B.M.

— А здесь, Джено, запишите, что мне не нравится строчка на подоле. Джено думает, это уже конкретный пиздец. И случайно даже начинает слово «пиздец» вместо «подол», но вовремя спохватывается. — Нет, ну вы посмотрите, посмотрите!.. — На чуть ли не задыхается от возмущения. — Кто так шьёт? Джено смотрит. И, естественно, ничего не видит. В отличие от На. Как тот углядел с расстояния более чем в три метра какие-то там строчки — загадка! Но спорить с ним, когда на странном пределе азарта, Джено тоже не решается. Это красиво. Вокруг, кстати, тоже ничего. Вернее — полный экстаз. Идёт полноценный предпоказ коллекции, Хэчан, наконец, может в полноценном объёме представить На свою высокопарную и ажиотажную идею. Преподносил её четыре месяца так восхваляемо, так обожаемо и распрекрасно, но На сидит в первом ряду перед подиумом, скрестив руки на груди, кривит ебало и даёт мелкие, подхалимские заметки. Джено же, которого босс взял на правах благоверного помощника, только не переставал удивляться от происходящего. И да, он честно не понимал, как можно найти изъяны. Но На находил. Или ему всё настолько нравилось, что он чисто из вредности и чтобы Хэчан не обольщался, накидывал предъявы. Это всё так весело! Легко и непринуждённо, Хэчан совсем не волнуется, когда берёт текст из головы и суфлирует из-под шторки. Расписывает модели, сравнивает вещь то с погодой в Париже, то с безе, то ещё с каким-нибудь лёгким морским бризом. И Джено, не особо посвящённый в тонкости этого модельного дела, еле сдерживался, чтобы не хихикать. Для этого же он смотрел на сосредоточенное философское выражение лица у На и пытался его копировать, подперев рукой подбородок. Если начистоту, то выходила откровенная хрень… И Джено сейчас это не про модель, которая вместо «устремлённого зачарованного взора» кидала ну очень уж загадочные взгляды на На. Но тот либо делал самый старательный вид, что не замечает, либо действительно был увлечён показом Хэчана. Джено ловит себя на очередной мысли, что его постоянное «всё замечать» немножко ушло не в ту сторону, и, усмехнувшись, заставляет отвести взгляд. Прислушивается напоследок к себе, но ничего не слышит. Это и радует. Не может не радовать. После двух месяцев-то дикого трэша, который провернул собственный мозг с внезапным повышенным вниманием к своему же начальнику. Джено даже не бросает в холод, когда он мимолётно вспоминает этот опыт. Он настолько избавился от «проблемы», что до сих пор не перестаёт гордиться собой. А ведь и вспомнить есть что: от ревнивых взглядов украдкой до воображения будущего, где На вдруг осознал, какой клад рядом с ним. И Джено тогда ничего не мог с собой поделать, с каждым днём волна сладких, но тщательно скрываемых мыслей его поглощала всё больше и больше. Он не мог остановиться, хотя в моменты проблеска разума понимал свою глупость. И это воображение настолько было эйфоричным, прекрасным дурманящим, что только засыпая, он обещал себе со следующего дня перестать подобное рисовать в голове. Но снились манящие, сладкие сны, Джено уже не хотел расставаться с выдуманным образом. В рабочее время он как будто забывал про свою обсессию, общаясь с настоящим На и находя его интересным, честным и добрым человеком, а с пути домой уже по новой накатывали собравшиеся мысли с обожанием и придумыванием историй в голове, которые никогда не произойдут наяву. Это было настолько же захватывающе, насколько аморально и нечестно по отношению к ничего не подозревающему На. У того же всё было как обычно. И как Джено узнал после, в его привычку вещей входило не кажущееся деловым общение с просто огромнейшим количеством людей. За эти два месяца Джено успел тысячу раз сойти с ума от изнывания, что На никогда не посмотрит на него, как на всех этих дорогих моделей, целуя щёки сразу двух или десяток при встрече. Успел миллион раз сожрать себя всего от чувства вины и обиды, что не обладает ничем, способным заинтересовать этого мужчину. Успел в сотый раз прогореть от чувства стыда, когда На ловил Джено, задумавшегося, и просил не подводить, а вовремя переводить. Но Джено тогда в одно мгновение становилось так тоскливо, когда он видел, как На улыбается той женщине — иностранному поставщику хороших тканей. И понимал, понимал, что это всё — привычное для На, оттого и не цепляющее, но Джено становилось плохо. Он каждую секунду, горячо, по-настоящему ревновал человека, который не видел в Джено никого, кроме своего подчинённого, исправно выполняющего каждое поручение и каждый приказ. А по-другому Джено и не мог. Ему хотелось сделать всё, чтобы На заметил немного другой мотив его действий. Но всё, что открывалось полю зрения начальника, так это клад, а не сотрудник. Да, тот так и выразился, светясь неподдельной радостью в «находке», а Джено смотрел и пытался в своей ответной улыбке не выдать своего разочарования. Когда становилось совсем хреново — когда На отлучался на деловой обед с Минджон, подозрительно затянувшийся до конца рабочего дня; когда Джено утопал в своём осознании, что он не способен хотя бы в малой доли повлиять на взгляд На… вот тогда и просыпалась отрезвляющая мысль: «Что ты с собой делаешь?» И Джено, в последний раз нажравшись обжигающего чувства незаметности в глазах На, тогда и решил: пора с этим что-то делать. Пора с этим завязывать. Себя не измéнит, На не изменит, так и ни к чему страдать зазря. Но пока это была лишь только мысль. Джено же с успехом совмещал её и с засматриванием на крепкие руки На, и с выпадавшим осадком, что эти самые руки никогда не будут исследовать ночью его тело. Как лечиться от такого «недуга», Джено не знал, поэтому на первом этапе лишь бездумно листал Тиндер, кривя мордой. Это было схоже с новоявленной разновидностью, мол, добавлю-ка я товаров корзину, чай, полегчает. Только Джено наполнял свою мысленную корзину людьми и только корзина вышла с пробитым дном. В ней никто не задерживался, всех с успехом выживал рыцарь прекрасно образа — На Джемин. Вот только сам этот господин и знать не знал, что поблизости у кого-то происходит ежечасная борьба за его лишний взгляд, слово не по работе и типа дружеское внимание. Этому господину было откровенно плевать, и Джено даже вообразить боится, что было, если бы На узнал. И этот момент тоже неплохо сыграл на Джено. Путь к становлению прежним беззаботным и непривязанным потихоньку налаживался, а там — пошло-поехало. Оказывается, нужно было только начать! И уже под конец рабочего дня Джено начинал считать, сколько раз ему было типа похеру, когда спокойно смотрел, как На делает комплименты очередной модели. Всё-таки На не был виноват в том, что ему не нравится Джено. Был виноват один только Джено. За то, что сам собрал в голове образ, сам на него поддался и сам расстроился, что в