Чем темнее ночь,
тем ярче светят звёзды
°
Волдеморт не давал ему ни секунды, ни мгновения передышки, после того, как переместил «своего врага» на маленькое Ханглтонское кладбище с помощью Кубка огня. Мальчик хотел убежать куда-нибудь подальше от этого пугающего и пробивающего до дрожи места. Он хотел спрятаться от ситуации, от других людей и от своей магии, которая внезапно как будто сошла с ума: забурлила внутри него и раскалилась, словно желая выплеснуться наружу. Он, в конце концов, просто хотел быть где угодно, только не здесь, только не на этом трижды проклятом погосте. Змеемордое чудовище же хотело только видеть ещё больше страданий Гарри Поттера. Оно не желало отпускать гриффиндорца из своих бледных пальцев, чуть ли до крови вцепившись в него длинными грязными когтями и крепко привязав его к каменному ангелу, стоящему над могилой его отца. Едва ли человекоподобному монстру до сих пор было достаточно того, что он уже натворил. Он желал большего. Ему было недостаточно того, что он заставил четырнадцатилетнего ребёнка увидеть, как умер его друг. Ему было недостаточно того, что он заставил подростка участвовать в ритуале, воскрешающем убийцу его родителей. Волдеморту было недостаточно превратить единственный настоящий дом Гарри в тюрьму, в которой его насильно заперли, не позволив отказаться от участия в смертельно опасном турнире, в тюрьму, обитатели которой считали Поттера мошенником и лжецом. Ему было недостаточно того, что он убил родителей годовалого младенца и обрек его на жестокое обращение в доме родственников. Именно из-за него ребёнок оказался в семье, члены которой не один раз говорили ребёнку о том, насколько он никчёмен, и о том, что он был относительно здоров только потому, что должен отработать свое содержание. Ему, наконец, было недостаточно того, что он пытался убить практически беззащитного школьника каждый учебный год, пока тот находился в замке, который должен был стать островом безопасности в его странной жизни. — Глупо было с-сс-читать, — прошипело змеемордое чудовище. — Что этот мальчиш-шш-ка мог когда-либо быть с-сс-ильнее меня, — оно говорило не громче шёпота и тянуло все шипящие согласные, будто змея. Монстр стоял перед связанным гриффиндорцем и, безумно ухмыляясь, разглагольствовал, оскорблял его под напряжённые смешки Пожирателей смерти, как будто это было единственным, что он вообще мог сейчас сделать. — Гарри Поттер избеж-шш-ал с-сс-мерти по с-сс-частливой случайнос-сс-ти, — прошипел Волдеморт. — И с-сс-ейчас я докаж-шш-у это, убив его прямо здес-сс-ь, — его красные глаза наполнились сумасшествием, как бокал наполняется алкоголем. — У вас-с на глаз-сс-ах. Змеемордое чудовище бешено рассмеялось и яростно указало на него почти белой скрюченной рукой, в которой была зажата белая, совершенно не сочетающаяся с его чёрной одеждой и таким же чёрным характером палочка. — Я дам ему ш-шш-анс. Он смож-шш-ет с-сс-ражаться, — оно резко отпустило оружие и, шурша мантией, сделало шаг назад. — И у вас-с не останетс-сс-я ни малейшего сомнения, кто из нас двоих с-сс-ильнее. Человекоподобный монстр стоял перед Гарри и издевался над «своим врагом», смотря на него сверху вниз, несмотря на то, что фактически был ниже из-за высоты статуи. Но даже сейчас Поттер, сколько бы не искал в своем переполненном болью и странным гулом сознании, не мог найти сил ненавидеть это существо. У него было достаточно причин для этого, но что-то внутри него не просто позволяло ему ненавидеть. Дядя Вернон, тётя Петуния и Дадли, Пожиратели Смерти, Снейп и Драко, Дамблдор, Рон и Гермиона — этот список людей, причинивших ему зло или боль, можно было продолжать и продолжать, но ребёнок никогда не ненавидел их. Точно так же, как он никогда не ненавидел их, он никогда не ненавидел Волдеморта. Подросток мог только жалеть существо, которое чувствовало себя сильным, только