нее не было того прожженного, изучающего и при этом потухшего взгляда, которым, обычно, обладают распутные девы. — Я пойду, воды принесу. Нагрею, потом сюда принесу. — Не надо, я приду в баню, чтоб лишний раз не затирать лужи на полу. — Да мне вообще не в лом. —А я не хочу быть обузой, — внезапно достаточно зло прошипела Катя и мужчина от неожиданности вздрогнул и покосился на нее. Ее разноцветные глаза пыхнули такой яростью, что он даже слегка оторопел, — никогда ею не была и быть не собираюсь! Я самодостаточная личность и попросила только о малом. Не надо считать меня недееспособной, если я ранена. — и топнула ногой напоследок. Герман недовольный покосился на нее, такая резкость ему абсолютно не была по душе. Тем более от такой пигалицы. Хотя, ее можно было понять. Синдром старшего ребенка. Не умела она быть беспомощной. — Не бузи, деточка, не в своей общаге, — фыркнул лесник и снял с лавки в углу ведро, — через полчаса заходи в баню, помоем тебе волосы. И услышу такое еще раз, домой отправлю. И так уже хорошо помог. Она не стала больше ничего говорить, хотя по всему внешнему виду было видно, что его слова неприятно кольнули по ее самолюбию. Но, если честно, то ему было глубоко плевать на ее недовольство. Пигалица. Удостоверившись в очередной раз, что ему тупо наврали про принадлежность девушки к древнейшей профессии (не смогла бы такая резкая прижиться в кругах покорных, наигранно-ласковых путан), Герман направился к колодцу за водой. Ему всегда действовало на нервы, если девушки начинали слегка загонять, наезжать ни с того, ни с сего и качать права безосновательно. Имея мать, тетю, двух старших и одну младшую сестер, он как никто прочувствовал на себе всю прелесть женского доминирования. И если мама с Миланой делали это аккуратно, но напористо, то Ева и Сирена просто выносили мозг. А после службы травмированный организм и душа вообще слабо и очень болезненно воспринимали подобные выходки. Одна из причин, почему Герман уехал как можно дальше от родного дома в котором помимо взрослых и подросшей сестер появилась еще и достаточно избалованная, капризная племянница. Нет, Герман не был женоненавистником. Он еще полтора года назад был женат и очень любил свою Маринку. Боготворил ее. Но Марины больше не было, как и их неродившегося ребенка, а он после этого еще больнее стал реагировать на насилие над женщинами. И все же контуженные, а сейчас еще и пьяные нервы не давали спокойно реагировать на агрессивные выпады, а часто и обижаться. А главное, у него на это были самые, что ни на есть, объективные причины. Катя заглянула в предбанник, осматриваясь по сторонам. Замерла, увидев под столом батарею пустых бутылок, но все же пересилила внезапно вспыхнувший в глазах страх и зашла в баню. — Не заметила в первый раз, как у тебя тут аутентично. Рога оленей, лосей, других животных. Весело. — Да, и шкуры волков на полу. — мужчина не отрываясь глядел на стол, на котором лежала целая куча разного рода инструментов, что-то перекладывал. Поднял и повертел в руках баночку. Девушка сглотнула, представив, что это у него набор начинающего маньяка. — Не жалко? — девушка подошла поближе и посмотрела поверх его плеча. — Что это? — Волков не жалко. Их нужно держать под контролем. — мужчина критически осмотрел получившийся аппарат. — А это я буду немного занят собой, после того, как помоешься. Так что давай, быстрее. — Это машинка для татуировок что ли? — Именно? — Зачем? — она отступила на пару шагов, недоверчиво глядя на него, но Герман и бровью не повел. —Тату подкорректировать надо. Давно уже делаю, никак не закончу. — А ты умеешь? — Катя приблизилась к нему вновь, глядя уже с интересом. — Немного, — мужчина соединил детали и снова критически осмотрел устройство со всех сторон, — иди в парилку, я сейчас футболку скину зайду, помою тебе голову. Когда он заглянул в парилку, она уже была внутри, облаченная только в футболку. Молча сидела на