play with secrets

Она уходит оставляя его одного. Наверное нужно что-то делать, куда-то бежать, но куда? Для начала — в свою квартиру — нужно забрать документы, а вот потом … Так, Билл. Может быть никуда бежать и не придётся. Он возвращается к себе и роется в бумагах. Ровно до того момента, пока не слышит звонок в дверь. Его уже пришли брать? Руссо взводит курок. — Ты? На пороге — Наоми.

***

— Мисс Ричи? Мадани внимательно оглядывает сидящую перед ней девушку. На той лица нет. И неудивительно — ей только что сообщили, что тело ее отца прибило к берегу с дыркой в голове. У Наоми побелели губы и теперь дрожали. Взгляд был отчуждённым. Девушка смотрела в одну точку. Рядом с Диной стоял ее напарник — Стайн. Сочувственно пучил свои глаза. Но оба агента и не догадывались, что на самом деле Ричи было плохо не из-за смерти Стивена. Она ощущала глубокое предательство, за которым следовало удушье. Глаза не были мокрыми от слез, потому их не было. Раздражительная сухость была хуже. Куда хуже. — Простите? — растерянный взгляд. — А, да. Я не видела его с дня дачи интервью. В конце концов, Дина решила больше не мучить бедную девушку. Та ведь осталась сиротой. — Вы свободны, мисс Ричи. Мы свяжемся с вами, если вы нам понадобитесь. Наоми коротко кивнула. Поднялась на ноги, покинула кабинет. Стайн вызывался проводить ее, но она покачала головой. Промычала что-то вроде: «сама найду выход». Ноги подкашивало. Колени тряслись. Девушку едва не вывернуло, пока она ехала в лифте вниз. Она должна найти Билли и хорошенько вмазать ему. Она должна наорать на него, а после сдать всем властям на растерзание. Почему она этого до сих пор не сделала? Почему? Он ведь не любил ее. И то, что бегло сказал в ресторане, когда она напрямую спросила его, — ложь. Руссо манипулировал ею, а Ричи велась, как идиотка. В какой-то момент Наоми поймала себя на том, что просто быстрым шагом идёт по улице? Не разбирая дороги. Внутри все содрогалось. Органы буквально казались липкими, сжимаясь в один большой ком. В конце концов, Наоми поймала такси. Назвала адрес Руссо. Почему? Потому что домой ехать не могла. Там ее задавит тишина. Его вещи. Там много его вещей. Там она, возможно, сорвётся. Наглотается каких-то таблеток, или что там обычно делают в таких случаях. Бегут к друзьям-наркоманам? Наверное. Пресса даже не удивится падению золотой девочки после случившегося. Но тогда все узнают, что они расстались с Билли. Тогда он может попасть под подозрение. Она ведь сказала Мадани, что весь вчерашний день и вечер они провели вместе. Дура. Защищаешь его до последнего. Другая на твоём месте лично перерезала ублюдку горло. Он убил твоего отца. Ричи не запоминает, как прошла консьержа, как оказалась на этаже. Просто звонит в дверь. Руссо стоит на пороге с пистолетом в руках. Наоми смотрит на него тяжелым взглядом исподлобья и проходит в квартиру без разрешения. Не задевает его плечом, ничего такого. Просто просачивается, словно привидение. Привидением она и стала. Билли Руссо не оставил ничего от Наоми Ричи. Ее взгляд скользит по частично собранным вещам. С губ срывается истерический смешок. Билли пропускает Наоми. Впервые ему нечего ей сказать. Просто нечего. Ему стыдно, ему больно — и это Билли Руссо! Почему он все это чувствует? Почему не поднимает ствол и не засаживает ей пулю? Уже не потому ли, что считает ее такой невинной и недостойной смерти? Нет. Он сам не знает ответа. Но в итоге этот самый ответ напрашивается сам собой — он любит эту девушку. Оправдываться нет смысла. Она знает все. И доказывать, что-то смысла нет. Руссо опускает пистолет и смотрит на девушку, которая едва ли не дрожит стоя напротив него. — Я сказала им, что вчера мы весь день были вместе, — уголки губ нервно дергались, когда