***
— Ань? Все хорошо? — испуганно спрашивает Илья, выскакивая из машины. Наверное, Аня не выглядела хорошо: испуганный взгляд, она — абсолютно мокрая, будто прыгнула в бассейн, её немного колотило. — Что сделала Завулон? «Что сделала я», — поправила про себя Аня. — Ничего, — сказала правду Городецкая. Благодарно посмотрела на Илью со слабой улыбкой, когда он открыл ей дверь и одним движением высушил её одежду. — Просто женские разборки… В общем, все в порядке. Илья не стал допытываться, поняв все по одному взгляду. Аня не знала, сказала ли ему, что ей нужно в офис, или только подумала, что надо об этом сказать. Наушники, плеер, холод занемевших пальцев и первые такты песни, выпавшей случайным воспроизведением. Что-то электронное, немного тревожное.«Вновь гаснут огни в неопознанном мире,
И тени людей спрятались в асфальт»
Обычно Городецкая не слушала чего-то такого тяжелого, её больше привлекал спокойный рок, нежели металл и такой альтернативный, насыщенный рок-н-ролл, хоть и такой в её плейлисте был. Например, «таймсквер».«Остались одни, чтобы, скинув крылья,
молчать.
Молчать…»
Аня сглотнула. По инерции облизала губы. Они все ещё ощущались так странно, будто трение не уменьшилось, будто она только вот-вот оторвалась от чужих губ. Аня болезненно прикрыла глаза, стараясь не думать.«Молчать о любви, что умрет без ответа»
Спасибо, плеер, а можно поддержать, а не давить на живое? Нет, она не будет об этом, не будет, не будет, не будет. Не будет!«Мы молчим, пока не грянет гром,
Пока время не решит за нас
Веря в потом, а не в сейчас»
Да ты издеваешься, что ли? Ну и на что ты намекаешь? Неужели она не имеет права просто отдохнуть, позволить себе не копаться внутри, пытаясь выяснить, что её подтолкнуло на это? Она не знает! Не знает!«Дай мне повод не бояться слов,
Если мы живем всего лишь раз
Научи меня не молчать…
Научи меня не молчать!»
Аня застонала: если бы все было так просто! Разве с Темнейшей вот так просто поговоришь? «Почему нет?» — трубила другая часть Ани, которая, видимо, все это сегодня и устроила. Какая-то забытая, забитая часть, которую люди обычно называли душой, болела, кровоточила, но принимала все удары на себя. Пока не сдохнет в конце концов через пару веков. Вот Анина пока шевелилась, и она не знала, к лучшему ли это.«Молчим я и ты в этой метавселенной,
От вечных дуэлей с ума сойдя,
Не в силах решить, кто же будет первым
Стрелять, стрелять, стрелять»
Аня не хотела стрелять, но и не хотела быть застреленной, и это было все ужасно страшно. Какая-то тоска крутила ей сердце и желудок. Да, они все уже давно сошли с ума от вечных дуэлей, только вот и успокоиться никак нельзя. Только почему-то именно с Завулоном это казалось таким возможным. Даже если самой Тёмной могло так не казаться, потому что-то она была язвительная, скользкая, неприятная, на свете всё равно не было места спокойнее, чем рядом с ней. Барабаны утихли, гитара смолкла, давая пространство для мужского голоса — отчаянного, пытающегося донести очевидное…«Глядя как время проходит титрами -
Не молчать!»
Это было так странно. Почему она? Почему хотя бы не Гесер? В смысле… Блять, как сложно!«Спрятав ответ за глазами-бритвами -
Не молчать!»
Завулон — девушка. Привлекательная, чего уж спорить. Очень. Но она ещё и враг. Враг, который был более милосердным, чем собственный жених. Враг, который спасал её куда больше раз, чем ей хотелось бы. С которым нельзя было говорить по душам, потому что у него её не было. Взревели гитары, ударили барабаны по ушам.«Пока полный жести мир
Разводит нас по углам:
Стать громкими хоть на миг,
Быть честными хоть на грамм!»
И так отчаянно, поучительно, призывая, говоря истину:«Не! Не! Не молчать!
Не! Не! Не молчать!
Не молчать!
Не молчать!»