жизни всё не так. Опять же, не было никакой причины винить На в том, что ему нравятся прекрасные женщины из его же окружения, а Джено по таким вот heartless президентам компаний. Нехотя, но на предпоследней стадии Джено всё же окончательно принял и повторно убедился, что На никогда на него не посмотрит по-другому. Рассчитывать и представлять — удел упавших. И когда Джено уже стал жить не с этой мыслью, а с простым осознанием, тогда его и отпустило. Правда, ещё неделю понакрывало со стыдом за собственное поведение, но и это дело как-то легко впоследствии позабылось. Поэтому сейчас Джено наслаждался настоящим счастьем, когда нет необходимости в слежке за человеком, когда не хочется его сообщений, когда больше нет желания неожиданно найти его в просмотрах историй. Потому что стало алмазно похуй и прекрасно от этого же осознания. Свободно. Свободно, как струящаяся ткань перед глазами и длиннющие модельные ноги. И всё-таки… да-а! Он помнит, как На уговорил его вечером задержаться и посмотреть вместе фото всех моделей для журнала. Что было тогда в голове босса, Джено так и не захотел понимать, но поглазели на все прелести они знатно. Пообсуждали. Вот только Джено неожиданно для себя параметры моделей, а На — новую одежду. Он твердил, что вырезы нужно увеличить, Джено же в ответ — неважно, какой вырез, а важно, что из него выглядывает. А тогда проглядывали только рёбра и единичка. Безумно хотелось пошутить, что у самого На сиськи больше, но Джено стойко держался. Но в тот момент шутка казалась верхом гениальности, а не тупости. И сейчас Джено думает, что фото не передавали ничего — всё самое крутое оказалось со спины. Хэчан детально проработал и серебряные броши-скорпионы, которыми захватывался лишний объём кардиганов сзади. Расстёгнутое и съехавшее на одно плечо глухое серое платье, как будто оно вот-вот будет снято; эти голые спины и молнии на пальто… Захватывающе красиво! Но так вот… Хрень! Так думает Джено, в одну секунду выныривая из мыслей и возвращаясь снова в реальность. А в реальности уже модели поочерёдно и вместе выходят, впереди — радостный Хэчан под ручку сразу с двумя. И Джено, лишь изредка видевший по телеку модные показы, сейчас только восхищается. Что будет на настоящем шоу, он даже представить себе не может, если пробная версия очень захватывает и пускает дрожь от серьёзности этого величия. Один только На, извечный критик, тяжело поднимается с места. Его короткие и внезапные аплодисменты тонут в музыке. Хорошего, типа, понемногу. — Ну, как тебе? Хэчан легко спрыгивает с подиума — что раньше, кстати, за ним не замечалось — и очень настойчиво интересуется у босса мнения. — Как всегда хорошо, — выдаёт вдруг весьма неожиданный ответ На. Себяобожаемость у Хэчана тут же подлетает выше небес, он задирает нос, но для приличия скромно отмахивается. И тут же На его осаждает, пока совсем не улетел от славы. — Но у меня есть парочка замечаний, — просто говорит На. — Джено, озвучьте, пожалуйста. — Вот всегда, всегда ты так! — цокает Хэчан, но особо не обижается. Похоже, он сегодня под особой дозой восхищения собственной гениальностью, что какие-то там замечания от начальства ему будут побоку. Хочу — слушаю, не хочу — не слышу. Но Джено не успевает зачитать вслух эти записульки. Он пялится и пялится в собственные каракули и видит только в них сплошное, складывающееся из перечёркнутых линий в одно лишь слово, которые приличные люди в обществе не произносят. И у него как бы есть оправдание этому беспорядку в записях — очень было интересно наблюдать за выходом моделей — но Джено всё равно тормозит. Этим и пользуется Хэчан. — Так, бóгини мóи! — командует он. — Все свободны! Бегом переодеваемся, но не расслабляемся… булки не жрём!.. Дай-ка мне это, я посмотрю, что опять не нравится нашему законодателю мод. Хэчан буквально вырывает записную книжку из рук Джено и принимается было с умным и даже чутка оскорблённым видом читать критику, но… нет. Взгляд становится глуповатым, а сам Хэчан, мешая смех, правильные слова и произношение, высказывает неодобрение. Правда, не Джено, а На. — Щь… что этó? — таращит Хэчан глаза. — Что значит… с'ранный рукав? Джено даже не стесняется. Его в одно мгновение сносит волной смеха и он с ужаснейшим криком чайки отворачивается. Ага, хоть чтобы в лицо Хэчану не ржать. — Странный? — осторожно поправляет На. — Ну, а я что говорю? С'ранный. Нет!.. Нет, ты мне покажи, где такой рукав?! Покажи-покажи… и что это значит, тебе не нравится… фу, какое слово не хорошее! Кто это писал? Нет, я так не могу работать. Хэчан всплескивает недовольно руками и готовится уже тут что-то да устроить. Но На мгновенно просекает эти изменения и решает отложить свои «допытки» немного на потом. — Хорошо-хорошо, дорогой ты мой, — уступает На. — Я отстану от твоего рукава. И тут же наступает: — Ну а… где, собственно, звезда? Где гвоздь программы? Что-то я не увидел основной посыл твоей идеи. Чёрт! Джено, стоявший в сторонке, только слышит это приевшееся и тошнотное «идея», как уже намечает пути отступления. Без всяких шуток, он действительно потихоньку и незаметно делает шаги назад, чтобы смотаться да поскорее. Делает вид, что занят невозможно важным экраном телефона, и метит к выходу. Потому Хэчан его прибьёт. Потому что сейчас тот заручится поддержкой На, нажалуется на Джено, расскажет тысячу и одну обиду. А этот царь-султан поверит. — Ха-а! — выдаёт громко Хэчан. — Идея?! А ушла моя идея! И Джено учуял эти острые слова, сжимает зубы и делает вдох-выдох. Осторожно поворачивается, но, похоже, На так и не понял намёков. Даже не понял красноречиво брошенных колючих взглядов и совсем уж кристально-бетонных указываний рукой. А вполне возможно, что он в своей привычке прикидывается дурачком. Вот только эту черту деланного непонимания у На Джено так и не научился вовремя и верно угадывать. — В чём, собственно, проблема, Джено? — усмехнувшись, спрашивает На. — Вы не успели записать все претензии, какие пуговицы, замки и перья ему нужны? И пришли другого цвета? С чего это такой гневный настрой? Ух!.. Я прямо себя на вражеском поле почувствовал! Хэчан скрещивает руки на груди и вдобавок ещё демонстративно отворачивается. Всем своим видом так и показывает, что это выше его достоинства пояснять свои же «обиды». Предатель, думает Джено. Хотел бы сам в ответ обидеться и закатить концерт, но немножко не по статусу такое дело. Стаж не наработал. — Понимаете, мистер На… — уклончиво начинает Джено. На понимает. По лицу видно. Ага. — Так, так… продолжайте, пожалуйста. — Тут такое дело… — заламывает пальцы Джено. — Знаете… ну, то есть я… то есть мы. Мы — это я и Хэчан. Так вот мы немного… или много? — Он отказывается выйти в моей модели! Хэчану, видимо, надоела эта растянутая резина. Он, не