До самой смерти и даже дальше

Омега так доверчиво прижимается к нему, что Чонгук чувствует себя волком, подметающим хвостом пол от счастья. Он послушно идёт за тянущей его вперёд рукой до самого стола в доме, за который сразу же садится Тэхён. Хосок проходит следом за ними, но отходит сразу в кухонный уголок, видимо, подготовить трав. А Чонгук же присаживается сбоку от Тэхёна, решив не напоминать, что тот вцепился в его руку и не отпускает — чтобы не смущался. Чонгуку не сложно посидеть так. Омеги — они ведь такие, заставляют своими выходками подниматься нежности в сердце альф. — Я напугал тебя, когда обратился? — Тэхён точно испугался и ещё не до конца осознал, но он держится неплохо. Лишь смотрит в пустоту, слишком погрузившись в мысли. Но упоминание обращения его выдергивает. Он тут же улыбается, пусть и не очень ярко, но искренне, и выдыхает тихо, будто не желая, чтобы Хосок услышал: — Сперва да, но волк оказался таким милым, он понюхал меня и будто мурлыкал! — Чонгук и сам хочет, чтобы друг не слышал этих слов, припомнит ему однажды такое поведение, но с чуткостью его слуха шансов, что Чонгук будет продолжать жить без насмешек, вовсе нет. Чонгук, проигрывая в голове, как Тэхён замирал, когда он к нему приблизился, едва сдерживается от фырка. Только сперва он боялся — то-то вся полянка страхом пропахла. Ответить ему не даёт шум на крыльце. Уже предвкушая брань от Хосока, Чонгук устало прикрывает глаза. Хорошо хоть, что тот не стал давать им по ушам, пока ещё была возможность. — Ты вот правильно сделал, а он нет! Это ведь надо было додуматься, ещё и вожаком называется! — Чимин, — у Юнги голос уже уставший. Явно омега успел вымотать его за те пару минут, что они отбегали к одежде и возвращались. И пусть Чонгук чувствует, как поднывает бок в месте, где его ударил альфа, но злиться никак не может — уж Юнги не виноват в их потасовке. Пара вваливается в дом, но практически сразу замирает у двери. Чонгук чувствует, как они смотрят на него, ведут взглядом по руке, в которую клещом вцепился Тэхён, а после упираются в самого омегу. В доме, давно пропахшем травами и несколькими людьми, Чонгук все равно отчетливо чувствует примесь смущения. Должно быть Тэхёну не льстит внимание, а возможно ему не по себе от нового альфы рядом. — Все щенки в сборе? Отлично, — Хосок бесшумно появляется из ниоткуда и со стуком ставит на стол глиняную кружку, отчего Чонгук морщится и открывает глаза, чтобы не так сильно сосредотачиваться на звуках. Лекарь толкает Юнги и Чимина, держащихся за руки, на кровать. Они, на удивление, мирно следуют молчаливому приказу. Только если Юнги тактично смотрит в стенку, то Чимин никак не сводит взгляда с ладоней Чонгука и Тэхёна. Чонгук медленно поворачивается к Тэхёну, чтобы не привлечь резким движением его внимание к себе, и слабо улыбается: тот до ужаса выглядит смущенным, скулами краснеет, но руки все равно не отпускает. Назвать бы его лапушкой, но Чонгук сдерживается от ласки. — Почему это щенки? — Чимин с запозданием ощетинивается, наконец убрав внимание на Хосока. Чонгук же коротко, но из самой груди, рыкает на него, бросив гневный взгляд. — Замолчи, — а Юнги, очевидно, понимающий, что шебутной характер и юркий язык его пары до добра не доведут, обнимает того за плечи, а после мягко скользит рукой к губам, закрывая их. Тэхён непонятливо оборачивается на пару, словно только решившись посмотреть прямо на них. Он тянет немного руку Чонгука, и тот, снова улыбаясь себе под нос от его несуразности, подается ближе, чтобы омеге было удобнее или чтобы он ненароком не вспомнил, что вообще-то держится за его руку. Смутится еще сильнее, хватит на сегодня уже потрясений. — Что, во имя Тэлике, вы там устроили? Это же надо было так Тэхёна перепугать, ему вообще нельзя, он и так не может восстановиться, а тут вы, — Хосок, явно не оценив порывы альф заткнуть Чимина, кидается почему-то на его альфу. — Юнги, ты ведь адекватный человек, я всегда на тебя могу положиться, но зачем ты бросился на Чонгука-то? — Потому что он напал на Чимина, — Юнги, хоть и спокоен, как всегда, но хмурится, подняв взгляд на своего вожака. — Я не нападал на Чимина, — Чонгук громко фыркает, недовольно смотря на друга. — Ты же знаешь. Никогда. Ни за что. Юнги заглядывает ему в глаза и дергает уголками губ. Чонгук, за годы прекрасно выучивший