Барти
В доме было напряженно и тихо, как бывало всегда, когда отец возвращался домой к ужину. Обычно он не появлялся дома до тех пор, пока Барти не удосуживался укрыться на ночь в своей комнате, подальше от его глаз. Барти Крауч Старший считался перспективным сотрудником министерства, который в один прекрасный день должен будет стать министром магии. Однако сегодня он вернулся домой вовремя, чтобы разделить ужин с женой и сыном. Звуки вилок и ножей, скребущих по тарелке, а также тиканье часов — вот и все, что можно было услышать в изысканной столовой их дома. Тик, так, тик, так. От этих чертовых часов аж зубы скрежетали, но они висели в этой комнате с тех пор, как прадед купил их ещё в 1800-х годах, и простоят здесь до скончания веков. По крайней мере, если отцу так захочется, то так оно и будет. Как же Барти хотел разбить их вдребезги на глазах у отца. Бартемиус Крауч всегда добивался своего, за всю свою жизнь ему ни разу не пришлось подстраиваться под кого-то еще. С такой фамилией, как Крауч, ты сразу становился важным благодаря деньгам, политике и родословной. Бартемиус Крауч Старший рос избалованным и знал, что может получить все, что захочет, с помощью капельки обаяния. Его единственной слабостью являлась его жена Эвелин, она была единственным человеком, которого он по-настоящему любил. Впрочем, кроме одной-единственной слабости, у него был и один-единственный большой позор — сын Барти. Этот человек, вероятно, никогда не хотел иметь ребенка, а завел его лишь по необходимости, чтобы продолжить род. И каким же разочарованием стал для него Барти. Он назвал сына в честь себя, вероятно, надеясь, что со временем он полюбит своего отпрыска. Но этого так и не произошло: как только Барти появился на свет, отец его возненавидел. Что бы Барти ни делал, будь то первые шажки или его начальные случайные промахи в магии, неприязнь отца к нему только усиливалась. А сейчас он и вовсе презирает своего единственного сына и наследника. Когда Барти стал достаточно взрослым, чтобы понять, как отец относится к нему, он начал путь к тому, чтобы заставить отца пожалеть о том, что он когда-либо выполнял свои семейные обязанности. Возможно, ему следовало бы стараться, чтобы отец гордился им, но он обнаружил, что никогда не нуждался в одобрении отца и действительно был злобным сукиным сыном. Барти Крауч в своей жизни сделал многое, чтобы разозлить отца. Он не мог сдержать ухмылку каждый раз, когда отец узнавал что-то новое о своем сыне, чтобы разжечь в нем ненависть. Но ничто не было таким дерзким и безрассудным, как-то, что он делал в этот самый момент. Его отец расположился во главе стола, а мать — напротив него. Он чувствовал, как она пульсирует под его рукавом, словно зная, что находится в присутствии главы магического правопорядка. Та самая метка, на поиски которых его отец посвящал все свое время, была запечатлена на предплечье его собственного сына. Ирония судьбы заставила Барти удовлетворенно усмехнуться, поскольку он мог бы разозлить своего отца. Именно поэтому он и хотел стать Пожирателем смерти, чтобы заставить отца пожалеть о том дне, когда он решил завести сына, хотя и не хотел его. Если бы Барти был действительно смелым, он бы показал отцу, что сделает этот ублюдок. Барти уже представлял себе, с каким ужасом отец будет смотреть на него, если узнает. Ему было интересно, какой будет реакция отца. Большинство людей, наверное, полагают, что отец в ту же секунду обратит его в бегство, и к вечеру он будет заперт в Азкабане, но он знал своего отца гораздо лучше. Его отец слыл праведником и действовал по правилам, но всё это было лишь политическим фарсом. Бартемиуса Крауча Старшего мало волновали правила, так же как и магглы. Его отец был тем еще лжецом, притворялся, что борется за маггловскую справедливость, а на самом деле просто хотел, чтобы его имя писали во всех газетах, называя его героем. Его отец заботился о политике только до тех пор, пока она приносила ему пользу, и как бы ему ни хотелось, чтобы весь мир считал его самодовольным защитником угнетенных, это было не так. На самом деле он с радостью наступал на спины угнетенных, чтобы добиться своих целей. Барти был воспитан в духе превосходства крови, хотя многие его однокурсники считают, что он стал таким после того, как его определили в Слизерин. Его отец всегда считал, что волшебники выше остальных, особенно чистокровные. Хотя с самого раннего детства Барти вдалбливали, что мысли отца дома должны храниться в тайне. Барти не волновали драгоценные убеждения отца, его волновало лишь то, насколько он лицемерен. Он натравливает других на людей с такими же убеждениями, как у него самого, чтобы выглядеть благочестивым. Все это было полнейшей ахинеей, и Барти от этого тошнило. Он знал, что Регулус и Розье верят так же, как и его однокурсники, и что он намерен делать все наоборот, наперекор отцу. В какой-то степени это было правдой, но в большей степени он хотел делать все то, что его отец боялся делать. Барти Крауч не боялся ничего, особенно того, чем являлся его отец, и ему нравилось доказывать это старику. И все же после прошлого Хэллоуина он и подумать не мог, что у него будет метка. Он мечтал об этом с тех пор, как впервые услышал, как отец говорит об этом, — все, что угодно, лишь бы разозлить отца. А волшебники, публично выставляющие напоказ свои неполиткорректные убеждения, его очень злили. Не потому, конечно, что он с ними не соглашался, просто он считал их невеждами. Было только два человека, ради которых он мог бы отказаться от чего-то подобного: один сидел напротив него, потягивая её суп, а вторым был Регулус. Так что он смирился с тем, что будет злить отца старым добрым способом. В конце концов, это его вполне устраивало — у него появился новый друг. Помогло и то, что Реми была именно такой девушкой, которую отец не хотел бы видеть рядом с ним. Это было смешно, учитывая, насколько она была умна, но ее статус полукровки и известная склонность к наркомании не прибавляли ей благосклонности в глазах его отца. После того как он узнал, что Регулус получил метку, месть за отца снова стала актуальной. Признаться, ему было не очень приятно слышать, что его лучший друг принял такое важное решение, не сказав ему ни слова, но от Регулуса вряд ли можно было ожидать большего. Его друг был известен своей скрытностью, и к этому Барти пришлось привыкнуть. Тем не менее, учитывая, что Барти отказался от возможности получить метку для Регулуса, обычная вежливость гласила, что ему, по крайней мере, должны были сообщить об этом первым. В конце концов, Регулус загладил свою вину, и Барти довольно быстро простил его. На той неделе, когда закончилась школа, состоялось собрание, на котором члены клуба могли привести своих детей, достигших совершеннолетия, чтобы те встретились с Темным Лордом и узнали, достойны ли они. Барти заставил Регулуса привести его, а Розье отправился вместе с родителями. Темный Лорд не был так заинтересован в Розье, как в Регулусе и Барти. Регулус был самым молодым из всех меченых, поэтому Барти мог