Аня так и сидела с закрытыми глазами, будто через туман слушая уходящую музыку. Машина ревела, и Аня хотела к ней присоединиться.***
Городецкая была в своих мыслях, едва ли отвечая на приветствия и кивки коллег. Дорогу до кабинета начальства она смогла бы пройти даже будучи в бреду. Может быть, в какой-то из разновидности бреда, она и была. Она вошла, не помня, постучалась или нет. В кабинете сидела Ольга, Гесер стоял у окна. — Ань? Привет, — улыбнулась Оля. Заметила бледное лицо, спросила: — Что с Пауковым? Пауковым? Аня глупо похлопала глазами, переводя взгляд то на Ольгу, то на Гесера. А…точно, Пауков… — Ушел, — не стала скрывать Аня, помялась на месте. Ольга нахмурилась. — С этим Илья зайдет попозже, я, вообще-то, хотела о другом спросить. Гесер кинул непонятного назначения взгляд на Великую, и та поняла его без слов. Улыбнулась Ане ободряюще, что-то сказала для вида и выскочила за дверь. Аня аккуратно присела за стол, положила голову на руку. Даже курить не хотелось. — Тонь? — Расскажите, что с Сережей. Гесер вздохнул тихо. Поставил чайник. — Что ты хочешь услышать? — Что было после того, как я потеряла сознание. Разве Вы не должны меня отчитать? — Должен, — кивнул Гесер. — Но тебя в таком состоянии отчитывать — только до развоплощения доводить. Да и ты девочка не маленькая, смышленая, сама все понимаешь, — Пресветлый сел напротив, заглянул в усталые глаза. — Да, ты взяла незнакомый амулет у Завулона, даже не сказала мне ничего, самостоятельная, но благодаря нему ты осталась жива. Не скажу, что одобряю это действие в итоге, но сейчас всё, спасибо Свету, обошлось. Мы поговорим об этом позже. Аня прикрыла глаза, пробормотала тихо, утыкая нос в локоть: — И нихера я не смышленая. — Не говори так, — мягко пожурил Гесер. — Ты изначально сравниваешь с невыгодной для себя позиции, так же нельзя. Точнее, можно, но когда это становится мотивацией. А ты себя только загоняешь. — Что произошло тогда? — спросила Аня, переводя тему. Гесер позволил ей это. — Арта вызвала меня, сказала, что ты в опасности. Я пришел несколькими секундами после неё, вытащил тебя из Сумрака и минут десять кряду пытался не дать тебе умереть. Сережу из Сумрака вытащила уже она, потому что этот… Сережа решил, что Завулону тоже следует преподать урок. Я тоже так считаю, только выбираю несиловые способы. Аня подняла удивленный взгляд на Гесера. — Сережа напал на неё? — По фактам — да. Хотя для Завулона это было скорее детской шуткой, — Гесер раздраженно закатил глаза. Поставил перед Аней кружку дымящегося чая, на этот раз — вкусного, её любимого, черного с бергамотом. Городецкая похлопала глазами: она не знала эту подробность. Завулон ей ничего про это не сказала… Хотела скрыть или… не смущать ещё больше? — И что..? — Ну, что «что»? Мне пришлось приносить официальные извинения. Никакой компенсации она ещё не потребовала, но может в любой момент. — И что тогда? — И тогда я отправлю Назарова выполнять все, что Завулон потребует, — нахмурился Пресветлый — Авось, научится чему. А что случилось-то? — Гесер снова поднял вопросительный взгляд. — Ничего, — покачала головой Городецкая. — Просто хочу узнать, что было после того, как я потеряла сознание, — она сделала глоток чая — горло обожгло, но это было безумно хорошо. Наконец-то нормальный липтон, а не травы. — Я отменила свадьбу. — Он знает хоть? — Нет. Но я надеюсь, он хотя бы догадывается, — покачала головой Аня. — Я скажу ему. Это все, что ты хотела спросить? — Аня благодарно улыбнулась. Гесер вернул ей улыбку. — Вообще да… — Отлично. Тогда, пока у тебя есть время, расскажи мне о том, что произошло под Москвой. — А вас какой именно год интересует? В 1812 собрание в Филях было, например. — Историк из тебя так себе, Тонь, уж прости. Давай про Паукова твоего.***
