Слэшер

В конце апреля, когда растаял почти весь снег, Фридрих узнал еще одну новость. Ссылка Эрни заканчивалась пятого мая, досрочно, за примерное поведение. Рассказал ему об этом Анхель, припершийся в гараж в коротких шортах, из которых торчали тонкие ноги в фиолетовых чулках. — Опять тебя Кончем за чем-то прислал? — сказал Фридрих, впуская его внутрь, и добавил укоризненно: — Отморозишь рабочее место свое. — Весна уже, тепло, — зябко поежился Анхель и ни с того ни с сего брякнул: — Док скоро уедет. — Куда, — не понял Фридрих. — В Валбжих, блядей лечить? — эта тема, про блядей, волновала его теперь особенно живо. Отныне Фридрих решил иметь дело только с продажными, хватит с него, налюбился. Он даже ездил несколько раз в Валбжих к тем самым омегам, и от этого становилось тоскливо и гадко, как будто Фридрих выебал кучу дерьма. — Нет, совсем уезжает, выпускают его, — вздохнул Анхель. — Пропадет моя жопа. — А ты откуда знаешь, — рявкнул на него Фридрих, и Анхель закрылся рукой и отскочил к стене: — Так... болтают же. Эрни говорил. И тогда Фридрих понял, что еще не достиг самого дна своего одиночества. Эрни, пусть даже чужой и холодный, незримо присутствовал в его жизни. Почему-то Фридрих решил, что так будет всегда. — Пятого мая дока выпускают, — Анхель бочком продвинулся к двери, испуганно вертя головой, и выскочил вон. Фридрих накинул куртку и вышел во двор покурить. Пристрастился к этой заразе в ссылке, а раньше ведь и в рот не брал. Он бездумно пошел шляться по поселку и непонятно как оказался перед медпунктом. Эрни стоял на крыльце и тоже курил, глядя в бледное, покрытое редкими облачками небо. Радовался, наверное, своей скорой свободе — чуть больше недели ведь оставалось. — Привет, — сказал Фридрих. Эрни вздрогнул и выбросил недокуренную сигарету в пепельницу. Фридрих бездумно проследил за полетом крошечного огонька. Пепельница была сделана из большой консервной банки и обклеена разноцветными камушками. — Здравствуй, Фридрих, — Эрни холодно кивнул ему и ушел внутрь. Фридрих поперся за ним. У себя в смотровой Эрни резко развернулся и уставился на него. Губы его были плотно сжаты, а пальцы слегка подрагивали — Фридрих надеялся, что от волнения, а не от страха. — Говори, — нарушил их молчание Эрни. — Прости меня, — сказал Фридрих. — Я тебя люблю. — Вот как, — Эрни неловко усмехнулся и отступил, когда Фридрих шагнул к нему. — Понятно, Фридрих, ты меня любишь. Я тебя прощаю. А теперь уходи. — Нет, — Фридрих поймал его за плечо, и Эрни напряженно замер. — Ты же скоро выходишь, Эрни? Я хочу нормально с тобой попрощаться. — Ну, прощай, что ли. Фридрих засмеялся, хотя ему было совсем не смешно, а скорее больно. Он прижал Эрни к себе и уткнулся носом куда-то ему в ухо, вдыхая такой мучительно родной запах. Даже беременный его ребенком Кристоф не ощущался настолько своим. — Прощай, Эрни, — прошептал Фридрих и все держал его, никак не мог отпустить. А Эрни внезапно расслабился в его объятиях и резко вдохнул: — Господи, Фридрих, за кого ты меня держишь? За одного из своих омежек, которых чем больше пиздишь, тем выше они жопу перед настоящим самцом задирают? — Ты нихуя на омегу не похож, в этом-то вся и проблема, — улыбнулся Фридрих и провел пальцами по его лицу. Тонкое, как икона в старой церкви. — И я ни разу не ударил ни одного омегу. Настоящие альфы дерутся только между собой. Ну, и с бетами. Эрни закрыл глаза, не отстраняясь от его прикосновений, и Фридрих осторожно снял с него очки и поцеловал в приоткрывшиеся губы. — Ты такой красивый, Эрни, красивее любого омеги. — Особенно, если сравнивать с валбжихскими блядями, — слабо усмехнулся Эрни, и Фридрих засмеялся, радуясь его вернувшейся язвительности. Все лучше, чем равнодушие. — Тебя ни с кем не сравнить. Он потянул Эрни в сторону кушетки. — Хочешь трахнуть меня, чтоб "нормально попрощаться", Фридрих? — Эрни не сопротивлялся, послушно сел, позволяя себя целовать и раздевать. — Хочу заняться с тобой любовью. Эрни грустно усмехнулся: — Хорошо. Фридриху тоже стало грустно — от того, что Эрни был такой погасший и отстраненный. Он погладил его по животу, поцеловал член и