Наоми обернулась к мужчине. — Можешь не сбегать из города. Девушка обнимает саму себя руками и слегка потрясывается. Как безумная. А она такая и есть. Место ей в дурдоме, раз связалась и поверила Билли Руссо. В конце концов, она смеётся. Почти гомерически хохочет. — Какая же я идиотка. Я ведь верила. Верила, что ты сложный человек, прошедшие через многие травмы, но все равно сможешь меня полюбить. Я знаю, что ты сделал с семьей Френка Касла. Я все это знаю. Но все равно я думала, что… Она не заплачет. Нет. — И знаешь, что в этом всем самое смешное? То, что я продолжаю тебя любить. То, что я, не моргнув и глазом, солгала двум агентам нацбеза. Наоми смотрит на пистолет в его руках невидящим взглядом. Но в ее голове что-то щёлкает. — Ты же планировал убить и меня? Точно планировал. Я уверена. Так давай же. Давай, сделай это, и не станет последнего свидетеля. Она не брала его на «слабо». Она, правда, была готова к смерти. — Я не… Это было случайно. Все это чреда случайностей. Послушай меня, — он не протягивает к ней рук, просто смотрит, склонив голову набок, — Я не знал, не мог сказать, но я люблю тебя. Наоми, ты слышишь меня? Ее взгляд почти пуст. — И я не буду тебя убивать. С чего ты взяла? Я правда… Я не буду. Он кладёт пистолет на стол. Он разбил ее. Сломал. Просто уничтожил. И теперь эти мелкие частицы никому не нужны, даже ей самой. У неё больше нет семьи. Отец был тем ещё мудаком, но теперь нет и его. Билли, которого Наоми считала своей новой семьей, манипулировал ею все это время. Ричи осталась одна. Абсолютно одна. Ей совершенно не будет жалко, если сейчас Руссо выстрелит в нее. Возможно, она даже этого желает. Мужчина говорит о каких-то случайностях, но она продолжает бездумно мотать головой. Наоми не хочет слушать, не хочет. Кости трещат, когда Билли признается ей в любви. Девушка снова смеётся. Даже голову запрокидывает, по-прежнему обнимая саму себя за трясущиеся плечи. — Да какая разница уже? — почти выплёвывает Ричи, когда он говорит, что не убьёт ее. — Ты сделаешь нам обоим одолжение. Однако пистолет отложен в сторону. Никто для него такого не делал? Ещё бы. Кто станет жертвовать всем ради человека, для которого ты — пустое место? Только такая идиотка, как Наоми. — То, что ты сделала. Никто не делал такого для меня. Билли пытается приблизиться к ней. — Ты не веришь мне теперь. Девушка делает шаг назад. Ей хочется наказать его. Только чем? Если она уйдёт, он даже не заметит. А сдать его нацбезу у неё кишка тонка. Наоми никогда не сможет этого сделать. — Не верю, — голос звучит надтреснуто, она отводит взгляд, потому что не может сказать этого, глядя ему в глаза. Она лжёт. Лжёт, потому что все еще хочет верить ему. Она делает шаг назад, и где-то внутри Руссо теперь — обрыв, пропасть. Разматывается боль такой силы, что он даже не знает — что ему делать. Он никогда такого не испытывал в своей жизни. Никогда. — Я правда… Я люблю тебя. И сейчас Руссо верит, что любит. Он смотрит на неё и не узнает. Понимает, что уйди она за дверь — все в нем переломается на куски. На части. Билли никогда такого раньше не испытывал. Он не просто волновался. Нет. Это состояние его оглушило. Все-таки стоит уйти. Если он не убьёт ее, то она справится сама. Нет, речь шла не о самоубийстве, а, скорее, а саморазрушении. Наоми была девочкой хорошей, держалась подальше от наркотиков. Раньше. Но сейчас она была готова на что угодно, лишь бы заглушить эту боль. Может, она разрешит себя накачать чем-то. Может, не на один день. Может… Но, дойдя до прихожей, она тормозит. Не может сделать и шага дальше, будто ее ноги приклеены к полу. Девушка чувствует своё падение. Падение, как личности. Как человека. Кем она станет, выйдя за дверь? Кем она станет, оставшись? Факт