***
Едва ли Сунджон в этот непринуждённый день мог ожидать, что в его кабинет весьма своевольно и неожиданно ворвётся средний сын. Даже наследный принц предупреждал отца о своих визитах, впрочем, Тэхёну император всегда позволял намного больше, чем другим сыновьям. Ведь как можно ругать или, упаси боже, наказывать единственного сына-омегу, который с детства смотрел на Его Величество своими ясными нежными глазами, просил поиграть с ним в куклы и так заливисто смеялся, не в пример братьям-альфам, которых статус обязывал с юных лет быть куда сдержаннее? Однако Сунджон часто ловил себя на мыслях, что у его особого отношения к Тэхёну была ещё одна причина. Детей от горячо любимого омеги и любишь столь же сильно и безгранично. Был бы даже Тэхён альфой, всё равно ему бы позволялось намного больше. — Тэхён, что-то случилось? — несмотря на накопившиеся дела, стоит сыну появиться в дверях, Сунджон тут же откладывает в сторону все документы и донесения, приготовившись внимательно слушать, с чем же к нему омега пришёл, а судя по тому, сколь стремительно принц вошёл в кабинет, пришёл он явно не просто так. — Отец, мне нужно очень серьёзно с тобой поговорить. Это касается меня и очень важно. — Всё, что касается тебя, для меня важно. Ты выглядишь взволнованным, что произошло? — пока омега садится в кресло напротив письменного стола императора, сам Его Величество, откатывает коляску от стола и пододвигается поближе к сыну, не желая, чтобы в момент столь важного разговора между ними был какой-то дурацкий стол. — Отец, это по поводу моей свадьбы, — осторожно и издалека начинает Тэхён, который, пускай и был полон решимости, но не знал, как лучше подступиться к волнующей просьбе. — Я слушаю. — Сегодня со мной связался герцог Нам и сообщил, что свадьбу придётся перенести. Его переводят в Испанию, и в ближайшие два года он не появится в Чосоне, — принц не успевает договорить, как его перебивает взволнованный император, который, если мог бы сейчас возмущённо встать, непременно бы это сделал. — Это невозможно! Я сейчас же свяжусь с министром иностранных дел и выясню, что они себе позволяют. Кто имеет наглость срывать свадьбу сыну императора?! — Сунджон спешно возвращается за стол и уже было тянется к телефонной трубке, когда Тэхён продолжает свою непростую речь: — Не стоит, дело в том, что, — приходится вновь сделать паузу, два глубоких вдоха, и наконец Его Высочество говорит: — я не хочу замуж за герцога Нама. — Но почему, Тэхён? — искренне недоумевает император, который был всё это время уверен, что сын в восторге от выбранного ими с наложником Кимом жениха. — Лучше герцога Нама ты не найдёшь никого во всём Чосоне. Я понимаю, ты наверняка нервничаешь, но поверь, с ним ты будешь счастлив. Он один из немногих, кому я мог бы доверить тебя и быть спокойным, что ты всю жизнь не будешь ни о чём тревожиться. Мне ведь нужно передать не только империю в надёжные руки, но и тебя, — произносит Сунджон с непритворной заботой, и при других обстоятельствах омега бы к отцу прислушался, но Тэхён уже для себя решил: по-настоящему счастлив он может быть только с одним альфой. — Я люблю другого, отец, — на выдохе произносит принц. — Я хочу быть только его мужем. — И кто же этот счастливец? — с ласковой улыбкой спрашивает Его Величество, не догадываясь, какую шокирующую правду готовится обрушить на него омега: — Чон Хосок. Тэхён ожидал, что легко и быстро получит от родителя благословение, ведь что может быть плохого в сыне премьер-министра? Вот только вопреки всем ожиданиям Сунджон изумлённо замирает, а на его лице не заметно ни намёка на прежнюю улыбку. Его Высочество предполагает, что отцу нужно немного обдумать услышанное, и он тут же смирится, вот только император разрушает все мечтательные ожидания одним жёстким и категоричным: — Нет. Омега не может отрицать, что опешил от услышанного. Впервые в жизни он получил от отца отказ. Разве можно было такое вообразить? — Но почему? Я ведь люблю его и, — однако договорить Тэхёну не позволяют. — Он тебе не ровня, — вновь не терпящим возражений тоном. — Потому что у него нет титула?! — когда омеге в чём-то отказывали, в бой вступала его крайне капризная сторона, привыкшая всегда получать то, что принц хочет. — Но что тебе мешает его даровать? — Что тебе тогда мешает отречься от титула принца? Отрекайся и выходи замуж, за кого хочешь, — подобная мысль никогда в жизни даже не проскальзывала в голове Его Высочества, а потому он не сразу находит, что можно было бы отцу ответить: — О чём ты говоришь, отец? С какой стати