только предположить, что в какой-то момент он произвел на него впечатление. Темного Лорда очень интересовала фамилия Барти. В конце концов, не каждый день единственный сын главы магического правопорядка попадает на встречу с Пожирателями смерти. Темный Лорд проверил способности возможных посвященных, обнаружив, что лишь немногие из них соответствуют требованиям, но он и Розье оказались в числе этих немногих. Их пригласили на следующее собрание, а затем и на следующее, и на третьем собрании они были мечены. После этого прошло всего несколько недель, прежде чем их вызвали на битву. К счастью для Барти, ему было довольно просто улизнуть из дома ночью, так что он без проблем присоединился к битве. К тому же это было опасно, а именно это он больше всего любил в бою. Он должен был признать, что ему не нравилось общество других Пожирателей смерти. Единственные двое, общение с которыми было для него приемлемым, — Регулус и Эван, но в отношении остальных он был готов бросить им в спину проклятие в разгар битвы и ни о чем не жалеть. Все они были именно теми людьми, которых он ненавидел, как и его отец. Они были богаты, эгоистичны и жаждали власти, с той лишь разницей, что его отец был лжецом, а они — нет. Они были абсолютно честны в том, кого ненавидят и чего хотят, и это, по крайней мере, он мог уважать. А вот кого он не мог уважать, так это юных Пожирателей смерти, тех, с кем он проучился в школе шесть лет. Малсибер, Эйвери и Снейп, казалось, были так же рады видеть его и Регулуса, как и они их. Он был уверен, что они прекрасно помнят, как Регулус в свое время избил их маленькую компашку. И он был абсолютно уверен, что Малсибер помнит ту небольшую дискуссию, которая произошла между ними, когда Барти узнал, что он связался с Регулусом. Розье они, похоже, тоже не очень любили, что было странно, учитывая, что он провел в их компании большую часть последних лет. Вообще-то, если подумать, в прошлом году Розье не очень-то и крутился вокруг них. Возможно, этот маленький засранец разозлил их, и поэтому он прибежал к Барти и Регулусу. Надо будет расспросить его об этом позже. Кроме сражений, вся эта история с Пожирателями смерти была скучной. Его не вызывали на каждый бой, так что за все лето он побывал лишь на нескольких. В остальном все сводилось к совещаниям и обсуждению стратегии, которые были настолько неинтересны, что ему приходилось бороться, чтобы не заснуть. Единственное, что иногда случалось интересного, — это когда Темный Лорд испытывал желание наказать кого-нибудь. Это быстро оживляло ситуацию, хотя он знал, что Розье и Регулус ненавидят такие моменты. Настоящим недостатком было то, что он видел Регулуса гораздо реже, чем можно было бы предположить, учитывая, что они оба были участниками культа. Он видел его только на собраниях, но это вряд ли были светские мероприятия. Регулуса никогда не вызывали на битву, потому что за ним все еще оставался след, так что он был довольно неактивным членом. Однако Барти подозревал, что Темный Лорд каким-то образом использует положение Регулуса в министерстве, учитывая, что все его друзья, казалось, заботились о нем в эти дни. Барти постоянно виделся с Эваном, если честно, слишком часто, хотя в этом была своя польза. Он видел Эвана на собраниях, их вместе вызывали на каждый бой, и иногда они проводили время вне своих обязанностей Пожирателя смерти, но приходилось либо сидеть в этом доме в одиночестве, либо проводить время с Эваном, а этот дом он действительно ненавидел. Самое печальное, что он даже не уверен, что Регулус заметил, как часто Розье бывает рядом в эти дни, потому что, чтобы заметить это, ему пришлось бы на пару секунд оторвать голову от своих бухгалтерских книг, а этого он делать отказывался. Все, что он делал в эти дни, — это работал, чтобы сколотить состояние для семьи, которую он чертовски ненавидел, Барти этого не понимал. Но он решил, что для Регулуса лучше быть трудоголиком, чем снова наркоманом, поэтому по большей части оставлял это без внимания. Но больше всего на свете он желал, чтобы Регулус был счастлив, потому что никто не был так достоин счастья, как Регулус. — Барти! Ты слышал, что я сказал? — Бартемиус Крауч громко рявкнул на своего сына, практически эхом отдаваясь в пустоте слишком большой и богато украшенной столовой. Барти только и успел, что подпрыгнуть от неожиданности, зная, что это будет еще одним поводом для отца поиздеваться над ним. О мой сын, самый своенравный мальчик в Британии, как можно хотеть такого сына? Барти поднял глаза от супа, на который он смотрел, пока его не прервали: — Чего ты хочешь? Барти уже давно перестал притворяться почтительным и вежливым по отношению к отцу. Он наслаждался тем, как краснело лицо отца, когда Барти отвечал ему. Отец ненавидел его, но он не был похож на семью Блэков, он никогда бы не ударил Барти. В конце концов, если бы об этом стало известно в газетах, его отец выглядел бы слишком плебейски. Тон отца был суровым и враждебным, как обычно, когда он разговаривал с сыном: — Не говори со мной так, наглый паршивец. Барти расправил плечи, полностью готовый к словесному поединку: — И как же мне обращаться к тебе, отец? Не думаю, что существует какое-то обращение к главе магического правопорядка, не так ли? Может, и существует, но я готов поспорить, что оно не имеет такого звучания, как «министр». Лицо отца исказилось в насмешке: — Мы тебя избаловали, мальчик. Вот почему ты не уважаешь старших. Барти оглядел комнату и преувеличенно громко сказал: — Я не вижу здесь никого из моих старших. Его отец бросил салфетку на стол, практически рыча, и если бы Барти не знал своего отца, он бы подумал, что тот находится в секунде от того, чтобы навести свою палочку на сына: — Ты думаешь, что в твоей школе некого уважать? Готов поспорить, что их родители могут спокойно прожить хоть несколько дней, если к ним не обратятся по поводу их «наглого и особенно жестокого сына». Барти закатил глаза: — Не притворяйся, что они действительно тебе пишут. Ты ни за что не ответишь на моё письмо со своей работы, не говоря уже о письмах обо мне. Это маме пишут со школы по поводу ее «чересчур буйного сынца». Не преувеличивай свое участие в моем воспитании. Его отец открыл рот, чтобы сказать что-то столь же резкое в ответ, но его оборвал элегантный голос. Эвелин Крауч, возможно, и была впечатляющей женщиной, но ее отнюдь нельзя было назвать крупной. Она была невысокой и легкой во всех отношениях, даже голос у нее был особенно тонким, как и положено женщинам из приличного общества. Кроме того, она была очень умна и при необходимости могла ранить вас словом, но обычно приберегала эту суперспособность для тех случаев, когда она действительно была нужна. — Бартемиус, неужели ты должен постоянно спорить с нашим сыном? Он будет со мной только месяц, прежде чем вернется в Хогвартс. Я была бы благодарна, если бы мы могли вместе поужинать, — тон его матери не был тверд, но она и не нуждалась в этом рядом с ними. Ее голос мог в считанные секунды заглушить ссору между ними. Она действительно