выдержав нудных и провальных попыток Джено изъясниться под ясным, понимающим взглядом На, выбирает сам «нажаловаться». «Предатель!» — посылает Джено ему мысленный взгляд. И натыкается на такой же ответный, убийственный. Хэчан язык только не показывает. А казалось бы — взрослые люди… — Что-то сейчас показалось такое… — прикидывается На и произносит вполголоса, играется. — Послышалось… знаете, такое что-то… не пойму… — Говорю, не хочет выходить на сцену! Так слышно?! — Не хочет? На искренне — если всё ещё не в шутку — удивляется и допрашивает уже Джено. — Не хочет, не хочет! — подтвердив, трясёт головой Джено и принимает испуганный вид. — Ну, раз не хочет… На как-то подозрительно легко сдаётся, пожимает плечами, руки — в карманы брюк и хочет уже открыть рот на другую тему… — Это катастрофа!.. Две секунды. Две секунды насчитывает Джено. Это ровно столько, на сколько хватило Хэчана. Прекращает строить из себя драму квин (вот от кого Джено нахватался) и точно жалуется На. Хватается за ворот его пиджака, мнёт так и так, а в голосе — прежняя неуверенность и оскорбление. Да чё я такого сделал-то? — Это катастрофа, пойми!.. — гладит пиджак Хэчан. — Это к… Джено-я сказал, что… ну!.. Джемини, скажи, что это невозможно! Это в-в… Все эти творческие обижуньки На сопровождает детальным выслушиванием. Кажется, что переигрывает, когда делает вид «я тебя очень внимательно слушаю» и поддакивает каждому слову Хэчана. — Донхёк, что случилось? — На не выдерживает. — Джено-я сказал, что… Брэзент. Джено же, взвывая, думает: только не это слово… Он же щас опять ржать начнёт! А вот На, напротив, не сразу выкупает. — Он сказал, что новая коллекция это… — Хэчан бросает недоверчивые взгляды на Джено и заканчивает совсем уж убито: — Плащ-палатки… Бляять! Это всё, что в мыслях и на языке у Джено, когда его снова прорывает на дикий хохот. Он даже на ногах выстоять не может, а вцепляется в какой-то стул, чтобы уж точно не валяться на полу от смеха. А ещё он замечает, что На тоже довольно улыбается. В слух только не смеётся, но с каждой секундой его улыбка становится всё довольней и довольней. А через пару мгновений он вообще отворачивается от Хэчана. Наверное, чтобы уж совсем не обижать… — Ой, как смéшно! — кривит губы Хэчан. — Ой, как смéшно… Его тон, который якобы был в планах пристыдить, особо не срабатывает. Вернее, лишь только подливает масла. Уже даже и На в открытую смеётся. Да, прости, но ведь правда смешно! — Смéшно… — закатывает глаза Хэчан. — Ох, как же смéшно! Хрю-хрю-хрю… штопáть не перештопáть… Художника может обидеть каждый! Это вы… можете позволить себе… говорить со мной так, со мной! Художником! — Да ладно тебе, Хэчан, — отсмеявшись, Джено идёт на мировую. — Кто ж смотрит на одежду? Все смотрят на моделей. Ох… как они им нравятся! — Ещё один комплимент для художника! — поджимает губы Хэчан. — А вот итальяно гению Алессандро Микеле такого никто не посмеет сказать! На тут же шустро активизируется. — Я скажу! — поднимает в шутку он руку и утирает глаза от выступивших слёз. — И, кстати, об этом! Ты смотрел их последний показ? Джено думает: это надолго. Сейчас начнутся очередные «бои» с кучей критики, посему это просто идеальная возможность смотаться без вставленных пиздячек за комментарии уже в сторону их собственной коллекции. — Я не очень понимаю, почему это все так обсуждают, — говорит На. — Без Микеле так же дико, как и при нём. У «Гуччи» был лишь один период годных вещей — при Томе Форде. Всё остальное — ширма для продажи сумок и ремней. И Джено снова передумывает. Послушать хлёсткие высказывания На — это всегда весело. Это всегда шоу, потому что Хэчан рьяно заступается за своих любимых, но таких диких «коллег». — Я тебя прóшу! — взвывает Хэчан. — Я тебя умоляю! Только не этот скандалист Форд! — Дом взял курс на томофордизиацию, — буквально заводится На и гнёт своё. — Это больше не натянешь на нелепых молодых рэперов или Гослинга. Чёткие задачи: уйти от лампасов и клешёного вельвета семидесятых к более коммерческому простому и понятному. Похвально. Но не цепляет, короче, ничего. — Алессандро Микеле творил историю! — яро твердит Хэчан. — За кроссовками из коллаборации с «Адидас» выстраиваются очереди, а о сумке Jackie-1961 мечтает буквально всё фэшн-сообщество. Нихрена не понимаю, восторженно думает Джено. Но это так интересно! Попкорна бы, выёбываться так выёбываться. — Было очевидно, что последние сезоны это уже агония, — непринуждённо отвечает На. — И выгорание началось с голов под руку, с тех самых пор на мучения дизайнера было уже невозможно смотреть. А всего семь лет! Мы с коллегами Мэттью как-то обсуждали, кстати, эту тему. И тогда мне стало ясно, что вообще никто не понимал, какую идею Микеле нёс, что значила вся эта избыточность цвета, перегруз декора, дегенеративное уродство моделей и тяга к половым девиациям. А ведь это, вышеперечисленное, краткая стилистическая характеристика античного Рима. И, напомню, Микеле римлянин. — Просто признай, что это и есть современная мода, — усмехается Хэчан. — Мода — это поле экспериментов. — Мода… — закатывает На глаза. — Мы все ходим только в кроссовках и худи. И никто не бежит и не покупает розовый костюм «Гуччи» из бархата и перьев. А то, что сносно выглядит на лукбуке, в жизни будет отвратительно и убого. — Вот сейчас такой неприятный ты был… — осуждающе качает головой Хэчан. — А показ тогда был довольно мощный. И не надо мне тут… — Опять же, он лишь для привлечения внимания. Но покупать будут по-прежнему только ремни, сумки, футболки и худи. Эксперимент Алесандро Микеле зашёл в тупик. Новые опыты только начались. И зачем делать вид, будто кого-то интересовала одежда от «Гуччи»? «Гуччи» — это сумки, ремни, футболки. Всё. — О, господи, — не выдерживает Хэчан. — Том Форд на Нью-Йоркской неделе моды вообще вывел на подиум моделей в кружевном белье. Это возмутительно! И, на минуточку, это был не показ «Виктория Сикрет», чтобы… показывать… Хэчан вовремя осекается, а На лишь давит загадочную улыбку. Медленно растягивает губы, сдавая с потрохами самого и себя и мысли в голове. — А мне понравилось… — просто говорит он. — А ещё знаешь, что мне не даёт покоя? Что странно — так это мгновенная реакция Хэчана. Вернее, его ярое отрицание. Кажется, тот не желает теперь прислушиваться ко всем самым сокровенным мыслям президента компании. — Нет! — рявкает Хэчан. — Не желаю знать твои ограниченные мнения! Я устал от них ещё со времён студенчества, ты меня уже достал! Полурасстёгнутые сатиновые блузы, бархатные узкие брюки и платья с глубокими декольте — это всё больше никому не нужно. — Я просто знал, что секс продаёт, и сделал акцент именно на этом. И нам надо к этому вернуться. Архивы всегда в выигрыше, а мода циклична. На смеётся и как