***
Йосано нахмурилась, склонив голову. В данный момент она осматривала рану Дазая, и вид ей очень не нравился: края чуть загноились. — Чем это, говоришь, было сделано? — Кандзаси. На кончике, видимо, был яд. — Яд? Сидевший на кушетке Дазай потянулся к лежащему плащу и достал из кармана завёрнутую в салфетку заколку Ямадзаки. Он протянул её Акико, и она, приняв её, осторожно развернула, рассматривая кандзаси. И красота может убивать. — Знаю того, кто меня ранил, — усмехнулся он. — Она любит использовать яды. Врач вздохнула, возвращая вещицу Осаму. Специалистом по ядам она не являлась, остальные в Агентстве — тоже, да и кому бы пришло в голову… Йосано посмотрела на Осаму, готовясь обрабатывать его рану. Она, прошедшая школу Огая Мори, чует подобных бывшему начальнику людей. Для неё Дазай — кровь, холод, пробирающий до костей, и энигма, которую никто из них (кроме директора), Агентства, до конца разгадать не может. Он тоже, как и она, прошёл через его школу. Йосано не сомневается — Осаму действительно знает того, кто попытался отправить его на тот свет, и она не удивится, если этим кем-то окажется человек из прошлого мафиози-теперь-детектива. Он обратился к ней, когда все из Агентства ушли, а она задержалась, прибираясь у себя в кабинете. Йосано не отказала — уже несколько дней Дазай напрягал её своей бледностью, и сейчас, в свете лампы, это подчёркивалось ещё сильнее. Она не спрашивала, что он делал, но наблюдала за ним по просьбе Куникиды, для которого поведение Осаму в последнее время было странным. Доппо предположил, что, может, Дазай начал употреблять наркотики, на что Акико покачала головой, но задумалась. — Знаешь, что за яд? — Без понятия. — Тебе становится хуже или лучше? Можешь оценить своё состояние? — Не могу понять, — признался Дазай. — Накатывает волнами. То хорошо, то плохо. — Нам придётся… Что придётся им делать, Йосано сказать не успевает — дверь, ведущая в кабинет, распахивается, и в помещение вваливаются Танидзаки и Ацуши. — Йосано-сан! — запыхаясь, обращается к ней Накаджима. — Что у вас… — Акико оборачивается. Танидзаки держит на руках девушку в красном платье. Раздаётся шелест простыни на кушетке — Дазай поднимается с неё и начинает застёгивать рубашку — с его раной врач разберётся чуть позже. — Ямадзаки, неужели ты? — тянет он. — Что случилось? — переспрашивает Йосано. — Мы возвращались с задания и решили сократить путь до Агентства через парк, — говорит Ацуши. — На мостике увидели её, лежащую без сознания. Вы сказали, что задержитесь сегодня, вот мы и… — Она совсем плоха, — добавляет Танидзаки. — Клади её на кушетку. — Бледнее простыни, а руки ледяные. — Даже мертвец выглядит лучше тебя, — сообщает Дазай, осторожно склоняясь над Томиэ. — Дазай?.. — вопросительно тянет Акико. — Мой… Выйдите, — обращается он к притихшим Ацуши и Танидзаки, и тон его голоса меняется на серьёзный. — Сейчас будет зрелище не для детей. Они с ним не спорят. Кивают и покидают кабинет, закрывая за собой дверь. — Теперь ты ответишь мне? — Можете спросить о яде Томиэ Ямадзаки, Йосано-сан. — Так это… Но Осаму уже не смотрит на Акико. Со стороны кушетки раздаётся тяжёлый вдох, и он обращает всё своё внимание на Томиэ. Йосано, решив, что ещё спросит с Дазая, подходит и вместе с ним склоняется над несчастной. — Дазай, это ты?.. — шепчет та, которую он представил как Томиэ Ямадзаки. — Я, Ямадзаки, это я. — Не взяла грех на душу, я всё же не взяла его… — Что произошло в парке? — вмешивается Йосано. — Меня отравили. Время, Дазай, время на исходе… — Что за яд? — продолжает врач. — Какая теперь разница, Йосано-сан? — интересуется Дазай. — Она умирает. Самое время применить вашу способность — на неё она подействует, в отличие от меня. — Разумеется, — отвечает Йосано. Странный парень этот Дазай, думает она, наблюдая за тем, как он ведёт себя с Ямадзаки. Она