Deja raconte

      Как-то Микеле сказал, что ему не очень нравится снег, совершенно не предполагая, что где-то неподалёку один злодейский злодей подслушивал и уже построил целый план на эту тему. Если бы он знал, он бы не стал говорить об этом в тот раз и не стал соглашаться никуда идти в этот.       Но потому же, ощущая, как земля уходит из-под ног, мир вокруг делает оборот, и оказываясь в мягком, холодном и мокром, Микеле почти не удивлён.       Расстроен, зол и раздосадован. Но не удивлён.       Флоран очевидно весьма довольный своей диверсией рядом в том же сугробе чувствует себя отлично, пытается сделать бабочку, и не испытывает никаких неудобств совершенно. Максимально подготовленный к тому, что сделает, в теплой одежде и удобной обуви. Смотря на него, Микеле хочется сделать какую-нибудь пакость в ответ, но оригинальные пакости в голову не лезут, он лишь зачерпывает снега и пытается этим снегом Флорана придушить. Тот только уворачивается и смеется. Микеле чувствует, как снег пробирается ему под короткие штанины, забивается мокрыми комьями, тает и оставляет неприятные холодные влажные следы, он старается не думать обо всех неудобствах и смотрит в небо – звезд видно аж целых пять штук (чертова засветка!), а в лежании на холодном снегу приятного мало, так что Локонте предпринимает попытку подняться. Только она не приводит к успеху – Флоран дергает его за рукав куртки, и невероятным стечением обстоятельств, проклиная свой длинный язык, слабость и неумение отказывать, Микеле впечатывается в снег лицом под сдавленный смех.       Самому ему всё также не смешно. Даже больше не смешно, чем ранее.       – Какого черта? – на этот раз шипит он раздраженно. На улице практически ночь, они в каком-то парке, название которого Микеле даже не знает, если бы и знал, то вряд ли бы смог озвучить, вокруг ни души, а все равно он старается не шуметь.       Флоран оборачивается к нему с совершенно довольным выражением лица и говорит невпопад:       – У тебя подводка размазалась.       Микеле хватает возмущенно воздух целых две секунды, не способный решить какой из вариантов "да ладно, что ты такое говоришь?" передаст его эмоции лучше – цензурный или нет.       – И кто же в этом виноват, скажи мне? – спрашивает в итоге почти спокойно. Почти, потому что не хочет привлекать внимание.       Флоран кивает с виноватым видом, но таким наигранным, что Микеле ему ни капли не верит и подозрительно косится, наблюдая, как Мот зачерпывает горсть снега, комкает её в руках и тянется этим куском вперед. Микеле по его наглой роже, где сквозь виноватую мину пробивается совсем не виноватая ухмылка, быстро всё понимает и сопротивляется, что есть сил, но надолго его не хватает, потому что снег начинает капать и так неудачно попадает ему в глаз, что направление сопротивления меняется. Микеле рефлекторно зажмуривается и пытается осторожно стереть воду. Впрочем, он думает, что бояться испортить остатки подводки уже поздно.       – Ой, извини, – слышит он сбоку, пока пытается вернуть себе зрение. И это проигрыш тотальный, потому что Флоран свою идиотскую цель не оставляет. Микеле чувствует прохладное прикосновение снежка к щеке, как капли от него быстро начинают стекать вниз, оставаясь в волосах и впитываясь в шарф. Он прекрасно понимает, что толку от этого ноль, и что этой глупой попыткой Флоран только все портит. Во всех смыслах портит. Но Микеле просто не может сказать ему "нет". Он и буквально час тому назад "нет" сказать не смог, что привело его в чёртов сугроб. Сдавшись, он вздыхает и моргает несколько раз, чтобы понять, насколько глаз вернулся в норму. Зрение точно на месте, и оно играет с ним злую шутку, делая изображение несколько расплывчатым. В таком антураже всё кажется немного… как раньше.       