полатях, держа в руках таз. — Лучше встань и нагнись над тазом. — Сейчас. Я просто немного задумалась. Как там мои сестры. — Так давай отвезу тебя к ним. — Некуда мне ехать, — Катя поставила тазик на полати и скинула с себя футболку, отвернувшись от мужчины и он заметил дешевую татуировку в виде змеи на ее левой лопатке. Как не заметил этого раньше, вопрос, — знаешь, после того, как мои родители отдали меня этим людям, я точно поняла, что там не нужна никому. Я ведь даже не жила уже с ними. — А как же учеба? И где ты жила, с кем? — С учебой что-то придумаю. Наверное, справку придется купить. А живу я в городе. Квартиру снимаю со своей девушкой и еще одной парой. — девушка нагнулась над тазом и он принялся поливать ее голову теплой водой. Старательно при этом не смотрел на грудь, которая виднелась сейчас характерно ее позе. — О, так ты лес… — Би. Мне нравятся как девушки, так и парни. Просто с девушками заниматься этим не так страшно. Никто не раздерет тебя на куски изнутри, забывшись в своей жестокой страсти. — Твоя жизнь максимально сложная. Не пробовала обсудить свои проблемы со специалистом? — А толку? Проблемы свои мне все равно самой разгребать в итоге придется. Психиатр не научит меня перестать бояться присутствия члена в своем теле. Думаешь, я не пробовала жить нормально? Вот только каждый раз, как доходило до постели, мне казалось, что меня снова насилуют, раздирают на куски и становилось отвратительно от того, что это трется во мне. — Логично, но любой страх можно пережить. И не каждый секс – это насилие. Он тоже может быть приятен. Просто с бухты-барахты нельзя все делать, понятное дело, что на сухую будет как минимум больно. — Можешь мне это и не объяснять, у меня стабильные отношения с Мари и секс тоже стабильный. — Как-то кисловато прозвучало. И если так с ней хорошо, почему же не хочешь, чтобы я отвез тебя к ней? — Герман налил ей на голову немного шампуня и принялся массировать волосы, взбивая густую пену. — Боюсь, что навлеку на нее беду. Хочу немного отсидеться, может это дело заглохнет и тогда вернусь. — Слушай, девочка, как-то это все очень подозрительно выглядит, не находишь? — мужчина замер, откладывая ковш в сторону. — Может, все-таки скажешь правду? Катя резко встала, вперившись в него своими разноцветными глазами, забыв о своей наготе и стыде тоже. Мужчина даже оторопел от открывшегося ему вида. И, хотя какое-то мгновение во взгляде ее читалось возмущение, но закрываться девушка не стала, только слегка потупилась, а уже он отвернулся, пылая от стыда. Но Катя успела заметить, что у него на груди и левом плече виден прерванный черный узор татуировки. — Машина, в которой отец в аварию попал, не его была, — произнесла девушка потирая руку, — теперь мы должны еще и хозяину автомобиля. Младших мать к бабушке, думаю, уже отвезла, а если я приеду, то могу под удар попасть. — Час от часу не легче, что за машина была? — Audi A серии, не знаю какая, но новая, представительского класса. — Нихрена себе! Эдак вы будете всю жизнь отдавать. И дети тоже. — Не знаю, мне кажется, что за пару месяцев все уляжется. — Боишься, что тебя снова отдадут за долг? — Боюсь. Плевы у меня может уже и нет, но боль я все равно чувствую. А сестер они не посмеют отдать так как меня. Для матери только я мерзость шлюховатая и со мной можно делать все. Остальные дочери невинные девочки. Их уродовать не посмеют. Чего отвернулся-то? — Ну, ты обнажена, не хочу, чтоб тебе было стыдно. — А с чего ты взял, что мне стыдно? За просмотр денег не берут. Я не стыжусь наготы. Даже натурщицей подрабатываю иногда. К сожалению, все вот это, — она немного угрюмо осмотрела себя с ног до головы, коротко останавливая взгляд на синих еще грудях и взгляд ее стал грустный, — красоты мне не добавляет. Хочешь посмотреть — смотри. Только без излишеств. Плеснула вода, сливая остатки пены с волос. Герман обернулся, пристально глядя на нее, уже не лежащую