угрожая убить четырнадцатилетнего мальчика и находясь в обществе людей, у которых не было позвоночника. Подросток также мог только жалеть взрослых магов, которых можно было сравнить с жабами или слизняками из-за всех поклонов и поцелуев одежды их хозяина. Гриффиндорцу потребовалась минута, чтобы заметить, что его отвязали и теперь поднимают на ноги и всовывают в его озябшие пальцы палочку. Однако, благодаря острой боли в ноге, дающей ему ощущение реальности, ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что он должен был участвовать в дуэли с убийцей его родителей. — Тебя учили с-сс-ражаться на дуэли, Гарри Поттер? — тихо спросило чудовище. Его красные глаза горели во тьме и мерцали под лунным светом. Словно два то ли рубина, то ли граната, радужки монстра переливались и то светлели, как драгоценные камни на солнце, то темнели, как будто покрываясь пылью. К ребёнку медленно, словно он только что очнулся от длительной комы, пришло смутное и размытое воспоминание о том, что два года назад он очень недолго ходил в дуэльный клуб в Хогвартсе. Мальчик мог думать только об одном заклинании, которое он выучил тогда, и о некоторых чарах, о которых он узнал, пока готовился к Турниру. — Мы долж-шш-ны поклонитьс-сс-я друг другу, Гарри, — сказал Волдеморт, слегка склонившись, хотя его лицо все равно было обращено к Поттеру. — Ну ж-шш-е, приличия надо с-сс-облюдать. Разум подростка снова сфокусировался, когда он немного отошёл от боли, шока и страха, и гриффиндорец наконец услышал речь чудовища, пробивающуюся словно сквозь толщу воды, и понял, что от него требовали. — Поклонис-сс-ь с-сс-мерти, Гарри. Пожиратели смерти захохотали, а безгубый рот чудовища растянулся в улыбке. И даже самому Поттеру хотелось рассмеяться. Это существо пыталось убить ребёнка с тех пор, как он был младенцем, и до сих пор боялось умереть от его руки. И всё равно оно считало, что поступало логично и обоснованно, считало, что достойно какого-то почтения. Мальчик никогда раньше не проявлял к монстру ни капли уважения и не собирался начинать сейчас. Однако похоже не имело значения, что думал на этот счёт сам подросток. Гарри почувствовал, как его позвоночник изогнулся, будто кто-то с силой прижимал его к земле, его тело было вынуждено склониться, прежде чем он был быстро поражен очередным проклятием. — Круцио! Боль была настолько сильна, что, казалось, заслонила собой весь мир, так что Поттер не мог даже понять, где он находится. Боль была невыносима и повсеместна, словно раскаленные добела ножи пронзали каждый сантиметр его кожи. Его голова была настолько переполнена мигренью и нестерпимым и пренеприятнейшим гулом, что готова была разлететься на куски от боли. Гриффиндорец отказывался доставлять убийце его родителей удовольствие слышать его крик — никто не удостаивался такой чести с тех пор, как ребёнку было пять лет, с того момента, как дядя Вернон избил племянника за то, что тот получил оценку лучше, чем у Дадли. Раскаленная добела боль вскоре прошла, и мальчик быстро встал. Он лишь слегка пошатнулся, но очевидно Волдеморта не интересовала выдержка «его врага» или он предпочёл не замечать её, начав извергать очередную волну насмешек. Гарри отказывался слушать это существо, которое не уважало человеческую жизнь, которое разрушило множество судеб в своём глупом стремлении к власти. В конце концов, подросток выживет и будет жить своей жизнью подальше от людей, которые считали его мошенником и лжецом, подальше от Волшебного мира. Он будет жить назло этому демону со змеиным лицом и его подчинённым. Он, наконец, будет жить назло всем тем, кто считал, что Поттер не достоен этого. «Я буду жить!» — подумал он, сжав кулаки до побелевших костяшек. Именно с этой решимостью, пока чудовище смеялось над ним, гриффиндорец направил свою палочку на то, что осталось от некогда человека, и крикнул