пыталась его отравить, а он общается с ней так, будто этого и не было, будто… он за неё беспокоится (самую малость). — Дазай… — Йосано-сан тебе поможет. — Нет, не надо, — слабо шепчет Томиэ. — Я… Я не хочу. Не хочу жить. Йосано приподнимает брови, касаясь её лица и быстро осматривая: ещё одна жить не хочет, но ей на глазах становится хуже. Акико смотрит на её выцветшие губы и ставшие сухими щёки, беря со столика скальпель. — Я не сделаю вам ничего плохого, — говорит она. — Зачем вы меня… спасаете? — Это моя работа, — лаконично отзывается Йосано, — пусть вы и навредили моему коллеге. Дазай, останься, мне понадобится твоя помощь. — И что мне делать, Йосано-сан? — Для начала возьми её за руку — ей страшно. — Зачем? — шепчет Томиэ. Осаму кивает и переплетает свои пальцы с пальцами Томиэ. Сжимает их, показывая, что он рядом, что больше ей ничего не угрожает, и мышцы лица Ямадзаки расслабляются. — Что дальше? — Продолжай держать. — И в этом вся по… — Способность: Не отдавай, любимый, жизнь свою! В следующий миг Томиэ широко распахивает глаза и истошно кричит, ощущая боль в районе живота. — Вот теперь ты точно при смерти, — тихо говорит Дазай, сильнее сжимая её пальцы. Йосано вполне могла обойтись и без этого, но не после истории с раной Осаму.***
Спрашивать Дазая о Томиэ и Нобуо будет бесполезно. Он знает, Акира чувствует, больше, чем ей говорит. И он знает, что она в курсе этого, поэтому ничего точно ей не скажет. Хания поджимает губы. С Юкио и клиентами ей всё было понятно: он и Ёко доходчиво объяснили ей, как нужно себя вести с посетителями. Мисима и попадавшиеся ей мужчины были понятными и искренними. Улыбка, ласковый взгляд, немного алкоголя, и они готовы рассказать ей всё, что лежит у них на душе (и даже чуть больше). С появлением Осаму с этим возникают сложности. С ним взгляд, лёгкий флирт или нежное, тактичное прикосновение, не сработают, поэтому она приходит к единственному выводу в сложившейся ситуации: информацию придётся искать самой. Акира быстро открывает дверь в квартиру. — Тосико! Ютака! — кричит она, но никто не отзывается. Разувшись, Хания подходит к окну и, открыв его, выглядывает вниз. — Дай знать, если они появятся. — Ладно! — отзывается Ёко. Акира кивает и направляется к доске, стоящей в гостиной, которая привлекла её внимание ещё в тот раз, когда она навещала родителей. Она подходит ближе и теперь может спокойно, без спешки, рассмотреть то, что удалось собрать Отделу по борьбе с Портовой мафией. Кимифуса, как и в тот раз, висит без фотографии, и краткие тезисы, сделанные рукой Тосико, её не радуют. — псих — умеет сражаться — стильный — Неплохая характеристика, — пробормотала Акира. Справа в углу висело фото мужчины в чёрном плаще с чёрными волосами и аристократичными чертами лица. — Кто тут у нас? Огай Мори. — предполагаемый босс портовой мафии — филантроп (крупные суммы — больницам) — врач Под фото Мори висит снимок рыжеволосого парня в симпатичной шляпе. — занимает не последнее место в портовой мафии — часто появляется на мероприятиях вместо Огая Мори — его правая рука??? Акира просматривает имеющуюся информацию на Портовую мафию, размещённую на доске, но Томиэ и Нобуо не упоминаются. Закончив с этим, Акира направляется в родительскую спальню, где подходит к шкафу и достаёт из его второго ящика серую папку-портфель. В ней Тосико хранила важные документы. — Если что, то все важные документы здесь. Ютака, ты запомнил? Чудно. А вот тут, — из-под портфеля Тосико вытаскивает небольшую бордовую косметичку, — деньги. На продукты, походы к врачам, оплату жилья, ну и если никаких наличных денег в кошельке не окажется. Акира вместе с папкой-портфелем опускается на кровать. Она найти хоть что-то, что могло бы пролить свет на имена её настоящих родителей. Да, Спецотдел приложил руку к тому, чтобы дать пострадавшим детям максимальную