До самой смерти и даже дальше

Сладких яблок в этом году уродилось меньше на два ящика. Чонгук поджимает губы, обводя взглядом уставленный ящиками с яблоками мох — в этом году урожай в целом меньше, чем в прошлом. Немного, но всё же. Записав свои подсчеты в блокнот, альфа откладывает тот и оглядывается на оставшиеся деревья — зимние ещё постоят месяц, а вот оставшиеся четыре дерева спелых стая собирает во много рук, справятся за час скорее всего. Пролистнув пару страниц блокнота, Чонгук вспоминает запасы ягод — на зиму должно хватить, но поискать в лесу бруснику лишним не будет. — Вожак, вот ты где, — Джугён, одна из старейшин стаи, бодрым шагом направляется к Чонгуку. — А вы откуда здесь? Только не говорите, что хотите помочь со сбором, — готовый к спору, Чонгук щурится. Со стариками, как и детьми, нужно быть строгим. Чонгук уже успел прознать это, когда один из старших по его вине заболел на целую неделю. — Да не собираюсь я тебя гневать, — старушка машет на него, более не обращая внимания. Оно устремлено в сады. Туда, где Тэхён вскрикивает, когда Чимин шлепает его, а после с визгом устремляется прочь от решившего поиграть омеги. Чимин, впрочем, играть настроен — гонится за ним следом, петляя меж деревьев. Чонгук с тихой радостью смотрит на Юнги, обречено выглядывающего из кроны дерева — теперь ему некому передавать яблоки с высоты, чтобы аккуратно их положить. — Он уже привык? — Чонгук протягивает руку, когда Джугён оказывается рядом, и помогает ей присесть на мох. Не потому, что она уже обессилила, а потому, что он альфа, а перед ним — омега. — Не до конца, — Чонгук переводит такой же задумчивый взгляд на человека, смиренно вернувшегося к Юнги, чтобы забрать из рук ведро и подать пустое, а после убежать — Чимин успел нагнать его. — Но ему комфортно в знакомом кругу. — Ты созовешь старейшин на совет? — Не буду пугать Тэхёна. Узнаю всё сам, а после, разумеется, обсудим на совете, — Чонгук в очередной раз поднимает взгляд к далеким пикам гор, снова предаваясь тяжелым раздумьям. — Яблони окрепли за лето, — временами Чонгук и забывает, насколько опытны и проницательны старшие. Он, чуть подняв уголки губ, переводит взгляд на женщину. А та улыбается ему с печалью, которую он видит с юношества — на альфе след сироты. Ему не улыбнется так близкая душа, не согреет любовью и советом. Вместо этого каждый старший в стае пытается, но чувствует, что не заменит двух огромных сердец родителей. — Думаю, следующей весной зацветут, — Джугён, убедившись в чем-то своем, легко поднимается на ноги и снова смотрит в сторону работающей стаи в саду, почти полностью выращенном её заботливыми руками. — Я посажу ещё несколько деревьев в зиму. Улыбнувшись на прощание, женщина разворачивается, но Чонгук, чувствуя нечто неприятное в себе, обходит её и встает лицом к лицу, заглядывая в глаза. — Спасибо. За то, что сберегли ради стаи сад и расширяете его, — он редко говорит это, но только благодаря покровительству Джугён прошлый вожак не загубил и это. — И за остальное. — Ты слишком много тут, — женщина, показав с улыбкой глубокие морщины вокруг глаз, касается ладонью лба Чонгука, а потом опускает ее на грудь мужчины. — И слишком мало тут. Внемли моим словам — счастье, когда ты найдешь между головой и сердцем равновесие. Страх губит тебя сильнее того, чего ты боишься. Чонгук слушает, но не в силах больше смотреть в ее глаза. Этот страх он унесет с собой в могилу, никогда не сможет избавиться от него, ибо предвещает это погибель других. Унесет с собой и вину, которая никогда не отпустит его сердце. — Страх дает силы не допустить ошибок. — То не были твои ошибки, Чонгук. Не первый раз Джугён говорит это. Но уже не пытается говорить дальше — постучав по груди альфы, она проходит мимо. Проводив её взглядом, Чонгук недовольно поджимает губы. Он не любит вспоминать о прошлом, а особенно не любит, когда