Deja raconte

      Правильный ответ только один. Флоран знает это прекрасно, но те – сколько их вообще было? – несколько алкогольных шотов, выпитых ранее, предлагают ему подумать получше. Правильный ответ самый простой – ничего не делать. Но залитому спиртом мозгу хочется азарта и искринка “А что, если?” уже горит красной привлекательной лампочкой. Во всем виновата Зао, и её друзья, и друзья её друзей. Флоран даже не запомнил половину имен, когда все вышло из под контроля, и из мирного “Давайте немного отдохнем” превратилось в “Я никогда не…”.       Больше всего виноват тот смешной парень, имя которого было не самой сложной задачей для восстановления в памяти, но Флоран не помнил, когда он появился. Он был с ними с самого начала? Чей-то знакомый через пятое колено? Квартира принадлежала Зао, она могла приглашать в неё кого ей было угодно. Хотя Флоран бы не хотел больше слушать этого человека. В самом деле, парень был не плох. Он всего-то сказал одну фразу, которую мог бы сказать кто угодно, и в этом не было ничего такого, очередной банальный раунд в классической игре.       Он сказал: “Я никогда не целовал мужчин”. И девушки в их компании дружно потянулись за бокалами.       Это и привело к тому, что красная гипотетическая лампочка, вероятно, отмечающая отказ системы адекватного оценивания реальности, в голове Флорана сейчас так активно мигает. А голосок разума, пробивающийся сквозь вату верещит как в последний раз: “Ты, правда, думаешь об этом? Никто не узнает, если ты не будешь делать глупые вещи!”. Секунду Флоран правда думает. А потом пьет под удивленно разворачивающиеся в его сторону головы, медленно, как в кино. А тот, кто все это затеял, так гаденько ухмыляется, словно только на то и рассчитывал. Флоран на полном серьезе не помнит, откуда он взялся, может, появился только для того, чтобы заставить невинных людей совершать неадекватные поступки, этакий дьявол-искуситель. Однако тот продолжает ухмыляться как настоящий и добавляет:       – В пятнадцать по пьяни?       Красную лампочку разрывает на части, а голос разума тонет в алой жиже, которая заполняет мозг и сквозь бульканья раздается слабое: “Остановись”. На этот раз Флоран не думает вовсе и отвечает:       – В двадцать восемь осознанно.        Второй вопрос приходит с другой стороны. Очень осторожно Зао оборачивается к нему и спрашивает так тихо, словно не хочет, чтобы другие слышали:       – Мы знаем этого человека?       Словно сомнения закрадываются в её сознание, это видно по взгляду, слышно по голосу. Флоран думает о том, что скрывать что-то от неё подло, хотя они даже не определились, в каких они отношениях, но ему не хочется ей врать, ведь этого она не заслуживает.       – Нет.       Все же он врёт. Потому что, наконец, начинает думать. Потому что эта игра не про задавание вопросов, решает Флоран раздраженно, и если им так хочется узнать все тайны каждого присутствующего, они могут поиграть во что-нибудь другое. Однако компания, на удивление, мгновенно теряет интерес к истории, когда её отказываются рассказывать – недостаточно увлекательно, быть может, слишком случайно, да и с кем не случалось. Ещё живой голосок в глубине подсознания Флорана тихо выдыхает от облегчения.       Расходятся они далеко за полночь, Флоран остается, чтобы помочь Зао убрать тот бардак, который как-то сам собой наворотился. Алкоголь выветрился практически полностью, отфильтровался, и опьянение почти не чувствуется, но тонкий шлейф измененного сознания и излишней смелости всё также с ним. С ними. Зао, в общем-то, оказывается смелее и спрашивает первой, неотрывно смотря на тарелки в раковине:       – Возможно ли, что ты не ответил честно?       Флоран делает вид, что не понял вопроса:       – На что?       – Возможно ли, – также медленно повторяет Зао, не поднимая глаз, – что на вопрос, знакомы ли мы с тем человеком, ты ответил недостаточно честно?       