его, понимает, что так альфа просит у него прощения. Получив в ответ кивок и ясно почувствовав, как Хосок раздраженно закатывает глаза, оба альфы переводят взгляд на Чимина. — Ты зачем напал на Чонгука? — Да видит Тэлике, — пылко заявляет Чимин, так, словно только и ждал, когда все обратят на него внимание. Чонгук склоняет голову на бок, стараясь сдержать свое недовольство. Чимин всегда был неординарным омегой, самым сложным в стае, и то, что они сошлись с Юнги, самым спокойным и рассудительным альфой, должно было уравновесить их обоих. Но Чонгук за эти годы так и не может разгадать, почему такого не произошло. — Я никогда бы не хотел говорить столь ужасных слов о вожаке, но может он и не достоин зваться нашим вожаком! Чонгук напал на Тэхёна! На омегу, на слабого, на человека! Если бы не я, то он бы загрыз его. — Ты издеваешься? — Единственное, на что хватает Чонгука. Он уверен, все в комнате, даже Тэхён, смотрят с огромным удивлением на омегу, но проверить альфа не может — не сводит отчаянного взгляда с Чимина. Ждет хотя бы слов о неудачной шутке, а желательно, извинений. От слов Чимина внутри появляется что-то темное, ему становится грустно: и как альфе, о котором думают, что он обидит омегу; и как вожаку, который по словам члена стаи не достоин им быть. Но Чонук не позволяет себе провалиться в свои чувства. Он всё ещё вожак. — Ты напал на своего вожака, пустил ему кровь из-за таких глупых обвинений? — Чонгук старается держать в узде обиду и зарождающуюся злость, но ему сложно, потому что Чимин, напротив, не принимает постыдные слова о себе, а по-боевому подскакивает с кровати. — Да! Это никакие не глупые обвинения. Ты напал на него, я видел! — Чимин, — Юнги зовет его совсем тихо, в очередной раз глянув на руки Тэхёна и Чонгука. Он явно понимает то, что его пара понимать не хочет. Чонгук бы сорвался и надавил на него феромоном, но отчего-то он вспоминает самую первую реакцию Тэхёна на это. Человек острее чувствует такое давление — Чонгук даже смотрит искоса на него, чтобы убедиться, что можно немного придавить, но не решается. Тэхён сжался весь, смотрит себе в колени и будто боится дышать. Происходящая ссора сильно пугает его. И лишь поняв это, Чонгук выдыхает и прислушивается к инстинктам: и правда, на эмоциях каждый из них выпустил феромон. Все смешалось в гам, ни один не выделяется ярко, чтобы давить, но Тэхёну, видимо, и такого достаточно. Поставить бы Чимина на место, но Чонгук вдруг чувствует, как дрожит ладошка в его собственной. — Уйдите все отсюда, — вожак поднимается на ноги и, наконец отпустив ладонь омеги, встает тому за спину, положив на плечо руку. Он надеется, что Тэхёну так станет немного спокойнее и его перестанет трясти. — Вы пугаете Тэхёна. — Вот ещё! Мы-то и пугаем. — Чимин, — Хосок, уже избавившись от раздражительного настроения, смотрит на того с упреком. — Ты даже не чувствуешь этого, Чимин. Придумываешь себе что-то и живешь в голове, а мир вокруг совсем не замечаешь, — Чонгук придает голосу строгость и по ссутулившимся плечами омеги понимает, что добивается своего. — Вы уйдете сейчас и сегодня к Тэхёну никто больше не подойдет из стаи. Я приду к вам домой вечером, поговорим о случившемся и твоем, Чимин, отношении к вожаку. Ты знаешь закон. На словах о законе Чимин, будь он волком, точно заскулил бы. Человеком же, он опустил голову в пол, и, наверное, не трясется, как испуганный Тэхён, только из-за сидящего рядом с ним Юнги. Никто больше не говорит и слова. Хосок отчего-то улыбается и первым направляется на улицу. Чонгук провожает его взглядом, ожидая хотя бы пары слов, но их так и нет. Юнги, приобняв Чимина, тянет его тоже к двери, и лишь ненадолго заглядывает в глаза к вожаку. Он кажется виноватым и готовым понести ответственность за своего омегу, пусть и знает, что вожак не такой, не станет причинять боль и наказывать ею. А вот Чимин веет грустью. Он заглядывает в глаза Чонгука уже выйдя на улицу, губами произносит “прости, пожалуйста”, прежде чем закрыть дверь. Чонгук простит, конечно. Но сперва серьезно донесет, что он не будет слушать обвинения ни в свой, ни в чей бы то ни было еще адрес без доказательств. — Не стоило их прогонять из-за меня, — Тэхён вдруг подает голос, только закрыл за собой дверь Чимин. Он не стал подслушивать, пошел в след за альфой, хотя остаться было бы в его