будто не слышит Хэчана. Как будто ему в кайф раззадоривать податливого дизайнера и выводить из себя. Прямо невозможное удовольствие доставляет доводить людей своеобразными «издевательствами». — В связи с триумфальным возвращением торчащих стрингов, возникает закономерный вопрос: будут ли «Гуччи» перевыпускать культовые стринги из весенней коллекции Тома Форда 1997 года? — Ты всё такой же невыносимый! Вопреки устоявшемуся мнению Джено Хэчан больше не воспринимает всё в штыки, а лишь смеётся вместе с На. И начавшаяся было серьёзная перепалка сходит на нет, превращаясь в какую-то извечную разминку между требовательным президентом и не менее эксцентричным дизайнером. А ещё Джено имеет неосторожность поделиться, как ему нравятся эти «ссоры», как сразу хочется включить на фон Сэма Смита и Ким Петрас и как… И его замечают. Спасибо за напоминание — читается в лице На. — А, знаешь, Донхёк… — тянет подозрительно хитро На, скрестив руки на груди. — Всё у тебя хорошо в целом-то… Из минусов только — я не увидел какого-то единого стилевого лица, чтобы с одного взгляда можно было сказать: вот перед нами «Виэн» и ничто другое. Вот тебе и Том Форд made Gucci great again, однако! — А ты попробуй уговори это лицо, — незамедлительно парирует Хэчан. — Ну что в самом деле? — устало просит На. — Никого, что ли, другого не найдёшь для примерки? Что за детский сад, Донхёк? Ну, не хочет человек, что я его, на привязи, по-твоему, буду тащить? Хэчан серьёзно отвечает, что да. Вернее, снова заводит шарманку о том, как создал брез… то есть костюм по параметрам Джено, по каким-то там внешним, внутренним, космическим, хрен знает ещё качествам, а Джено, скотина такая, под конец слился. Очень уж оскорбило тонкую душевную организацию дизайнера, как Джено мало того, что не использует свои «природные данные» на полную мощность, так ещё и прятаться в бесформенных шмотках стал. Но если по первым пунктам Джено приводит На достойные аргументы (честное слово, будто объяснительную устно отвечает), что он не рождён ходить по подиуму, что это всё не его и вообще он стесняшка, то с последним пунктом даже не отнекивается. Просто принимает привычные замечания от законодателя здешних мод и просто молчит. Не объяснять же, что пока Джено временно растерял настроение крутецки одеваться и ему достаточно классических дедовских брюк и белых рубашек. Не для кого красоваться джинсами в облипку — вот причина пропавшего желания. Правда, самая-самая «причина» ещё ни разу внутренних терзаний не заприметила и лишь только похвалила за должное соблюдение офисного дресс-кода. Вот только такая хрень Джено уже была не нужна. Нет. А вот «да» — это пораньше уйти с работы, не пересечься у выхода и не придумывать отказов, чтобы начальник не подвозил по доброте своей душевной. Да — побыстрее выполнить поручение, чтобы не заставлять На ждать и обращать его внимание на себя больше. Да — молниеносно согласиться, чтобы не выслушивать о внезапных своих добросовестных качествах. Да — безоговорочно поддаться на пару-тройку уговоров с примеркой, чтобы больше никогда не видеть этого «щенячьего» взгляда от На. Да… Стоп, что?! Разочарован в себе, но не удивлён. Так Джено думает спустя пару секунд, когда сам не понял как, но согласился на просьбу, стоило На попросить этим своим «деловым» тоном. Что за хуйня, вертится в голове Джено вопрос, когда На в привычном и дружеском жесте закидывает свою тяжёлую руку на его плечи, и они оба следуют за Хэчаном в мастерскую. Что за ёбанная сила в тебе, бесконечно мысленно твердит Джено, когда буквально не смог сопротивляться мягким — контрастных от приказов Хэчана — просьбам На и согласился показать на себе, как сидит этот долбанный балласт. Ну, как оправдывает сам себя Джено, сейчас На увидит, что эта вещь совсем уж нелепая по сравнению с женской коллекцией, и отвяжется. Сейчас он всё поймёт и перестанет просить. Сейчас всё… чёрт тебя побери!!! Джено ошпаривает мыслью как кипятком — сейчас придётся надевать перед ним на себя это… нет, даже не так! Сейчас вообще придётся переодеваться перед На! А это как бы… — Ну выйди ты уже! — не выдерживает Хэчан. Он как будто действительно читает мысли (или просто испуганный взгляд) и действительно просит На как минимум отвернуться. Потому что тот как вошёл, так и не сводил своего устремлённого взгляда. И Джено головой понимает, что На нет совсем никакого дела до него, но какая-то малая часть на глубине закопанного чувства противно скребётся и подаёт признаки жизни. Ей-то Джено назло и идёт поперёк своего слова. С уверенной вдруг стойкостью решает, что ничего из этого не будет, никак это на нём не отразится: На всего лишь глянет по работе на одежду — и всё. На этом всё. Что вообще может случиться? Тем более, как вспоминает Джено, взглянув на вершину шедевра их дизайнера, в этой реальной «плащ-палатке» и нет ничего такого, кроме расстёгнутых до груди пуговиц рубашки. Скорее, он уже подумывает, как На будет недоволен неудавшейся работой, чем что-то там разглядывать… А может, Джено и нихрена не понимает во всех этих моднючих вещах? В журналах, в интернете, на фото всех этих богинь эпатажа такое и смотрится круто, хотя не всегда уместно, но в реальной жизни — совсем не понятно. Как он заучил: их компания шьёт одежду высокого класса, типа там, для дамочек-жён-дочек олигархов заграницей. Так вот, кто из них напялит на себя в свет подобный мешок-унисекс? Если только выйти за багетом с утра пораньше? Всё-таки мода — это страшная вещь! Хэчан долго не мучает Джено с подгонкой костюма, что не может не радовать — тот совершенно готов. Ведь как наивно полагал Джено ещё пару месяцев назад, что это будет весело, оказалось нихрена не весело. Общее душевное состояние как-то подпортило и дружеские отношения с Хэчаном, и вообще отбирало сил. Так что даже долго стоять и терпеть все эти иголки-булавки Джено больше не мог. Не модель — и слава богу! Не модель и не надо было начинать! Хэчан разрешает На снова войти в мастерскую, но какой-либо эмоции в его лице Джено не прочитывает. Даже его взгляд в секунду всё разгадывает, совсем не задерживается посмотреть. Злосчастная мыслишка колет, что сам Джено нелепо выглядит, оттого На и не нравится. Но он, конечно же, задирая голову выше, старается не принимать близко к сердцу. Хотя уже конкретно так точат змеи: вот на всех других моделей На действительно смотрел. Так почему же я тебя не могу заинтересовать? Что ты думаешь, когда смотришь на меня? Господи, ну скажи ты хотя бы что-то! — Концепция? Его голос вдруг становится очень жёстким, без какого-либо намёка на прежние «хи-хи». Теперь точно без шуток… На двигает стул поближе к себе и садится напротив горе-манекенщика. Привычно скрещивает руки на груди и дожидается объяснения от Хэчана. От него