Тот факт, что она знает то, что узнать проблематично, поражает Флорана. Это её догадливость или его недостаточное умение лгать ей, а, может, и то, и другое.       – Просто, – продолжает Зао, нервно вздыхая, выдерживает небольшую паузу, – ты мне нравишься. И, мне показалось, что я тебе тоже, но если это все просто моё разыгравшееся воображение…       Господи боже.       – Это не воображение, – прерывает её Флоран, с усилием выталкивая слова из вмиг пересохшего горла, чувствует, как горит лицо, шея, уши, но оторвать от Зао взгляда уже не может. Она вымученно улыбается, наконец, отрывает взгляд от тарелок и поворачивается к нему лицом, в её глазах пляшут блики от светодиодов. Флоран смотрит, как в первый раз, завороженный, абсолютно не знает, что с этим делать. И сказать ничего больше не может тоже. Затем Зао смеется. Искренне. И говорит, возвращаясь к тарелкам:       – Стоит повторить этот разговор на трезвую голову.       Флоран в ответ может лишь кивнуть – слова в голове не собираются в предложения.       Внезапно, более уверенно, чем раньше, Зао продолжает начатый ранее диалог:       – Как это случилось?       У неё с кашей в голове, видимо, никаких проблем нет (это делает её образ только более невероятным), но у Флорана – есть, и очень много. Он переспрашивает:       – Что?..       – Ну, – смущенно улыбается тарелкам, – история про поцелуй.       Находясь в прострации ещё с прошлого диалога, Флоран не находит в себе ни единого способа понять, что у него спрашивают. А ещё больше его беспокоит – зачем?       – Не знаю? Спонтанно?       – Как всегда, – кивает Зао с толикой неудовлетворенности в голосе. Какое-то время тратит на перекладывание тарелок на полотенце. Флоран думает, что на этом все и закончится. Он думает: “Зачем ей вообще спрашивать об этом?”. И не находит ответа.       – И чем закончилось? И… закончилось ли? – не унимается Зао, что вкупе с её легкой улыбкой и немного нервным голосом создают впечатление, что она задает эти вопросы из весьма конкретного любопытства. Словно разведывает почву. В её голосе Флоран слышит едва заметный флер превосходства, смешанный с недостаточной уверенностью в том, что она может это превосходство испытывать. Она, черт возьми, спрашивает, состоит ли он в этих отношениях до сих пор.       Но не ответить Флоран не может, потому что это Зао. И теперь они вроде почти что определились, какие между ними отношения.       В ответ он пожимает плечами. Флоран вообще не знает, закончилось ли что-то, или это очередной период беспросветного игнорирования, очередной виток эмоциональных горок, которые ему так нравятся. И, честно говоря, он не хочет об этом думать. Он устал ещё в прошлый раз. Из далекой Кореи Микеле позвонил ровно один раз, чуть ли не в первый же день их прибытия туда, чтобы услышать: “Не могу сейчас говорить. Давай перезвоню позже? Напиши, когда у тебя свободное время”, которое Флоран сказал ему честно и с полной уверенностью, что это не будет воспринято как нежелание разговаривать. Стоит ли говорить, что Микеле писать ему просто не стал – смертельно обиделся по невозможной причине, которая была известна только ему самому. И больше звонить тоже не пытался. Флоран написал ему несколько сообщений, на которые не получил никакой реакции. И разбираться с очередной порцией тараканов в чужой голове он попросту не захотел. И вовсе не стал считать разницу в часовых поясах и соответствие их расписаний, чтобы пытаться что-то сделать.       Но сейчас он думает, что – официально! – всё. Точно всё.       – Вполне закончилось. Разошлись во взгляде на мир, – отвечает он чуть погодя, когда Зао уже и не ждет ответа, но удовлетворенно кивает и улыбается. Один-ноль.       У них все хорошо, никаких проблем, кроме маленьких и незначительных, пока однажды Зао не спрашивает с невероятной проницательностью: "Это был Микеле, да?", и Флорану ничего не остается, как согласиться, потому что в этот раз врать ей он точно не хочет. Потому что да, он был, а она есть. И, Флоран надеется, будет.