останется фактом. Она сама убила своего отца, рассказав все Билли. Она сама во всем виновата. И что-то удерживает ее здесь, не даёт уйти. Это что-то окольцовывает ее горло, сдавливает трахею. Начинает болеть левый висок, и девушка понимает, как сильно она устала. Не может сдвинуться с места. Ричи слышит сзади тихие шаги. Наверное, Билли решил, что она ушла, и хотел закрыть дверь? Или понял, что она стоит там, как истукан? Наоми оборачивается. — Ты хоть сам-то себе веришь? Это не наезд. Это звучит очень, очень устало. Ее взгляд почти пуст, не выражает ничего, кроме страшного желания не быть. Не существовать. Руссо едва ли не начинает кричать. Ему почти физически больно, а может быть и не почти. Простояв, как истукан пару минут, Билли наконец срывается с места. Он опасается, что Ричи уже ушла, но нет — она все ещё в прихожей. — Я никогда не вру, — почти кричит Руссо, сам не понимая насколько глупо звучат его слова. Но он да — действительно во все это верит. — Ты сказал, что любишь меня. Так.. — Наоми сглатывает, сдерживая надвигающуюся истерику. — Так останови же меня, черт тебя дери. Сделай что-нибудь, чтобы я поверила. У неё в голове все еще слышатся отголоски его слов. «Я люблю тебя». Отражаются эхом о стенки черепной коробки, вызывая несусветную боль. Ей хочется уничтожить себя. Себя, не его. Снести до основания. Прервать род гребаных Ричи совсем, убить последнюю особь. Он почти кричит на неё, говоря, что никогда не врет. Ей бы вновь истерически рассмеяться, но Наоми стоит на месте. Все в ней трясётся. Даже немного тошнит. — Послушай меня… Мне нечего тебе сказать по существу. Это все — да, подло, ужасно, но что было делать мне? Сказать тебе все сразу? Я не хотел умирать. И в тюрьму. Он подходит ближе. — Я ебанный сукин сын. Но сейчас… Мне так плохо. Руссо берет Наоми за плечи и осторожно поворачивает к себе лицом. — Признаюсь честно — я никого не любил никогда. Но ты сейчас все это говоришь, все это происходит и мне так больно. Словно если ты выйдешь за дверь весь мир перевернётся. Все рухнет. Билли так накрутил себя, что даже глаза его слезятся. Да и спустя пару минут он как ребёнок вытирает нос рукавом. — Я… Не уходи. Умоляю тебя. Прошу тебя. Я… Наоми. Он никогда не был таким. Да и сейчас слыша себя со стороны — дивится. Билли не хочет ей обладать. Не в этом дело. Дело в том, что Наоми для него — самый родной человек на свете. И он это понял только сейчас. Билли подходит ближе и ближе, оправдывая себя. Он не хотел умереть или в тюрьму. Она тоже не хотела, чтобы он умер или попал в тюрьму. Именно поэтому это все и произошло. Но когда он говорит, что ему плохо, что-то в Наоми дергается. Будто струна лопнула. Этих струн осталось так мало, и все они принадлежат ему. Она верит ему. Может быть, как полная идиотка, но все равно верит. Его руки на ее плечах. Теперь девушка смотрит на Руссо в упор, молча слушая все, что тот говорит. А говорит он то, от чего сердце хлюпает, еле качая кровь. То, что она хочет слышать, то, что радует ее, вопреки тому, что стоящий перед ней человек убил ее отца. А когда его глаза наливаются слезами, и он ломко просит ее не уходить, Ричи понимает, что больше не может. Она не может смотреть на его страдания. — Чшшш, — шепчет она, гладя мужчину по щеке. — Я здесь. Я никуда не уйду. Ее руки скользят по его плечам, и затем Ричи обнимает Билли. Прижимает к себе, словно ребёнка, хоть он и выше и крупнее хрупкой модели. Целует его в шею. Без пошлости, просто снова и снова касается губами его кожи. — Никогда, — добавляет Наоми чуть ломающимся голосом, но она говорит правду. — Никогда. Она чувствует его судорожное дыхание и бешеное перестукивание сердца. Если Руссо и сейчас играет, то он — актёр без Оскара. А Наоми просто