такого, требующего ответы, — мороз по коже. И Джено понимает, что сейчас абсолютно никакой роли не играет, но справиться с чувствами не может. — Я хочу переосмыслить тейлоринг, — воодушевлённо начинает Хэчан, рисуя в воздухе неизвестный силуэт. На обрубает его начала на корню своим тоном с полнейшим отсутствием впечатления. Только взгляд наполовину исподлобья выдаёт его настоящий настрой. Инсталляция — экзаменатор и студент. И, по сложившемуся первому впечатлению, нерадивый студент. — Это не тейлоринг. — Это начало. Мерки сняты с конкретного человека, а, значит, это тейлоринг. — Не в моих планах специализация на мужской одежде. — Но признай, что мои прошлые эксперименты имели успех, — усмехается Хэчан. — Женщины идут в магазин в компании своих кавалеров, а по итогу находят и им прекрасный костюм. И… так уж и быть, объясняю тебе твоим же капиталистическим языком: такой ход выгоднее. В два раза. На переводит свой острый и ставший в один миг тяжёлым взгляд на Джено. Именно так. Потому что Джено смотрел на него и ждал, когда тот будет разглядывать одежду. А поймал не на том. — Продолжай… Взгляд теплеет. — Ох, спасибо! — кривляется Хэчан. — Ну, так вот… По моим замечаниям, костюмы и компании по пошиву, которые создают их по индивидуальному заказу, были отодвинуты на второй план современной одеждой, приспособленной к жизни современного мужчины: джинсами, футболками, кроссовками и, может быть, твоими обожаемыми худи. Если это шутка такая, то не особо смешно. Джено от силы пару раз видел На в футболке на работе, и то… в такой же чёрной, как его душа. И в сочетании с извечными брюками и пиджаком подобная одежда даже не показалась чем-то вольным. Порой создавалось впечатление, что его любовью всей жизни были цветастые убогие рубашки в непонятный узор, но уж никак не худи. — Это своеобразное отражение нашего времени, — продолжает увлечённо Хэчан. — Возможно, иметь производство повседневной одежды в мужской моде просто выгоднее. Люди хотят, чтобы эта повседневная одежда поддерживала их непринуждённый образ жизни, случайный секс, легкомысленный кредит на учёбу в тридцать тысяч долларов и нечаянно появившиеся тонны тающих арктических льдов. — Это тоже взято с определённой модели? — усмехается На и кивает. — Джено, вы ещё и виноваты в растаявших арктических льдах? А вот теперь уже дубль два. Если это шутка, то её совсем никто не понял. Ну, вернее, Джено-то понял, а вида не подал. Хэчан так вообще по ощущениям готов ножницы бросить в На. А тот и вправду становится каким-то… забиякой! И шутки у него обидные! Всё ему не сидится и хочется побыстрее завалить импровизированную презентацию гения с его шедеврами. Но Хэчан долго и упорно затягивает со своим предисловием, тут не только Джено устаёт стоять. Тут На уже теряет своё лицо и не показывает, что вообще слушает. Глазеет по всем углам представленного ему костюма, но вот желания потрогать руками у него ещё не возникает. И Джено, совсем уж расслабившись, позволяет себе смелую мысль: он рад или не рад такому? Бросает На пару кивков а-ля чё как — всё же у них есть некоторые устоявшиеся дружеские отношения, которые позволяют подобное сделать. И получает в ответ неверный знак, мол, скоро. — Щас закончим уже, — подмигивает неожиданно ему На. Но говорит, всё же, шёпотом. Хотя всем уже давно стало понятно, что увлёкшийся представлением Хэчан ничего не слышит, ничего не замечает вокруг себя. Он показывает на доске эскизы, рассказывает что-то о том, как самые богатые люди каждый день надевают джинсы и чёрную футболку в качестве символа посткапиталистического статуса. Приводит в пример Марка Цукерберга, говорит о том, что костюмы больше не считаются одеждой, демонстрирующей власть и влияние. Хэчан смеётся и заявляет, что костюм сейчас просто не тянет на то пафосное хвастовство, которым обладает пара кроссовок Triple S или нагрудная сумка ALYX. В устроенных на пару гляделках На делает вид, что его до глубины души ранило подобное заявление. Джено, стараясь не засмеяться в слух, в шутку подаёт ему знаки — сердце всё же в другой стороне. Господи, когда ты уже запомнишь? — И подводя итог всему сказанному, я хочу, чтобы… — Да-да? На некстати вставляет свои слова, показывая, что весь во внимании. И у Джено сразу мысли: ой, дурак. Но в хорошем смысле. — Я хочу сказать, что… — Хэчан на мгновение хмурится с догадкой. — Учитывая, что тейлорингу вновь уделяется больше внимания, в сезоне весна-лето мы увидели сдвиг в сторону более изысканной эстетики. По мере развития роскошного стритвира мужчины полюбили более мягкие ткани и крупные силуэты. На снова кивает словам Хэчана. Но не очень-то похоже, что он вообще слушает. Потому что Джено знает: На никогда и никого не перебивает. А тут творит какую-то хрень. Неужели настолько не хочет запускать в производство мужские модели, что аж вовсю клоуничает? Какая ещё причина его внезапного хамства? Если вспомнить об извечной вражде президента и дизайнера, вопрос почти отпадает, но… Только почти. И совсем уж дикая мысль: неужели в На проснулась… зависть? Ну нет, бред какой-то… Мистер На не станет такой херью маяться. Но этому предположению Джено не даёт жизнь. Он помнит, что его президент заведует только делами компании, а в творческий процесс не вмешивается. Отошёл от дел, как говорят тут бывалые. — Теперь мы видим, что эти элементы дизайна применяются в современных костюмах и тейлоринге. — Угу-у… — Хорошо сделанный костюм всегда придётся по вкусу нашим покупателям, — подмечает Хэчан. На выдаёт задумчивое «хм». — И, мне кажется, «новый деловой» тренд, который мы видели на модных показах, понравится мужчинам. Потому что они хотят выглядеть элегантно, не беспокоясь об ограничениях, накладываемых традиционным костюмом. В этот раз На молчит. Смотрит нечитаемым взглядом куда-то на ворот костюма, ушёл в свои мысли и, похоже, возвращаться не желает. — Ну-у?.. — требует Хэчан. — Что ты мне скажешь? На, нехотя, с отрывистым вздохом, бросает лаконичное «ничего». — Ничего, — просто и тихо повторяет он. — Ничего нового… Я прекрасно понимаю, как тебе хочется выйти за рамки, но… ты сам помнишь, чем закончились прошлые эксперименты. Компания пока не готова к изменениям. — Мы готовы к изменениям, — смотрит упрямо Хэчан. Но это впервые, когда он подстраиваемся под тон собеседника. Копирует его. — Мне слишком тяжело далось восстановление компании, — говорит На. — Поэтому мы будем работать в таком же режиме, в каком есть. И будем работать с отцовскими архивами. И мне плевать, если ты считаешь всё застоем. Это фундамент, и мы здесь себя зарекомендовали. Мы сделали себе имя на верности нашим канонам. Внезапные вольности от нас не примут. — Компании нужно двигаться дальше. И не возвращаться к архивам. Хэчан коротко и хлёстко бросается