Вышла Аня из здания Дозора уже затемно. Прошлась немного в сторону метро, села на лавочку и закурила. Просто по инерции, потому что больше некуда было деть руки. Ей должно было быть плевать на Завулона. Исключительно, как на… девушку. Так-то ей ни на кого нельзя было плевать — она же Светлая. Но тем не менее, она уверена: это просто помешательство больного разума. Ещё бы, Темнейшая оказывалась рядом слишком много раз, успокаивая травмированное сознание, давая иллюзию спокойствия и покоя, которых так не хватало. Подсознательно она этого слишком долго хотела, поэтому связала желаемое с Завулоном. Поэтому так и тянет. Поэтому же так тянет, верно? Ей надо расслабиться, развеяться, подождать, пока все в её жизни уляжется, и тогда тянуть не будет. Вот, Пауков как раз… Она займется делом, углубится в это странное убийство, поработает. Если все получится ещё и отпуск выпишут — вообще благодать! Главное, не попадаться Темной на глаза. И самой встречи с ней не искать. Слишком уж они далеко зашли: нечего ей, третьему уровню, с Великой так общаться. Это вон, пусть Гесер делает. А ей… А ей — Пауков. И покойный Светлый Валера. Так она и поступила: на следующем дежурстве взяла документы по делу, скользнула в учебный корпус, нашла свободную аудиторию. Там разложилась на преподавательском столе, внимательно вчитываясь в каждый документ — в заключение криминалистов, экспертов, в личное дело и Паукова, и покойного Валеры, вглядываясь в фотографии тела. Сначала это было тяжело делать — пару раз тянуло поделиться завтраком с полом, но Городецкая сдерживалась. Открыла только окно в аудитории нараспашку, чтобы легче было дышать. Глаза так и возвращались к строчке «Возможно характерные для ритуального убийства элементы» в заключении криминалистов. Пояснение в скобках гласило: «Характерная для ритуальных рун выверенность общего рисунка нанесенных ран; закругленные, неглубокие, прямые порезы.» Да, умер Светлый от удара. Но, может быть, это случайность? Для чего-то же убийца наносил эти самые узоры на теле! Жаль, нельзя понять, было ли это до смерти или после… Хотя это мало бы чего дало. На фотографиях, если присмотреться, действительно можно было найти такие раны. Но они будто были перекрыты сверху другими — вот, начало полукруга на ребре будто вырастало из разорванной раны ниже, настолько глубокой и неточной, что было видны кости. Или на бедре: начало замысловатого узора с завитушками, которые можно было принять за дрожащие руки или случайный порез (он, в отличии от других ран, был неглубокий), но и его скрывали ещё четыре параллельных друг другу глубоких пореза поперек, будто сделанные когтями. Аня сидела долго, изучая фотографии с разных ракурсов. Было много вариантов: убийца мог быть просто маньяком, новым Чикатило, не дай Бог, или он решил по-особенному жестоко отомстить покойному Светлому, или это этакий манифест от какого-нибудь свихнувшегося Темного… или это ритуальное убийство. Не давало это ритуальное Ане покоя. И она решила себя послушать, потому что такое делать надо. Вздохнула, и засела в библиотеке в лекционном крыле аж на неделю — читая книги захлебом, ища в них что-то похожее. Теряли ли они время? Наверняка. Можно было бы сделать ещё что-то? Она не думала. Илья честно разрабатывал другую версию: куда-то ездил, что-то делал. Но тоже ничего не находил. А Аня вот находила много чего, но она не была уверена, что это именно то, что надо. В конце недели, не спавшая и почти не евшая, она отложила две книги себе, потому что, возможно, нашла что-то, подтверждающее её теорию. Она вышла уставшая и направилась в кабинет Гесера: она была уверена, что тот ещё не ушел, хотя в пятницу старается уходить пораньше. Ольга приучила. Аня аккуратно постучалась: — Борис Игнатьевич, можно? — А тебе разве запретишь? — фыркнул Гесер. Аня глупо похлопала глазами: до неё с трудом дошло. Если честно, она не особо была