анонимность, насколько она знала со слов Тосико, но они ведь должны были знать имена семей, к гибели которых приложил руку Ямамото. С именами можно было пойти в мэрию и узнать больше, но… Акира выдыхает с разочарованием: ничего такого она не нашла, но зато вытащила листок с семейным древом Ютаки и Тосико, и с удивлением узнала, что, оказывается, Тамура в своей семье — старшая дочь. Она не говорила, что у неё ещё родственники. — Но почему не стоит, что я удочерена? — вслух спрашивает Акира. — Будто моих родителей не существовало, а я всегда была Ханией. Удивлённая, она сделала снимки и убрала всё на место так, как и было. Даже ещё раз на доску в гостиной взглянула — вдруг могла как-то немного сместить фотографии. Крепко сжимая в руке телефон, Акира торопливо спустилась вниз и направилась к ждущим её Ёко и Юкио. — Ничего? — склонила голову Сугияма. — Ничего, — вздохнула Акира. — Поехали в клуб. — Проиграй в голове ещё раз то, что слышала, — предлагает ей Юкио, заводя машину. — В том и дело, что нечего там проигрывать. Ничего такого я не услышала, чтобы… По совету Мисимы она ещё раз прокручивает в голове то, что успела услышать, и имена Томиэ и Нобуо по отдельности. Она даже в интернете уже искала — ничего не вышло, может, неправильно расслышала и воспроизвела? В «Орхидею» Акира входит последняя и закрывает за собой дверь. Настроение, которого с утра и так не было, стало ещё хуже. Хания не собиралась становиться детективом с дивана, не собиралась ещё больше волновать Тосико (представлять реакцию Тамуры на её попытки что-то выяснить она не хотела), у которой и без неё забот было полно. А теперь ещё и история с поддельной биографией. Нет, она знала, что была удочерена, в их семье это не скрывалось, да и в новостях писали, что некоторых из выживших детей удочерили или усыновили, но почему тогда Спецотдел, предложивший всё устроить так, противоречил самому себе? Да, усыновлена, но этого в документах семьи мы не отобразим. — Вот ты где! Юкио! К ним приблизилась чуть взъерошенная Банана. Она уже успела сделать себе причёску для вечера, но не переоделась, поэтому сейчас на ней были бриджи, футболка и старые кроссовки. — Что случилось? — Я звонила тебе несколько раз, но это уже и неважно… Сидзуэ-сан приехала, — говорит она, и Юкио меняется в лице. — Она в твоём кабинете. Я принесла ей кофе и сладости. — Для визита в честь дня матери поздновато… — тянет Акира. — Она, видимо, делает пробное появление на следующий год, — Юкио взъерошивает себе волосы. — Что ж, спасибо, Банана. Мне нравится твоя причёска. Я займусь мамой, отлучусь ненадолго, иначе она может устроить здесь скандал. Я ведь, — он вздыхает, — не самый порядочный… сын. Готовьтесь к вечеру в обычном темпе, девочки. «Мы очень скучаем. Целуем и любим тебя, сынуля. С любовью, Твоя семья», — перед глазами возникает присланное недавно письмо от мамы. Он целует Ёко в щёку и направляется к лестнице. Банана смотрит на неё. — Не пойдёшь поздороваться с будущей свекровью? — Боюсь, будущая свекровь не в восторге от будущей невестки, — невесело усмехается Сугияма. — Да? Почему? — Она как-то просила меня убедить Юкио «взяться за ум и оставить идею с хостесс-клубом», оставив всё это в тайне от самого Юкио, но я сказала, что между мной и моим парнем нет секретов. И рассказала ему. Ей это… не очень понравилось. С тех пор наши доброжелательные отношения оказались охлаждены. Банана усмехается. — Так тебе самодзи не видать. Ёко тоже усмехается. — У моей матери самодзи не было. Этим я пошла в неё, непутёвую. Просто прекрасно. Акира, обогнув болтающих Ёко и Банану, поднимается наверх. Дверь в гримёрную Нико открыта, и она хочет зайти поздороваться. — Нико? Нико поднимает голову, и Акира видит зарёванное лицо. Пальцы Кудо сжимают газету. — Что случилось? — Б-Банана говорит, что это глупости, но я всё никак не могу