словами. Напоследок посылает На какой-то странный взгляд, который совсем не понимает Джено. Так и подмывает спросить — а вы точно сейчас о компании говорите? Но молчит, не желая погрязать в чужом и развязывать очередной спор. — И да… ещё… — На задумчиво прикасается пальцем к виску. — Забыл сказать… там по твоему заказу сейчас ткани подвезут… Тише-тише, я тоже не могу помнить всё, а помощника ты у меня тоже, увы, отобрал. И не сидится я же тебе… Секунда — и Хэчан впопыхах собирается. До остального больше нет никакого дела, только ткани на уме. — И ты молчал всё это время? Тиран!!! Но Джено честно задумывается: На ничего не говорил про завоз тканей. Точно знает, что даже не упоминал, Джено не мог забыть… Не мог. — Если ты снова отправишь Марио, то… я тебе клянусь! — Марк уже принимает, — снова задумчиво выдаёт На. — Поторопись. — Я тебе этого не прóщу! Это мои ткани! И никому нельзя видеть их до меня! Только я должен быть первым. — Да-да, большое спасибо, Джемин, что достал мне эксклюзивные ткани. Да-да. Донхёк, всегда пожалуйста… Внезапную сцену Джено не понял. Как и не понял накинутого гордо шарфа, громко хлопнувшей двери да и вообще Хэчана, что всё бросил и ушёл. Без него мастерская мгновенно превратилась в звенящую тишину, и Джено туго соображает, что ему правильнее делать дальше. Но пока он решает спуститься с пьедестала и перестать строить из себя манекен. Глупая была затея, корит он себя. Зачем только согл… — Нет-нет, Джено, постойте! Джено от лёгкого приказного голоса так и замирает с чуть поднятой ногой. Спуститься на ступеньку вниз уже не решается, весьма сбитый с толку от непредсказуемой переменчивости. — Да бросьте, мистер На! — буквально нукает Джено. — Я же не буду тут вечность стоять и его ждать! Его вообще… — Именно. На медленно поднимается с места, Джено больше не соображает. Сбитая программа — ему нужно досказать мысль. — …теперь можно не ждать сегодня. — Я это прекрасно знаю, — мягко улыбается На, подходя ближе. — Вы позволите? В одну секунду он оказался совсем близко, совсем рядом. И теперь звенящая тишина лишь только в голове Джено. Вместе с ней и позабытая способность правильно дышать. Дышать вообще в присутствии На. — Не могу смотреть на это, — качает На головой. — Я буквально с ума схожу, когда передо мной оказывается несоответствие. Впервые вижу, чтобы можно было так спрятать и изуродовать всю фигуру! Что происходит? Кажется, Джено должен был сказать это в слух. Но он не может себя заставить, он ещё дышать не начал нормально от внезапного нарушения личного пространства. И не может заставить работать мозг на полную мощность, тот только посылает команды вечно интересоваться — какого хера творится? Быстрее его испуганных мыслей только На. Только На, который оказывается за спиной Джено. А ещё он резко хватает со стола огромные портняжные ножницы, и теперь Джено уже совсем ничего не понимает. — Вы только не бойтесь, Джено, — мягко предупреждает На. — Я лишь кое-что исправлю… что мне не нравится. Я только…пожалуйста… да, вот так… Ещё немного… Джено даже не помнит, от чего он больше задержал дыхание: от руки На на собственной талии или же от резкого холода по коже ножницами. Когда же тяжёлые миллисекунды раздробились осознанием, то слух Джено уже обжёгся опасностью. На быстро резал плотную костюмную ткань и изредка задевал спину. Вернее — прикасался ножницами. И уж лучше это, потому что подобное действие отрезвляло, в то время как другая рука На — дурманила. Она крепко держала уже за торс и она же пускала обжигающий огонь ощущений через слои одежды. Осознание происходящего приходило, но понимание действий — отказывалось. — Вот… так лучше. Терпеть не могу оверсайз. Я вообще считаю, что плох тот модельер, который не может придумать выгодный образ на абсолютно любой размер. Дурацкого режущего звука больше нет, как и нет придерживающей руки На. Ощущение падения повсюду — но Джено всё так же уверенно стоит на ногах и смотрит на На свысока. И вопреки всей странности Джено мучительно жалеет. Зачем прекратилось? — И всё же… главный вопрос: зачем нам костюм, скроенный по параметрам, но совсем не показывающий эти параметры? Согласитесь, Джено? На пол падает вырезанный двойной лоскут из пиджака с рубашкой, и Джено трезвеет: — Вы что наделали?! Он же вас убьёт!.. Вы че?.. Чёрт!!! Что же будет… мистер На!.. На находится где-то ещё позади обзора, и Джено совсем скоро слышит его низкий смех куда-то себе в спину. Правда, и исчерпывающего ответа он не даёт. В следующую секунду появляется перед Джено, улыбается и сразу же смотрит вниз. Джено не может не проследить за каждым действием На. — Ну такие брюки уже полнейшее издевательство. Надо мной. Их взгляды снова встречаются, Джено хочет упрямо поинтересоваться, что за херню На вытворяет. Он смотрит ему в глаза, почти уже готов что-то сказать, как На резко и внезапно опускается на колени. И здесь Джено уже не может смотреть. Достаточно было одного мгновения; увидеть, как его крепкие ладони скользят вместе с ним вниз, от бёдер по ногам, и Джено, напротив, задирает голову вверх, тщательно спрятав сорванный вдох. Не уверен, что выдержит вид, когда На перед ним, на коленях, снова мягко и осторожно придерживает за ногу, а правой рукой уверенно режет ткань. Сопротивляться глупо, взывать к здравому смыслу бесполезно, остаётся только чувствовать резкую полосу холода. Острые ножницы идут от самого низа широких брюк, поднимаются выше к бедру и останавливаются у карманов. А потом всё повторяется, но уже с другой штаниной. Это невыносимо. Но не потому что На дико расправляется с чужой работой, буквально полосует одежду прямо на теле. Это невыносимо потому, что Джено боится наклонить голову и снова увидеть перед собой На, опустившегося на одно колено. Каждое его прикосновение через одежду горит больше, чем может сотворить обычный металл. Каждое его слово с просьбой не бояться нисколько не помогает успокоить участившиеся дыхание. Каждый звук прорезанной материи заставлял пугливо зажмуриваться: что, если На увидит и поймёт? — Проблема решена, — довольно говорит На, резко поднимаясь. Тебе просто повезло, что моя «проблема» не появилась из-за стресса. Он искренне улыбается Джено; Джено не может в ответ. Эта шутка затянулась — пора прекращать. Продолжать больше нельзя, иначе она вытянет за собой все тщательно прятанные чувства и мысли, которые, как оказалось, совсем-совсем не ушли от Джено. Отпустили, спрятались, пропали — да. Но не ушли бесследно. — Теперь висит как просто ткань, — говорит На, смотря Джено в глаза. — Нужно утянуть, чтобы подчеркнуть все изгибы тела. Должен сказать, что вам с ними повезло. Что-то ответить не выходит — но не перестать отвечать ему на взгляды. Джено просто не может убить эту возможность вот так легко