характере. — Стоило. Тебе нужно успокоиться и сделать повязку на руке, — Чонгук обходит его и становится рядом, мягко взяв руку в свои и приподняв. Кровь по росинкам выделяется, но не стекает струйкой — Хосок прав, у него раны заживают медленнее, чем у волка. — Вам, — Тэхён запинается и сразу же тараторит “тебе”, — тоже нужна. Омега вскидывает на него круглые, полные влаги глаза, но смотрит не в лицо, а на плечо. Оно неприятно тянет, Чонгук даже не стал надевать рубашку, чтобы не испачкать ее в крови — отмыть будет практически невозможно, а тратить ткань на новую совсем не хочется. — И больше, чем мне, — всмотревшись внимательнее, Тэхён хмурится и наконец перестает распространять страх. У Чонгука в сердце становится тепло — омега целиком доверяет ему и чувствует себя в безопасности, несмотря на то, что альфа только что перевернул его мир и оказался, на самом-то деле, животным. — Хосок держит где-то там мои настойки для спины! Они помогут, сейчас! — Омега подскакивает со стула прямо перед носом Чонгука и легко смущается, явно в пылу не рассчитав расстояние. Близость альфы будоражит его сущность, а реакции — уже самого альфу. Чонгуку снова хочется сгрести его и быть ласковым зверем. — Не стоит беспокоиться. Скоро присохнет, я просто протру водой и оденусь. — Но, — Тэхён бегает глазами по его лицу и отчего-то не спорит. Чонгук, хоть и не имеет ничего против мнения омег и даже спокойно уживается с такими, как Чимин, всё же тает от покорности этого. Уже захотелось обвиться волком вокруг его ног и довольно рокотать. — Там есть одна настойка от боли… Давайте хотя бы ее? — Не трать запасы, мне не настолько больно, — Чонгук мягко улыбается и наконец делает шаг назад, дав покрасневшему омеге вдохнуть воздуха. Улыбаясь от его заботы, альфа сам разворачивается и окидывает взглядом склянки Хосока. Обезболивающее, заживляющее он узнает по знакомым цветам, а вот третью баночку раньше не встречал. Подхватив лоскуток ткани и одну склянку, Чонгук возвращается к все еще топчущемуся омеге и кивает ему на стул. — Садись и дай мне руку. Тэхён слушается его мгновенно. Стараясь не улыбаться ещё шире — почему-то открытость, с которой омега слушается каждого слова, очень трогает, — Чонгук подхватывает его руку и слегка поворачивает, прикасаясь уже пропитанной настойкой тряпкой к ней, чтобы остановить кровь. — Спасибо вам, — Чонгук сразу же вскидывает голову и щурится, смотря ровно в его глаза, отчего Тэхён в очередной раз тушуется. — Тебе за заботу. За всю. Ты очень сильный и честный альфа, я впервые встречаю такого, Тэлике не даст соврать. — Спасибо за откровение, — мягко улыбнувшись ему, Чонгук аккуратно протирает края порезов от засохшей крови, давая обоим немного прийти в себя после всего. Плечо и правда неприятно ноет, Чимин докусил почти что до кости. Вот вроде омега, крохотный, а клыки что надо. — Знаю, тебе сложно понять наш мир, — через минуту, так и не подняв на него лица, произносит Чонгук. Он хочет наконец поставить точку и решить: остается Тэхён или уходит. — Я сделаю всё для безопасности стаи, поэтому мы всё ещё в глухом лесу. Никто из нас не видел в своей жизни человека, ты первый. — Отчего же вы так бежите? — Тэхён, видимо чувствует мягкость альфы с ним, смело накрывает его руку своей здоровой, останавливая потирания уже чистой кожи. — Люди — самая страшная угроза, — честно отвечает Чонгук, снова заглянув ему в глаза. Неприятное чувство селится в груди, альфа чувствует — после следующих слов их мир изменится. А в лучшую или худшую сторону — зависит уже от Тэхёна. А Тэхён теряется: у него брови сходятся в одной точке и глаза смотрят куда-то в пустоту. Он снова забывает о сцепленных руках — словно прикосновения для него — обычная вещь, хотя обычно омеги робеют, когда альфа касается их кожей к коже. Возможно, у людей это иначе воспринимается. — Если ты думаешь, что я обвиняю тебя, знай, что это не так, — Чонгук сжимает крепче пальцы на его кисти, а Тэхён наконец вздрагивает и смотрит боязливо в ответ, почти сразу отведя взгляд. — Я не знал, что ты из себя представляешь, поэтому первые дни так к тебе относился. Прости, это было не заслужено, но я не жалею, и повторю, если потребуется, для защиты моей стаи. Чонгук, не планировавший вновь извиняться — объясняться как кричит его внутренняя гордость, — замолкает так же пылко, как и говорил до