яички. Эта невинная ласка всегда действовала безотказно, вот и сейчас Эрни протяжно вздохнул и слегка раздвинул колени, откидываясь, глаза его были закрыты, а член возбужденно торчал. И все равно... все равно что-то было не то, какая-то мелочь впивалась в них, как заноза, и мешала наслаждаться. Фридрих потерся носом об его бедро и вдруг предложил: — А хочешь ты меня трахнуть? — Что? — Эрни приподнялся на локте, и в глазах его заплескался смех: — О боже, Фридрих, какая жертва! — Ну, а что, — заулыбался Фридрих. — Ты же сам говорил, что бетам нужно для полноты сексуальной жизни. — Я согласен, — сказал Эрни и заржал, увидев выражение лица Фридриха: — Не ожидал, да? И, хоть жопа его и закаменела от недоброго предчувствия, Фридрих лишь пожал плечами, улыбаясь вслед смеху Эрни. А тот погладил его по члену и сказал: — За что люблю альф — у вас не падает ни от смеха, ни от страха. — У меня вообще железный стояк, я однажды даже арбуз на спор выебал, — брякнул Фридрих в волнении. — Ну, корочку срезали, конечно... — А у меня нет, — Эрни даже всхлипнул от смеха, — поэтому прекрати меня смешить! — Ладно, давай, — вздохнул Фридрих. — Поищи там нефть. — Сперва в процедурную, нейтрализуем твое нефтерождение. Фридрих нервно засмеялся. Черт, он же не собирался в жопу давать, вот и не подумал про клизму. У Эрни всегда в заднице чисто было, интересно, когда тот успевал. — Становись около раковины и нагибайся, — сказал Эрни в процедурной, доставая прозрачный тонкий шланг с резиновым наконечником. А потом ловко приладил этот шланг на кран и поманил Фридриха к себе: — Давай, не бойся. Без этого в пучину пидарасятины не попадешь. Фридрих подошел, по-прежнему криво улыбаясь, и повернулся к Эрни задом. В жопу проскользнул смазанный наконечник (и когда только Эрни успел, вот что называется — врач). — Расслабься, — Эрни погладил его рукой по животу. — Это вода всего лишь. — А я не лопну? — Фридрих уперся руками в стоящий рядом стул. — Не лопнешь, я знаю, когда остановиться. — Холодно в животе. — Скоро станет горячо, — тихо усмехнулся Эрни. — Все, иди в сортир. В этом во всем было что-то одновременно притягательное и ужасно стыдное, как подглядывать за трахающимися родителями. Фридриху как-то довелось застать их за этим занятием, и следующие полгода он дрочил, представляя именно их. Кончал в руку и тут же испытывал приступ стыда, и клялся себе — больше никогда о таком... Ровно до следующего раза. И теперь, когда Фридрих лежал на кушетке жопой кверху, такой уязвимый, промытый специально для Эрни, он испытывал нечто похожее — стыд, смешанный с возбуждением. В заднице было скользко от вторжения пальцев, но совсем не больно, как Эрни и обещал. — Давай уже, — не выдержал Фридрих. Все эти поцелуи и поглаживания, "ты такой тугой"... Он чувствовал, что не выдержит больше, вскочит и убежит. — Не терпится? — Эрни вытащил из него пальцы и завозился, надевая презерватив. — Можешь без резинки. Я тебе верю. Знаю, что ты ни с кем, только хотел спросить, кто тебе шлет все эти шарфики, платочки-хуечки, расскажешь потом, Эрни. — Фридрих, я как будто радио ебу, — Эрни навалился на него сзади и пропихнул внутрь головку. Больновато, но в целом терпимо. — Я должен знать, — выдохнул Фридрих, ощущения были непередаваемы. Что-то двигалось в нем, раздражая задний проход, возбуждение не спадало и не усиливалось, а Эрни горячо дышал ему в затылок. Фридрих так и не смог под ним кончить, ну, сразу ни у кого не получается, как сказал Эрни, беря у него в рот. И это, естественно, было гораздо приятней долбежки в задницу. — Я так скучал без тебя, Эрни, — простонал Фридрих, кладя руку ему на затылок. — Давай по головке языком еще, вот так... А потом уже, когда они лежали обнявшись на узкой кушетке и курили одну сигарету на двоих, Эрни вдруг сказал: — Эти платочки мне один омега шлет, поклонник моего творчества. — Какой еще омега, — Фридрих поцеловал его в скулу. — Не надо нам никаких омег. — А кто же оценит продолжение про осьминога? — заулыбался Эрни. — Там же все сдохли! — Не все. Хочешь, дам тебе первому прочитать? — Нет, — Фридрих затянулся в последний раз и потушил окурок