я должен отрекаться от титула? Я родился принцем и всегда им буду. — А он родился нищим и безродным, и я не допущу, чтобы мой сын был связан с такой фамилией, — Сунджон был непреклонен, и Тэхён понял, что у него остался лишь один козырь в рукаве: — Я жду от него ребёнка. В это мгновение в кабинете повисает напряжённая тишина. Омега не может до конца осознать то, что признался отцу, а император не в силах поверить в то, что только что услышал. Одной из тех вещей, которые Сунджон никогда не подвергал сомнению, был тот факт, что его горячо любимый сын невинен и чуть ли не до сих пор ребёнок. То, что произносит Тэхён оказывается для альфы словно гром среди ясного неба. Император ничего не говорит, не смотрит на сына, а Его Высочество начинает ни на шутку волноваться. Волнение лишь усиливается, когда омега замечает, как отец едва заметно потянулся правой рукой к сердцу. Подозрения быстро рождаются в голове, и вот Тэхён спешно встаёт со своего кресла, подходит к родителю со спины, пока Сунджон прикрывает глаза и с мучительным выдохом наклоняется над столом. Омега едва успевает отца подхватить, а после кричит, дабы слуги в коридоре точно услышали: — Срочно позовите врача, Его Величеству плохо! Определённо, когда Тэхён говорил о своей беременности, он точно ожидал не этого.***
Когда прибыл врач, Его Высочеству велели покинуть кабинет императора, и с этого времени омегу отец так и не позвал. Впрочем, Тэхён и сам не торопился к Сунджону врываться. Альфе очевидно нужно было прийти в себя, осознать всё то, что ему сказал сын, и желательно при этом не пересекаться с этим самым сыном. Неизвестно, какая могла быть реакция на этот раз, принц и так уже достаточно натворил. Волнение за отца на время перекрыло собственные переживания омеги, а когда ему сообщили, что состояние Его Величества пришло в норму, внутри образовалась зияющая пустота, которую быстро заполнял один единственный вопрос: «Что я натворил?». А если бы врач не подоспел вовремя? Здоровье Сунджона после теракта и так оставляло желать лучшего, а Тэхён своими капризами и откровениями мог окончательно свести любимого отца в могилу. И неужели какая-то там любовь того стоит? Что если Его Величество прав, и они с Хосоком действительно друг другу не пара? Всего лишь зашедшая слишком далеко интрижка, которую никто не смог закончить вовремя, но похоже, время пришло. Когда Тэхён возвращается в свои покои, он опускается в плетёное кресло и сразу же тянется за пачкой сигарет на небольшом журнальном столике. Курить хотелось ужасно, и едва ли что-то ещё могло бы помочь унять дрожь в руках. Даже врачи используют никотин как успокаивающее средство, так почему бы не прибегнуть к нему? Справиться со спичками удаётся не с первого раза, но всё же наконец получается поджечь кончик, и горьковатый дым проникает в горло, даря долгожданное чувство умиротворения и иллюзорного ощущения контроля над ситуацией. После первых нескольких затяжек, мысли приходят в порядок, и Тэхён вновь задумывается, как же ему поступить? Даже если оставить мысли о браке с Хосоком, как быть с ребёнком? Может, ещё не поздно обратиться к соответствующим врачам и избавиться от него? Учитывая все свои многочисленные романы, Тэхён потенциально всегда был готов принять подобное решение, если потребуется, вот только сейчас от одной только мысли становилось тошно. Если уж им с Хосоком не дадут быть вместе, пускай будет небольшой мостик, соединяющий их и делающий кем-то больше, чем просто любовники. Любовников у принца было достаточно, мешать Чона со всеми этими альфами не хотелось, а вот если он будет отцом его ребёнка — это уже совершенно иной статус, другой уровень близости. К тому же, был высокий риск после операции больше не иметь возможность снова иметь детей, к такому Тэхён был не готов. Поэтому аборт совершенно точно исключён, омега родит этого ребёнка, пусть даже если придётся делать это в тайне. С тяжёлым сердцем принц ложится спать, однако заснуть едва ли получается. Не помогает ни убаюкивающее чтение Сокджина, ни ещё одна выкуренная сигарета, ни даже небольшой бокал виски, тяги к которому у Тэхёна никогда не было. В душе поселилась тревога, которая никуда не собиралась уходить. Компаньон предложил лечь рядом, однако Его Высочество отказался, сославшись на то, что ему стоит побыть одному, Сокджину не оставалось ничего другого, кроме как согласиться. От того становится ещё неожиданнее, когда посреди ночи Тэхён слышит, как открывается входная дверь в его спальню с тихим, едва заметным скрипом. — Я же говорил меня не