этого. Ему не по себе от разговора, который складывается совсем не так, как Чонгуку хотелось бы. — Стая — это как семья? — Абсолютно не так. От Тэхёна пахнет так странно, как будто перед дождем, но пока ещё светит солнце. Словно двузначно. И по ещё более растерянному лицу, Чонгук понимает, что он тоже произнес вовсе не то, что хотел. — Семья — это абсолютно другое, — Чонгук откидывается на спинку стула и прикрывает глаза, медленно вдохнув полную грудь воздуха. — Я расскажу всё, что ты хочешь знать и чего ты не знаешь о нас и нашей жизни. И ты сделаешь то же самое в ответ. А потом вернемся к вопросу твоего возвращения. Тэхён активно кивает, Чонгук слышит как немного скрипят напряженные мышцы и шелестит рубашка на его плечах. Руки он всё ещё не выдергивает, а Чонгук не отпускает. Это прикосновение, словно мост между ними, напоминающий, что они оба люди, с одинаково бьющимися сердцами, пусть и из разных миров. — Хорошо. Что ты знаешь об оборотнях, что говорит твой род об этом? — Это миф, — Чонгук всматривается в мельчайшие изменения на лице омеги, но тот лишь озадаченно хмурится. — Оборотни есть в некоторых сказаниях, как и другие монстры в сказках. Драконы там… Тэхён медленно, всё ещё боясь это делать, переводит на Чонгука взгляд. Он смотрит так, будто ждет, что альфа расмеется над глупостью его слов, но Чонгук лишь сжимает губы в тонкую линию, стараясь не выдавать напряжение и не напугать. То, что знает и может рассказать Тэхён, возможно спасет его стаю — не сейчас, так через десятки лет. Чонгук обязан передать эти знания дальше. — Это всё, что ты знаешь? — Боюсь, что да. Тэхён, на удивление — ведь все его другие инстинкты и чувства притуплены, — очень чутко распознает настроение. Чонгук даже прислушивается к себе, не выпустил ли ненароком феромон, но нет. Как это удается омеге, Чонгук пока что не понимает. — Я мало читал книг про оборотней, но видел несколько раз большие собрания на рынках. Людям нравятся байки и истории. — Ладно, в таком случае, — Чонгук наконец отпускает его руку и откидывается на спинку стула. Пальцы сами по себе устало растирают переносицу. — Что хочешь знать? — Вы ведь, — Тэхён сглатывает, когда Чонгук, так и не убрав пальцев с лица, поднимает на него взгляд из-под бровей. — Ты не знаешь об образе жизни людей… Это неважно? Ты ведь сказал, что люди — это угроза… Стае. — Угроза, — Чонгук кивает и понимает, что ему не хочется больше выслеживать эмоции Тэхёна, поэтому переводит взгляд на лес в распахнутое окно. — Если ты решишь уйти, попрошу тебя рассказать всё передо мной и моими альфами. Один я не запомню все детали. А если решишь остаться, времени будет много. — Остаться?.. — Голос у омеги вдруг почти срывается. Чонгук старается вложить в свой взгляд больше красноречивых мыслей. Сегодня сложный для вожака день — уже второй омега считает его тираном. Видит Тэлике, Чонгук устал от этого. — Ты не хочешь возвращаться, я чувствую. Тот альфа хотел причинить тебе боль и обидеть тебя, я тоже чувствовал. Ты не опасен, я чувствую, — а ещё Чонгук чувствует, что Тэхён станет кровной частью стаи. Но вовремя успевает не сказать этого. — Так что скажешь? — Я, — омега, судя по звуку, быстро облизывает губы. Наверняка его взгляд метается по комнате, а Чонгук всё так же смотрит в окно. — Я не знаю… — Вот поэтому спрашивай, узнавай. Пока что я вожак, нашедший в беде омегу и предлагающей ей кров, еду и заботу. А уже после я оборотень, встретивший человека. Тэхён не отвечает ему, но Чонгук понимает — ему отчего-то несложно представить себя в мире людей. Наверняка у них и деревни другие, люди совсем иначе относятся к жизни, чем он. Вот эту растерянность Чонгук прекрасно понимает в Тэхёне. В конце концов, те несколько оборотней, которых Чонгук выслеживал и звал в стаю, ощущали то же самое. Они оказывались на чужой территории, и им тоже нужно было время. — Почему, — голос ломается, — ты, — видимо, Тэхён опять хотел обратиться более вежливо. Это Чонгуку сложно перенести на себя, хоть он и понимает, что к более сильным люди даже словами обращаются иначе. Вот бы Чимина отправить ненадолго к ним, чтобы научился манерам, Чонгуку стало бы значительно легче жить. — Сказал, что люди — угроза для оборотней? То, какое в его голосе звучит яркое непонимание и растерянность, снова вгоняет Чонгука в небольшую вину. Тэхён и правда