заставляла и мужа, и сына есть с ее ладони. Она была удивительно сильной женщиной и единственным человеком, который мог контролировать его. Его отец нахмурился, глядя на жену, но быстро оставил эту тему, и Барти, конечно, не собирался поднимать ее снова, когда его мать уже ясно выразила свои желания. Барти улыбнулся матери, когда она повернулась к нему. — Дорогой, как там Регулус? Ты же говорил, что ходил к нему вчера вечером? Вчера вечером было собрание, поэтому, как обычно, он придумал оправдание, чтобы мать ничего не заподозрила. Его отец, которого никогда раньше не волновало местонахождение Барти, вздрогнул при звуке имени Регулуса. Типичный властолюбец, этот человек внезапно заинтересовался Барти, когда в разговоре упомянули его политически важного друга. — Ты ходил к Регулусу Блэку вчера вечером? Где он сейчас живет? Вряд ли ему рады в доме матери в эти дни. Сквозь напускную беззаботность отца он уловил, что это министерству захочется разузнать, где сейчас находится наследник Блэков. Для главы магического правопорядка это было не слишком приятным вопросом. Барти улыбнулся матери: — У него все хорошо, мама. Он очень занят тем, что теперь является главой семьи, ведь он потерял отца в прошлом году. Барти прекрасно понимал, что его мать знает об этом, ведь они часто обсуждали этот вопрос, но он играл на этом ради отца. Не то чтобы Регулус и его отец были ближе, чем Барти и его, но чувство вины могло бы образумить отца. Он повернулся к отцу: — Да, он мой самый близкий друг, поэтому, конечно, я должен был увидеться с ним в это трудное время. И, как ты, я уверен, прекрасно знаешь, он унаследовал все, так что у его матери нет никаких полномочий не пускать его в дом его детства. Челюсть его отца напряглась: — Орион Блэк умер год назад, и я уверен, что мне не нужно напоминать тебе, что он умер в маске Пожирателя смерти, Барти. Вряд ли его многие оплакивают, особенно твой друг, который подал документы о жестоком обращении всего за несколько месяцев до смерти отца. А что касается его матери, то, как я слышал, она может сделать негостеприимным даже самое приятное место, просто своим присутствием, так что вряд ли он чувствует себя желанным гостем, даже если дом принадлежит ему. Барти был более чем раздражен тем, что его отец так осведомлен о Регулусе. Все знали о Регулусе Блэке, но обычно это было простое знакомство с молодым наследником. Но было очевидно, что Бартемиус Старший уделяет его другу слишком много внимания. — Может быть, и так, но я никогда не думал спрашивать. Отец долго смотрел на него, прежде чем снова заговорить: — Так где ты был прошлой ночью? Барти закатил глаза: — В гостях у Регулуса, как мама тебе и сказала. — Верно, но где конкретно ты его навещал? О, значит, они больше не притворялись невинной любознательностью, значит, двое могли играть в эту игру. — К сожалению, я не могу тебе этого сказать, отец. Стиснув зубы, отец спросил: — Это ещё почему? — Ну, есть много людей, которые не слишком довольны тем, что Регулус был назван наследником после того инцидента, о котором ты так любезно упомянул. Так что вряд ли было бы разумно рассказывать случайным людям, где он остановился. Барти испытал чувство удовлетворения, наблюдая за тем, как его отец злится на сына — слишком вежливый способ сказать ему, чтобы он отвалил. — Как ты уже говорил, его семья недовольна тем, что его назвали наследником. Насколько я знаю, мы не родственники Блэкам. К тому же, учитывая мое положение, я вряд ли стал бы говорить с семьей известного Пожирателя смерти о том, где живет их сын. — Ну, отец, учитывая чистокровность, я уверен, что где-то в конце концов мы стали родственниками Блэков, осознаем мы это или нет, — это была пощечина отцу, который очень гордился своими глубокими познаниями в семейном древе Краучей. — И я полагаю, что это семья бывшего Пожирателя смерти. В конце концов, мертвец не может служить мании величия, не так ли? Гнев отца вновь вспыхнул из-за поведения сына, и он хлопнул по столу, прежде чем твердо спросить: — Я имею полное право знать, где мой сын проводит свои ночи! — Я же сказал тебе, что я с Регулусом! — Барти повысил голос, чтобы сравняться с голосом отца, никогда не позволяя тому превзойти себя. — Этого недостаточно. Я хочу знать, где ты был, ты, неблагодарное отродье! — За что я должен быть благодарен? За то, что у меня такой любящий отец? — спросил Барти, глядя на покрасневшего мужчину. — Почему ты… Внезапно в разговор снова вклинился голос Эвелин, на этот раз чуть более твердый, очевидно, уставший от споров: — Хватит, Бартемиус, у тебя вряд ли есть реальная причина разузнавать, где остановился Регулус, прекрати. Барти, постарайся не быть таким язвительным, это действует на нервы твоему отцу, дорогой. Именно поэтому он так и поступал. Тем не менее, ее голос разума позволил им закончить ужин в относительном спокойствии, прежде чем его отец удалился в свой кабинет, чтобы снова приступить к работе. После этого Барти провел время с матерью в гостиной, читая книгу, пока она играла с его волосами. Потрескивание огня в углу и аромат маминых запахов сирени закрепили этот момент в его воспоминаниях о счастье. Именно по этой причине он никогда не сможет увидеть лицо отца, узнавшего, что у него есть темная метка. Он никогда не смог бы так поступить со своей матерью — именно она была воплощением всего хорошего, что было в мире. Как бы сильно он ни ненавидел отца, он никогда не хотел причинить матери боль своими поступками. Он знал, что татуировка на его предплечье причинит ей боль, и поэтому она останется в секрете до самой смерти. Ему было все равно, если бы это повредило политическому будущему его отца, но его мама заслуживала большего, чем иметь в сыновьях Пожирателя смерти. Как только они распрощались на ночь, Барти выскользнул из дома через вход для слуг. На этот раз не для битвы или встречи, а просто потому, что ему нужна была компания, рядом с которой он мог бы быть самим собой. Ему не нужно было стараться быть любящим сыном для матери и непокорным отродьем для отца, и он отправился на поиски человека, который, как он знал, поймет его попытки притвориться, и он отправился в поместье Розье.*************************************************
Ремус