беспокоить, — раздражённо произносит омега, который все эти часы мучался от бессонницы, а потому был вдвойне раздражителен. — Даже мне нельзя? Вопреки всяким ожиданиям и даже здравому смыслу, Тэхён слышит у двери отнюдь не голос компаньона и даже не одного из многочисленных слуг. Омеге даже кажется вначале, что у него из-за нервов развились галлюцинации, а потому принц тут же принимает сидячее положение на кровати, тянется к торшеру на прикроватной тумбе, и когда комнату заполняет не слишком яркий рыжеватый свет, поворачивается к вошедшему. Нет, Его Высочеству не показалось, или же галлюцинации оказались настолько сильными, что теперь ещё и подкидывают визуальные иллюзии. В дверном проёме стоит Чон Хосок, и Тэхён не может даже вообразить, как он здесь оказался. — Как тебя пропустила охрана? — недоумевает омега, пока Хосок непринуждённо подходит к его постели, совершенно не боясь, что его в любую минуту может кто-то застать в спальне принца. — Ты, наверное, забыл, что вся дворцовая охрана подчиняется мне, — не успевает Тэхён опомниться, как его утягивают в нетерпеливый влажный поцелуй, которого принц совершенно не ожидал, но не был против. — У меня сегодня входит в планы тебя украсть, и я не потерплю возражений. — Хосок, что ты... — Собирайся скорее, машина уже ждёт и позови с собой компаньона, если достаточно ему доверяешь, и не забудь надеть шляпку, — крайне странные распоряжения, которые не дают омеге понять, что Чон имеет в виду, и принц даже начинает подозревать, а не пьян ли альфа, но всё же быстро понимает, что Хосок совершенно трезв. — Я ничего не понимаю, Хосок, мне правда сейчас не до шуток. — А я и не шучу. Священник уже ждёт нас, мы едем венчаться, — Тэхён так и замирает, не в силах ничего на это ответить, пока Чон выглядит бодро и весело. — Понимаю, что ты рассчитывал не на такое предложение, но сейчас у нас очень мало времени. Хотя, к чёрту, — столь же резко, как и ворвался в спальню, альфа опускается на одно колено перед постелью принца, а после сжимает его правую руку в своих ладонях и произносит: — Ваше Императорское Высочество Ли Тэхён, я люблю вас и едва ли смогу прожить без вас хотя бы день. Вы согласны стать моим мужем? — Хосок, я не могу, отцу сегодня стало плохо, когда я рассказал о нас с тобой. Это невозможно, — как бы ни хотелось ответить заветное «да», как бы сердце предательски не начало биться чаще, были вещи намного важнее любви Тэхёна. — Всё возможно, не переживай, отец всё устроил, священник в курсе, кто мы, и согласен провести церемонию, — Хосок, впрочем, в своей целеустремлённости не унимался. — Даже если так, что будет потом? Мы обвенчаемся, но это не будет иметь никакой силы, отец сегодня дал мне понять, что всё равно собирается выдать меня за какого-нибудь родовитого и богатого аристократа. — Тэхён, прошу, давай сделаем это ради нас. Не важно, что будет потом, и что с нами случится, насколько далеко друг от друга мы окажемся, главное, что мы будем знать главное: мы супруги. Пускай даже не перед людьми, но перед Богом. Эта клятва куда сильнее, чем все те официальные бумаги, которые тебе выдадут после свадьбы с каким-нибудь герцогом. В голосе Хосока столько искренней мольбы, что у Тэхёна не остаётся никаких сил ему отказать. Да и глупо было отрицать, что омега сам бы этого не хотел. Он сам днём думал, как было бы прекрасно, обрети их связь с Чоном более прочный фундамент. Омега полагал, что этим фундаментом в их случае может стать только родительство, но Хосок предлагал куда более волнующий и волшебный вариант — стать супругами. Тэхён по закону не имел права официально выходить замуж за простолюдина, но ведь тайно венчаться никто не запрещал. К тому же, это дарило омеге весомую долю свободы. Альфа прав, на бумагах принца смогут выдать за кого угодно, но для церкви и Бога его второй брак действительным никогда не будет, если он ранее обвенчался с другим. Они с Хосоком будут навечно принадлежать друг другу: и в горе, и в радости, и в богатстве, и в бедности. И в жизни, и после смерти. — Я согласен.***