о ножку кушетки. — Хватит с тебя и моей задницы. — Ее ты тоже не сразу сдал, — губы Эрни дрогнули в усмешке. — Я люблю тебя, — сказал Фридрих, а Эрни ответил: — Я знаю. *** Почему-то они так и не поговорили тогда о будущем, трахались все последние дни, как кролики в течке. Фридрих еще несколько раз сдал жопу, и это оказалось не так уж плохо — как говорится, слабое подобие левой руки. А потом Эрни вышел и уехал, пообещав писать, а Фридрих остался дрочить до конца срока. Ему тоже обещали скостить на пару-другую месяцев за хорошее поведение, Кончем клялся дать рекомендацию — "как от сердца отрываю, может, останешься вольнонаемным?" Фридрих обещал подумать. Эрни исправно слал ему письма, сначала раз в неделю, а потом все реже. Писал, что устроился в Бреслау ("это столица Силезии, Фридрих"), в районную больницу скорой помощи. "Работенка адская, но платят хорошо, да и куда бы меня взяли после судимости и полутора лет потери квалификации, не в хирургию же. Так что еще повезло". Фридрих описывал ему местные новости, а Эрни — красоты Бреслау, летние наряды омежек, смешные случаи с работы и свою новую квартиру (он выкупил целый этаж, "состоящий из нескольких старых квартирок, которые можно отлично переделать"). Однако к себе не звал, и вскоре Фридрих начал ждать в очередном послании описания нового любовника. Но в конце лета, когда весь их поселок плодоносил каждым своим огородиком, а в столовке ежедневно давали разнообразно приготовленные яблоки, Фридриха внезапно освободили. Он собрал рюкзак, с которым сюда приехал, и на попутке добрался до Валбжиха. Позвонил оттуда Эрни, а потом сел на поезд до Бреслау. Эрни не взял трубку, может, был на дежурстве, а может — не хотел, и Фридрих оставил сообщение на автоответчике. Он почти уверился, что Эрни не встретит его, а если и встретит, то они просто посидят вместе по старой, так сказать, дружбе и разойдутся. Но Эрни стоял на перроне, такой красивый и напряженный, и при виде Фридриха его лицо осветилось настоящей радостью. Он заговорил быстро и горячо — о том, что ждал Фридриха, и знал, что тот приедет, и не делал ремонт в своем "пентхаузе", хотел, чтобы Фридрих все оценил, "можно будет разбить на две отдельные квартиры, и никто не догадается о твоей пидарасятине". Фридрих засмеялся, сжимая его за плечо: — Хоть ты и писатель, Эрни, а пишешь нихуя не понятно, я думал, что ты уже забыл меня. — Разве можно забыть твою крепкую альфью жопу, — тихо хмыкнул Эрни в ответ. Пентхауз оказался вторым этажом в старом деревянном доме, требующем основательного ремонта. Снизу там жили три омежки (на блядей не похожи, но поведение очень веселое), несколько подозрительных альф и бет "свободных профессий" и большая компания студентов. Тот еще клоповник, короче, потому Эрни и удалось прикупить квартирки по дешевке, как он сказал, смущенно обводя свои развороченные владения рукой. Но Фридриху там нравилось, в этом богемном квартале, гнездящемся посреди прилизанного и вычищенного Бреслау. Здесь никогда не было скучно. А может быть, все дело было в Эрни — его самом любимом бете, то далеком, то таком близком, живущем совсем рядом, и словно в другом мире. ***Пять лет спустя Фридрих забыл магнитную карточку от своей шиномонтажки и вернулся в дом. — Эй, Эрни! Никто не отозвался, и он зашел в квартиру и заметил открытый лаптоп и чашку с полуостывшим кофе на столе. Сегодня у Эрни был выходной. Взгляд Фридриха скользнул по экрану и зацепился за собственное имя. Он с любопытством вчитался. ***Отрывок из очередного ориджа Эрона фон Лассаля, случайно прочитанный Фридрихом*** — Я гигантский осьминог и мне похуй на срок, — сказал Фридрих и засадил без презерватива. — Давно хотел твою жопу на живую попробовать. — Сука, — прошипел Эрни, стараясь расслабиться, чтобы уменьшить боль — Фридрих проскользнул в него сразу почти до узла. А Фридрих задвигался резко, не заботясь об удовольствии Эрни. Пусть тот прочувствует на своей шкуре, каково это, когда задницу раздирают огромным хуем без смазки. Это продолжалось минуты две, а потом Эрни прошептал "прекрати", и у Фридриха свело яйца от удовольствия. — Вытащи немедленно, — Эрни