дура. Но отчего-то ей так не кажется. Его слова звучат честно. Честнее, чем все, что он говорил до этого. Чуть отстранившись из объятий, девушка смотрит ему в глаза. Такие же чёрные, как и всегда, но взгляд их кажется переполненным чувствами. Вернее — одним чувством. Болью. Раньше и такого не было. Ей хочет пошутить: «взгляните, Билли Руссо может чувствовать!». Не злобно, не насмехаясь над ним. Просто это стало для неё облегчением. Мужчина, ради которого она пожертвовала всем, любит ее. Поглаживая его плечи, Наоми касается своими губам его губ. Очень мягко, но словно ища в этом поцелуе спасение. — Я люблю тебя, Билли Руссо, — шепчет она ему в губы, пока по ее венам, по ощущениям, словно расползаются золотые нити. — Пойдём. Пойдём. Его до сих пор трясло. Руссо не узнавал себя и из-за этого было так страшно, так удивительно неприятно, будто он в одночасье превратился в совершенно постороннего человека. Он чувствовал себя так, словно в него кто-то вселился. Но может быть это было уже давно? Тогда, там в Кандагаре? Очень может быть. Никогда Билли не думал, что будет едва ли не плакать от того, что кто-то будет уходить из его жизни. Что этим кто-то будет женщина, да ещё дочь того человека, который принёс ему столько проблем. Но это было. И от сознания этого Руссо чувствовал себя все хуже и хуже. Она обнимает его, говорит, что никуда не уйдёт. И он тянется к ней. Обнимает. Ему так хочется верить в ее слова — они наполняют его восторгом. Таким, какого у него никогда не было. Он любил. Да, точно, он любил. И никто на свете теперь не отнимет у него эту любовь. Никто и никогда. Даже сама Наоми. — Я тебя люблю. Люблю. Ему так сложно и одновременно так легко говорить это. Она останется с ним. Она обещает, что никуда не уйдёт. Никогда. От этого мальчишки, которого бросили когда-то. От мужчины, который вынужден был стать таковым стремительно. От смазливого парня, которым пользовались пока он не стал пользоваться сам. Она не уйдёт. И она всегда будет на его стороне. Всегда. Взяв его за руки, Ричи уводит мужчину обратно в гостиную. Она впервые у него дома. Усаживает на диван, сама садится рядом, укладывая свои ноги ему на колени и прижимаясь как можно ближе. Смотрит ему в глаза и улыбается — не может не улыбаться. Вмиг простила ему все. Да что там простила — просто забыла. Забыла все, в чем Билли был виновен, потому что не могла и не хотела видеть грусти в его обычно таких живых чёрных глазах. Она приняла его. Просто приняла, вот так легко и просто. Убивал? Хорошо. Убил даже ее собственного отца? Ладно. Кажется, вовсе тот ещё психопат? Прекрасно. Главное, чтобы любил в ответ. О большем Наоми и не просит. — Иди сюда, — обхватив его лицо своими ладонями, поглаживая скулы большими пальцами, она снова его целует. И продолжает это делать абсолютно бездумно, самозабвенно ещё долгие минуты. Внезапно Ричи почувствовала себя очень легко. Сирота? Что ж, ладно. Но лучше, чем сейчас с Руссо, ей ещё никогда не было. Он, правда, думал, что она его сдаст, когда она так быстро сбежала из ресторана? И, кстати.. — Ты должен мне карбонару. Руссо чувствует себя так, как бывало, когда у него случались срывы. И сейчас — по биению сердца, по тому, как ему душно, он ощущает, что ему может быть и хуже. Чертов псих. Теперь они сидят на диване. Она рядом с ним. С ним никто и никогда не рядом. Даже Кёртис. Даже Френк. Они его никогда не понимали. Они могли его осудить. Наоми не осуждала. Даже в своей чудовищной ситуации. Не осуждала. Может быть она тоже сошла с ума? Это будет забавно. Ха-ха. — Ты же знаешь, что теперь… Все иначе? Ты же знаешь, что… Теперь я никому не дам тебя обидеть? Кроме меня и моей дурной башки. Руссо вжимается в ее грудь. Закрывает глаза. — Все. Все, что ты захочешь.