кажется очень светлым. — Это завет, он передавался от старших к младшим, долгие поколения. Люди — опасность для стаи. Они живут не чувствами, а корыстью, — Чонгук наконец переводит взгляд с уже темнеющего леса на Тэхёна. Омега хмурится, будто готовится спорить, — и Чонгук возможно согласился бы с ним, потому что Тэхён явно опасностью для него никогда не был и не станет, — но Тэхён лишь кивает. — Это так, — он разглядывает свои руки, а Чонгук наконец понимает его. — Люди и правда… Корыстны, нечестны, злы, эгоистичны. Тэхёну стыдно. — Я пробыл тут несколько дней, но каждый из вас другой. Хосок помог мне, хотя с рождения знает, что я — опасность для его семьи. А Чимин даже бросился на тебя, настолько он верил, что защищает меня. А ты пришел извиниться и готов принять, — Тэхён усмехается, но с некой болью. — А я исполнял приказы толстых альф, лишь бы меня покормили, чтобы, когда я вырос, меня против воли отдали сыну хозяина на растерзания. У Тэхёна немного блестят глаза, когда он поднимает их и заглядывает в Чонгуковы. — Ваши предки правы, Чонгук. Люди и правда опасность. Даже для самих себя. Чонгук, стыдно признавать, часто испытывает страх. За волчонка, который не откликается на зов вожака, за урожай, которого может не хватить на зиму, за каждого раненного хищником альфу и за каждую беременную омегу. Но после этих слов в нем пробуждается самый настоящий, животный страх. — Я видел не все, но достаточно, чтобы сказать, что вы все лучше людей. Вернее, те оборотни, которых встретил я, лучше людей, которые мне знакомы, — Тэхён немного улыбается, — не все ужасны. Я, пожалуй, могу отнести себя к другим. А моя матушка, она самый лучший человек. Чонгук усмехается и кивает ему, снова обводя взглядом. Если так задуматься, кроме физических отличий, в них так мало разницы. — Ты хочешь вернуться домой, Тэхён? Альфа старается смягчить голос, чтобы не напугать, но похоже ему больше не нужно бояться этого — пусть и неловко, но Тэхён чувствует себя рядом с Чонгуком достаточно свободно. Но он медлит с ответом. — Я хочу знать это, потому что ты живешь здесь, словно узник. Но если я познакомлю тебя со стаей, а после ты решишь все же уйти, это причинит им боль. — Если ты не против, я могу подумать до завтра? — Кажется, это первый раз, когда Тэхён смело чего-то просит у них. Чонгук кивает ему. — Я принесу ужин, мясо вот-вот будет готово, — Чонгук поднимается, но его останавливает Тэхён, вдруг напрягшийся и подскочивший следом. — Твое плечо! Альфа о нем уже и забыл — ноет и ноет, что с него взять, — но послушно замирает, когда Тэхён отходит к кухоньке. — Нужно смыть кровь хотя бы, — омега явно волнуется, перебирая склады Хосока на столе, а Чонгук лишь молча наблюдает. Он уже говорил, что помощь Тэхёна не нужна. Но раз тот всё же хочет промыть его плечо и, ладно уж, обработать чем-то из Хосоковых склянок, Чонгук препятствовать не станет. Судя по всему, Тэхёну важно сделать это для альфы. Чонгук садится на стул, на котором до этого сидел Тэхён — тут больше света от окна попадает на его тело. А сам еще раз обводит тонкую, судорожно перебирающую банки фигуру взглядом. Тэхён практически ничего не спросил про оборотней и их жизнь, несмотря на то, что Чонгук предложил остаться ему тут, хотя омега не знал об их существовании до этого дня. А вот Чонук, с детства знающий, что где-то далеко живут люди, даже не знает, с какого вопроса ему стоит начать. И его человеческая часть, привыкшая анализировать происходящее, считать в цифрах и читать написанные слова, кричит. Тэхён будто обманывает о своем незнании, иначе не был бы столько спокоен, сыпал бы вопросами. Но животная, та самая, которая ориентируется на запах и настроение, говорит, что Тэхён не лжет ему. Почему бурной реакции от омеги не оказалось, Чонгук не может понять. Склонный доверять больше инстинктам — те спасали его и стаю сотни раз — Чонгук расслабляется и поддерживающе улыбается, когда Тэхён подходит к нему и трясущимися руками ставит на стол миску с водой и тряпкой и один из отваров. — Это будет больно, но я постараюсь сделать быстрее, — омега же старается улыбнуться ему дрожащими губами, отчего Чонгуку лишь смешно. Тэхён испуган этой болью куда больше, чем сам Чонгук, которому предстоит ее испытать. Из них двоих вздрагивает именно Тэхён — только коснувшись влажной тряпкой раны, он подскакивает