завилял под ним задницей, но Фридрих сильно прижал его к себе, пропихиваясь глубже. Пусть знает, тварь, как бывает, когда больно... — Урод, — бессильно прохрипел Эрни и перестал сопротивляться. — Вот наконец и узнаешь, о чем писал, о каком неземном удовольствии. И Фридрих снова раздвинул его жопу, чтобы полюбоваться, как натянуло ее узлом. Эрни тихо и болезненно застонал, края его дырки, казалось, готовы были лопнуть — в нескольких местах тонкая кожа надорвалась, и там выступили капли крови. И тогда Фридрих сжал узел пальцами и вышел — хорошо, не успел до конца пропихнуть и застрять. Эрни всхлипнул и глухо застонал, кусая себя за рукав и пытаясь сдержаться. Глаза у него были мокрые от слез. — Ну вот, бля, и повеселились, — сказал Фридрих. — Ты полгода, а я полминуты. Он встал. — Развяжи меня, — сказал Эрни униженно и подтянул под себя ноги, еле слышно прибавив: — Не оставляй так. ***Конец отрывка*** — Ты зачем читаешь! — Эрни захлопнул лаптоп. — Вот, значит, как оно на самом деле-то было, — прошептал Фридрих, поправляя у себя в паху: — Что-то мой гигантский осьминог жаждет неземного удовольствия. — Прекрати, — Эрни был весь красный, — я изменю потом имена, ты не думай... Фридрих опрокинул его на стол, стягивая штаны: — Гигантский осьминог против. Эрни тяжело задышал, выгибаясь и жадно к нему прижимаясь. И в этот момент в дверь постучали. Фридрих вздрогнул, на мгновение стиснув Эрни за плечи. Кто мог припереться к ним рано утром? Все незваные гости приползали к вечеру. — Сотри все нахуй, Эрни, быстро. — Нет, только не опять, я же не распространял... почти... — Эрни вцепился в лаптоп, пальцы его побелели и заметно дрожали. — Там все закриптовано, — жалобно сказал он. — Сотри, — Фридрих пошел открывать дверь. Но это была не полиция нравственности. Это был Кристоф, держащий за руку маленького беленького альфу, которого Фридрих видел только на фотографиях. — Привет, прости, что не предупредил, — сказал Кристоф, просительно поднимая брови. — А... почему не предупредил? — Фридрих впустил их, не сводя взгляда со своего сына. Того звали Герберт, и было ему пять лет. И Кристоф зарыдал и принялся рассказывать долгую и путанную историю, как он со всеми поссорился, сбежал от мужа ("родители тогда меня заставили, я никогда его не любил, Фридрих!"), а теперь ему некуда идти. — Ты можешь остаться у меня, куда же вы пойдете, — сказал Фридрих, морщась от тоскливого какого-то чувства — в этот момент ему ужасно было жалко всеми обиженного ебанаху Кристофа... к тому же до сих пор его, оказывается, не забывшего. И что теперь делать? Ведь ребенок... — Спасибо, Фридрих, — воскликнул Кристоф и прижал его руку к лицу, а маленький Герберт с жалостливой гримаской погладил своего омега-папу по голове. Фридрих посмотрел на Эрни и увидел, как тот тихо отходит, чтобы спрятаться на своей половине квартиры. — Эрни! — позвал Фридрих, но тот усмехнулся, наклоняя голову: — Мне надо кое-что доделать, Фридрих, вы разговаривайте. Фридрих услышал, как щелкнула дверь, соединяющая их половины. Кристоф молчал, глядя на него с любопытством. — Хочешь есть, малыш? — улыбнулся Фридрих Герберту, а тот нахмурился: — Ты мой настоящий папа? — Да, — сказал Фридрих. — Ну, пошли тогда на кухню, — снисходительно кивнул Герберт. И Фридрих рассмеялся, щелкнув его по лбу: — Какой суровый альфа растет. А на следующий день Кристоф ушел и больше не вернулся, только через месяц прислав электронное сообщение из-за океана. Он писал о свободе и о том, что не мог жить и творить на родине, "задыхаясь, как от густого смога". Что там, в стране за океаном, его киноталант наконец-то оценили, и он смог развернуться, и уже снимает "концептуальную рекламу в новом стиле"... А в конце он написал: "Позаботься о Герберте, умоляю тебя, Фридрих. Ведь ты отец, а я бы никогда не смог дать ему того, в чем он нуждается более всего, — примера, как быть настоящим альфой". "Примера, как быть настоящим лохом", — сказал Фридрих, прочитав Эрни это письмо. И посмотрел на Герберта, бегающего с двумя танками. "Это неправда, — рассеянно улыбнулся Эрни, — ты настоящий альфа, и за это я тебя люблю". КОНЕЦ