Микеле выбрасывает идиотскую мысль подальше и отталкивает практически ледяные от холода пальцы, но выражение лица из-за нечетких пятен разглядеть толком не может. Вероятно, Флоран разочарован. Микеле не может перестать за ним наблюдать, то ли поджидая ещё какой-нибудь подлянки, то ли просто хочет смотреть, но тот больше ничего странного выкидывать не планирует. Пока что, наверное. Поднимается, отряхивает снег, руку протягивает, чтобы помочь. И остается каким-то слишком тихим всю дорогу обратно. Микеле не может не думать о том, что это должно было значить.       В отеле, развешивая совершенно точно промокшие джинсы, не рассчитанные на такую погоду, и, в целом, испытывая желание повесить поближе к батарее самого себя, Микеле задается философскими вопросами о смысле человеческих поступков. Но спрашивает он совершенно не философски у Флорана, который чихает где-то возле кровати:       – Ну и зачем ты это сделал?       Спрашивает совершенно конкретно. Ответа же ждет какого-нибудь нейтрального и бессмысленного вроде: "Просто так". Бессмысленный ответ Микеле и получает. Только нихера не нейтральный и вообще не на этот вопрос.       – Мы с Тамарой расстались. Я думал сделать ей предложение, а она сказала, что не хочет встречаться с тем, кто не может разобраться в себе.       Микеле ждет тишины, ознаменующей конец монолога, и, не выходя из ванной, спрашивает нервно:       – И зачем ты мне об этом говоришь?       – Вообще, она сказала: "Вам бы обоим в своих взаимоотношениях разобраться для начала". Проницательная женщина. Наверное, я за это её и полюбил.       Слушая все это, Локонте честно не понимает, почему вынужден слушать все это. Одно дело истории друга из разряда "мы расстались с девушкой, очень грустно, давай набухаемся" – никаких вопросов. Но истории из разряда "мы расстались с девушкой, потому что она сказала, что у меня странные неразрешенные отношения с другом, и я после этого не стал уверять её в том, что ей показалось, а затолкал этого друга в сугроб, просто так" Микеле несколько пугают. Он осторожно пытается разведать почву. Из той же ванной.       – И что ты ей сказал?       – Ничего. Она звучала весьма решительно, не думаю, что у меня получилось бы переубедить её.       – А ты хотел вообще переубеждать?       Ответ Микеле не очень хочет знать, но то, что он слышит вместо тоже звучит мало приятно.       – Мы так и будем через стенку общаться?       В данной ситуации ванная кажется весьма желанным и безопасным местом, которое и покидать-то не хочется.       – А что тебя не устраивает? Это из-за тебя у меня вся одежда теперь мокрая.       На месте Тамары Микеле бы тоже долго не размышлял. Когда человек, с которым ты счастливо состоишь в отношениях, выпускает альбом, наполовину состоящий из историй про бывших (может, даже в единственном числе, Микеле лично не спрашивал), звоночек долго себя ждать не заставит. Удивительно, что он сразу не сработал, еще на стадии "до релиза".       – И ты будешь её там караулить, пока она не высохнет? До утра?       Вздохнув, он думает, что мог бы, но собирает остатки воли в кулак и выходит из ванной. Флоран лежит, растянувшись звездой на кровати, как недавно в сугробе и смотрит в потолок, будто бы там тоже можно увидеть пять звёзд. Микеле чувствует себя ровно как несколько лет назад, когда спрашивает снова:       – Ну так что, хотел ты её переубедить?       Утомленным он себя чувствует, непонимающим и, да, немного брошенным. Может, чуть больше, чем немного.       Ему это важно, потому что это ответ на более глобальный вопрос, который Микеле нашел у Флорана в песнях.       – Не уверен.       Он подходит ближе и останавливается у края кровати. Их тут вообще-то две, но та, что уже занята Флораном, Микеле нравится больше. Если совсем уж начистоту, то она ему нравится в комплекте с "арендатором". Даже если он думал два года, что это не так.       