Питер Петтигрю, без сомнения, был самым счастливым человеком в Волшебной Британии. На самом деле это было не так уж и сложно, учитывая, что в стране шла война и половина населения была в опасности. Тем не менее, Питер имел полное право быть счастливым, и даже учитывая, в каком дерьмовом состоянии находится мир, Ремус не мог не порадоваться за своего друга. Это было все, чего Питер действительно хотел в жизни, и сегодня его мечты сбывались. Они не ходили в школу всего месяц, когда Питер переместился через камин в коттедж, в котором жили Сириус с Ремусом. К счастью, Джеймс уже был там, так что не было необходимости вызывать его отдельно. Они играли в карты, ведя очень грустную беседу о войне, когда в комнату свалился их невероятно довольно выглядящий друг. Когда он появился, настроение у них резко изменилось. Питер ухмылялся от уха до уха, восклицая: — Бродяга! Лунатик! Где вы, мать вашу, находитесь? Ремус, который мог видеть его со своего угла кухонного стола, закатил глаза от неспособности друга сделать еще два шага в дом и увидеть, где они находятся. Сириус, которому не очень хорошо был виден камин, вдруг улыбнулся, хотя всего несколько минут назад он был зол из-за войны. Ремус был рад, что ему все еще удавалось сдерживать гнев, когда дело касалось их друзей. Он беспокоился, что настанет день, когда это будет не так просто для него, вспыльчивого грубияна, каким он был. — Пити! Мы на кухне, крысиный ублюдок! — воскликнул Сириус, радостно поддразнивая их друга и его миниатюрный анимагическую комплекцию. Питер прошел в дом и увидел, что все его друзья сидят за кухонным столом. Шагнув к Сириусу, он потрепал его по волосам, отчего Сириус выругался, отчаянно пытаясь привести в порядок свои роскошные черные волосы. — Крысиный ублюдок? Как умно, Бродяга. Сохатый, рад, что ты здесь, это избавит меня от необходимости звонить по каминной связи. Ремус улыбнулся своему взволнованному другу: — Что это заставило тебя так лыбиться, Хвостик? Не хочешь поделиться со своими дорогими друзьями? Джеймс защебетал, внезапно став гораздо энергичнее: — Да, Пит, расскажи нам. Ремус не сильно удивился смене настроения Сириуса, но Джеймс тоже быстро оправился от серьезного разговора. Он знал, что Сириус обладал этой неумной способностью отгораживаться от некоторых вещей и сосредотачиваться на новых, но Джеймс Поттер не обладал таким талантом. Он чувствовал все и всегда, и это было одной из причин, по которой Ремус так сильно его любил. Ремус долго смотрел на фальшивую улыбку своего друга и думал, когда же его друг научился так хорошо скрывать свои чувства. Ремус поклялся присматривать за Джеймсом, понимая, что его друг снова сорвется, если будет держать в себе слишком много чувств. Питер опустился на свободный стул вокруг стола и широко улыбнулся: — Итак, мы с Мэгги только что устроили наш первый домашний ужин в новом доме. Сириус рассмеялся и прервал Питера: — Погоди, вы же переехали на прошлой неделе. Чем вы с тех пор питались? Питер закатил глаза, но на самом деле не выглядел раздраженным: — Мама собрала нам немного еды, но это первый ужин, который мы приготовили сами. Мы приготовили карри, и это было очень вкусно. Джеймс усмехнулся, карри было одним из его любимых блюд: — У тебя отличный вкус, приятель. Отец Джеймса готовил карри и другие индийские блюда в их доме, поэтому Джеймс, конечно же, гордился тем, что первым блюдом, которое приготовил Питер, было блюдо, которое его отец представил своим друзьям. Питер подмигнул Джеймсу: — Я так и знал, все время думал о тебе, Сохатый. Джеймс задохнулся, приложив руку к груди в притворном изумлении: — Правда? Ты думал обо мне, пока готовил со своей девушкой. Это большая честь для меня, Пит. Словно почувствовав себя обделенным, Сириус проговорил: — Пит, почему ты не подумал обо мне? В тот раз мы ели наан, помнишь? Разве это не было для тебя особенным? Пит закатил глаза на своих чересчур драматичных друзей: — Не волнуйся, приятель, я думаю о тебе каждый раз, когда Мэгги слишком долго принимает душ. Это заставило остальных мальчиков разразиться хохотом при воспоминании о привычке Сириуса принимать душ очень долго, не оставляя горячей воды остальным. Ремус благодарил богов за то, что в коттедже было две ванные комнаты, и теперь, когда они жили вдвоем, ему не приходилось сталкиваться с этой проблемой. Джеймс жил с родителями, как и Лили, но Ремус не удивился бы, если бы они вскоре съехались. Питер и Мэгги только что купили квартиру в Лондоне, она была крошечной, и они оба любили ее больше всего на свете. Сириус и Ремус переехали в коттедж, который оставил Сириусу покойный Орион Блэк, и Ремус мог признать, что это лучшее, что он мог себе представить, живя с Сириусом. Марлин, Доркас и Мэри поселились в одной квартире, и Ремус считал дни до того, как у одной из них начнется полный срыв — в их маленькой квартире было много сильных личностей. Сириус надул губы, услышав смех друга: — Эх, как жалко что не так долго. Ремус не стал смеяться над Сириусом, а решил вернуть разговор в нужное русло: — Пит, давай рассказывай, что ты собирался сказать. Сириус обещает больше не перебивать. Сириус открыл было рот, чтобы возразить, что Ремус не имеет права говорить за него, но тот просто приподнял бровь, глядя на своего парня, что заставило Сириуса резко закрыть рот. Джеймс и Питер, которые смотрели, не собирается ли Сириус что-нибудь сказать, слегка посмеялись над ними. Вероятно, вспоминая, как много раз Ремус делал то же самое, когда учился, а Сириус обрывал его. Он так сильно любил этого ноющего несносного человека. — Как в старые добрые времена, — улыбнулся Пит, как будто они не жили вместе всего месяц назад в Хогвартсе, — В общем, я хотел, чтобы вы первыми узнали об этом, Мэгги сказала мне сегодня вечером, что беременна. Тишина, последовавшая за этим сообщением, длилась всего несколько мгновений. — Что! Приятель, это потрясающе! — Ни хрена себе! — Мерлин, ты шутишь? Питер широко улыбнулся, и это сказало им все, что нужно было знать об этом объявлении. Как бы молоды ни были Питер и Магдалина, они были очень рады этой беременности. А это означало, что их друзья тоже должны быть счастливы и поддерживать их. — Я подумал, что это может вас удивить, — поддразнил Питер, все еще ухмыляясь. — Черт, когда же она узнала? — спросил Джеймс с ошарашенным выражением лица. Ремус понимал, что если у Сириуса не было причин беспокоиться о беременности, то у Джеймса и Лили они точно были. — Она узнала об этом сегодня, но симптомы были у нее уже несколько недель. Сегодня она была в больнице Святого Мунго, и они считают, что срок беременности составляет около четырех недель. Сириус похлопал друга по спине: — Ух ты, поздравляю, Пит, — в ответ двое других мальчиков тоже поздравили будущего отца. — Думаю, в честь праздника тебе непременно нужно выпить немножко огневиски. Питер улыбнулся им, но покачал головой, отмахнувшись от Сириуса, который попытался налить ему рюмку: — Спасибо, приятель, но мне пора возвращаться к Мэгги. Я просто хотел рассказать вам новость, а также попросить вас об одолжении. — Что угодно, Питер. Ты же знаешь, — твердо сказал Ремус, положив руку на плечо друга. — Я надеялся, что ты скажешь это, потому что я попросил Мэгги выйти за меня замуж и хотел бы, чтобы мои самые близкие друзья были рядом со мной. Ух ты, Питер сегодня прямо-таки пестрил новостями. Все мальчики по очереди обняли Пита и, конечно же, согласились участвовать в его свадьбе. Ремус был уверен, что все они были одновременно и взволнованы, и пребывали в недоумении от того, что у Питера будет жена и ребенок еще до того, как они узнают об этом. Это воспоминание Ремус будет лелеять всегда: чистая радость, которую они все испытывали за своего друга в тот момент, была бесценна. Дальше все стало только сложнее — прошло всего несколько месяцев, и им удалось довольно быстро организовать свадьбу. За