и просто смотреть на этого мужчину. Посмотреть впервые честно. Даже если и с прекрасной осведомлённостью, что это взаимно, но не в том смысле, который хотелось бы. — Я бы поменял костюмную ткань на мягкую эко-кожу, — задумывается На. — Обязательно насыщенного чёрного цвета. Этот глубокий синий мне не нравится. Да и вообще не люблю холодные оттенки, мне кажется, они отталкивают покупателя, который решил расслабиться за шопингом, а попал на такую вот холодную стену из синего цвета. Как чёрный может быть насыщенным, как синий — глубоким, Джено абсолютно не хочет понимать. И это толкает его, чтобы нарушить собственные запреты. Давно уже понял, что ему нельзя разговаривать с На, когда тот настроен поделиться с чем-то. Нельзя — потому что подобное утягивает в омут забывчивости. — А я и не знал, что это синий, — говорит Джено, игнорируя собственную глупость. — Я правда думал, ха, что это чёрный такой. Ну вот, перешёл на очки, а всё равно ничего не вижу. Говорит и смотрит в спину отвернувшегося На. Определённо легче разговаривать, когда тот не смотрит так… у Джено нет названия этому честному и простому взгляду, а окрещать «безразличным» уже что-то не позволяет. На подбирает тот самый отрезанный лоскут — Джено боится даже представить, что Хэчан с ними сделает. Но он снова смотрит и видит, как На абсолютно побоку на все сомнения и боязни, он вообще ничего не стесняется. Даже этот кусок ткани режет на полосы. — Это костюмная ткань такая, — не отрываясь от своего дела, поясняет На. — Интересное свойство. Но сейчас оно мне… Он откладывает ножницы, а потом совсем легко — будто всё ему игра — полосу ткани растягивает как ремень. — Совсем не нравится, — заканчивает На мысль. И всё же Джено не может перестать следить за его уверенными действиями. Ему так нравится, как На знает, что делает. Хотя Джено и совсем не понимает, что движет его шефом, но находит, как он за работой куда круче смотрится, чем… Ой, не, сравнивать совсем не хочется! Хочется снова смотреть и не понимать, зачем На хватает со стола канцелярские зажимы, а меж губ зажимает портновские булавки. Но пара каких-то потерянных секунд, На снова на коленях перед Джено и разбирается с чёртовым пиджаком. Урезает длину выглядывающей рубашки, снова полосует на тонкие ленточки, завязывая их на спине, закрепляет всё вместе грубо и дикарски — зажимом. А потом поднимается, наверное, с целью оглядеть проделанную работу, но попадает под пытливый взгляд Джено. И это тоже входит в копилку разрушенных планов. То ли одумывается, что его действия слишком откровенны, то ли Джено своим непониманием наталкивает на такие мысли, но с траектории своих действий На сходит. Вернее, не опускается больше вниз. — Придержите, пожалуйста, — говорит На, смотря в глаза. — Жакет слишком длинный, а вот брюки совсем наоборот. Низкая посадка… надо бы поднять… перешить. Всё перешить. Джено клянётся: он точно не знает, как смог соображать. Поднимает по указанию На за края долбанный пиджак, смотрит вперёд, смотрит на На, а тот — ответно. Дёргает внезапно, резко, крепко, выше за шлёвки брюки, заставляя неосознанно и Джено поддаться, потянуться за его действиями. Это конец, думает Джено. Это конец, конец, конец. Но совсем не логический. На продолжает ещё «мучить» подгонкой зажимами; случайно задевать оголившиеся участки кожи своими руками вместо иголок; снова сгорать от неловкости, от его извинений за то, что где-то туго, где-то перетянуто, где-то свободно… Последнее — он утягивает в талии своеобразным поясом этот несчастный пиджак, всё так же удерживая зрительный контакт. И Джено клянёт его всем, на чём стоит свет. Сам себя клянёт за то, что посмотрел не так и На не так понял. Клянёт его чёртову порядочность, от которой сейчас в разы хуже. Все прошлые моменты в жизни сейчас ничего не стоят, как Джено из последних сил сохраняет призрачное спокойствие. Единственное, удерживающее его от необдуманных действий в стиле «послать всё к чёрту и…», — только осознание, что это просто примерка. Это просто костюм, и в На неожиданно проснулась давно сдохшая тяга к прошлому, за которую он, жадный, ухватился. И Джено только сейчас открылась истина: любой другой бы занимался своими делами, а не ходил следить за костюмной работой. Любой другой, но только не На. Он мог сколько угодно и бесконечно говорить, что больше не шьёт, но прошлое, как это ни странно, не продать и не пропить. Не в его случае оказалось. Наверное, ему тоже хотелось отвлечься от всех дел компании. Наверное, ему всегда хотелось вернуться. Наверное, это трудно — работать там, где никогда не был готов. Как дорвавшийся до подарка ребёнок… И только эта мысль даёт Джено силы успокоиться и позабыть про себя. Если На это действительно интересно и действительно работает лучше любого средства для настроения, то Джено не против. Ему ведь и в самом деле нравится видеть его такого… Увлечённого работой, вспоминающего, что да как, по-настоящему радостного от процесса. И упрямого. Кажется, мистер «Нет», всегда твердивший, что больше никогда в руки не возьмёт иголку, сам ещё не до конца понял, что именно он сделал. И Джено интересно: как надолго это? Бросит ли На всё, когда одумается? Или вернётся и начнёт работать? Представить очень тяжело. Почти нереально. — Сегодня на показе было красное пальто, — неожиданно для себя выпаливает Джено. — Это из ваших архивов? — Не… не совсем, — заминается На, поправляя воротник. — Вернее, совсем нет. Это полностью работа Донхёка, но была под моим руководством. Входила тогда в мою сезонку. Вы же знаете, Джено, что над коллекцией трудится не один человек, а команда… — Вас легко было подкупить, — усмехается от догадки Джено. На, прервав свои действия, искренне удивляется. — Это почему же? — Потому что красный, — легко отвечает Джено. — С первого взгляда становится понятно, что это ваш любимый цвет. Вы всегда его первым замечаете. Вернее, людей, которые носят одежду этого цвета. А у Джено ни одной красной вещи в шкафу. На снова удивляется так, будто ему какую тайну открыли. Как будто не знал… — А к чему был вопрос про пальто? — Да ни к чему, наверное… — пожимает плечами Джено. — Вы его одно не раскритиковали. Да и просто хорошее. Красный красиво прозвучал на показе. Честно, я терпеть не могу этот цвет. Он везде пошлый. Но тут настолько эстетичный, хрупкий… я пересмотрел свои взгляды. На внимательно его выслушивает, не перебивает. Молчит какие-то долгие секунды, прячась за раскладыванием швейных принадлежностей по местам. А потом, так и не повернувшись лицом, снова выдаёт ту фразу про мерки с отдельно взятого человека. И тут даже Джено не трудно догадаться, с кого эти «любители» снимали мерки. Эстетичная, хрупкая… Джено мгновенно сходит с ума, стоит ему представить красивое лицо