и внимательно вглядывается в лицо альфы. — Продолжай, — мягко говорит ему Чонгук, решив не упоминать, что плечо всё-таки жжется. Он всеми силами удерживает лицо, не давая себе скривиться, все несколько минут, что Тэхён протирает края раны. Зато с каждым движением омега смелеет, от этого Чонгуку самому становится почему-то спокойнее. Тэхён накладывает ему не только мазь, но и повязку, а Чонгук боится заикнуться, что так они делают только для детей — и то больше для того, чтобы малыши не занесли грязь в рану, пока будут валяться в ней с ног до головы. Почему-то альфа решает, что лучше принять смешки от стаи, когда явится с перевязанным плечом, чем отдернуть желающего ему лучшего Тэхёна. Повязку он накладывает очень не умеющи, но когда отстраняется, Чонгук с искренней теплотой в голосе говорит: — Спасибо, — и улыбается. Тэхён немного зажимается — должно быть, понимает, что лекарь из него никудышный, — но кивает. — Пойду, а то скоро все мясо отдадут младшим на растерзание. От того, что Тэхён провожает его до двери дома, но пойти вместе в деревню не просится, Чонгуку как-то странно внутри. Он ловит себя на улыбке, только когда Юнги замечает его среди домов и подозрительно хмурится. Тогда-то Чонгук убирает с лица это глупое выражение, а приметив рядом Чимина, всё ещё слишком тихого для себя самого, решает подойти. — Смотрю у нас растет третье поколение лекарей, — Юнги ухмыляется, обводя его плечо красноречивым взглядом. Пожалуй, от него Чонгук подколов не ждал. — Если бы Чимин умел держать себя в руках и думать, перед тем, как обращаться, я бы не позорился на всю стаю. Почти одновременно альфы переводят взгляд на омегу. Чимин ответил бы на колкость ещё большей, он всегда так делает, но сегодня он лишь разглядывает землю под ногами и ощущается так, будто тонко скулит и поджимает уши к голове. — Чонгук, мне правда очень жаль, — он говорит приглушенно. Чонгуку даже становится немногим стыдно за то, насколько грубо он поставил Чимина на место. — Это у меня вместо мозгов пчелы жужжат. Я не хотел сделать тебе больно, клянусь перед небом. И ты отличный вожак, никого лучше я не могу представить. — Извинения приняты, — Чонгук мягко касается его локтя и поднимает руку до предплечья, прогоняя отчего-то ползущие по коже омеги мурашки. — Оставим это в минувшем. Проследи сегодня вечером, чтобы все щенки вернулись из леса. — Конечно, могу это постоянно делать, — Чимин почему-то наклоняется еще ниже, хотя Чонгук даже не давит феромоном. Его нутро просит Чимина притянуть к себе и утешить. Омеге, члену его стаи тревожно — и пусть заслуженно от собственных действий, но ведь и детей утешают, когда они сами делают глупости, — но Чонгук лишь кивает Юнги, неотрывно следящему за вожаком. Стоит Чонгуку сделать шаг назад, Юнги притягивает своего омегу и окутывает руками. Чонгук слабо улыбается ему и отходит, чтобы не вторгаться в их отношения — чувствовать мягкость, которую может давать Юнги, видит Тэлике, слишком уж интимно. До небольшой площади в центре Чонгук добирается быстро, а там самые юные уже попрошайничают у родителей новые порции. Альфу очень веселят их дергающиеся из стороны в сторону хвостики, пока малыши заглядывают глазами-бусинками на руки родителей, накладывающих себе поесть из больших казанов. Мясо, к счастью, еще осталось — хотя эти ненасытные рты могли бы уже смять. Чонгук набирает в две тарелки одинаковые порции, и лишь уже положив овощей понимает, что Тэхён, возможно, ест меньше него. — Он ест, как обычный омега, поэтому ты точно переборщил, — Хосок легонько толкает альфу плечом, чтобы подойти к тарелкам и набрать еды себе. — Доем если что, пусть лучше останется лишнее, чем он не наестся, — почему-то Чонгук не уходит обратно, словно ждет ещё чего-то от Хосока. Но тот лишь аккуратно кладет себе побольше овощей, а закончив, замирает взглядом на плече Чонгука. Улыбка медленно расползается по его лицу, в то время как на Чонгуковом — небольшое отчаяние. — Ты хотя бы пытался отбиться? — Хосок явно веселится и оглядывается, проверяя, видел ли кто из стаи перемотанного бинтами Чонгука. Он ж последний раз так ходил лет десять назад. — С омегами не дерусь, — Чонгук фыркает ему, но вдруг начинает улыбаться, заражаясь хорошим настроением от друга. — Он с таким воодушевлением это делал, мне не хотелось портить ему настроение. — Если это