эти несколько месяцев ситуация определенно усложнилась. Джеймс отступал от всех, погружаясь в войну. Они все были погружены в войну: то работали, то сражались, почти не находя времени на сон, не говоря уже о том, чтобы видеться с друзьями и семьей вне миссий и встреч по приказу. Но сегодня все это не имело значения. Сегодня был еще один прекрасный день, который он никогда не забудет, и у него было чувство, что другого такого дня у них не будет еще очень долго. Питер и Мэгги сегодня поженились, свадьба была пышной и красивой. Все трое шаферов Питера прослезились, когда пара читала свои клятвы, поклявшись быть светом друг для друга в самые темные времена, которые, как все присутствующие знали, наступили именно сейчас. На приемах все танцевали и пили, звуки веселья эхом разносились по залу, который они забронировали. Впервые за месяц все они смогли провести время с теми, кого любили, веселясь в честь двух людей, которых они любили всей душой. Ремус действительно не мог представить себе более идеального дня, чем этот. Он знал, что Питер и Мэгги, а также их будущий ребенок будут в порядке даже в разгар войны, потому что они есть друг у друга. Ремус хотел бы, чтобы и с остальными было так же.***************************************
Джеймс
Жизнь была сложной. Хогвартс никогда не готовил своих учеников к тому, какой на самом деле будет жизнь, когда они покинут школу. Джеймса ждало грубое пробуждение, когда он усвоил этот урок. К сожалению, он усвоил этот урок в тот самый момент, когда покинул школу. Он был наивен и невежественен — только так это можно описать. У него было множество представлений о том, какой должна быть жизнь, и почти каждый раз ему доказывали, что он ошибается. Он верил, что мир делится на хороших и плохих людей. Отличить их было просто, и перепутать их было невозможно. Война между ними неизбежна, а тот, кто не сражается, — трус. А трусость — худший из грехов, которые можно совершить. Теперь он жалел, что не может быть трусом в большей степени, это сделало бы его жизнь счастливее. Он снова хотел быть счастливым. Война не для счастливых, и солдаты созданы не для того, чтобы гнаться за социальными справедливостями, а не за чувствами. Джеймс был солдатом и никогда еще в своей жизни не был так одинок. По правде говоря, это была нелепая мысль: у него была семья, друзья и все остальное. Так как же он мог сказать, что одинок? Но это было не так. Он так стремился оставить эту войну позади, что позволил себе остаться в стороне. Все, кого он знал, что-то делали в своей жизни, а он просто плыл по течению в застойном аду, которым была война. Ничего не менялось. Война никогда по-настоящему не прекращалась, и все, кто говорил вам обратное, лгали напропалую. Никогда не имело значения, кто выиграл битву, а кто проиграл, потому что в следующей битве победит противник. Менялось лишь то, с кем ты сражался, падали тела, и ты не мог позволить себе скорбеть, иначе сошел бы с ума от того, сколько людей забрала война. Война только и делала, что забирала все больше и больше жизней, пока мир снова не восстанавливал равновесие. Джеймс никогда не был циником, но трудно не стать им, когда все рушится. Джеймс думал, что речь идет о чистоте крови, но на самом деле все было не так. Это было лишь прикрытие, чтобы люди творили друг с другом ужасные вещи, и война велась вовсе не из-за крови. Политика и власть — вот о чем на самом деле шла речь в каждой войне, и Джеймсу не было до этого никакого дела. Он был так глуп, думая, что, присоединившись, поможет людям. Теперь-то Джеймс знал точно: он никому не помогал. Плохие и хорошие стороны — это фарс. Нет ничего плохого в том, чтобы быть трусом. Мир горел, и Джеймс горел вместе с ним. Джеймс даже не мог доверять своему прежнему мнению о Пожирателях смерти, потому что теперь он знал, что сильно ошибался. Раньше он считал их самыми отвратительными людьми, которые следуют за таким чудовищем ради благочестия и чистоты. Но это не могло быть правдой, потому что он знал, что, по крайней мере, один из них таковым не являлся. Был один меченый Пожиратель смерти, который не верил ни в чистоту крови, ни в миссию Волдеморта. Один из них был умным, красивым и хорошим. А значит, должно было быть и больше тех, кто не был плохим, несмотря на свой выбор. И Джеймс мог убить их. Он мог убить по-настоящему хорошего человека, и эта мысль разрушала его все больше с каждой отнятой жизнью. Первую жизнь он забрал всего через несколько недель после того, как вступил в орден, этот человек пытался убить его, но в тот день именно он оборвал его жизнь. Это уничтожило Джеймса больше, чем он мог бы выразить, и с каждой новой жизнью он становился все меньше и меньше самим собой. Джеймс всю жизнь был избалованным мальчиком, у него была любовь, ласка и все, чего заслуживает ребенок. Это также означает, что он, несомненно, был непригоден для войны. Ему никогда в жизни не приходилось бороться за что-либо, а теперь ему приходилось бороться за выживание почти каждый день. Ирония судьбы заключалась в том, что он бросился в такую жизнь с головой, когда сделал все, чтобы спасти Сириуса от подобной жизни. Сириус, как это ни удивительно, прекрасно адаптировался к войне. Он сражался каждый день своей жизни и влился в военный хаос так легко, как только можно было надеяться. Ремус, который боролся со своей природой с пяти лет, относился к войне с позиции закаленного в боях человека, а не восемнадцатилетнего подростка, только что окончившего школу. Возможно, именно поэтому Джеймс чувствовал себя таким одиноким, потому что казалось, что никто больше не чувствует того, что чувствует он. Возможно, дело было в том, что никто из его друзей не выбрал тот же путь, что и он, хотя он ожидал, что найдется хотя бы один. Джеймс отказался от дальнейшей карьеры ради участия в войне, в то время как у его друзей были карьеры, на которых нужно было сосредоточиться, у него же была только война. Он предполагал, что после окончания войны сможет сосредоточиться на карьере в квиддиче. Однако теперь трудно было представить себе приятный исход. Сириус удивил его тем, что поступил в Академию авроров сразу после окончания Хогвартса. Когда они учились на пятом курсе и война только разгоралась, он вспомнил, как они обсуждали эту идею, но он и не подозревал, что Сириус действительно хотел вступить. Впрочем, Сириус никогда не говорил о том, какую карьеру он хотел бы получить по окончании школы. Джеймс всегда считал, что это потому, что, в отличие от семьи Джеймса, Сириусу внушали, что у него нет выбора, чем заниматься. Его воспитывали, чтобы он стал бюрократом и служил в Визенгамоте вместе со своим отцом. Несмотря на то что Сириус был удивлен, он казался искренне счастливым от жизни в академии. Он пытался убедить Джеймса тоже вступить в академию, но Джеймс не хотел втягиваться в карьеру, которая не связана с квиддичем. Сейчас Джеймсу трудно не жалеть о своем решении. Ремус получил работу в «Бёргин и Беркс» сразу после окончания школы. Хотя все знали, что он заслуживает большего, чем простая вакансия в