успокоиться. Это так грустно… — Нико… — Акира проходит в комнатку и садится на диван, приобнимая Нико за плечи. Второй рукой она вытаскивает из коробочки, стоящей на столике, бумажную салфетку, которой начинает аккуратно вытирает слёзы с лица Кудо. — Скажи мне, что случилось. — Представляешь, дочь Харухиро Ямадзаки умерла. П-покончила с собой. Такую пронзительную предсмертную записку оставила. Ками, как это грустно, — начинает она причитать, пока Акира вытирает ей слёзы, — когда родители хоронят своих детей. Должно же быть наоборот… — Ужас, — говорит Акира. — С-согласна. — А как её звали? — Томиэ Ямадзаки. — Томиэ? — переспрашивает Хания. Совпадение ли то, что звучит нужное ей имя? Она не верит в совпадения — нужно всё тщательно проверить. — Кто она? — Дочь основателя первой школы красоты. На свой прошлый день рождения я ходила к ним в салон и красила волосы, — делится начавшая успокаиваться Нико. — Вот. Она протягивает Акире газету. Предсмертную записку Томиэ она не читает, её внимание привлекает находящаяся под ней фотография, на которой изображена, видимо, сама Томиэ. Хания приближает газету к лицу. Фото старое, но Акире кажется, что знакомые черты лица угадываются. — Не плачь, Нико, — говорит она, сворачивая газету. — Я понимаю, что тебе грустно, и сейчас я могу прозвучать цинично, но… такова жизнь. Нико кивает. — Почему она это сделала? — вопрошает Кудо. — Жизнь ведь… прекрасна. Столько всяких радостей и столько всяких смыслов жить. — Никто не знает, что на душе у человека. Вот так, — Акира откладывает в сторону салфетку и обхватывает лицо Нико двумя пальцами за подбородок, поднимая к своему. — Без слёз тебе намного лучше. Начни готовиться к вечеру, сегодня у нас Такамото в клиентах. Я могу взять газету с собой? — Конечно. Спасибо, Акира. — Пустяки. Сжимая газету, Акира, выйдя из гримёрной, направляется в кабинет к Юкио. Ей срочно нужно это обсудить и убедиться, что он видит то же, что и она. Она стучится в кабинет и получает разрешение войти. — Юкио-сан. С его лица Акира считывает радость от её появления. На звук её голоса оборачивается сидящая перед столом женщина, одетая в коричневую шёлковую блузку и тёмную юбку. У неё рыжие волосы, забранные в высокий хвост, и, смотря ей в глаза, она понимает, от кого он унаследовал губы и форму носа. — Акира, это моя мама, Сидзуэ Хираока. Мама, это Акира Хания, одна из хостесс. Сидзуэ встаёт со стула и быстро подходит к Акире. Перед этим она оценивающе смотрит на Акиру с головы до ног, а после протягивает ей руку. Хания отвечает на рукопожатие. За несколько лет знакомства с Юкио она видит его мать впервые. — Приятно познако… — Вкус к женщинам у тебя от папы, — говорит она, перебивая Акиру, — но вы все какие-то высохшие. Такие худые! Сынуля, нельзя так обращаться с сотрудницами! Акира прячет улыбку. Значит, сынуля. — Они все едят нормально, мама, — он касается ладонью лба. — Не стоит волно… — Я оставила выпечку на ресепшене, — продолжает Сидзуэ. — Обязательно все поешьте. — Спасибо, госпожа Хираока, — склоняет голову Акира. Сидзуэ покидает кабинет первая, Хания и Мисима выходят следом, спускаясь вниз. Но Сидзуэ не уходит, она вцепляется в бедного Рина и что-то говорит ему, а после обращается и к Банане. Акира оглядывает помещение и понимает, что Ёко не видит. — Сынуля?.. — переспрашивает Акира, улыбаясь. Юкио вздыхает. — Я готов заплатить всем свидетелям этого по две тысячи йен, чтобы они всё забыли. — Юкио, такое забудется… — Акира чуть хмурится, прикидывая стоимость хранения тайны. — Только если за десять. — Моё семейное прозвище… Мне почти тридцать, а я у неё до сих пор… сынуля. Хания с улыбкой треплет его по плечу. — Она тебя любит, а это — самое главное для ребёнка. — Что это? — меняет тему Юкио, заметив в руках Акиры газету. — Меня заинтересовала одна заметка… Заметка о Томиэ Ямадзаки, которую сегодня