Если дома тебя не ждут

      — Это что... Земля?       Вопрос прозвучал не сразу. Сперва члены экипажа потратили минут пять на созерцание жутковатого пепельно-желтого шара в иллюминаторах по обе стороны от панели управления в рубке их космического корабля.       — Координаты правильные. Сатурн мы прошли по расписанию, — словно оправдываясь, сказал растерянный сероглазый парень с виноватым взглядом — первый пилот. Как будто можно было ошибиться и от Сатурна свернуть не туда.       — Поздравляю, ребята, мы все-таки дома, — не менее потерянно произнес командир, когда пауза затянулась. — Только, похоже, нас тут не ждали.       — Вот почему связь не восстановилась. — Бортинженер, единственный из всех, почти не удостоил вниманием пугающую картину в иллюминаторе и деловито снимал показания приборов. — У меня есть предварительные результаты. Дождетесь окончательной обработки, или...       — Докладывай, Мишка, — вздохнул командир и вернулся в центральное кресло.       Бортинженер Мишка с непроницаемо темными глазами, серьезный юноша лет двадцати пяти — как и все его товарищи, — убрал руки с приборной панели и выпрямился.       — По предварительным оценкам, лет сто назад, плюс-минус десяток, на планете произошла техногенная катастрофа, наиболее вероятно — атомная война, есть следы массированных бомбардировок. Остаточный уровень радиации, правда, слишком высокий, есть большая доля вероятности, что уже после катастрофы произошло нечто, спровоцировавшее новую волну радиации, спалившую все на поверхности повторно. Это случилось сравнительно недавно... лет пять-шесть назад.       В рубке воцарилась тишина, нарушаемая лишь слабым попискиванием измерительных приборов. Пустынный шар в иллюминаторах переместился, показавшись наблюдателям с чуть другого ракурса, что не изменило общей картины абсолютной безжизненности.       — На поверхности планеты живых существ не обнаружено, — тихо закончил бортинженер. — По предварительным данным.       За его креслом, прижав руку ко рту, слабо охнула девушка с двумя длинными — почти до пояса — русыми косами и широко распахнутыми испуганными глазами, но бортинженер обернулся:       — Кать!       Под его суровым взглядом девушка выпрямилась и постаралась взять себя в руки.       — Мы не сможем... спуститься? — спросила вторая, белокурая красавица с толстой пушистой косой, чуть покороче Катиной. Она, скрестив на груди руки, застыла у иллюминатора, неотрывно глядя на проплывающую за стеклом пустынную поверхность их родной планеты.       — Неясно пока, Варюша, — тут же ответил командир. — В скафандрах — возможно. Ненадолго.       Никто не задал вопроса «зачем».       — Мне нужны данные по составу атмосферы, уровню загрязнения воздуха и почвы, — решительно сказала третья девушка, брюнетка в очках с темной массивной оправой, с густыми темными волосами, едва достающими до плеч. — Я просчитаю условия высадки. Варенька, поможешь мне?       — Зови, когда будут вводные, — кивнула Варвара, так и не отведя глаз от иллюминатора. — Конечно.       — Так. — Командир поднялся и обвел всех твердым взглядом. — Мишка собирает данные. Паш, поможешь ему...       — Как всегда, — отозвался первый пилот. — То есть, слушаюсь, командир.       — Нет уж, — помотал тот головой. — Давай лучше «как всегда». Когда вы начинаете салютовать и щелкать каблуками, это пугает.       — Договорились, Витя, — невесело усмехнулся пилот. — Есть отставить пугать командира.       — Отставить шапито, — остановил его Виктор и повернулся к следующему. — Федька, на тебе скаф-бокс. Бери Катю, она поможет.       — Как всегда, — нестройным хором отозвались Катя с косами и до сих пор молчавший рыжий парень у второго иллюминатора.       — И чтобы в рабочем состоянии были все скафандры, а не только мой и Пашкин, — уточнил командир, — а то знаю я вас. Юля, а на тебе пока срочная инвентаризация медчасти — надо подготовиться к решению проблем с возможным облучением.       — Само собой. — Девушка в очках повернулась к рыжему и погрозила ему пальцем: — Но будет лучше, если скафандры облучения не допустят.       — Слушаюсь, доктор!       — А я? — поинтересовалась Варвара. — Пока все займутся делом, мне ждать, пока Юля не позовет?       — А ты поможешь мне проанализировать данные датчиков жизни. Пока ребята заняты химией с физикой, мы с тобой проверим биологию. Все, поехали!       На исходе суток, когда первая горячка улеглась, все расчеты были закончены, измерения вошли в штатный режим, скафандры приведены в полную боевую готовность, а медотсек готов к приему внезапно облученных, на корабле наступило вполне ожидаемое уныние. Такое настроение по разным поводам периодически нападало на членов экипажа, ведь все они живые люди, а долгое межзвездное путешествие с его рисками и неясным исходом далеко не всегда радостное и интересное мероприятие, есть место и тревоге, и печали, и скуке, и тоске по Земле. Только раньше их всех поддерживала надежда на то, что они вернутся. Пусть не к своим родным и близким, но — на Землю. Домой. Даже если лично их больше никто не ждет.       А дома, как оказалось, их не просто не ждут. Их некому ждать. И с этой тоской справиться будет сложнее.              К концу дня все семеро снова собрались в рубке. Заслонки на иллюминаторах опустили, чтобы не портить себе настроение еще больше.       — Ну, давайте, докладывайте о результатах, — скомандовал Виктор. — Что у нас со скафандрами?       — Как было велено — все на ходу, хоть сейчас в открытый космос, — отозвался рыжий Федор.       — Медотсек?       — Мы с Варей готовы, если что, — сказала Юля. — Но очень хочется верить, что «если что» не понадобится. Запасы препаратов ограничены, ведь мы не рассчитывали провести под радиацией... — ее голос чуть дрогнул, но она закончила: — Всю оставшуюся жизнь.       — Спасибо, ребята, — кивнул Виктор. — А теперь послушаем относительно хорошие новости.       — Детальное сканирование поверхности никаких новых данных не принесло, — сообщила Варвара. — Жизни на планете нет. За исключением одного оазиса, по странному стечению обстоятельств уцелевшему на территории Северной Америки, бывшие Соединенные Штаты, Западная Вирджиния.       — Причем «оазис» — это буквально, — добавил Виктор. — Лес, трава, озеро, судя по всему — животные и птицы. Не больше сотни километров в диаметре.       — И тот же уровень радиации, что и везде, — мрачно вставил Михаил. — Мы на этот оазис все равно только через стекло шлема сможем любоваться.       — Если там сохранилась жизнь, значит, Земля не погибла. Она обязательно возродится, — убежденно возразила Варвара. — Да, мы — только в скафандрах. Но...       — Но человечества на этой Земле не будет.       — Миш, мы успеем еще оплакать человечество, — мягко остановил Виктор. — Не надо.       — Ладно, — не смутился Михаил. — Тогда вот вам еще хорошая новость. На орбите обнаружен искусственный спутник.       Он нажал пару клавиш на панели перед собой, и на центральном экране возникло изображение: огромный металлический тор-бублик, кольцо, выглядевшее то ли недостроенным и заброшенным, то ли полуразрушенным, как будто от него какая-то неведомая сверхъестественная сила отрывала куски.       — Да, их тут много, — продолжил Михаил и начал увеличивать изображение, смещая его, явно желая показать что-то конкретное. — Много мертвых кусков металла, космический мусор вековой давности, но этот — особенный. Судя по всему, когда-то это была орбитальная станция, рассчитанная не на одну сотню человек. Сейчас от нее мало что осталось, и я не понимаю, как она может функционировать, но она рабочая. Сперва мы решили, что это автоматика — мало ли, до чего тут прогресс дошел...       — До атомной войны он дошел, — бросил Федор, но на него зашипели девушки, и он умолк, подняв обе руки, словно сдаваясь, а на экране изображение стало четким, и сперва никто не понял, куда смотреть, но постепенно в поле зрения проступили островки электрического света — и на борту станции снаружи, похоже на сигнальные огни, и отдельные светящиеся иллюминаторы, словно в огромном пустом здании горели несколько окон на одном из этажей.       — Но потом мы засекли на станции восемь живых существ.       — Людей?       — Тараканов, Кать, — вздохнул Михаил. — Конечно, людей. Тараканам свет ни к чему.       Некоторое время все молчали, переваривая информацию.       — Неужели они живут в космосе больше ста лет? — тихо спросила Юля.       — Станция старая. Согласно данным спектрального анализа — ей лет сто пятьдесят, минимум. Так что все возможно, кто знает, как у них там жизнеобеспечение налажено.       — Вы же понимаете, что мы обязаны с ними связаться?       Вопрос Варвара задала вроде бы спокойно, но то, как она терзала кончик своей пушистой косы, говорило, что до спокойствия ей очень далеко.       — Конечно, мы свяжемся, — твердо ответил Виктор. — И я думаю, что нам нечего ждать, надо сделать это прямо сейчас. Давайте начнем с нашей частоты связи с ЦУП. Потом пройдемся по другим — нашим и буржуйским — известным нам для связи с космическими объектами. Не выйдет — пойдем по всему диапазону. Ясно, что за сто восемьдесят лет все могло поменяться, включая сам способ связи.       — Да ладно. Радио ничто не заменит.       — Федька, я ценю твой оптимизм, но судить будем по результатам, а не по твоим предположениям.       Спустя почти час бесплодных попыток, когда стало ясно, что легко и просто связаться с «тараканами» не выйдет, первый пилот поднял руку, как школьник на уроке.       — Да, Паш.       — Предлагаю запустить автоматический поиск с передачей нашего приветствия, а самим идти отдыхать, девчонки уже засыпают.       — Чего сразу девчонки, — вяло возмутилась Варвара и зевнула.       Виктор подумал и кивнул.       — Согласен. Вы идите, я тут подежурю.       — Я останусь с тобой. Если, конечно, «всем спать» — не приказ командира.       Михаил всем видом выражал решимость, и Виктор не стал настаивать:       — Нет, не приказ. Пожелание. А от компании не откажусь.       — Мы с Федькой сменим вас часа через четыре. — Павел поднялся с кресла и широким жестом пригласил остальных на выход.       Когда двери за ними закрылись, Виктор вздохнул и повернулся к Михаилу.       — Ну давай. Выскажись.       — Почему они выжили? Все умерли, а они — выжили. Тебе не кажется это подозрительным?       Виктор помотал головой, словно что-то стряхивая.       — Миш, я понимаю твои сомнения, но в данном случае у нас нет выбора. Потому что в этой ситуации пренебрегать контактом с единственными кроме нас выжившими — даже не глупость. Скорее, преступление. Мы с ними — это все, что осталось от человечества...       — Пафос оставь для подбадривающих речей ребятам, ладно? — поморщился Михаил. — Вопрос — куда делись остальные обитатели станции? Такая громадина реально не на десяток человек рассчитана. Ты не боишься, что мы сейчас свяжемся с какими-нибудь одичавшими каннибалами?       — Боюсь? Нет. Допускаю, что риск есть — да. Как всегда. Но как командир выбираю контакт.       — Как всегда.       — Да. На Вариане шансов промахнуться было пятьдесят на пятьдесят.       — И мы их полностью реализовали. — Михаил усмехнулся. — На орбитальной обсерватории оказались свои, зато на поверхности ребята чуть не погибли. Но туда мы ради контакта и летели, вопрос был исключительно в степени риска в каждом случае.       — Ну... тут нет никакой поверхности, вариант всего один.       —Только не вздумай соваться первым. А то слышу я в твоем голосе подозрительные нотки. Если что, ты последний, кем мы можем пожертвовать.       Виктор на секунду прикрыл глаза и вдруг рассмеялся. Смех звучал странно неуместно в этой обстановке, но Михаил тоже улыбнулся.       — Миш, после разговоров с тобой реальность расцветает новыми красками и жить хочется сильнее. Потому что ты доводишь свои подозрения до абсурда, и в сравнении с нарисованными тобой перспективами любая реальная опасность...       — Получен ответный сигнал, — вдруг сообщил компьютер. — Фиксирую частоту.       — The Ark hailing an unknown ship. Please, respond. Over. /Ковчег вызывает неизвестный корабль. Пожалуйста, ответьте. Прием./       Виктор умолк, мгновенно повернулся к приборам. Мужской голос в динамике связи повторил фразу.       — Они ответили, — сообщил Михаил с таким видом, словно без него командир не догадался бы. — По-английски.       — Я слышу. Зови всех обратно, потом отдохнем.       Михаил надавил кнопку срочного сбора по кораблю, а Виктор глубоко вздохнул и включил микрофон.       — This is the spaceship «Zarya» from the USSR. My name is Victor Sereda, I am the commander of this ship. Who am I talking to? Over. /Это звездолет «ЗАРЯ» из СССР. Меня зовут Виктор Середа, я командир этого корабля. С кем я говорю? Прием/       — Повезло нам, — в наступившей тишине сказал Михаил. — Что они не китайцы.       — Да. Спасибо Анне Ильиничне, что мы хоть на базовом уровне английский знаем.       — И что за сто восемьдесят лет он мало изменился.       — I’m Bellamy Blake and I’m the person in charge of the Ark, — прервал их вновь включившийся динамик. — How had you got here? Over. /Я Беллами Блейк, старший на Ковчеге. Как вы тут оказались? Прием./       Двери открылись, впуская разом всех остальных ребят.       — Они ответили? — выпалил Павел.       — Да. По-английски.       — Они не русские?       — Катя... — вздохнул Михаил. — Если после атомной войны из всех землян выжило восемь человек, они могут быть не только такими, как мы.       — Тут нам повезло меньше, чем с варианами, но зато это земные люди, — сказал Федор, протискиваясь мимо девушек к Виктору у мониторов. — Ты уже объяснил, что мы тут немножко загуляли по Вселенной, но вообще свои, местные?       — Как раз пытаюсь, — кивнул тот. — Тихо, они ждут ответа.       Он постарался как можно более простыми словами объяснить Блейку, что их звездолет был отправлен с Земли советским государством почти сто восемьдесят лет назад к звезде Шедар — Альфа Кассиопеи, — следуя полученному оттуда сигналу SOS от терпящей бедствие цивилизации. И вот теперь они вернулись и обнаружили... все это. Для более подробного описания «всего этого» у Виктора не нашлось слов даже по-русски.       — Мы думали, что не выжил никто. А потом нашли вашу станцию, — закончил он. — И мы очень рады услышать ваш голос.       Как бы то ни было, это правда. Кем бы ни оказались эти робинзоны космоса, но их появление сделало экипаж «Зари» не единственными людьми во Вселенной.       Наверное, люди на станции переживали похожие эмоции, потому что ответ прозвучал быстрее и живее предыдущих — словно говоривший не успел задуматься и выпалил первое, что подумал:       — Мы тоже рады слышать вас. — И когда Виктор уже собрался сказать, что было бы неплохо увидеться, вдруг спросил: — А вы спасли тех инопланетян?       — Да.       — Круто. Не зря летали.       Ребята в рубке заулыбались — пусть не все могли так бодро объясняться по-английски, как Виктор, но понимали язык все, даже бывший двоечник Федька Лобанов.       — Сколько вас? — вдруг прямо спросил Блейк.       Михаил тут же нахмурился и покачал головой. Федор выразительно чиркнул ребром ладони по горлу, словно отрезая возможность говорить. Павел тоже было помотал головой, но тут же пожал плечами, словно выражая сомнения. Девушки разделились — Катя энергично кивала, выражая готовность говорить правду и ничего кроме правды, Варвара отрицательно качала головой вслед за Михаилом, а Юля просто развела руками. Она всегда доверяла решениям Виктора, во всем, кроме медицинских вопросов.       — Нас семеро, — решил не темнить Виктор и добавил: — На одного меньше, чем вас.       После короткой паузы динамик отозвался:       — Наш восьмой не представляет ни для кого опасности. Моему сыну всего два года.       Из сжатого рассказа Блейка они выяснили, что станция — это остаток большого орбитального комплекса «Ковчег», который служил домом почти трем тысячам человек, выживших потому, что их предки на момент роковой бомбардировки находились в космосе. Весь комплекс, кроме его основы — «Кольца» — был экстренно спущен на поверхность, когда начали отказывать системы жизнеобеспечения, шесть лет назад. Когда спустя полгода после приземления Землю накрыла вторичная волна радиации, часть людей укрылись в подземном бункере, а этим семерым ребятам удалось спастись, поднявшись обратно в космос, на «Кольцо», где они родились.       — Значит, на Земле еще есть выжившие? — спросил Виктор, решив подробности выяснять позже. — Мы не засекли больше никого.       — Разве что они в том зеленом оазисе под птиц маскируются, — тихо вставил Федор, не удержавшись, за что Павел выразительно погрозил ему кулаком.       — Мы не знаем, — почти без раздумий ответил Блейк. — Они должны были выйти на поверхность еще полгода назад, но мы до сих пор не можем с ними связаться. В бункере были ограничены ресурсы, и... мы не уверены... — он умолк, и Виктор не стал перебивать наступившую тишину, давая собеседнику время справиться с голосом. Наверняка в том бункере остались их друзья, а может и родные. — В любом случае, надежды мы не теряем.       — Наверняка они не выходят из-за высокого уровня радиации, — тихо сказала Юля, и Виктор громко повторил ее мысль в микрофон.       — На поверхности вот уже полгода как безопасно, — возразил Блейк.       На этом месте Михаил вдруг начал подавать знаки, призывающие заканчивать переговоры.       Виктор был с ним согласен. И не только потому, что им нужно было обсудить услышанное, но и потому, что усталость все же сказывалась, а обсуждать ситуацию с жителями Ковчега стоило на свежую голову.       Они с Блейком договорились выйти в эфир наутро, и на этом первый сеанс связи закончился.       — Или у них что-то не так с приборами, или не так что-то с ними самими, — категорично заявил Михаил, едва связь отключилась. — Потому что уровень радиации там и сейчас зашкаливает, и тем более полгода назад!       — Если люди жили на этой станции сто лет, если этот парень и его команда родились в космосе, как и их родители, а то и бабушки с дедушками, если защита их объектов была не такой сильной, как у нас... — Юля задумчиво покачала головой. — Возможно, их организмы приспособились к космическому излучению и переносят радиационное воздействие не так, как наши.       — Тогда почему они еще болтаются в этой развалине на орбите, а не обживают оазис и не пытаются пробиться в тот бункер? — не менее задумчиво спросила Варвара.       Наступила тишина, нарушаемая только еле слышными сигналами приборов.       Спустя минуту Виктор решительно поднялся.       — Все. На сегодня отбой. Всем спать, обсудим все завтра.              Кают-компания звездолета была местом, где экипаж мог отдыхать от полета, не покидая борт. Голографическая камера размером с небольшой спортивный зал могла принимать вид совершенно реалистичных, осязаемых, но искусственных интерьеров — от лесной поляны с почти настоящими солнечными лучами меж веток деревьев и птичьим щебетанием и городских улиц до с детальной точностью воссозданных квартир, в которых жили ребята на Земле до полета.       Здесь же они все собирались, чтобы отметить какой-нибудь праздник или просто — пообщаться, искупаться в почти настоящем море с песчаным пляжем или посидеть у вполне реального костра в ночной степи. Для всех них, включая Виктора, который участвовал в создании корабля, оставалось тайной, как это чудо смогли создать ученые и конструкторы, проектировавшие его. И, скорее всего, эту тайну они никогда и не узнают. Однако «Сюрприз» продолжал исправно функционировать в течение всех одиннадцати лет по внутренним часам корабля, и лишь пару раз в год компьютер «Зари» требовал закрывать его для профилактической диагностики и ремонта незначительных неполадок.       Часто «Сюрприз» использовали для романтических свиданий и как место для размышлений. В таких случаях на двери снаружи зажигалось предупреждение: «Занято. Зайдите через ...» — и шел обратный отсчет. По общей договоренности, без предупреждения кают-компанию занимали не больше, чем на час.       Когда первый пилот подошел к кают-компании, его встретила надпись про «Занято». Он рассчитывал, что раз командир отправил всех по каютам, тут можно будет спокойно посидеть на берегу любимого лесного озера и обдумать свалившееся на голову за последние сутки... Но оказалось, что сорок минут можно было погулять по коридорам. Пилот уже развернулся, чтобы выйти, но заметил на пульте управления обычную записку, сделанную твердым почерком Виктора на выдранном из старого капитанского журнала листке: «Пашка, если это ты — код входа 1975».       Значит, там у него не романтическое свидание. Что ж, они часто обсуждали проблемные вопросы наедине, Виктор говорил, что ему это помогает больше общих совещаний. Странно только, что он просто не позвал с собой, а вот так, на авось, записку оставил.       Павел убрал бумагу в карман и набрал код на панели. Дверь открылась и закрылась за его спиной, едва он вошел.       Его встретила темнота — не абсолютная. Темнота ночного города. Набережная. Тусклые фонари, скамейки на аллее перед парапетом. Шум волн. Легкий ветер. Наверное, как настоящий. Настоящий он почти успел забыть.       — Правда, жутковато думать, что все это теперь есть только здесь? — спросил от парапета Виктор. Он стоял, облокотившись о каменные перила, словно прятался в тени. — Мы всегда знали, что когда вернемся, вот этого всего не будет, но думали, что будет что-то взамен. Не знаю, как вам, а мне страшнее всего осознавать, что нет больше вообще ничего. Только эти голографии. Которых может не стать в любой момент из-за неизвестной поломки непонятно чего, и мы никогда сами не сможем этот механизм воспроизвести.       Павел сделал пару шагов вниз по каменной лестнице, ведущей мимо скамеек к реке.       — У тебя мрачное настроение, — сказал он.       — Спасибо, без тебя я бы не догадался. Паш, давай не будем в психологов играть, сейчас оно не нужно. Тем более, вряд ли твое настроение намного лучше. Хоть со мной не демонстрируй липовую непробиваемость.       — Я и не демонстрирую, — Павел спустился еще на пару ступенек. — Может, я еще не прочувствовал. Но пока меня больше беспокоит контакт.       — Контакт... Вы все как сговорились. Ты еще ничего, а Мишка вот меня на полном серьезе убеждал, что пускать их сюда нельзя, и что идти к ним нужно только вам втроем с Федькой и непременно вооруженными... Все-таки, я считаю, что мы с ними — вероятно, все, что осталось от человечества, как бы натужно это ни звучало. И это будет встреча друзей по несчастью, а не первый контакт со злобными инопланетянами.       — Твоя интуиция говорит, что они не опасны? — Павел спустился к парапету, подошел к Виктору, облокотился о камень и тоже посмотрел вниз, где в неверном свете фонарей поблескивали волны на реке.       — Моя интуиция говорит, что человек, в такой ситуации так упомянувший о своем маленьком сыне, не может быть настроен враждебно. Это был сигнал мирных намерений. И доверия.       — Или никакого сына нет, как сказал бы Мишка, а он просто врет.       — Вы начитались шпионских книжек, — недовольно поморщился Виктор.       — А ты? — Павел вытащил из кармана и выразительно помахал в воздухе запиской.       Виктор хмыкнул:       — Я-то просто детство вспомнил. С записками. Да не знал я, что тут можно сказать, я ж сюда подумать и пришел. Вот и не звал тебя специально. Но раз ты сам решил зайти, зачем же прогонять. А романы эти... Кто их только в нашу библиотеку напихал.       — Ставлю на Надежду Александровну, — невесело усмехнулся Павел. — Она детективами увлекалась.       — Пойдем вчетвером, — внезапно заявил Виктор, — я, как in charge и переговорщик, ты и Федька, как грубая сила, и Катя. Как луч света в темном царстве. Она как улыбнется — половина всей напряженности спадет.       — Что? — не сразу осознал поворот Павел.       — Юля врач, ею рисковать нельзя, Варя слишком им не доверяет, не надо ей там быть в первый визит, а Мишка... мне тут нужен кто-то, кто сможет уверенно пустить в ход бортовое оружие, если что.       — А там не нужна излишняя мрачность и неприязнь, — подхватил Павел. — Ты так уверен, что это они нас пригласят?       — Ты видел, в каком состоянии станция? Как будто бомбили и ее тоже... я не удивлюсь, если у них не окажется действующих средств передвижения в космосе. Скорее всего, именно поэтому они сидят на станции, а не возвращаются на Землю. Хотя для них там и безопасно, если Юлька права.       — Возможно. — Павел помолчал и осторожно спросил: — Вить, а тобой рисковать мы можем? Я бы не хотел.       Виктор усмехнулся.       — Мы вернулись. Задание выполнено. Капитан тут больше не нужен. А в остальном я ничем не отличаюсь от тебя или Лба. Разве что мой английский лучше вашего, зато у вас кулаки мощнее.       — Федька готовит смыслоуловители. А про капитана это ты чушь несешь. Пока мы на борту — нам нужен капитан. Да и потом...       Виктор покачал головой и проигнорировал последнюю высказанную мысль:       — Согласись, что живое общение, пусть и не идеальное, лучше машинного перевода, пусть и совершенного. Учите язык.       — А почему бы не им учить русский? — Павел понимал, что звучит глупо, но не удержался.       — Как минимум потому, что все мы английский более-менее уже знаем, — спокойно отозвался Виктор. — Может, потом и их русскому научим. Если сдружимся и они захотят.       — Оптимист, — вздохнул Павел. Но в глубине души понимал, что верит в то же, во что и Витька. Что эти люди на станции — не враги.       Утром все снова собрались в рубке. О решении командира в плане состава первой делегации уже знали все. Виктор все-таки был хорошим дипломатом, отлично знающим каждого на борту, так что недовольных его приказом не оказалось, даже тени несогласия никто не выражал.       — «Ковчег» вызывает «Зарю», — включился динамик, и все замерли, кроме Михаила, который что-то обнаружил в показаниях приборов.       — Есть видеосигнал, — негромко сказал он. — Готов принять.       Виктор, на котором сейчас сошлись взгляды всех членов экипажа, глубоко вздохнул. Подошел к своему креслу, неторопливо опустился в него и кивнул:       — Давай. И включай камеру. Нам тоже незачем прятаться. Включай полный обзор, на доверие надо отвечать доверием.       Беллами Блейк оказался широкоплечим парнем, может, чуть старше их всех, и то ему явно возраст добавляли усы и небольшая бородка, а все остальное — темные кудри, глаза, даже в искаженной видеопередаче заметная россыпь веснушек — выдавало его молодость.       За его спиной трудно было разглядеть обстановку, но она даже в таком расфокусированном состоянии соответствовала внешнему виду Кольца. Аскетичная, но аккуратная рубка «Зари» могла показаться слишком роскошной для обитателей станции, как и форменные костюмы экипажа — ведь их собственная разношерстная одежда на первый взгляд выглядела так, будто пережила не одну атомную бомбардировку... или просто повалялась на помойке.       Позади Блейка стояли шесть человек, тоже примерно их возраста: белокожий парень с остриженными всклокоченными волосами, спокойный сосредоточенный азиат и четыре девушки: три слишком далеко от камеры, не разглядеть лиц, и четвертая — красивая, но слишком суровая, с серьезно сжатыми губами, она стояла ближе всех к Блейку и — держала на руках ребенка.       «Он не врал про сына. Может, Витька и прав», — подумалось Павлу с облегчением, которого он от себя не ожидал.       — Доброе утро, — сказал Виктор, когда обе стороны успели друг друга рассмотреть, насколько позволяли камеры.       — Доброе, — отозвался Блейк и решительно продолжил, не дожидаясь, пока Виктор продолжит приветствия: — У нас есть шаттл. Но топлива для него мало. Если это возможно, мы приглашаем вас к нам. Но... если для вас это кажется опасным...       — Мы рады принять ваше приглашение. Когда вы будете готовы к встрече?       Блейк несколько секунд внимательно смотрел на Виктора, словно сигнал звука шел до них с задержкой, а потом вдруг так искренне просиял улыбкой, что не заулыбаться в ответ было просто невозможно:       — Мы уже вас ждем. Сообщите, когда будете готовы вы.       Готовы они были еще до связи, так что ждать долго не было необходимости.       — Миш, ты все знаешь, — говорил Виктор, пока Варвара помогала ему герметизировать серебристый скафандр, больше похожий на мягкий синтетический комбинезон с пристегивающимися перчатками и шлемом. — Уверен, что не понадобится, но держи оружие наготове. Если что, стреляй только по дальним нежилым секторам, для предупреждения. Варь, а вы проследите, чтобы он зря на кнопки не нажимал и не разнес станцию от нервов.       — Как всегда, — покивала Варвара, а Михаил спокойно ответил:       — Есть держать и не разнести от нервов. А вы там тоже... держите наготове.       Павел, которому помогала Юля, только вздохнул. Индивидуальное оружие они с Федором по приказу Виктора вернули в оружейный отсек еще до сеанса связи, почти сразу после того, как Михаил лично его разложил по заплечным карманам в пассажирской капсуле. Сами они были против разоружения, но кто ж спорит с командиром, даже если тот уверяет, что он им тут уже и не сильно нужен. Разве что Мишка — потому он об этом акте миролюбия пока и не знал.       — Связь держим через смыслоуловители, мой и Пашкин включены на передачу постоянно, чтобы вы были в курсе всего. Если будет нужно переговорить без свидетелей — связываетесь через Пашку, у него наушник.       — Вить, я его сам снаряжал, я помню. Идите уже, вас там заждались. И дай мне хоть удачи пожелать по-человечески.       — Иди желай, — усмехнулся Виктор, проследил взглядом на Михаилом, отвернувшись, как только тот подошел к Кате.       — Удачи, — тихо сказала ему Варвара. — И возвращайтесь скорее... Если что, я сама все там разнесу. От нервов.              ***              После отключения связи некоторое время стояла тишина, которую нарушило вопросительное: «Мааа?», и Эхо поставила Ро на ноги — бегал он хоть и недалеко, но уверенно, а долго на месте сидеть не любил.       — Я все же считаю, что мы поторопились, — первым заговорил Мерфи. — Не надо было их сюда звать так сразу. И еще — ты не сказал про оружие.       — Джон, пожалуйста, — поднял обе руки Беллами. — Мы про «сразу» уже обсуждали. А оружие... Забыл, да.       — Лох.       — Ну... попросим их разоружиться при входе.       — После того, как они нас расстреляют.       — Тьфу! — Беллами помотал головой. — Хватит! Никто никого расстреливать не будет.       Мерфи хмыкнул и встряхнул пятерней и без того взъерошенные волосы.       — Насколько я помню уроки истории — а я их немного помню, — СССР отнюдь не наши русские ребята с «Мира». Они могут тебя неприятно удивить.       — Они прилетели к сгоревшей планете через сто восемьдесят лет после старта, — тихо сказал Монти, и все повернулись к нему. — Они думали, что прилетят домой, может, даже к своим дальним потомкам-родственникам. А прилетели к необитаемой радиоактивной пустыне, на которую они даже спуститься без скафандров не смогут. Их всего семь человек, которые еще двое суток назад считали, что остались одни на свете. Вы серьезно решили, что сейчас первое, что они сделают — нападут на нас? Зачем?       — Монти, как всегда, слишком мирно настроен, — вступила Рейвен, — но они и правда больше десяти лет летели в пустом космосе, совсем одни, — вдвое дольше, чем мы тут сидим. Даже если они врут про инопланетян, они не врут про то, что были в полете, и что улетели почти двести лет назад. Показания сканеров не обманешь. Их корабль в неплохом состоянии — уж лучше Кольца, — а это значит, что им наша развалюха не нужна. Топлива у нас нет, кислорода в обрез, ценностей никаких... Им нужны только мы.       Харпер и Эмори ничего не говорили, но по их лицам было понятно, что они с Рейвен и Монти согласны.       — Эхо? — спросил Беллами. — А ты что хочешь сказать?       Эхо поймала Ро, который залез в очередную нишу, поставила его на ноги и легким шлепком отправила к отцу. Дождалась, пока Беллами подхватит сына на руки, и ровно сказала:       — Вы только не рассказывайте им с ходу про гору Уэзер.       — Что?       — Рейвен сказала: «им нужны только мы». Ты имела в виду что-то хорошее. Но я вот вспомнила, что Горным людям тоже были нужны мы. Точнее, наша кровь и костный мозг. Чтобы выйти на поверхность без скафандров.       Наступила тишина.       — Да. Об этом мы не подумали, — признал Беллами и, повинуясь требовательным пинкам сына, отпустил его обратно на пол.       — В общем, все не так радужно, как виделось сгоряча, — резюмировал Мерфи. — Но уже поздно переигрывать. Как думаете, если Эхо выйдет их встречать с мечом, это будет очень странно? — Он поморщился под осуждающим взглядом Беллами, но не смутился: — Ну, про оружие-то мы так и не договорились, спасибо дыре в твоей памяти.       Беллами тяжело вздохнул, но спустя пару секунд его лицо прояснилось.       — Никаких мечей. Нам нужно договориться с ними о транспорте на Землю, все помнят? И, желательно, мирным путем. А переговоры хорошо проводить, когда есть, что предложить в обмен на услугу. Ну вот — нам есть, что предложить.       — Ты серьезно?! — Кажется, у Харпер одна мысль о донорстве вызвала панику, и Монти поспешил ее обнять за плечи, чтобы успокоить. Он промолчал, но его взгляд, брошенный на Беллами, выражал примерно то же, что и возглас Харпер. Воспоминания о жутких лабораториях в горе Уэзер у них обоих были слишком яркими.       — Нам очень много от них нужно, — чуть виновато, но упрямо отозвался Беллами. — Нужен транспорт или топливо, нужна помощь с бункером... Или мы навсегда останемся болтаться тут, а наши друзья умрут под землей.       Он оглядел всех.       — Но если хоть кто-то из вас возразит, я даже в самом крайнем случае про это упоминать не стану. Тут дать свое согласие должны все. И если кто-то будет против... В конце концов, рано или поздно сами решим проблему с возвращением, если они нам откажут с помощью.       — Я против, — тут же заявил Мерфи. — По крайней мере, давай не сейчас. Сперва посмотрим на них, поговорим... если получится... а там решим — чем можно с ними делиться, а чем не нужно. Белл, пожалуйста.       Беллами несколько мгновений смотрел на него в упор, словно изучая, а потом медленно кивнул.       — Хорошо. Ты прав. Отложим пока эту тему. Рейвен! Ты и Монти останетесь здесь, как наш мозговой центр, Эмори возьмет Ро и составит вам компанию. А мы вчетвером встретим гостей. И меч, Эхо, ты оставишь в каюте. Все, пошли готовиться. Рейвен, следи за эфиром, сообщи, когда они выйдут на связь.       — Хорошо, — мотнула та головой, — но мы закроемся, пожалуй. Открою, когда ты скажешь.       На выходе из Центра Харпер поймала Мерфи за руку и тихо сказала, когда он обернулся:       — Спасибо. Что был против...              ***              Пока шел обратный отсчет, Михаил из рубки сообщил, что связался с Кольцом, сообщил о старте капсулы.       — Они вас ждут. Капсула свободно войдет в их док, так что на третьей фазе просто свяжитесь с ними, Рейвен проведет вас к нужной точке и поможет на входе.       — Рейвен?       — Их инженер. Это имя, если что, не прозвище.       — Налаживаешь профессиональные контакты? — не удержался Павел, не отрывая взгляд от приборной панели с меняющимися цифрами.       — Не понимаю твоего сарказма, — спокойно отозвался Михаил. — Удачи.       Инженер Рейвен оказалась деловитой и собранной девушкой. Она действительно помогла, направляя действия Павла, и в указанный ею док они попали без проблем.       Пока в доке-шлюзе выравнивалось давление, ребята осматривались. Изнутри Кольцо выглядело примерно так же, как и снаружи: мрачновато, темновато и жутковато.       — Тут как в подземельях, — тихо сказала Катя. — Хоть факел зажигай...       — Не думаю, что нам разрешат палить тут кислород ради подземной романтики, — не промолчал Федор. — Не кисни, это всего лишь док, зачем тут парадная иллюминация? У них наверняка режим экономии всего.       — А ты неплохо шпаришь по-английски, — сказал Виктор, легонько толкнув Павла сзади в плечо.       — Это от волнения, — отозвался тот. — Сейчас ни слова не скажу.       — Успокоился? — поддел Федор. — Рано!       Павел хотел было ответить, что после стыковки ему, как пилоту, уже море по колено, но тут его внимание привлек открывшийся на экране отчет бортового компьютера.       — Давление в доке почти достигло нормы, — сообщил Павел пассажирам. — Уровень кислорода в норме. Уровень радиационного излучения... ну, почти в норме. По результатам анализа воздух пригоден для дыхания, опасных примесей, бактерий и вирусов не обнаружено. Рискнем снять шлемы?       — Юля подтверждает, — включился в разговор Михаил в динамике громкой связи капсулы. — Мы получили отчет о составе атмосферы и данные счетчиков. Можете отстегнуть шлемы и перчатки, но снимать скафандры не рекомендую. И не забудьте об оружии.       — Всегда помним! — отрапортовал Федор, отщелкивая застежку шлема. И ведь не врал.       — Спасибо, Мишка, — одновременно с ним отозвался и Виктор. — А теперь отключайся, связь пока через Пашку, как договаривались. А вы все... Надеюсь, все понимают, что переговоры между нами вслух на русском не то чтобы запрещены, но это будет просто невежливо.       — Жестокие люди, — вздохнул Федор, но возражать не стал.       — Внешнее давление достигло нормы, — сказал Павел, стаскивая перчатки. — Выходим?       — Выходим, — решительно отозвался Виктор, и тут же, словно в ответ, в стене напротив появилась вертикальная щель, за которой явно было светлее, чем в доке. Щель медленно расширялась, превращаясь в полосу.       Павел открыл автоматические дверцы капсулы и первым шагнул наружу, чтобы встретить хозяев стоя на ногах. Остальные последовали за ним, оставив шлемы и перчатки на сиденьях.       Полоса света превратилась в дверной проем. Открывшийся за дверью интерьер был уже знаком — по короткому сеансу связи. Наверное, все внутри Кольца так выглядело — серый металл, светильники дневного света, в целом — немного заброшенный, не сильно жилой вид, не то что комфортные, хоть и довольно аскетичные интерьеры их «Зари».       Долго изучать стенку напротив не пришлось. В проем вышел уже знакомый им Беллами Блейк, широкоплечий, кудрявый, с сосредоточенным лицом. Виктор сделал шаг навстречу, и тут Блейк улыбнулся той самой заразительной белозубой улыбкой, которая подкупила всех еще по видеосвязи.       — Мы рады видеть вас на Ковчеге, — сказал он, подошел ближе и протянул руку Виктору, которую тот с удовольствием пожал. Голос Блейка без искажения динамиками оказался несколько глубже и мощнее, а в каждом движении светилось то, что запись передать никак не могла — сдерживаемая сила, как у большого хищника, вроде медведя или, скорее, тигра.       — Он вживую гораздо симпатичнее, чем на экране, — тихо сказала Катя Павлу. — И где он умудрился так загореть?       — Не говорим по-русски, помнишь? — усмехнулся тот в ответ. — И Мишка все слышит.       — Отстань от нее, я ревновать не умею, — мгновенно отозвался тот в наушнике.       — ...И ревнует уже, — не моргнув глазом озвучил Павел с удовольствием.       — English, please, — прошипел им Федор сквозь не менее лучезарную, чем у Блейка, улыбку.       — У тебя ужасный калужский акцент, — мстительно сообщил Павел и умолк, а Катя сдавленно прыснула смехом.       Блейк выпустил руку Виктора, перевел взгляд на ребят, и Виктор тут же сказал:       — Это моя команда, точнее — ее половина. Мой старший помощник и первый пилот — Павел Козелков.       Павел почувствовал короткий тычок в спину, но не стал даже головы в сторону Федора поворачивать, просто шагнул вперед, и руки с Блейком они протянули одновременно, чуть не столкнувшись.       — Хорошо, что вы вернулись, — произнес тот, глядя в упор улыбающимися глазами — в доке было темновато, но Павел был уверен, что они карие, а ладонь его была теплой и пожатие сильным, но мягким — и правда, будто тигр спрятал когти.       — Да, хотя мы ждали немного другое возвращение, — ответил Павел, от души надеясь, что все слова подобрал правильно. Блейк посерьезнел, понимающе кивнул, и тут же переключился на Федора, стоявшего рядом.       — Федор Лобанов, наш специалист по... механизмам и приборам. Наш инженер и механик, — сказал за его спиной Виктор, и только Павел, кажется, заметил заминку после слова «специалист». Витька чуть не ляпнул «по нештатным ситуациям», но их внутренний юмор жители станции могли и не понять, расценив «нештатного» специалиста как «специалиста по решению конфликтов», например, и отношение к Федьке наверняка было бы настороженным. Дипломат фигов, не мог собраться с мыслями до того, как рот открывать!       — Может, вы поможете Рейвен решить парочку проблем с ремонтом?       Блейк по-прежнему улыбался, но говорил вполне серьезно.       — Запросто, — по-русски ляпнул Федор, но тут же исправился: — Конечно, если я смогу.       — Зап-рос-то, — медленно повторил Блейк, и улыбка его стала шире.       — А это наша Катя Панферова. Она планетолог...       — Я геолог, — сказала Катя, протягивая ладошку Блейку и глядя ему в глаза. — А у вас глаза шоколадные.       Тот на какую-то секунду посерьезнел, сжимая Катину руку, а потом осторожно сказал:       — Моя мама тоже так говорила.       — Ой. Простите... — Катя смутилась. Почему-то стало ясно, что мать Блейка или была заперта внизу в бункере, или погибла во второй волне радиации на планете или еще раньше.       — Не надо, — вдруг снова улыбнулся Блейк, заставив Катю просиять в ответ. — Все нормально.       — А можно мне выпить воды? — вдруг выпалила она. — Я, когда волнуюсь, пить очень хочу.       — Луч света в темном царстве, — вдруг повторил Викторово определение Михаил в наушнике, и было непонятно — с осуждением или с удовольствием, у Мишки не разберешь.       — Зап-рос-то, — кивнул Блейк, и теперь улыбались уже все.       Он сделал жест, приглашающий всех выйти из дока, но вдруг замялся, словно что-то вспомнил.       — Что-то не так? — спросил Виктор.       — Мы не говорили об этом по радио, — сказал Блейк как-то смущенно. — Но я хотел бы попросить вас, если вы...       — У нас нет оружия, — опередил его Виктор.       В наушнике коротко чертыхнулся Михаил, а Павел в очередной раз восхитился: нет, Витькиной интуиции точно можно доверять. Или просто в обратной ситуации он, как командир, тоже вспомнил бы об этом. А Павел вот не догадался, так и не понимал до последнего, отчего так мнется только что открытый и решительный Блейк.       — Мы пришли как друзья, а к друзьям в гости ходят без оружия. — Виктор слегка развел в стороны руки. — Если хотите нас обыскать...       — Забудьте! — Блейк, казалось, даже слегка обиделся. — Друзей не обыскивают. Им доверяют.       — Согласен, — улыбнулся Виктор. — Мы закончили дипломатическую часть?       — Да, — с облегчением вздохнул хозяин. — Идемте, ребята вас ждут.       Он снова сделал жест в сторону дверей и достал из-за пояса темный предмет — рацию:       — Рейвен, открывай, мы идем.       — Меня окружают идиоты, — безнадежно вздохнул в наушнике Павла Михаил.       В коридоре, куда они попали из дока, их ждали трое — парень с художественно торчащими волосами, заросший русой щетиной, высокая серьезная девушка — та, что держала ребенка во время сеанса связи, и еще одна — чуть настороженная, тоже по-своему красивая, с уложенными вокруг головы пушистыми, как у Вари, светлыми косами. В обеих девушках Павла встревожила поза: так стоят готовые к драке бойцы, не боевая стойка — но способная в нее превратиться за секунду. Парень был вроде как расслаблен, но его цепкий холодный взгляд напрягал не меньше готовых к стычке девушек.       — А это — половина моей команды, — сказал Блейк. — Харпер Макинтайр, Джон Мерфи и Эхо... Блейк.       Павел уловил паузу между именем и фамилией последней девушки, и заметил, как та, что была тогда с ребенком, — вскинула голову, словно услышала что-то неожиданное.       — Эхо — моя жена и мать нашего сына, — тут же пояснил Блейк. — Но мы не женаты официально, если что.       — Какая разница, — заявила вдруг Катя, — мы с Мишкой тоже официально не женаты, нам это не мешает. У вас чудесный малыш, а как его зовут?       В наушнике Павла раздался тяжкий вздох, а Виктор пару раз кашлянул, и Павел был готов поклясться, что это он — чтобы не рассмеяться.       — Роан, — ответила Эхо и вдруг улыбнулась. Слегка, краешком губ, но это была улыбка. Что-то подсказывало, что она нечасто это делала.       — Какое красивое имя, — совершенно искренне заметила Катя и шагнула вперед, протягивая руку. — Я Катя. Кэт, если это будет проще для вас.       Катина самодеятельность нарушила все возможные этикеты, регламент первого контакта, субординацию и прочие умные правила, но зато резко разрядила атмосферу. Потому что Эхо улыбнулась уже открыто — Катиному радостному взгляду трудно было сопротивляться — и пожала протянутую руку, а вторая девушка рядом заметно выдохнула, настороженность ее словно растаяла.       Павел хотел было тоже вздохнуть с облегчением — Катя уже не отпускала внимания Эхо, Федор начал обаять пушистую Макинтайр, в основном улыбками и жестами, Виктор что-то увлеченно говорил Блейку, — и тут напоролся на взгляд взъерошенного Мерфи. Тот смотрел прямо на него, в упор, и вот на его лице и в серых холодных глазах не было ничего дружелюбного. Ни намека. Улыбаться ему Павлу показалось глупым — он не с ребенком и не с туземцем мумба-юмба знакомится, расположить к себе человека с таким взглядом просто улыбками нельзя, только раздражение вызвать, хорошо если не лишнюю неприязнь. Он глубоко вдохнул и шагнул вперед. Иногда лучше обойтись без дипломатии и сказать все, как думаешь, даже если звучать это все будет слишком пафосно.       — Я понимаю, что мы для вас неожиданность, что вы нас не знаете. Но мы не собираемся делать ничего плохого, — сказал он тихо, пока остальные были заняты и не вслушивались. — Нас слишком мало, чтобы становиться врагами. Сейчас мы с вами — это все, что у нас есть.       Мерфи по-прежнему молчал, но взгляд его неуловимо смягчился от последней фразы, словно он услышал правильный пароль.       — Попробуем хотя бы познакомиться? Я Павел. — Он решительно протянул руку и тут вспомнил Катину реплику и «шпионские романы» из библиотеки «Зари»: — А если будет проще — зови меня Пол.       — Джон, — разжал наконец Мерфи губы, и его пальцы сильно стиснули ладонь Павла. — Но Иваном меня звать не надо. А то один пытался...              Пока дошли до места, которое Блейк назвал «Центром», успели выяснить, что Эхо и девушка Мерфи с красивым именем Эмори родились на Земле, а остальные — на «Ковчеге», и что они были в числе первых из космических обитателей, кто спустился на Землю; что Иваном Мерфи еще до высадки на поверхность пытался называть один русский парень из Верхнего сектора, но был нещадно отлуплен и больше не порывался так делать; решили, что Беллами лучше звать по имени, как и всех остальных, а «мистер Блейк» запихнуть куда подальше... На вопрос «что такое Верхний сектор» ответить не успели — как показалось Павлу, не особенно и хотели отвечать, — потому что подошли к закрытым дверям большого отсека.       — Здесь наш Центр Управления, — сообщил Беллами и быстро набрал на панели сбоку код — Павел демонстративно отвернулся, заметив, что ребята сделали то же самое.       Центр Управления оказался довольно большим, по меркам «Зари», залом, где были расположены компьютеры, какие-то приборы, панели с кнопками и рычагами неясного назначения, несколько мониторов на столах и стенах. Посередине всего этого технического царства располагалась круглая приборная панель, кольцом — сперва показалось, что сплошным. Только когда сидевшая в его середине в кресле темноволосая девушка поднялась и, чуть прихрамывая, вышла на свободное пространство, стало ясно, что позади кресла в панели есть проход.       — Это Рейвен Рейес, — сказал Беллами. — Она и Монти Грин — наш мозговой и инженерный центр.       Инженер Рейвен была красива. Красива, пожалуй, даже слишком яркой красотой, которую не портила ни потрепанная одежда, сидевшая на ее фигуре просто великолепно, ни тускловатое освещение, не скрывающее ее лица, огромных карих глаз с отсюда заметными длинными ресницами, ни простая прическа — тугой «конский хвост», пышный и тяжелый, так что невольно захотелось почувствовать тяжесть этих волос на своей ладони... Павел одернул себя, пока никто не решил, что он наглый хам, и перевел взгляд на кстати возникшего в поле зрения очередного жителя станции: откуда-то из угла, словно до того прятался за мониторами, вышел парень-азиат — Монти Грин. По его невозмутимому лицу трудно было сказать, рад он гостям или не очень, но потом он улыбнулся всем сразу, и стало ясно, что, скорее всего, ему действительно приятно. Во всяком случае, Павлу хотелось в это верить.       — Стой! — вскрикнула где-то в глубине зала еще одна девушка. Из им не представленных оставалась только Эмори, подруга Джона. — Ро, стой!       Из-за металлических щитов в углу выкатился — нет, он, конечно, бежал, но выглядело это точно в сказке про Колобка — сияющий во все свои пухлые щеки кудрявый темноволосый мальчишка. Судя по его целенаправленности и радостному взвизгиванию, он очень обрадовался, что папа с мамой наконец вернулись. Эхо быстро подхватила его на руки и что-то тихонько заговорила, почти запела.       — Что это за язык? — вдруг спросил Михаил прямо в ухо Павла, и тот вздрогнул.       — Это же не английский? — негромко спросил он вслух, обращаясь к Федору, который был ближе всех, но ответил Джон:       — Это тригедасленг. Эхо и Эмори учат его говорить на языке землян тоже. Ну и нас заодно.       Глядя на слегка изумленные лица гостей, Беллами пояснил:       — Когда мы спустились на поверхность и нашли выживших людей, нам надо было их как-то называть. Это потом мы выяснили, что у них много кланов... было... и они себя называют по-разному, а сначала они для нас были просто «земляне». А они нас называли Скайкру, Небесными людьми.       — Эхо была воин Азгеды, Ледяного народа, — сказала издалека еще не представленная им Эмори. — А мой клан назывался Сангедакру, Пустынный народ.       Она вышла на свет, и Павел понял, что на видеозаписи ему не показалось — ее лицо тогда на экране не было испорчено тенями и искажено помехами: на ее щеке и лбу действительно красовалась темная татуировка, изрисовавшая левую половину лица. Странным образом она не искажала, а именно украшала, оттеняя тонкие черты — тоже, несомненно, азиатские. Лицо ее было серьезно, даже, пожалуй, слишком, и Павел насторожился. Девушка подошла ближе, продолжая говорить:       — Но мой клан изгнал меня и моего брата, потому что мы были фрикдрены — мутанты...       — Эмори! — попытался ее остановить Беллами, но она не послушала — сделала вперед еще шаг и демонстративно подняла выше левую руку, протянув к ближе всех оказавшемуся Виктору кисть с уродливо удлиненными пальцами и двумя лишними, растущими чуть выше запястья. Павел отметил все эти нюансы почти автоматически, не сразу сообразив, что надо сделать, как отреагировать, и почему у Беллами на лице такое смятение, Джон рядом так напрягся, а Эмори так отчаянно вызывающе смотрит.       Зато Виктор даже не думал. Едва Эмори замерла, он протянул обе руки навстречу и осторожно пожал ее искривленную ладонь:       — Меня зовут Виктор. А у тебя очень красивая татуировка на лице.       — А я Кэт, — выскочила вперед Катя и перехватила рукопожатие, оттесняя Виктора в сторону. — А это Федор и Пашка... То есть, Пол. И если можно, я все еще хочу пить. Пожалуйста.       — Я сейчас, — бросил Джон и быстро исчез в коридоре.       — По-моему, Витька ее потом на гауптвахту посадит, — с каким-то несочетаемым выражением безнадежности и восторга сказал Михаил в наушнике. — У нее нервный срыв, тебе не кажется? И кстати, проверьте воду!       — Я и мисс Макинтайр решили, что будет проще называть меня Тео, — катастрофически медленно, но галантно выговорил Федор, подходя ближе и тоже пожимая все еще не опущенную левую руку Эмори, которая растеряла весь вызов и отчаяние, и теперь неуверенно и смущенно улыбалась.       — А еще мы решили, что «мисс Макинтайр» ты засунешь туда же, куда и «мистера Блейка», — немедленно отреагировала пушистая. — Я — Харпер.       Вернувшийся Джон принес стакан воды для Кати, которая немедленно расцвела и так выразительно сказала простое «Thank you», что оказалось, что Джон Мерфи тоже умеет улыбаться. Правда, недолго, но все-таки. Все случилось так быстро, что Павел не успел даже придумать, как сунуться к ним со счетчиком. Оставалось надеяться, что вода тут не заразнее воздуха.       — А теперь, когда мы все познакомились, предлагаю пойти в столовую, там можно сесть и поговорить, — позвал всех Беллами, и они отправились в еще одно путешествие по металлическому лабиринту.       Без провожатых, наверное, Павел тут с первого раз ничего бы не нашел, и указатели на стенах не помогли бы, хотя читать он умел, а картинки и детям понятны. Он надеялся только, что им и не придется тут ходить в одиночку, и тем более искать док с капсулой самостоятельно, на ощупь.       Столовая оказалась слишком большой для семерых и даже восьмерых человек, и сразу вспомнилось, что они находятся на бывшей огромной межпланетной станции. Эхо устроила Роана играть в явно специально отведенном для него уголке, где лежали самодельные игрушки и пара подушек прямо на полу, и тот довольно быстро увлекся — судя по всему, родители часто оставляли его тут, когда все были заняты делами.       Беллами пригласил всех за большой стол, куда поместились все вместе, и Павел отметил, что сели они не «стенка на стенку», а вперемешку. Почему-то обрадовало то, что это получилось само собой. Рядом с ним оказалась Харпер, а с другой стороны — уже снова суровый Джон. Похоже, он счел Павла самым опасным, потому и не отставал с первой встречи у дока ни на шаг.       — Мы были бы рады предложить вам разделить с нами еду, — как-то смущенно начал Беллами. Ему досталось место во главе стола, и это тоже вышло стихийно. — Правда, боюсь, наши водоросли, даже с вариациями, не произведут впечатления. Но если вы рискнете попробовать...       — Мы бы не отказались, — согласился за всех Виктор. — Если честно, нам за одиннадцать лет так надоели наши пайки, что водоросли — это прекрасное разнообразие.       — Прежде чем что-то есть, хоть еду проверьте счетчиками, — недовольно сказал Михаил. Кажется, Павел уже даже начал привыкать к своему новому параноидальному «внутреннему голосу». — Одно дело чуть повышенный фон, пока вы в костюмах, и другое — есть это. Катерина и так уже рискнула.       — Как ты себе это представляешь? — не удержался Павел от тихого укора, тут же поймал подозрительный взгляд Джона и вздохнул. Никакой хитрости и дипломатии.       — Ваша пища может быть источником повышенной радиации для нас, — громко сказал он, глядя Джону в глаза. — Я хотел бы попросить у вас разрешения проверить ее нашими приборами.       — Паш! — не удержался Виктор, но Павел упрямо мотнул головой. Мишка прав — все хорошо в меру. Они же не в отравлении хозяев подозревают...       — Мы об этом не подумали, — перебила его мысли Рейвен. — Конечно, пойдем, я покажу нашу «кухню», сам все и проверишь. Мерфи, пожалуйста, я в состоянии дойти сама!       Последнее она бросила уже Джону, который явно собрался составить им компанию.       — Да пошли, — пожал Павел плечами. — Вместе веселее.       Рейвен, несмотря на хромоту, шла довольно быстро и отказалась от помощи, когда надо было подняться на пару ступенек. Павел старался не смотреть на сложную конструкцию из ремней и пластика на ее левой ноге, но она заметила его интерес.       — У меня парализована нога от бедра, — сообщила она, открывая очередную дверь. — Немного болит, но это ерунда, фиксатор помогает мне нормально ходить.       Они вошли в помещение, напоминающее небольшой цех по производству молочных продуктов — после металлического хаоса позади тут было удивительно чисто и аккуратно, а небольшие баки вдоль стен были выкрашены в белый цвет.       — Это царство Монти, — сказала Рейвен, насладившись растерянным видом гостя. — Он тут готовит. А его гидропонный отсек мы вам потом покажем, если захотите. А сюда Монти с Харпер и Эмори угрохали всю белую краску, которую мы нашли. Зачем, спрашивается...       — Когда я был ребенком, — решил поддержать разговор Павел, — нас с классом... ну, в школе... отвезли на молочную фабрику, где молоко разливали по пакетам... чтобы потом продавать в магазинах... Ну, просто показать, как работают в таком... ну вот очень похоже.       Он умолк и не сразу понял, что Рейвен смотрит на него такими глазами не потому, что подобранные слова были неправильными.       — Ты помнишь, каким был мир до бомбардировок, — тихо сказала она после небольшой паузы. — А когда я была маленькая, я училась ориентироваться в вентиляции Ковчега и воровать еду, потому что мой паек мать часто вообще до дома не доносила. А что такое «молочная фабрика» я даже не представляю.       — А я представляю, — вдруг заявил Джон, до сих пор мрачно стоявший позади. — Это фабрика, где много молока. И его надо куда-то распихать, чтобы не возить цистернами, не из крана же его людям разливать. Мне отец рассказывал, как раньше лекарства на таких фабриках расфасовывали. Монти будет счастлив узнать, что у него тут получилась молочно-водорослевая фабрика в миниатюре. Ты проверять еду будешь, или мы тут заночуем? — без перехода обратился он уже к Павлу.       Уровень радиации оказался приемлемым, и когда Павел вслух произнес цифры, в наушнике тоже одобрительно буркнуло.       — Все отлично. Спасибо, что разрешили проверить.       Рейвен усмехнулась, кивнула и жестом позвала их на выход.       — Если я на вас косо смотрю, это не значит, что отравить хочу. — Джон почему-то не сделал ни шагу, просто стоял и провожал взглядом Рейвен, которая уже дошла до двери и нетерпеливо обернулась. — Вообще-то тебя это не касается, — вдруг сказал он, переведя серьезный взгляд на Павла. — Просто чтобы ты знал: она без ноги потому, что это я ее подстрелил. — Он следил за реакцией, и свое ошеломление с недоумением от этого признания Павел спрятать не сумел, а Джон продолжил жестко, но без особых эмоций: — Мы тут все, исключая Ро, не ангелы, а я особенно. И никому, кроме нашей семьи, я не доверяю. Но вам тут ничего не угрожает, пока вы не угрожаете нам.       Он бросил на Павла непонятный взгляд — то ли вызывающий, то ли испытующий — и повторил жест Рейвен, приглашая на выход.       — Ну вот зачем ты, — только и сказала та, когда они вышли. Конечно, она все слышала. — Мы это уже проехали давно.       — Мы да. А они нет. Пусть знают. — И Джон первым направился к столовой, не дожидаясь их. — Позову Монти с Харпер, пусть накрывают на стол, раз качество трясины гости одобрили, — бросил он, не оборачиваясь.       — Извини, — вздохнула Рейвен. — Это — Джон Мерфи. Привыкай.       — Да ладно. Я люблю, когда все открыто говорят вслух, — сказал Павел, понимая, что и правда — прямота Джона ему нравится. Несмотря на то, что он «подстрелил» Рейвен. Интересно, в каком смысле.       — Этого у него не отнимешь, — усмехнулась она.       Выходит, он изначально с Мерфи выбрал верную тактику: честные люди чаще всего ценят ответную открытость. И Эмори не зря стала тому подругой. Она — такая же.       За едой обсуждать проблемы мирового масштаба было как-то некстати, поэтому разговор зашел о гидропонике, о синтезе соли и сахара, тут же — о системе водоснабжения, недостатках замкнутого цикла и о ненадежных насосах. На этом месте Федор загорелся энтузиазмом, и они с Рейвен и Монти договорились сразу после еды пойти и глянуть на проблему.       На вкус «трясина» напомнила что-то из детства — Павел никак не мог вспомнить, как назывался тот суп, но он был похож больше на зеленое жидкое пюре, как и то, что они ели сейчас. Он некоторое время раздумывал, но все же сказал свои впечатления вслух.       — Точно! — вскинулся Виктор. — Гороховый! Твоя мама классно его варила... — Он запнулся, едва произнес «мама», но Павел мотнул головой, чтобы он продолжал. — Только он был горячий. Я в первый раз чуть язык не сварил...       — Там есть бобы, — как-то смущенно сказал Монти. — Правда на настоящий суп похоже?       — Конечно, — подтвердил Федор. — А дополнительную порцию можно?       — Федька!       — О’кей, я просто спросил...       Конечно, нахальная просьба без ответа не осталась, и добавку Федору довольный Монти выдал, невзирая на смущенное «да я ж только спросил», которое тот от неловкости бормотал по-русски.       — Жаль, что мы сейчас даже крекеры предложить не можем, — тихо сказала Харпер. — Как-то все внезапно получилось. А мы их не каждый день делаем...       Павел поймал взгляд Виктора, и понял, что тот думает о том же, о чем и он — они не догадались прихватить ничего из еды. Ну кто ж знал, что этот официальный визит так быстро станет походом в гости к соседям, когда прийти на чай со своим тортиком или пачкой печенья — хороший тон, вообще-то.       — Ой! — вдруг вскинулась Катя, словно что-то вспомнила. — Минуточку...       Она поднялась на ноги и торопливо начала расстегивать герметичную «молнию» на костюме, словно раздеваться собралась.       — Кать? — Павел вдруг вспомнил Мишкино шутливое про нервный срыв, и уже было подумал, что это может оказаться не шутка.       Но Виктор улыбался, и тревога отступила. Витька не дурак, он просто понял, что она делает... спустя несколько секунд Павел тоже понял. Катя никогда не выходила из каюты, не набив карманы конфетами. Поскольку никто, кроме нее, конфеты на «Заре» особенно не ел, запасов ей хватило на весь полет туда и обратно, и еще осталось.       — Вот! — радостно заявила Катя, выложив на стол без малого пару горстей ирисок и карамелек в ярких фантиках. Как она умудрилась распихать все это богатство по карманам под скафандр — оставалось тайной, но в этот раз ее вредная привычка оказалась как нельзя кстати. — Это — конфеты. Они сладкие. Это старые запасы, еще с Земли...       Ее улыбка вдруг погасла. Катя застыла, не сводя глаз с разноцветной кучки перед собой. Никто из хозяев не понял, что случилось с только что жизнерадостной гостьей, а трое с «Зари» осознали моментально, как и только что, про гороховый суп. Но что сказать — и они не знали.       — Извините.       Катя медленно села на место и закрыла лицо ладонями. Никто не пошевелился.       — Лет десять назад, — сказал Виктор, когда пауза затянулась, — еще на пути к Шедар, мы с ребятами... неудачно использовали наши воспоминания о доме. Мы тогда решили, что будет лучше никогда не напоминать друг другу о том, чего больше никогда не увидим.       За столом все молчали, а Эмори, сидевшая рядом с Катей, положила здоровую руку ей на плечо и осторожно погладила.       — Мы тогда пообещали больше не напоминать и не причинять друг другу этой боли, пока летим. — Виктор вздохнул. — Но теперь мы вернулись, обещание больше не имеет силы... а вот вспоминать по-прежнему больно.       — Но конфеты — это хорошо, — вдруг громко сказал Федор, заставив всех вздрогнуть, а Катю — опустить руки и слабо улыбнуться Эмори. — Попробуйте!       Сладости быстро разошлись, Катя уговорила Эхо взять несколько лишних конфет — для малыша, который к этому времени уже спокойно уснул на подушках в своем игровом уголке, — и ребята снова повеселели. Монти и Харпер убрали со стола посуду и вернулись обратно на свои места, а Беллами сказал:       — То, что вы вообще появились здесь, само по себе чудо. Если честно, мы уже слегка начали сходить с ума от однообразия и одиночества. Хотя друг на друга нам жаловаться не на что, — добавил он, словно кто-то мог обвинить их в обратном. — Жаль, что нам тут нечем вас порадовать или хотя бы удивить...       — «Нам нечего вам предложить взамен того, что нам от вас нужно», — сказал наушник, про который Павел уже успел подзабыть, и вздохнул. — Сейчас будет рассказывать, как у них плохо с топливом. Напомни Витьке, что топлива для капсул у нас на сотню рейсов туда-сюда точно хватит, отвезти их всех на поверхность мы сможем. Но слишком с ними сближаться не стоит, мне не понравилось признание твоего нового друга про стрельбу.       — Думаешь, он серьезно? — вырвалось у Павла достаточно тихо, чтобы не привлекать внимания всех, но Джон тут же на него покосился.       — Нет, пошутил, по нему слышно, что шутник тот еще, — саркастично отозвался Михаил. — Не ори, за психа примут. Конечно, он серьезно. Попробуй спросить их — кто они вообще такие, кроме того, что родились на станции и полетали туда-сюда. Интересно, кто их шесть лет назад на Землю первыми пустил, на десантников или ученых у них только командир тянет, да инженер эта.       Виктор как раз закончил говорить, что они-то вообще за чудо считают встречу с хозяевами, что за те часы, что они себя считали последними людьми во Вселенной, они сами чуть с ума не сошли. А теперь им и так радостно от самого факта существования жизни на Кольце. И вообще — мир-дружба.       — У вас, наверное, куча вопросов, — сказал Беллами, когда все утихли. — Вы же ничего не знаете о последних паре сотен лет.       Павел встретился взглядом с Виктором, словно невзначай почесал ухо, намекая на Михаила, и получил разрешающий кивок.       — Мы уже поняли, что без нас тут случилась атомная война, — сказал он, и все затихли, а Беллами подался вперед, не сводя с него выжидательного взгляда. — Поняли, что ваши предки оказались в этот момент на орбите, потом и вы тоже тут родились. Вы сказали, что первыми за девяносто семь лет спустились на планету... почему вы? Шесть лет назад вы все были детьми.       — Ну, не все, — почему-то смутился Беллами. — Мне было двадцать три.       — Но все-таки.       — Вас тоже отправили в космос, когда вы были детьми, — сказал Джон жестко. — Мы же не спрашиваем — почему и отчего.       — Это были сложные расчеты, — тут же ответил Виктор. — Мы рассчитали путь туда и обратно и поняли: чтобы долететь до цели в имеющихся в нашем распоряжении условиях, отправлять в полет нужно подростков. Не старше четырнадцати лет. По расчетам мы должны были долететь до Шедар в возрасте около сорока лет.       — Ты говоришь «мы», будто сам считал, — сказала Рейвен.       — Сам. Это изначально был мой проект, — спокойно отозвался Виктор. — Так вышло. Потому я и руководил этой экспедицией.       — Вундеркинд, — вставил Федор по-русски, но ковчеговцы поняли.       — Что ж, я всегда считала, что мой пост механика Ковчега в шестнадцать — предел возможностей, — усмехнулась Рейвен. — Мой рекорд побит.       — Не уверен, что смог бы быть механиком на Ковчеге, — покачал головой Виктор. — Спроси ребят, я к механике вообще не приспособлен.       — У него руки растут... эээ... не из плеч, — снова встрял Федор, заставив всех улыбнуться.       — Но вы уже были у Шедар, — подал голос молчаливый Монти. — И вернулись. Не сказал бы, что вы старше Беллами.       — Нам по двадцать пять.       — Говори за себя, — снова не промолчал Федор. — Некоторым — двадцать шесть.       — А ведут эти некоторые себя как маленькие дети, — поморщился Виктор и развел руками. — Еще на пути к Кассиопее у нас случилось происшествие... в общем, программа, управляющая скоростью, была сбита и все пошло не по плану. Мы чуть не погибли, когда скорость приблизилась к скорости света.       — Теория относительности... — начал было Монти, а Рейвен решительно помотала головой:       — Это невозможно.       Виктор кивнул:       — Это было первое и последнее, что я сказал, когда увидел показания приборов... И потом, после торможения, повторял на протяжении пары лет, когда мы пытались понять, что тогда случилось. Но факт есть факт. Мы достигли цели меньше чем через год после старта по внутренним часам корабля, а на Земле за это время прошло всего двадцать семь лет. На обратном пути нам удалось восстановить последовательность событий, которые привели к скачку, и написать программу, учитывающую такое ускорение уже без риска для жизни. — Он вдруг усмехнулся. — Теоретические расчеты оказались немного неточными... но в главном мы не промахнулись — мы дома и мы живы. И почти на триста лет раньше, чем планировалось в начале.       — Когда стало известно, что системы жизнеобеспечения Ковчега не подлежат ремонту и откажут в ближайшие полгода, вместо запланированных еще ста лет, — начал Беллами, сразу, как только замолчал Виктор, словно с разбегу в холодную воду, судя по его лицу, — наш Совет принял решение возвращаться на Землю. Но они не знали, что происходит на планете. Ни один из посланных зондов не вышел на связь и не прислал информацию о состоянии поверхности, а показания приборов на борту станции были слишком туманны и противоречивы. Поэтому было решено спустить на Землю людей.       — Детей? — вырвалось у Кати. — А если бы...       — Детей спасают первыми, ведь альтернативой в любом случае была бы смерть — или от удушья, или... Но тогда мы думали, что это наказание. — Беллами глубоко вдохнул, словно и правда перед нырком, а Павел заметил, как напряглись все ковчеговцы, закусила губу Харпер, встретил взгляд Рейвен — серьезный и внимательный, краем глаза заметил как рядом сжал кулаки Джон — на коленях под столом, чтобы никто не видел. — Потому что все мы, кроме Рейвен, Эхо и Эмори, все, кто был тогда в первой сотне отправленных на Землю, — все мы были преступниками. Ребята были заключенными нашей тюрьмы. Я не был арестован, но я стрелял в человека, чтобы попасть на борт челнока в последний момент... так что преступником был и я тоже.       Вопросов они больше не задавали, даже Михаил молчал в наушнике, Беллами сам все рассказал. Про то, как ради легального и относительно справедливого сокращения населения на станции были приняты законы, по которым любое правонарушение, совершенное взрослым человеком, каралось смертью, а если нарушитель был несовершеннолетним, как Харпер, Монти, Джон и их друзья, — их арестовывали, и приговор приводился в исполнение после восемнадцати лет. «Верхний сектор», о котором упоминали ребята, — местное название тюремного уровня на станции.       — Я чуть не убил нашего канцлера, — повторил Беллами. — Да и потом сделал много того, о чем сожалею до сих пор.       — На мне поджог каюты сукиного сына, который арестовал и казнил моего отца за то, что он пытался спасти мне жизнь, когда я болел, — сказал справа от Павла Джон, не разжимая кулаков. — Уже на Земле я убил двух человек, которые убивали меня... А сожалею я только о том, что ранил Рейв. И больше ни о чем. Хотя многие считали, что должен.       — Чуть не убила подругу, которая увела у меня парня, — тихо сказала Харпер слева. — Она выжила. Но это тоже преступление... Я хотела ее убить.       — Не считала, сколько я украла, — пожала плечами Эмори. — Иначе было не выжить. Двоих убила. Ради выгоды.       — Ты защищалась, — возразил Джон. — иначе они убили бы тебя.       — И тот парень в лаборатории? Нет. Я такая же, как ты. И не уверена, что сожалею.       Это было похоже на «игру в правду», когда начинается все с шуточек и подколок, а выливается в настоящие исповеди, не всегда приносящие пользу. Но останавливать эту «игру» никто не собирался.       — Трава. Мы с Джаспером были не дураки и сами покурить, и друзьям помочь, — с легкой печальной улыбкой сообщил Монти. — Хотя нет. Мы были дураки...       — Я была шпионом королевы и короля Азгеды, — ровным голосом, не выражающим никаких особых эмоций, произнесла Эхо. — Я воин, солдат. Мы со Скайкру были врагами. Я убивала, подставляла и использовала всех, кого было нужно, для выполнения приказов моих королевы и короля. В том числе и тех, кто сейчас стал моей семьей. И сожалею я только о том, что однажды почти убила Октавию. А еще больше о том, что сказала о ее якобы смерти Беллу. Но больше ни о чем.       — Трехмесячный запас кислорода на Ковчеге. За потерю которого арестовали и чуть не казнили моего друга, — решительно сказала Рейвен.       — Поправка. Не ангелы тут все, кроме Ро и Рейвен, — перебил ее откровения Джон, заработав гневный взгляд.       — Октавия? — эхом спросила Катя.       — Моя младшая сестра, — отозвался Беллами. — Она сейчас лидер тех, кто остался в бункере.       — Все сложно, — добавил Джон. — Но мы — здесь. И мы вот такие.       Молчание длилось недолго. Павел ждал, когда же ковчеговцы попросят о помощи, но Виктор опередил — первым поднялся на ноги. Все взгляды обратились на него.       — Нам теперь лучше вернуться на «Зарю», — сказал он. — Думаю, нам всем нужно подготовиться к спуску на Землю.       — Я, наверное, останусь, если позволят. — Федор тоже поднялся. — Мне там делать особо нечего, скаф-бокс готов, а остальное и без меня подготовят. А тут я помогу...       Павел тоже встал. Хватит тайн и секретов.       — Мишка... наш бортинженер сказал, у нас топлива хватит, чтобы десять раз всех на Землю доставить, — сказал он. — У нас три пассажирские капсулы... Шаттла. И один грузовой. Мы можем вам помочь вернуться. За два рейса перевезем вас всех, вместе с Роаном и вещами.       — Когда будете готовы? — спросил Виктор, и Павел мысленно выдохнул — значит, он все сказал правильно.