Автомобиль останавливается у неприметной церкви практически на окраине Сеула, и вряд ли Миндже мог предположить, что окажется в подобном месте посреди ночи, однако с принцем нельзя было загадывать что-то наверняка. Его Высочество срочно поднял компаньона, когда тот уже крепко спал, и велел как можно скорее собираться. Лишь одевшись, Пак увидел в покоях принца Чон Хосока, и тогда же омегу срочно ввели в курс дела. Возлюбленные решили тайно обвенчаться посреди ночи, но им нужен свидетель, которым и должен стать Миндже. Компаньону ничего не оставалось, кроме как согласиться на эту роль, хотя едва ли омеге было легко свидетельствовать данный брак. Была бы на то воля Пака, он бы никогда не отдал Тэхёна кому-то вроде Чон Хосока, однако имел ли Миндже моральное право высказывать хоть какое-то недовольство. Он желает Его Высочеству лишь счастья, и если его счастье рядом с таким человеком, Пак будет молчать. В церкви их уже ждали Чон Сукчон и немолодой пастор, в котором Миндже без труда узнаёт епископа, проводившего венчание наследного принца и Банджа. На что только не пойдёшь, лишь бы сохранить благосклонность главного человека в стране. Оставалось только гадать, насколько сильными были сомнения и опасения священника навлечь на себя гнев императора. Судя по его странной дёрганости, были они весьма сильны. Внутри церкви царит неприятная глазу полутьма, которую разрезают лишь несколько зажжённых свечей, впрочем, всем присутствующим остаётся с ней только смириться, тратить время на зажжение ещё десятка свечей никто не собирался. Было заметно, как все торопились и нервничали, спокоен был, пожалуй, только Чон Сукчон, рядом с которым просят встать Миндже на время церемонии. Тэхён и Хосок вместе со священником тем временем оказываются у алтаря, принимаясь внимать вступительной молитве, а Пак не до конца может осознать, что совсем рядом с ним человек, которого он до глубины души ненавидит и до сих пор не теряет надежд на его скорую кончину. Был бы у Миндже револьвер, он бы непременно выстрелил, вот только пока стреляли, похоже, только в его собственное сердце, когда по церкви разносится: — Я, Теон, беру тебя, Константин, в законные мужья, — пускай по традиции первыми спрашивали альф, положение принца даже здесь даёт о себе знать, и священник обращается к нему первым, без слов намекая повторять за ним. — Я, Теон, беру тебя, Константин, в законные мужья, — тут же произносит Его Высочество, и Миндже отчётливо слышит радость в его голосе. — Чтобы быть с тобой отныне и вовек, в горе и в радости, в богатстве и в бедности, — священник вновь делает паузу, позволяя Тэхёну повторить за ним все слова. — Чтобы быть с тобой отныне и вовек, в горе и в радости, в богатстве и в бедности, — невольно Пак концентрирует внимание на том, с какой нежностью Его Высочество смотрел на своего жениха, пока говорил это. Нежностью, о которой Миндже никогда не мог и мечтать. — В болезни и в здравии, любить, оберегать и быть покорным, пока смерть не разлучит нас, — договаривает епископ слова брачной клятвы, и компаньон мог ожидать, что последние слова Тэхёну не слишком придутся по душе, однако вопреки всему, омега, ни на мгновение не прервавшись, повторяет: — В болезни и в здравии, любить, оберегать и быть покорным, пока смерть не разлучит нас. — Я, Константин, беру тебя, Теон, в законные мужья, чтобы быть с тобой отныне и вовек, в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, любить, оберегать и почитать, пока смерть не разлучит нас, — теперь приходит очередь Хосока произнести клятву, и альфа столь же уверенно, как и возлюбленный, повторяет все слова священника. Звучат молитвы, всё происходит так быстро, что едва ли Миндже замечает, как новоиспечённых супругов просят подписать соответствующие бумаги о венчании, а после епископ подзывает премьер-министра и компаньона принца, дабы они оставили свои подписи в качестве свидетелей. В себя Пак приходит лишь когда его подзывают второй раз и на негнущихся ногах омега подходит к алтарю, где ему протягивают ручку и указывают, где именно следует расписаться. Миндже гипнотизирует лист бумаги, однако под выжидающим взглядом священника всё же начинает аккуратно выводить буквы своего имени. Полностью уйдя в себя, омега не сразу замечает, как к нему со спины подходит радостный Тэхён, которому уже не терпелось забрать заветное свидетельство о венчании. — Почему Пак? — неожиданно спрашивает Его Высочество, и в этот момент Миндже осознаёт страшное: он так глубоко погрузился в свои мысли, что совершенно забыл о «настоящем» имени, начав рефлекторно писать «Пак Миндже». — Простите, Ваше Высочество, не знаю, что на меня нашло, — омега спешно зачёркивает уже написанное «Пак» и спешно выводит успевшее стать противным «Ким Сокджин» — имя, которое никогда не существовало, личность, которой никогда не было. — Ничего, это наверняка всего лишь недосып, не так страшно, если будет небольшая помарка Действительно, небольшая помарка в документах не так страшна. А вот тот факт, что принц доверял самому злостному лжецу ужасал.