он делал с воодушевлением, то помогать его я больше не пущу. — Не так и плохо. То, что Чонгук защищает человека, оба понимают мгновенно и одновременно. Улыбаться перестают также. — Чонгук, — у Хосока голос, как тогда, ночью, когда Чонгук провинился. — Знаю, — только в этот раз Чонгук сразу согласен с ним. Хосок смотрит прямо в глаза, и его взгляд ощутимо мягчает. Так умеют только лекари — смотреть с уверенностью, что они полностью понимают и помогут. Чонгук хотел бы научиться тому же, вожак обязан быть таким, но пока он лишь может принимать такие взгляды от Хосока. — Иди, пока не остыло, — друг кивает на две тарелки, и Чонгук почти что сразу кивает ему в ответ. — Он знает, что ему перед сном нужно сделать со спиной. — Я помогу, — Хосок дожидается обещания Чонгука и отворачивается, чтобы пойти к ужинающей стае. Чонгук быстро обводит их взглядом: кто сидит прямо на земле, кто на бревнах, а родители стоят отдельной кучкой, чтобы дети не дотянулись до их тарелок. Волчата вьются между ног взрослых, ещё не решаясь подойти к сидящим на земле альфам — получили бы по ушам. В душе сразу как-то становится спокойнее. Его волки все сыты, одеты и счастливы. А дети, самое важное, довольно ластятся, пусть и порыкивают от обиды. Идя в сторону леса, Чонгук думает о своих чувствах и почему-то о том, как объяснить их Тэхёну. В голове крутится его “это как семья?”, а слов, чтобы объяснить разницу не находится. В душе ещё теплеет от сытой и довольной стаи там, в сердце деревни, но как объяснить Чонгук не знает. Тэхён встречает его на пороге дома, сразу взяв одну из больших тарелок. Он суетится, выглядит растрепанным словно птенец, только выпавший из гнезда, и семенит до стола на самом деле также, будто неловко. — Как твои раны? — Чонгук, кажется, впервые осознает, что омега был ранен. И для него, как для человека — серьезно. — О, — Чонгук отодвигает деревянный стул и парой движений зажигает несколько свечей на столе, — всё почти совсем зажило, Хосок сказал, что уже беспокоиться не о чем. — Да, он сказал, что у тебя раны заживают тяжелее, чем у нас. Отставив свечи подальше от окна, на котором немного колышется от ветра туль, Чонгук наконец поднимает взгляд на омегу — тот набивает щеки овощами, довольно сверкая глазами. Пожалуй, альфа будет есть помедленнее, чтобы если что доложить ему из своей порции. — Может, — Тэхён сжимает челюсти, отчего его щеки сильнее надуваются и не продолжает, а Чонгук тихо посмеивается с него, тоже принимаясь за еду. — Может, — Тэхён шумно сглатывает, — вы как собаки? Говорят же “заживет, как на собаке”. Последний звук еще не вылетает из его рта, как Чонгук чувствует расходящийся волнами страх. Тэхён явно подумал после того, как сказал. — Я-я, — Тэхён мямлит, а когда Чонгук поднимает на него глаза, медленно дожевывая кусочек мяса, омега даже сжимается в плечах и будто вдавливается в спинку стула. — Я- — Забавно, — альфа фыркает и сразу улыбается, когда Тэхён на глазах расслабляется. Распускается, будто цветок после дождя, когда выглянуло солнце. — Думаю, есть доля истины в твоих словах. Собаки ведь от волков произошли. — А волки от вас? — Слова явно срываются быстрее, чем успевает сдержать их омега — Тэхён снова как-то настороженно поглядывает на Чонгука из-под челки, пусть и делает вид, что ест. — Сомневаюсь, — Чонгук бросает на омегу взгляд, сдерживая улыбку, когда после быстрого столкновения Тэхён тушуется и принимается за ужин. — Это наш дар от Тэлике, но когда, как и за что, тебе вряд ли даже старейшины ответят. Хотя можно попробовать спросить, тогда будет ужин полный историй. Омега лишь мычит ему в ответ, стесняясь проявить интерес. От него снова чувствуется легкое напряжение — должно быть в мыслях у него хаос. Доедают они в тишине, для альфы очень даже спокойной. Он прислушается к визгам малышей вдалеке, которым всё-таки отдали мясо и спокойно доедает, а вот Тэхён, напротив, есть стал медленнее, будто растеряв весь свой аппетит. Чонгук мельком смотрит в тарелку, успокаиваясь от того, что съел омега немногим меньше, чем обычно ест тот же Чимин. — О, — Тэхён, почувствовал, что Чонгук сидит напротив него, наблюдая, только через пару минут прямого взгляда. Инстинкты у людей ещё слабее, чем думал Чонгук. — Я заварил чай, пока вы… Ты ходил за ужином. Он ещё не должен был остыть, поэтому если хочешь, давай я