Ничего ведь ни черта не изменилось. Два года уже прошло, они разошлись, как в море корабли, а все по-прежнему – стоило Флорану сказать пару странных с полунамеками фраз и сделать столько же непонятно трактуемых поступков, как вот Микеле прямо тут, стоит рядом и ждет, что будет дальше.       А ведь это не он тогда был виноват!       – И чего ты от меня теперь хочешь? – спрашивает Микеле без особо энтузиазма. Флоран оборачивается к нему, смотрит почти как раньше и улыбается виновато:       – Разобраться во взаимоотношениях?       – Ага, – кивает Микеле с сарказмом, – и какой результат ты надеешься получить?       Флоран садится одним резким движением, чем вынуждает Микеле на автомате шагнуть назад, протягивает руку, но в нерешительности замирает на половине пути и медленно опускает её. Выражение его лица Микеле не нравится – грустное, виноватое, усталое и совершенно поникшее. Он хочет и не хочет одновременно слушать, что Флоран собирается говорить.       – Прости за тот раз…       – Ты уже извинялся, – перебивает его Микеле, – и мы решили остаться друзьями, если ты помнишь.       – Я помню, – на лице Флорана проскальзывает неуверенность. Микеле вспоминает их идиотскую ссору прямо в середине концерта за кулисами, из-за какой-то девушки или девушек, Микеле так и не понял, какой или каких именно, изначально претензии были к нему, потом туда как-то вплелась Тамара, а потом Мерван с Ямином, потому что, кажется, дело дошло до физического насилия. Микеле вытеснил это воспоминание настолько, насколько мог. После, конечно, они пришли к взаимному выводу, что на том все пора заканчивать. Флоран с ним не разговаривал, как-то раз даже со сцены ушел под конец песни, где предполагалось их взаимодействие. Микеле даже думал, не будь они связаны работой, он бы просто забыл о существовании Локонте и никогда бы не вспоминал.       Потом как-то само собой наладилось. Не настолько, как раньше, но с чем-то похожим на общение, Флоран извинился, сказал, что не имел в виду ничего, что говорил, Микеле из его слов с того раза зацепился особенно за свою "ненадежность", но проглотил её молча и начинать новую ссору не стал.       А вот сейчас они снова возвращаются к тому самому, и реальность делает круг.       – Мне кажется, Тамара права. А я нет. Тогда не был и сейчас.       Микеле всё думает, что должен злиться, что ему должно хотеться устроить очередную ссору, вспомнить старое, задеть побольнее. Ему и хотелось тогда, и какое-то время потом тоже хотелось. Сейчас в нём теплится идиотская надежда, что хоть раз всё может быть нормально. Как раньше.       – И что же ты предлагаешь? – спрашивает Микеле осторожно. Нерешительности в них обоих немерено, хоть и, казалось бы, не в первый раз. Флоран даже ответить не может, только переводит стрелки ответственности:       – А ты?       И черт с ней, с этой ответственностью, решает Микеле. Когда-то стоит начинать быть серьезным взрослым. Принимать трудные решения и вот это вот все. Он думает, что может, вот прямо сейчас и начнет, но все равно говорит вещи не менее отвлеченные от темы:       – Никогда больше не кидать меня в сугробы.       Флоран смеется, и напряжение слегка спадает.       – Ладно, это я учту. Еще пожелания?       Неуверенная попытка в улыбку от Флорана Микеле успокаивает, он ощущает прилив маленького воодушевления, его внутренний голос еще барахтается в море сомнений, подкидывая всякие нежелательные вопросы, вроде: “А ты точно уверен, что он имеет ввиду тоже, что и ты?”, но Микеле старательно топит его окончательно, делает шаг вперед, протягивает руки, собственнически кладет их Флорану на плечи, наклоняется ниже медленно и неотвратимо.       – Есть парочка, – говорит он шепотом совсем близко и целует. Как раньше.