магазине, Ремус был счастлив, что вообще смог найти работу. Мир по-прежнему не был добр к людям с геном ликантропии. Джеймс был рад, что Сириус и Ремус могут опереться друг на друга, хотя ему хотелось бы видеть их чаще. Питер, недавно женившийся, был невероятно занят. Из всех их друзей он меньше всего времени проводил в Ордене, потому что это требовало слишком много времени. Он устроился на работу в отдел по борьбе с неправомерным использованием маггловских артефактов в Министерстве и работал, чтобы позволить обеспечивать себе ребенка, который был у него на подходе. Мэгги в данный момент не работала, так как ее беременность протекала с небольшими осложнениями, и ей был рекомендован постельный режим. С Джеймсом он виделся еще реже, чем с двумя другими. Лили была единственной, с кем ему удавалось видеться каждый день, в основном потому, что она недавно переехала к нему после сильной ссоры с сестрой и очень хорошо себя чувствовала. Она готовилась стать колдомедиком и, судя по всему, была очень талантлива, так ей говорили её старшие. Их отношения были хорошими, он любил ее и знал, что она чувствует то же самое. Он знал, что без нее война уничтожит его, а может, уже уничтожила. Марлин жила своей мечтой, и ее взяли в команду Холихедских Гарпий, хотя, по ее словам, предстоящий сезон, скорее всего, будет отменен из-за нападений на магглорожденных. Тем не менее, похоже, ей очень нравились тренировки и соревнования с товарищами по команде. Джеймс старался не завидовать ей, но у него ничего не получалось. Доркас училась в магловском университете, название которого Джеймс так и не смог вспомнить, но у нее были друзья-магглы, которые ей, похоже, очень нравились. Джеймс надеялся, что в конце концов познакомится с ними, но не был уверен, что это произойдет. Мэри устроилась на стажировку в «Ведьмин еженедельник», и хотя она, похоже, очень ненавидела своего руководителя, другой работы для нее не существовало. Она жила в одной квартире с Марлин и Доркас, что, на удивление, не закончилось криками между ними тремя, как все ожидали. Поскольку у Джеймса не было официальной работы, Орден использовал его чаще, чем его друзей. Иногда они патрулировали по ночам, но в основном их вызывали на битвы или важные встречи. Джеймс патрулировал каждый день, а значит, именно он обычно вызывал подкрепление из Ордена, когда начинались сражения. Именно в таком положении он находился сейчас, вызывая подкрепление во время патрулирования, которое пошло совсем не по плану. Всего двадцать минут назад Джеймсу было мучительно скучно наблюдать за кварталом маггловских домов, о которых Ордену сообщили, что на них могут напасть. Чаще всего эти сообщения оказывались пустыми, но в этот раз все было по-настоящему. Его напугали резкие звуки аппарации и внезапно оказалось, что это место кишит Пожирателями смерти. Он быстро послал своего патронуса, чтобы тот вызвал подкрепление, и начал пытаться помогать маглам, которые находились в своих домах. Пожиратели смерти тут же развели пожары, а Джеймс пробрался в заднюю часть домов и начал выводить перепуганные семьи, отправляя их в лес за домами. Он велел им уйти как можно дальше и никому не доверять. К счастью, к тому времени, когда он вывел большинство людей в безопасное место, подоспело его подкрепление. Он слышал хлопки аппарации и начинающиеся дуэли, но продолжал выводить магглов в безопасное место. Их дома горели, и они вряд ли могли тратить время на спасение материальных ценностей, но Джеймс успел спасти всех, кого смог найти. Он надеялся, что это были все. Джеймс был на окраине города, когда что-то случилось. Вокруг него сражались другие люди, но в тот момент ему казалось, что они остались одни. Обогнув последний дом, Джеймс столкнулся практически лицом к лицу с Пожирателем Смерти, ну, вернее, в нескольких метрах от него. Джеймс действовал быстро, как того требовала его подготовка, и только задумывался касательно каждой фигуры в маске, с которой сталкивался. Неужели это он? Джеймс был быстр, но другой человек оказался еще быстрее: он метнул в Джеймса заклинание прежде, чем тот успел послать свое. Джеймс наложил блокирующие чары, успешно поглотив заклинание, но почти сразу после этого почувствовал резкую боль в руке. Джеймс перевел взгляд на свою руку и был потрясен, увидев, что в бицепс вонзился кинжал. Он успел вытащить его, отвлекаясь на боль, прежде чем был обезоружен, а его палочка перелетела в руку другого человека. Через несколько секунд его руки были крепко прижаты к груди, а бедра стянуты. Он еще мог стоять, но шансов куда-то уйти не было. Черт, так вот оно что, он труп. Что за грязный ублюдок бросает кинжалы на дуэлях магов? Мгновение спустя он получил ответ на свой вопрос: мужчина необъяснимым образом смахнул маску, явив под собой Бартемиуса Крауча-младшего. Он должен был догадаться, что следующим, кто получит метку, будет он. В конце концов, все знали, что куда бы ни пошел Регулус, Барти Крауч оказывался не далеко позади него. Лицо Крауча исказилось в жестокой ухмылке: — Ну и ну, кого я вижу — разве это не наследничек Поттеров? Как же приятно встретить тебя здесь. Джеймс сердито посмотрел на мальчика, который был всего на год младше его, но достаточно глуп, чтобы принять метку. Ему нравилось предполагать, что у Регулуса была причина для этого, даже если это не меняло отношения Джеймса к этому вопросу, но у Крауча не было ничего, кроме оправданий, чтобы не принимать метку. Его отец был инициатором поимки людей с этой самой меткой, которые следовали за Волдемортом. Его семья не оказала на него плохого влияния, и Джеймс знал, что, несмотря на то, что Регулус в конце концов оказался не тем, кем он себя считал, он никогда бы не стал поощрять Крауча идти по пути саморазрушения. Это делало Крауча самым безмозглым болваном среди пожирателей смерти, потому что он знал, что делает что-то неправильное, и все равно делал это по собственной воле. — Крауч, полагаю, я не должен удивляться встрече с тобой. — Не понимаю, с чего бы это, — на лице Крауча появилась идиотская ухмылка, словно он был безмерно доволен их нынешней ситуацией. Он полагал, что так и должно быть: Крауч никогда не любил его, когда тот встречался с Регулусом, и он был уверен, что с их расставанием эти чувства не стали лучше. Возможно, он наслаждался тем фактом, что именно ему предстоит убить Джеймса Поттера и положить конец роду Поттеров. — Разве ваши личности не должны быть в секрете? Снимать маску немного противоречит здравому смыслу, тебе не кажется? — Джеймс не смог удержаться от язвительной усмешки, которая вырвалась из его уст, хотя на самом деле его больше должен был волновать тот факт, что он, скорее всего, вот-вот умрет. Барти раздраженно закатил глаза: — Как по мне, все это чересчур драматично. Лично мне хотелось бы знать, кого я убиваю. У вас все правильно, без утайки. Это куда честнее. Джеймс решил, что постарается отвлечь мальчика, надеясь, что кто-нибудь из членов Ордена увидит их и придет на помощь, а если нет, то хотя бы последние минуты его жизни будут интересными. — Ах