единственное пришедшее ему в голову заклинание. — Экспеллиармус! — Авада Кедавра! — прокричал в ответ монстр. Зеленый и красный лучи встретились, и ребёнок не мог избавиться от чувства иронии из-за того, что заклинания, которые они предпочитали отражали цвет глаз противника. Палочка в руках мальчика завибрировала, будто через нее пропускали электрический ток. Теперь она была соединена с оружием Волдеморта золотым светом, настолько ярким, что, наверное, всем на кладбище пришлось закрыть глаза. Его руки приросли к дрожащий палочке, и он не смог бы выпустить её, даже если бы очень сильно этого захотел. Вот только Гарри не хотел отпускать. Он просто не мог этого сделать, ведь инстинктивно понимал, что если промедлит со своим заклинанием хотя бы секунду, умрет. Подросток не хотел умирать — он хотел жить назло этому чудовищу, он хотел жить ради памяти о своей семье, он хотел жить, чтобы защитить тех, кто не мог сражаться. Поттер открыл глаза — золотые нити сплетали вокруг него и его противника сверкающий купол, как будто сотканный из тончайшей паутины. В воздухе плыла прекрасная, неземная мелодия, её издавала каждая из золотых вибрирующих нитей, звучавших разрозненно и в унисон одновременно. Гриффиндорец узнал эти звуки, несмотря на то, что слышал их до этого лишь раз. В конце концов, не было ни единого способа не узнать такую въедающуюся в память музыку, если ты слышал её хотя бы однажды. На маленьком Ханглтонском кладбище играла песня феникса, по всей видимости, того самого, который пожертвовал перья для их оружий. Вот только она звучала очень недолго. Уже через несколько секунд её поглотил неприятный и никому из присутствующих не известный, но в то же время знакомый и такой пленительный гул, смешанный с треском, напоминающем о поленьях в растопленном камине. Золотая нить быстро светлела, теряя оранжевый и розовый отливы и становясь жёлтым, словно сплетённым из чистого солнечного света, канатом. Сияние, как будто ставшее ещё ярче — несмотря на то, что это было практически невозможно — добралось до палочки змеемордого чудовища и произошёл взрыв. Огонь странного канареечного цвета забавно блестел и искрился, напоминая ребёнку мультики про принцесс, которые он мельком видел, когда убирался, пока кузен листал каналы на телевизоре. Однако эта «пушистость» и некая приторность, которые делали ярко-жёлтое пламя совершенно безобидным на вид, не мешали ему быть абсолютно безжалостным к врагам и смертельным для всех вокруг. Канареечный огонь сейчас был куда опаснее магии, просто витавшей в воздухе и поддерживающей нить. Блестящее, искрящееся и словно принесённое каким-то образом с солнца пламя сейчас являлось устрашающим оружием, от которого у Пожирателей смерти не было единого шанса спастись, и которое с лёгкостью уничтожало взрослых магов, облачённых в чёрные одежды. Человекоподобному монстру повезло не больше, чем его последователям, и когда огонь коснулся его, он издал приглушённый из-за звуков пожара крик. Казалось, прошли часы или хотя бы минуты, но, вероятно, прошло всего несколько мгновений, когда кожа Волдеморта начала тлеть и осыпаться светлым пеплом. Со всех сторон к нему слетелся густой чёрный дым и, ударив напоследок чудовище в грудь — да так сильно, что то чуть ли не заревело от боли — растворился в ночном воздухе. Когда мальчик увидел, что глаза убийцы его родителей потускнели так же, как у Седрика, так же, как у Квиррелла он наконец позволил усталости догнать его. Гарри упал навзничь. Он чувствовал, что больше не может держать глаза открытыми, и просто разрешил себе поддаться утомлённости, понимая, что в таком состоянии всё равно не сможет больше ничего сделать. Подросток закрыл глаза. Последним, что он увидел перед тем, как окончательно потерять сознание, было ночное небо с большой яркой луной в центре, которая светилась не белым, как обычно, а ярко-жёлтым.