и беспомощную, а вот такую, самодостаточную, яркую с рассыпанными по плечам мокрыми светло-русыми волосами. Все еще покрытые синяками груди упруго и задорно торчали вверх, приковывая внимание. Да и фигуру иначе как произведением искусства назвать было невозможно. Мужчина не помнил, когда в последний раз видел такие длинные и ровные ноги и тонкую талию. Девушка явно следила за фигурой. Он нервно сглотнул, невольно глядя на светлые трусики, которые были сейчас так не к месту. Катя проследила за его взглядом, ухмыльнулась и дернула резиночки вниз и белье легко поползло вниз к ее лодыжкам. Зрачки Германа расширились, а девушка сделала легкий шаг вперед и положила ладошку ему на грудь. — Мое предложение, — прошептала она, — все еще в силе. Я не знаю, как еще отплатить тебе за помощь. Его ладонь легла поверх ее и сжала с силой. Вторая же легла на упругую полусферку груди, легонько поглаживая ее. Девушка вздрогнула. Теперь уже ее зрачки расширились, только от страха. Но Катя стоически промолчала, хотя улыбка ее сделалась кислой. Он же глубоко потянул носом воздух. Наклонился, и вдруг с силой притянул ее к своим бедрам. Девушка ахнула и попыталась отстраниться от него, уперев ладони ему в грудь. Низом живота она отчетливо ощутила, насколько сильно он возбудился от ее откровенного вида. В чудных разноцветных глазах вспыхнул не страх — ужас. Герман улыбнулся, отпуская ее и Кате показалось, что голубые глаза его блеснули янтарем в полумраке парилки. — Завтра позвонишь подруге, объяснишь, что и как. Чтоб не подавали тебя как на без вести пропавшую. Поняла? — А что я ей скажу? — Скажи, что попала под машину, лежишь в больнице. — Так приедет же! — Пусть приезжает, в нашей Мухосрани еще найти стационар надо. Да какой там, саму Мухосрань надо найти. — Специально сюда заехал? — А как же, — Герман отер торс полотенцем и вышел в предбанник, — хотел спрятаться подальше от людей. — Ага, и тут тебя достали. — Катя проводила его заинтересованным взглядом. — Выходит, что так. — У тебя красивая фигура. Тебе это говорили? — Ну, слышал пару раз, а что? — Интересуюсь. Рост какой? — Да зачем тебе это? — Нарисовать хочу. Вот и интересуюсь. Так какой рост? — А. А я уж превратное подумал. Сто девяносто сантиметров рост. Хватит? — Идеально! Мари бы тебя просто офигенно изобразила, она профессиональная художница. Гений. — А ты? — мужчина уселся за стол, открыл очередную бутылку пива и сделал хороший глоток. — А для меня это небольшое хобби, — девушка обернулась полотенцем и вышла следом, — пойду я спать. У тебя что обезболивающее есть? Рука ноет. — Могу уколоть. — Лучше таблеткой. — Как хочешь. Одевайся и пошли. И еще, — он отставил бутылку в сторону и снова приблизился к одевающейся девушке и навис над ней, словно скала, — не надо больше передо мной бегать в неглиже. Сегодня я сдержался, завтра сдержусь а потом возьму и приму твое предложение. А мне это ничего не стоит сделать, ты хоть и высокая, но сравнительно со мной просто малютка. Скручу, нагну и сделаю свое грязное дело. И тебе снова будет страшно и больно. Поняла? — Да, — пролепетала Катя и съежилась от страха. — Вот и молодец, а теперь вали в хату! Девушка не стала перечить. Больно вид у мужчины в этот момент был грозный. Она натянула на себя футболку и какие-то подкатанные почти до колен, его старые брюки, запрыгнула в безразмерные сапоги и в этот момент ей прилетело здоровенной ладонью слегка пониже поясницы с звонким шлепком. Она едва сдержалась, чтоб не завизжать, но обиду затаила и бегом поскакала, едва не падая по скользким камням, которыми был вымощен двор. — Говнюк хвостатый, — бросила она вслед возмущенно. — А я говорил, давай отвезу в город! — донеслось в ответ. — Да твою мать, как услышал-то?! — выдохнула она и хлопнула дверью избы. Герман ухмыльнулся, косо поглядывая на приоткрытую дверь бани. Одновременно набирал сообщение Маше, ведь теперь страстно захотелось увидеть ее вновь.