похоронили. Самоубийство. Мисима морщится. — Ками, ты как мой дед: говорите об умерших, а не о живых. — Юкио, в газете есть её фото, и она похожа на ту девушку, что на меня напала, — и этого достаточно, чтобы Юкио в миг стал серьёзным. — Идём в кабинет. Используя ноутбук, он вбивает в поисковый запрос Томиэ Ямадзаки, и им высвечивается фотография Томиэ с пожилым мужчиной, которого они принимают за Харухиро Ямадзаки. — Есть более поздние фото? — спрашивает она, стоя за спиной Юкио и упираясь ладонью в стол. — И что-то ещё? — Сейчас поищем. Смотри, заметка о свадьбе. «Томиэ Ямадзаки, дочь владельца первой школы красоты в Йокогаме, Харухиро Ямадзаки, выходит замуж за Нобуо Сато, героя Великой войны». Посмотри на фото, это она? — Кажется, да, — Акира бегло пробегается глазами по заметке. — Герой Великой войны. Она всматривается в фото, на котором Томиэ в белом свадебном платье выглядит счастливой. — Ну и выражение лица у её мужа… — Что за Великая война? — задаёт вопрос Акира. — Ты не в курсе? — Извини, в клетке у Ямамото у меня не было полноценного курса по истории Японии. — Прости, — Юкио тут же извиняется. — Как мы можем узнать о них больше? — вопрошает она вслух. — Томиэ — эспер, а эсперами, как рассказывала Тосико, занимается Спецотдел. Наверное, мне лучше держаться от него подальше, — почему-то срывается с губ. — Думаю, можно начать с мужа, — предлагает на это Мисима. — Он всё же участник Великой войны. Героем обозвали. Моя бабушка могла бы тебя просветить. Она знает всё. — Прямо-таки всё? — Да. Историк. — Дашь мне её адрес? — Она живёт не в Йокогаме, а в Ибараки. Это шесть часов пути. — Я бы съездила к ней, — говорит Акира. — Поисковик тут вряд ли поможет. Я не очень доверяю интернету — пишут, что хотят, фабрикуют и публикуют. В том же прогнозе погоды и то соврать могут. Я съезжу к твоей бабушке, — повторяет она, — может, она что-то слышала и о Портовой мафии. Судя по тому, что я видела на доске у Тосико, Портовая мафия известна и за пределами Йокогамы. Он кивает. — Вполне. Мои родители называют её «древней черепахой», хотя, скажу я тебе, выглядит она вовсе не так, как про неё говорят. Позвоню ей и тебя туда отвезу. — Спасибо. Акира в очередной раз спускается вниз, в холл, где её теперь окликает Банана. — Акира, совсем забыла с этой суматохой. Для тебя тут кое-что есть. Хания подходит к стойке ресепшена, на которую Ёсимото кладёт книгу. — От твоего Дазая. — Он не мой, — тянет Акира, беря книгу в руки. — К чему эта ухмылка, Банана? — Ни к чему. Умный, красивый, вежливый — идеальный парень. — Клиент, — поправляет её Хания. — Я помню о правилах. — Хоть кто-то здесь о них помнит. — Масаока Сики. Вот ведь запомнил, какая книга. — Ты его знаешь? — Поэт, писатель. Им был выдвинут принцип «отражения жизни» как основополагающий компонент поэтики объективного реализма… — на что Банана присвистывает. — Что? — Да, не зря ты училась в университете. Я тоже знаю, кто это. Я окончила литературный факультет Японского университета в Нэриме. — Ты не говорила, — удивляется Акира. — Да никто особо и не спрашивал… — пожимает плечами Банана. — У меня творческая семья: отец — литературный критик, поэт; мама тоже стихи пишет. А старшая сестра рисует мангу. — Это круто. Правда, Банана, очень круто. — С твоими родителями не сравнится: полицейский и… Как ты там говорила? — Проводник духов. — Наверное, их свела вместе воистину невероятная любовь. — А как иначе? Банана выходит из-за стойки и подходит к окну в пол, смотря на идущий за окном дождь, из-за которого целый день была плохая видимость. — Дождь сегодня с утра идёт, но мне нравится, — произносит она. — Весенний и летний дождь всегда несёт с собой запах океана. Акира подходит и становится рядом с Бананой. Вдвоём они смотрят на стекающие по стеклу капли, и Акира чувствует от этого умиротворение. Хоть ненадолго.