настроена на огрызания сейчас, да и сам он прекрасно знает, что запретишь. Он — точно. Гесер удивленно поднял брови на практически нулевую реакцию, а слабый смешок для Ани действительно был таковой. — Тонь, ты пока шла ко мне, с вампирами подралась? Я такие бледные лица в последний раз в цирке видел, у клоунов. — Вы в цирке были? — удивленно спросила Аня. — Я в нем живу, Тоня. Городецкую хватило на одну слабую улыбку. Она уже хотела пройти к столу Пресветлого, как тот её остановил: — Городецкая, ты у меня в обморок падать собралась? Аня нервно хохотнула против воли: нет, ей не особо хотелось. Снова-то. — Тогда ноги в руки и домой отсыпаться. В твоих мешках под глазами от инквизиторов можно амулеты прятать. Давай-давай. — Но… — Городецкая показала на папку. — Никуда твое дело не убежит от тебя, Светлая Дозорная, — покачал головой Гесер, вставая. — Борис Игнатьевич! А если случится что-то? Гесер вздохнул тяжело, возводя взгляд к небу, безмолвно спрашивая, что же ему с ней, Городецкой, делать. На какое-то время его взгляд помутнел, а потом он снова пришел в себя. Сказал: — В линиях вероятностей все чисто. И! — добавил он тут же, когда увидел, что Аня собирается ему возрасть. — Во-первых, если что-то вдруг случится, вся ответственность будет на мне, а во-вторых, это приказ! Аня состроила несчастную морду. Она только уложила все в своей голове! — Никуда и ничего из твоей головы не денется. Это тебе кажется, что все в порядке. А если сейчас объясняшь начнешь — я вряд ли тебя пойму. Так что будь добра: иди и поспи. А ещё лучше — выпей стопочку коньяка на ночь. Городецкая так прифигела, что даже забыла о своем возмущении. — Зачем? — Чтоб спалось лучше, — Гесер забрал у неё дело из рук. Чуть ли не силой — Аня вцепилась в него мёртвой хваткой, не желая отдавать. После нескольких секунд молчаливой борьбы, дело оказалось у Пресветлого. Он по-детски спрятал его за спиной, чтобы Аня не попыталась достать обратно. — Оно будет тут, придешь послезавтра, все расскажешь. — Завтра, — настояла Аня хмуро. — Завтра, — согласился Гесер неохотно, будто не веря, что завтра Аня все-таки выберется. — Но после того, как выспишься. Городецкая закатила глаза. — Давай-давай, чем быстрее пойдешь отсюда, тем быстрее придешь. Я вообще не понимаю, как так получается: одни приходить не хотят, а ты уходить не хочешь! — А мне уходить не к чему, — буркнула Аня. Это правда: квартира уже была даже не домом, а так, местом, куда можно было просто прийти переночевать и почистить зубы (дай Бог). В Дозоре она чувствовала себя лучше. Она чувствовала, что не сможет просто расклеится, если будет постоянно находится в обществе. Так и делала. Гесер нахмурился, посмотрел серьезно. — Давайте без лекций? — попросила Аня устало. — Только сегодня, — покачал головой Пресветлый. Сделал шаг ближе, заключая Аню в объятья. Она вздрогнула, а потом замерла. — Тонь, не забывай отдыхать. Мы волнуемся за тебя. Городецкая вздохнула, безвольно опустила голову Пресветлому на грудь. Ощутила какой-то кисло-сладкий слабый, теплый запах — будто мускатный… какой-то такой, восточный. Ощутила, как чужая ладонь провела по волосам и все это было таким… хорошим. Спокойным. Ане нравилась эта стабильность. — Хорошо, — выдохнула она слабо. Постояла секунду, крепко зажмуриваясь и всем телом пытаясь запомнить это ощущение спокойствия, — так не желая отрываться от Гесера, который был горячий, как печка, и, более того, кажется, даже снимал головную боль. Наконец нехотя сделала движение в сторону, и Пресветлый выпустил её из своих объятий. — Не раскисай, — он поддерживающе улыбнулся. Сказал: — Я жду тебя на чай, отдохнувшую и с чистой головой. Ты же аналитик. Давай, бегом отдыхать. — Вот бы все ваши распоряжения были такими, — выдохнула Городецкая. — Мечтать не вредно, Аня. — Вредно не мечтать, Борис Игнатьевич.