Соми. Знает, что она совсем ничего ему не сделала, они даже толком не разговаривали, но она ему не нравится от слова совсем. Не нравится не внешне. Не нравится как человек. Не нравится, что она до сих пор в голове На, не нравится, что тот не хочет её отпустить до конца, не нравится, что он не смотрит вокруг, не смотрит на других. Не нравится, что его ничто не может переубедить. Она не достойна всего того необъятного количества любви и внимания, что ты хранишь для неё. Поделись. Еле выстроенное понимание рухнуло проще простого, Джено снова в подавленном настроении, а На очень кстати отвлекает входящий звонок. Наверное, это знак. Вот и всё. — Чёрт, совсем забыл про согласование в журнале… осторожнее!.. Там иголки, Джено… Подождите, я помогу вам снять. И снова не получилось. Хотелось освободить На, хотелось незаметно от него избавиться от этого «шедевра», который Джено так и не увидел на себе. Но не получилось, На заметил его попытки и мгновенно оказался рядом. Сгорать от непонятной неловкости Джено больше не хочется, он устал. И теперь всеми способами пробует отвлечься. — Что нам будет за это от него? — Нам? — тихо смеётся На. Вот до кого точно никогда не доберётся чувство неловкости. Вообще похеру, забивает на всё. В том числе и отправить Джено за ширму снимать эту одежду. Но и сам Джено больше как-то не закрывается, внезапно стало плевать абсолютно на всё. Пусть видит. Он же всё равно его сейчас не считает ничем большим, кроме как живого манекена. Прекрасное повышение! Джено не может сдержаться и усмехается вслух: раньше На его не замечал просто в качестве ассистента, теперь он его не замечает даже, когда стоит в одном ёбанном нижнем белье. — Ну, во-первых, не нам, а мне, — говорит На. — Это же я посмел надругаться над его детищем. Во-вторых, если он и будет возникать, просто скажете, что я вас заставил. Ну и в-третьих… Я хозяин этой компании. Всё здесь моё и всё мне принадлежит. — Это-то понятно… Джено поворачивается спиной, чтобы На сам разбирался со своими завязками. — Но делать что будем, если спросит, чё за… кхм, что случилось? — Скажу… — На задумывается. — Скажу, что мы оставили всё как есть и ушли. Ключей у нас нет, поэтому, если модель пропадёт — а она пропадёт, — то мы ничего не знаем. А с камер запись я удалю… От последнего услышанного Джено даже дёргается и напарывается на какую-то иголку. Хуже вдвойне. — Здесь есть камеры?! — Конечно, — как само собой разумеющееся отвечает На. — Доступ только у меня и охраны. Но пользуюсь очень и очень редко… всё же у меня много других дел, а не выслеживать чью-то работу. Осознание, что где-то на сервере есть запись их сотворённого «непотребства» прочно и надолго застревает в голове Джено. Эта мысль буквально не даёт покоя. Настолько сильно, что он… не хочет безвозвратного её удаления. По крайней мере, хотя бы без разового ознакомления. А потом На очень по-смешному пытается свернуть костюм, вернее то, что от него осталось. Сам же натыкается на свои иголки, но упорно прячет под пиджак и воровато выходит из мастерской. Джено, уже переодевшись в свою привычную и удобную одежду, еле поспевает за ним. Еле-еле — потому что не может остановиться смеяться с этого представления. Но даже этот момент не успокаивает его душу. Джено просто не может спокойно представить, как ему провести оставшиеся часы рабочего дня вместе с На. После всего. Понимает, что ни для кого, кроме него самого, ничего не случилось, но делать вид, будто ничего не произошло… Сегодня он точно не сможет. Сегодня ему нужно трусливо сбежать и не пересекаться с На до следующего утра. Джено надеется, от этого ему станет лучше и что он сможет вернуться к прежней своей «бесчувственности» для На. Потому и осмеливается просить его отпустить с работы пораньше. Придумывает какой-то слабоватый предлог про день рождения брата, помня про «знакомство». Внезапно и На — до этого удивляющийся без конца, как это Джено ещё опаздывал и не прогуливал — мягко говоря, офигевает от такого заявления. Говорит, что сегодня ему очень и очень нужна помощь Джено. Но чем больше На просит перенести «отпросиловку», тем и Джено сильнее хочет уйти с работы. — Ну, пожалуйста, мистер На… — притворяется Джено вовсю. — Понимаете, Сончан не простит мне, если я опоздаю… — А… этот парень… На поднимает обе руки вверх. Тоже притворяется, что сдаётся. Казалось бы, как много времени прошло с первой и последней встречи этих двоих, но мнения совсем не поменялись. На слегка опасается Сончана — вот удивление-то! А Сончан же наоборот. Яро отрицает этого мужчину и больше не шутит в стиле «у вас там шпили-вили?» — Хорошо… ладно, да, идите, — нехотя, но сдаётся На. — Только последнее, пока не ушли… — Вечер свободный, встреч не назначено, план на завтра я уже выслал вам в чате, табелей и отчётов на сегодня никаких нет… На морщится и обрывает этот поток «дел». — Я не об этом, — отмахивается он рукой. — Имею в виду, пока не ушли, найдите мне… а… А впрочем, знаете, не надо. Ладно… Не ищите, я сам справлюсь. Всё равно говорите, дел никаких, да? — Да и в офисе-то никого уже не осталось, — неловко улыбается Джено. — Шестой час. Это мы с вами только до восьми работаем. Но сейчас Добби свободен. А как получил свободу — чёрт бы побрал этого На! — домой уже не очень тянет свалить. Но Джено знает, ни к чему хорошему не приведёт, если он сегодня останется с На. Ничего хорошего для себя. — Вы домой-то когда? — заглядывает напоследок Джено в кабинет начальника. Ну, как заглядывает… привычно застревает в дверном проёме, оперевшись на него плечом, прилипнув всем телом. Идеальный угол обзора и идеальное место, чтобы поддерживать адекватные способности к беседе, а не сливаться в близком желании глазеть на привлекательного начальника. Интересно, он сам знает, что его хочет как минимум здоровая половина офиса? Джено приходится отнести себя к другой, «нездоровой», половине офиса, и от этой мысли мгновенно трезвеет. Бьёт посильнее тока. А На снова весь в делах. Что-то черкает в бумажках, донельзя занятой и деловой. Слышит даже не сразу, и Джено приходится в стенку пару раз постучать для привлечения внимания. — Да-да, сейчас… — сбивчиво отвечает На. — Тоже пораньше сбегу сегодня, только на производство спущусь, ткани хочу посмотреть. Джено в целом плевать, он сам не знает, для чего интересуется. Наверное, по привычке. Наверное, это такой невербальный знак вместо «до свидания». Но уж точно он не уговаривает себя задержаться. — Только… Джено? — вдруг зовёт На. — Да? — оборачивается Джено. — Вы же понимаете… — На указывает себе за спину. — Всё это между нами. Больше никому. — Конечно, мистер На. Джено улыбается ему. Он точно не расскажет. У итальянцев есть такая поговорка — I muri sono nella mente, что означает: «Стены только у нас в голове».