точно, Барти Крауч — самый честный психопат в Британии. Барти лишь злорадно ухмыльнулся в ответ. Джеймс знал, что Крауч не глуп, он наверняка прекрасно понимал, чего добивается Джеймс, растягивая этот момент, но, похоже, его это тоже не особо волновало. Джеймс продолжил: — Думаю, сохранение тайны личности сработает в твою пользу, учитывая, что ты еще даже не закончил школу. Не думаю, что они жаждут, чтобы по коридорам Хогвартса бродила кучка Пожирателей смерти. — Не то чтобы у них были какие-то доказательства, — Барти развел руками, словно жестикулируя в сторону поля боя: — Все это дерьмо — косвенные улики, твое слово против моего. К несчастью для тебя, у меня есть отец, который скорее покончит с собой, чем позволит людям поверить, что его сын — Пожиратель смерти. — Логично, я слышал, что когда-нибудь он станет министром магии. Не думаю, что он будет гордиться тем, что его сын выступает против всего, за что он борется. Джеймс небрежно отмахнулся, стараясь не слишком разозлить парня, который метает кинжалы. Крауч закатил глаза, медленно достал из мантии еще один кинжал, подбросил его в воздух и плавно поймал: — Мне все равно, чем он гордится, и как бы мне хотелось увидеть его лицо, если бы из-за меня он в один прекрасный день не стал министром. Джеймс слышал, что отношения между Краучами были, мягко говоря, скандальными, но было совершенно очевидно, что Барти-младший презирал Барти-старшего. Было что-то ироничное в том, чтобы назвать сына в честь себя, а потом вырастить его ненавидящим тебя. — Так вот в чем дело: ты присоединился к ним, потому что ненавидишь его. Ничего себе, Крауч, как ты здорово справляешься с комплексами из-за отца. Крауч усмехнулся: — Ты знаешь, ради чего все это, Поттер. Проблемы с отцом тут ни при чем. — У меня есть кое-какие подозрения. Полагаю, Розье тоже где-то здесь? Крауч сардонически усмехнулся: — Хорошее предположение, Поттер. А теперь давай, не скромничай, скажи мне, что великий наследник Поттеров считает главной причиной. — Отъебись, Крауч, — Джеймс действительно ненавидел этого самодовольного ублюдка. — О, я задел за живое, что ли? Я понимаю, Поттер, ты не хочешь говорить о нем. Но ответь на мой вопрос. — Разве ты не слышал, как я сказал «отвали»? Могу поклясться, что потеря слуха не была побочным эффектом той уродливой татуировки, которую ты приобрел. Крауч только улыбнулся, причем для естественной улыбки у него было слишком много зубов: — Мне кажется, что ты с трудом осознаешь свое нынешнее положение, Поттер. Ты здесь в ловушке, так что у тебя нет другого выбора, кроме как ответить мне. Джеймс издал низкий смешок, совсем не похожий на настоящий: — Вот как ты заставляешь людей говорить с тобой? Загоняешь их в угол, потому что не можешь найти никого, кто готов слушать твое нытье? — О, мне не нужно этого делать, Поттер. У меня есть лучший друг, который без проблем меня выслушает. Джеймс скрипнул зубами, не желая говорить о нем: — Так что же это за животрепещущий вопрос у тебя? Барти усмехнулся и невинно поинтересовался: — Если ты даже не можешь произнести его имя, то что ты будешь делать, когда однажды столкнешься с ним под одной из этих масок? Джеймс даже представить себе не мог, что такое может случиться. Но в то же время это был его самый большой страх, потому что он действительно не понимал, что будет делать, если столкнется с Регулусом Блэком в бою. Он был уверен, что сможет определить, что это он, даже сквозь маски и мантии, но что, если нет? Что, если он убьёт его, так и не узнав? Больше всего его пугало, сможет ли он убить Регулуса, если понадобится. Если Регулус набросится на него с намерением убить его или его друзей, Джеймс не был уверен, что сможет что-то сделать против него. Регулус всегда делал его слабым, и он знал, что скорее позволит ему делать то, что он хочет, чем убьет его. Осознание того, что кто-то по другую сторону войны имеет над ним такую власть, пугало его до дрожи. — Неужели он? Под одной из этих масок? — Он не мог не спросить, хотя и не был уверен, что хочет это знать. — Под одной из этих масок? Нет, но он уже бывал под маской. Значит, его здесь не было, но он все равно был замешан в этом деле, что, хотя Джеймс и ожидал этого, было больно. — Значит, его здесь нет? — Конечно, нет, Поттер. Скажи мне, ты можешь назвать хоть одну вескую причину, по которой его не было бы здесь, когда здесь находятся два его ближайших друга? — высокомерие в голосе Крауча заставила его стиснуть зубы. Джеймс задумался, прежде чем что-то понял. Он сказал тихо, почти как будто про себя, но Крауч явно услышал: — Ему шестнадцать. — Верно, Поттер. Темному Лорду вряд ли понадобится волшебник, на котором еще остался семейный отпечаток, не так ли? Джеймс задал вопрос, который очень хотел узнать с тех пор, как Сириус рассказал ему, что Регулус был помечен: — Так зачем же он тогда вообще это сделал? Какая ему польза от шестнадцатилетнего подростка? Барти на мгновение перестал выглядеть самодовольным и пожал плечами: — Регулус никогда не рассказывал мне, как это произошло, но я уверен, что у них обоих есть свои причины. Кроме того, Регулус может предложить гораздо больше, чем его дуэльные способности. Вероятно, он был бы слишком ценен, чтобы позволить ему выйти на поле боя. — Последний наследник Блэков погиб на поле боя, — Джеймс не мог не заметить. — Две вещи, Поттер. Во-первых, будет очень плохо выглядеть, если еще одного наследника Блэков найдут во время такого рейда. Это ведь прольет свет на всех чистокровных, не так ли? Мы не можем этого допустить. Во-вторых, я бы ни за что не позволил ему умереть на поле боя. — Я восхищен твоим заблуждением, что ты сможешь остановить нечто подобное, Крауч. — Я ничем в тебе не восхищаюсь, Поттер. Каким бы прекрасным ни был этот разговор, ему пора заканчиваться. Я знаю, ты надеялся, что кто-то придет и спасет тебя, но, похоже, удача тебя покинула. Осознав, что все это подходит к концу, Джеймс вдруг почувствовал каждую клеточку своего тела. Это значит, что он вдруг вспомнил, что его ранили в руку, и это было ужасно больно. Лили, наверное, сказала бы, что он был в состоянии шока, но Джеймс никогда не смог бы перепроверить это определение с ней. Джеймс прижал ладонь прямо к руке или настолько близко, насколько это было возможно из-за сковывающих его веревок, скрипя зубами от боли: — Какой волшебник вообще бросает ножи в разгар дуэли? Крауч беззлобно рассмеялся: — Такой волшебник, который знает, что люди не ожидают, что им придется отбивать металлические предметы во время дуэли. Это застает их врасплох, и именно вот так ты остаешься в живых, Поттер. Джеймс сглотнул, когда Крауч бросил палочку Джеймса к его ногам. Он желал, чтобы она оказалась в его руках, чтобы он мог защищаться, а не умирать связанным и беспомощным. Не так должны были умирать солдаты в бою. — Ты даже не представляешь, как сильно я хочу оборвать твою жизнь. Как же я мечтал о том, чтобы ты был в таком беспомощном состоянии, — лицо Барти вдруг стало более серьезным, как будто ухмыляющийся Крауч несколько минут назад был