это делает кто-то другой. Но почему именно сейчас это тревожит альфу больше всего? — Чего с лицом? Чонгук, забывшись в мыслях, едва не вздрагивает от знакомого голоса. Ильсан легко касается плеча альфы, напоминая о совсем других прикосновениях. Омега умеючи направляет альфу, усаживает в тени дерева и ненавязчиво садится рядом, не убирая пальцев от плеча мужчины. — Ты давно не заходил, — не получив ответа от Чонгука, Ильсан пробирается пальцами выше, а после сжимает шею мужчины, разгоняя по его телу легкие мурашки. — С кем-то ещё делишь ложе? — Нет, — Чонгук снова сам собой цепляется взглядом за невинную душу, что с яркой улыбкой смеется, когда Чимин тянется за яблоками и чуть не падает с плеч Юнги. В руках омеги, знающего тела, Чонгук видит лишь другого, пробирающегося в душу. — Не хочу, — на круглом лице Ильсана нет и следа обиды, хоть Чонгук и говорит ему, что он не желанен сейчас. — Много дел. — У тебя всегда много дел, — омега так легко ему улыбается и отмахивается рукой. — От тебя совсем уже не пахнет мной, молодые заглядываются почти уже все. Скоро начнут действовать, Чонгук. — Они же не ведают чувств ко мне, как к альфе. Я — вожак, — Чонгук хмыкает, завидев одну из стаек омег. Среди них есть Джису, абсолютно однозначно смотрящая каждый раз в след альфы, будто он этого не замечает, и решившаяся пару раз подойти, чтобы проявить заботу. — Ты лучший альфа, конечно, на тебя засматривается молодняк. Для них ты сильный, красивый, умный и самый важный в стае. Чонгук лишь хмыкает, потому что Ильсан прав. Далеко не все в стае понимают, насколько сильный груз придавливает его плечи к земле. Но никто не знает, скольких сил Чонгуку стоит не упасть под ним. — Но они-то не ведают, что твое сердце принадлежит стае. И не может стать чьим-то, — Ильсан сам хмыкает, но после будто просачивается в мысли Чонгука, смотрит в ту же сторону, на маленького человека. — Или может. — Я не могу принадлежать омеге, Ильсан. Сейчас даже телом, сам видишь. — Головой-то ты это решил, но вот сердцу попробуй донести. — Что ж вы все сегодня об одном, — Чонгук закатывает глаза, на что Ильсан шикает и позволяет себе ударить его по плечу. — Кто ж виноват, что у тебя разлады между сердцем и головой? Оставляя последнее слово за собой, омега поднимается. Даже не стряхнув иголки со штанов и не простившись, он уходит к деревне, а Чонгук легко забывает его близость, но вот не слова. Он снова, не заметив этого, находит взглядом Тэхёна. В голове томится рой, ставший ещё более беспокойным, но Чонгуку удается усмирить его, наблюдая за осторожностью, с которой омега крутит в пальцах яблоки, аккуратно снимая их с дерева. Чонгук находит покой в одном юном сердце, которое точно не сможет разделить его ношу. Но будучи вдалеке от него, Чонгук не сможет навредить. С каждым новым яблоком, которое Тэхён укладывает в деревянный ящик, Чонгук всё медленнее и медленнее очерчивает его движения. А последним перед тем, как он окончательно закрывает глаза, расплачиваясь за бессонные ночи, становится слабая улыбка. Но вожак не видит, что предназначена она именно ему. Чонгука выдергивает из темноты тепло словно вышедшего солнца. Едва разлепив веки, Чонгук не видит никаких теплых лучей — не замечает медовый взгляд чуть сощуренных глаз. — Юнги сказал не надо, но я принес одеяло, — Тэхён шепчет и мило улыбается, сковывая щеки легким румянцем. — Так ведь уютнее и точно не холодно. Чонгук не решается сказать, что он привычный к улице и вряд ли сможет замерзнуть здесь. — Мы всё собрали, Чонгук, — Тэхён старательно поправляет одеяло, а после чуть отклоняется, заглядывая альфе в глаза. — Отдыхай спокойно, пожалуйста. Улыбнувшись ему на прощание, Тэхён отходит, открывая вид на переговаривающуюся шепотом стаю — Юнги руководит переносом ящиков в деревню. А Чонгук провожает тонкую спину омеги взглядом. Под одеялом и правда уютнее.