тебе налью, там травы Хосока, они очень-очень ароматные и- — Тэхён, — Чонгук прерывает его лепет, коснувшись руки со сжатой вилкой. — Не переживай, я не кусаюсь. Поешь ещё сколько тебе хочется и давай вместе выпьем чай на улице. Только закончив, альфа сразу же поднимется и отходит к кухне, чтобы не дать Тэхёну сказать что-то против. Чонгук делает за пару движений две кружки чая и, так и не услышав, что омега ест, выходит на улицу. На небольшой веранде нет даже маленького кресла, за что Чонгук ругает себя — как он мог в доме для болезней, родов не подумать принести что-то мягкое для отдыха на улице. Но, видимо, Хосок принес шерстяное одеяло — его-то Чонгук тоже берет. Он удобно усаживается на второй ступеньке и стягивает с ног легкую обувь, чтобы зарыться ими в мох, очищенный от шишек. Тэхён приходит всего через несколько минут, Чонгуку даже не наскучила тишина, чтобы прислушиваться к действиям омеги. Альфа молча хлопает ладонью по расстеленному рядом с собой одеялу, даже не повернув головы. Когда Тэхён шелестится, сев рядом, Чонгук накидывает остатки одеяла ему на спину и плечи, давая плотно укутаться и сохранить тепло. Лишь когда омега начал напоминать перемотанного пеленками младенца, Чонгук подает ему теплый чай. — Послушай лес, — Чонгуку вдруг очень захотелось показать ему, чем он живет. Что слышит. Что чувствует. Что чует. Тэхён ведь лишен всего этого. Но зато он может почувствовать спокойствие засыпающего леса, где почти все птицы уже смолкают. Омега прислушивается к Чонгуку и медленно осматривается, замирая глазами на месте и вслушиваясь в трель маленьких птичек. Чонгук просто упирается на руки позади себя и зарывает глаза, отдаваясь этому умиротворению. — Тэхён, — он поздно понимает, что Тэхён ведь даже не знает, как поддаваться лесу. Он, возможно, даже не умеет слышать мир. — Закрой глаза и просто слушай. Они везде, не следи за каждой пташкой или упавшей шишкой. Безмолвно Тэхён его слушается и лишь тихонько дышит рядом. Чонгук растворяется в лесу, как часто любит делать в шкуре волка, настолько сильно, что коснувшаяся его плеча макушка заставляет вздрогнуть. Тэхён, задремав прямо с чашкой в руках, бесстыдно приваливается к его боку, хотя будь он в сознании, испуганно бы отскочил. Убрав из его рук подальше чашку, Чонгук поворачивается и дает омеге привалиться к своей груди. Обняв, альфа поднимает его на руках, ещё раз обводя взглядом — Тэхён кажется слишком легким, хотя крохотным его не назвать. Пронося омегу мимо стола, Чонгук отмечает, что тот доел свою порцию полностью. Возможно, побоялся обидеть Чонгука. В постель альфа укладывает его практически бесшумно, даже умудрившись откинуть одеяло. Он вспоминает, что спину не обработали, с сожалением не из-за нагоняя от Хосока, а из-за здоровья омеги — тот слишком хрупок, оказывается, даже для их дружного мира. — Чонгук, — хриплый голос зовет, когда Чонгук задувает последнюю свечу, оставляя только свет из не зашторенного окна. — Да, Тэхён? Альфа оборачивается на голос, ещё не привыкнув после света к темноте — поэтому силуэта омеги он не видит. — Ты мог бы обратиться? Голос его звучит так невинно и слегка напугано, будто Тэхён боится своего же интереса. Чонгук лишь фыркает и привычно сбрасывает на пол одежду, не боясь, что омега сможет увидеть. Расправив плечи, альфа медленно выдыхает и дает искрам пробежаться по его коже. Обращение ощущается, как потягивание после тяжелой работы — Чонгук также протяжно вздыхает, только уже волчьей пастью. Из угла комнаты доносится голос — мягкий, омежий, но взволнованный. Волк стряхивает с ушей невидимую пыль и парой шагов подбирается к постели, а, почуяв на ней тепло, всё ещё наполненное тревогой, альфа ступает мощными лапами по очереди наверх. Комок не шевелится рядом, но Чонгуку этого и не нужно — ощутив исходящее волнами тепло от его тела, он растягивается вдоль бока омеги, отделяя его от всей темноты собой и кладет голову прямо куда-то в середину этого комка. Голос снова раздается и снова встревоженный, отчего Чонгук тихо рычит — сразу ощутив холодную волну от комочка в темноте, — а после начинает тихо порыкивать. Волк почти что мурлычет и спокойно закрывает глаза, чувствуя, что омега перестает тревожиться. Альфа засыпает первым, стоило только прохладной ладони зарыться в его шерсть, под тихий голос — будто урчащий ему в ответ.