фарсом. — Я и не знал, что ты так много обо мне думаешь, Крауч. Я польщен, — Мерлин, Джеймс, ты не помогаешь своему делу. — Ты уничтожил его. Я не думаю, что когда-нибудь смогу вернуть его, и это твоя вина. Я виню тебя в том, что ты чуть не потерял его. Ты заслуживаешь самой худшей участи за то, что сделал с ним. Джеймс был в замешательстве, потому что о чем, собственно, он говорит: — Да ты издеваешься что ли, это он уничтожил меня. Он сломал меня и потешался над моей болью. Не смей сваливать на меня свои претензии к нему, Крауч. Я не виноват ни в чем, что мог сделать Регулус. Я не виноват в том, что он присоединился к пожирателям, а ты посчитал нужным последовать за ним. Ты не можешь перекладывать на меня оба ваших неудачных выбора и боль. Это несправедливо. — Боль? — он показывает на свою руку, где находится метка: — Ты думаешь, что это больно. Как хорошо, должно быть, тебе жить в своем сказочном мире, Поттер. Ты не знаешь боли так, как знаем её мы. — Да, потому что тебя так неправильно поняли, Крауч. Ты — всего лишь ещё один богатый чистокровный волшебник с ярко выраженным комплексом превосходства. Единственное, что делает тебя особенным — это то, что даже свою семью ты не можешь в этом винить. Никто тебя ни к чему не принуждал, у тебя просто нет моральных устоев, — ответил Джеймс, чувствуя, как страх возвращается к нему. Крауч посмел иметь наглость упрекнуть его таким образом. Лучше бы у меня их не было, — Крауч практически зарычал, прежде чем взмахнуть палочкой в сторону Джеймса. Джеймс напрягся, ожидая, что его пронзит боль, но вместо этого верёвки, опутывавшие его, упали, и он снова был свободен. Крауч продолжил: — Я хочу, чтобы ты знал, что я хочу убить тебя и сделал бы это с радостью. Если бы ты не сделал Регулуса счастливым, даже на то короткое время, что ты сделал, я бы убил тебя. Единственная причина, по которой ты все еще жив, это то, что я знаю: он твоей смерти не хочет. Джеймс, откровенно говоря, был в шоке: как такое могло произойти? У Крауча была репутация жестокого и неумолимого психопата, и все же он собирался отпустить Джеймса просто так, из-за Регулуса? — Ты в этом уверен, Крауч? Он даже не уверен, почему спрашивает об этом, ведь убедить Крауча в том, что Регулусу все равно, что он умрет, было не в его интересах. Барти выглядел еще более измученным, чем когда отпускал веревки Джеймса: — Боже, какой же ты идиот, Поттер. Даже не представляю, что он в тебе нашел. Крауч не дает ему ответить, прежде чем бросить свою палочку к ногам Джеймса: — Я отпускаю тебя из-за Регулуса, но предупреждаю: если я еще раз столкнусь с тобой на поле боя, то ты труп, Поттер. Джеймс без колебаний поднимает свою палочку, внезапно почувствовав себя снова в безопасности. Вероятно, именно это дает ему уверенность назвать Крауча блефующим: — Херня всё это. Крауч раздраженно скрипит зубами: — Что, прости? — Если ты отпускаешь меня сейчас, потому что думаешь, что Регулус испытывает ко мне хоть какую-то привязанность и что ему будет больно, если я умру… Независимо от того, правда это или нет, я не сомневаюсь, что ты отпустишь меня еще миллион раз. Я знаю твою игру, Крауч. Ты ненавидишь всех, но не Регулуса. Лицо Крауча исказилось в насмешке: — Это смелое предположение, Поттер. Лучше надейся, что прав, иначе однажды окажешься с кинжалом в спине, — Крауч оскалился, развернулся и снова бросился в бой. Джеймс не мешкая аппарировал домой. Он сделал свое дело и знал, что сейчас ему бесполезно с кем-либо сражаться — его все еще слишком сильно трясло от пережитого смертельного опыта. Джеймс приземлился в гостиной своей семьи. Лили и Ремус сидели на диване и разговаривали нервным шепотом. Они слегка подпрыгнули, когда в гостиной перед ними появился Джеймс. Через мгновение Лили поднялась с дивана и обхватила его за плечи. Он обнял ее на мгновение, прежде чем ее рука сместилась и прижалась к ране на его бицепсе. Он громко болезненно завопил, и она быстро отступила на шаг, пытаясь найти источник боли на его лице. Она быстро нашла его: рука кровоточила через рубашку. Она открыла рот, чтобы заговорить, но ее прервал другой человек, вбежавший в комнату: — Я аппарирование сейчас услышал? — Джеймс поднял голову и увидел Сириуса, который с облегчением посмотрел на него: — Джеймс! Слава Мерлину, ты вернулся. Мы слышали о битве и о том, что ты в одиночку патрулировал окрестности, и мы так волновались. Дамблдор заставил нас остаться, но, похоже, дело было плохо. Джеймс удивленно посмотрел на Ремуса, но его друг лишь кивнул, подтверждая слова Сириуса. Джеймс открыл рот, чтобы заверить друга, что с ним все в порядке, но Лили заговорила первой: — У нас были причины для беспокойства. Сириус посмотри на эту рану у него на руке. Джеймс закатил глаза, хотя и оценил ее заботу. Сириус только усугубил бы ситуацию. Сириус подошел к Джеймсу и с ужасом посмотрел на его руку: — Господи, Джеймс! Это же чертова ножевая рана. Как, черт возьми, ты получил ножевое ранение? Это заставило Ремуса подойти ближе и с любопытством посмотреть на него. Внезапно на Джеймса с тревогой смотрели сразу три человека, и он не мог солгать и сказать, что ему было неприятно. Ремус заговорил следующим: — Сохатый, что, черт возьми, произошло сегодня ночью? Через несколько минут Лили уже промывала и заживляла его рану, пока он рассказывал им всю историю. Он пропустил тему Регулуса, потому что, честно говоря, от этого всем стало бы еще более неловко. Но это не помешало Сириусу задать вопрос: — Как ты думаешь, почему он тебя отпустил? Ведь Крауч — сумасшедший, и он буквально сказал тебе, что хочет тебя убить, так почему же в конце концов он тебя отпустил? Джеймс знал, что его спросят об этом, и знал, что собирается солгать о том, что сказал Крауч, хотя это не было похоже на настоящую ложь. Крауч ошибся, когда назвал Регулуса причиной пощады Джеймса: слизеринец уже больше года не хотел иметь с ним ничего общего, и вряд ли бы его волновало, погибнет Джеймс в разгар войны или нет. Джеймс подозревал, что Крауч на самом деле никого не убивал и просто придумывал оправдание, чтобы Джеймс не стал его первой жертвой. Джеймс, по крайней мере, мог понять такую реакцию: убийство — худшее, что можно сделать, и Джеймсу это было хорошо известно. Возможно, Крауч просто прикрывал свою репутацию, угрожая и притворяясь, что уже убивал. В конце концов, мальчика могли пометить не более чем за несколько месяцев. — По его словам, если он снова меня увидит, то убьет в два счета, — объяснил Джеймс. Ремус и Сириус нахмурили брови, но по лицу Ремуса быстро пронеслось что-то вроде понимания, и Джеймс не сомневался, что он понял, что произошло этой ночью. Это означало, что Сириус очень скоро узнает, что жизнь Джеймса была сохранена благодаря его брату. Следующей заговорила Лили, хотя и упустила важную информацию: — В этом нет никакого смысла. Джеймс был вынужден согласиться, что это действительно бессмысленно. Барти Крауч пощадил его жизнь ради человека, которому не было никакого дела до Джеймса. Мысль об этом поступке не отпускала его еще долгие дни.