С края земли

      Осень надвигалась медленно и неотвратимо. Деревья теряли листву, птицы улетали в теплые края. Дни становились короче, ночи — длиннее и темнее, погода портилась. Дожди да дожди. Солнце проглядывало из-за облаков не каждый день. А в те редкие минуты, когда его лучи все же достигали земли, стены палатки не успевали просохнуть и, если бы не высушивающие заклинания, неминуемо покрылись бы плесенью.       А для раненого это совсем не полезно. Да и для здоровых вредно.       Но если с сыростью удавалось как-то справляться, то как исправить моральное состояние в их маленьком лагере, Гермиона не представляла. У нее порой просто опускались руки. Хотелось плакать. Но нужно заставлять себя быть сильной. Ради Рона. Ради Гарри. Ради общего блага.       Рана Рона все никак не заживала. Прошло три недели — а состояние его плеча не сильно-то улучшилось.       К тому же, он начал высказываться в том смысле, что теперь боится аппарировать. В этом Гермиона слышала прямой упрек в свой адрес — ведь это она тогда в последний момент изменила направление аппарации, притащила их в этот пропахший бесконечным дождем и мокрой землей Королевский лес Дин, залила щипучей бадьянной настойкой его развороченное плечо…       Вот мама бы лечила его совсем по-другому. И кормила бы не в пример лучше. Мама умеет готовить и лечить.       Если Рон не слушал старенькое колдорадио, то он ворчал себе под нос. Все громче и громче. Поначалу стеснялся и замолкал, когда Гарри или Гермиона были поблизости, но со временем стесняться перестал. Да и слышимость сквозь стенки палатки была превосходной, и, выходя на дежурство, Гермиона предпочитала отойти от их жилища подальше.       Гермиона слушала речи Рона и диву давалась — как она могла увлечься этим человеком? Как еще совсем недавно, на шестом курсе, могла лить в подушку слезы, страдая от его невнимательности, толстокожести, представляя его в объятиях Лаванды Браун? Чтобы представлять это, не нужно было обладать развитой фантазией, достаточно было пройти по школьному коридору или выйти в общий двор, или пройти по лестнице… Этим двоим ничто не мешало обниматься и целоваться на виду у всей школы.       Случай с отравленными конфетами расставил все на свои места. Гермиона на какое-то время почувствовала себя счастливой. Он выбрал ее, в беспамятстве позвал именно ее, следовательно, она много для него значит.       После смерти Дамблдора все изменилось. Настало время брать ответственность на себя. Найдя в медальоне записку от таинственного «РАБ», Гарри объявил друзьям о своем решении отправиться на поиски крестражей. Гермиона не раздумывая предложила ему помощь. Рон же сомневался, но в конце концов и он присоединился к друзьям. И они были командой, они успешно добыли первый крестраж.       Но теперь. Все разваливалось на глазах.       Уничтожить крестраж не получалось. Вылечить Рона не получалось. Крестраж — осколок злой живой души — действовал на нервы, убивал настроение, словно внутри медальона поселился маленький дементор. Медальон чаще всего находился у Рона. И внушал, внушал ему мрачные мысли, усугубляя и без того нелегкий характер.       Сидя над очередной книгой, Гермиона слушала и слушала это дурацкое колдорадио, бормочущее о пропавших без вести волшебниках. Совесть мешала ей наложить заглушающее заклинание — вдруг Рону бы понадобилась помощь?       Они все отчаянно нуждались в помощи. Но не могли признаться в этом. Среди мотивов присутствовали самонадеянность, гордость, нежелание легко сдаваться, стремление идти до конца, пресловутое общее благо. Гарри нужна была информация о крестражах — где их найти и как уничтожить. Он полагался на знания Гермионы. Сама Гермиона нуждалась в совете опытного волшебника, указавшего бы ей направление поисков, но вынуждена была сама пробиваться сквозь книжные дебри. Книги из кабинета Дамблдора и из дома Блэков — вот и все ее советчики. Рону требовалось усиленное питание и хороший уход, о чем он неоднократно заявлял.       На поиски пропитания отправлялась в основном Гермиона. Изменив внешность — цвет и длину волос, подправив форму носа или разрез глаз, она аппарировала в маггловские деревни и закупала необходимые продукты. Честно оплачивала покупки — еще в Лондоне она сняла наличные со своей банковской карты. Стирала память продавцам, чтобы те не смогли бы выдать ее Пожирателям смерти. Когда Гарри узнал, что она не просто забирает продукты, а платит за них, он пообещал: «Я тебе все возмещу. У меня есть деньги, но они в Гринготтсе…» Гермиона ответила: «Спасибо, Гарри. Потом разберемся». Ей было немного неловко обсуждать финансовые вопросы с лучшим другом, ведь дружба, конечно, выше всяких меркантильных интересов. Но продукты-то в магазинах не бесплатные. Красть же Гермиона пока не решалась. На ее совести были уже подобные эпизоды, например, успешная кража со взломом на втором курсе, когда пострадала кладовая профессора Снейпа. Приготовленное Оборотное зелье отомстило Гермионе, превратив ее в кошку, но ведь общее благо того стоило. Общее благо зачастую требовало не самых благородных поступков. Гермиона старалась не появляться в одних и тех же магазинах больше одного раза, но что если вдруг придется. В сельской местности незнакомый человек заведомо привлечет больше внимания. А если после его появления еще и что-нибудь пропадет, то владельцы магазинчиков будут настороже. Пусть Обливиэйт очищал память о внешности неприметной покупательницы, но кассовые записи-то оставались. Было продуктов столько, стало столько, где деньги, Мейбелин? И вот уже условная Мейбелин сторожит свой прилавок не хуже Пушка, охранявшего подходы к Философскому камню.       Прокручивая историю своего обучения и жизни в Хогвартсе, Гермиона постепенно понимала, что с Гарри у нее гораздо больше общего, чем с Роном. Выросшие в маггловских семьях. Привыкшие поступать смело и отчаянно. Настоящие гриффиндорцы. Ко всему прочему, теперь это общее касалось и отсутствия родителей. Но если Гарри лишился родителей навсегда, не по своей воле, будучи годовалым малышом, то Гермиона собственноручно оборвала связь между собой и самыми близкими ей людьми на свете. Теперь ее мама и папа не помнят ее, живут на краю земли. В безопасности. Это все она сделала. Чтобы их спасти. И сделает еще больше. Все, что в ее силах. Ради общего блага. Ради дружбы.       Гарри, конечно, не всегда являл себя образцовым другом для Гермионы. Во многих спорных ситуациях он становился на сторону Рона. Гермионе приходилось тогда переступать через душившую ее обиду и делать вид, что все нормально. Лишь бы только мальчики не перестали с ней дружить. Взять, например, Святочный бал на четвертом курсе. Ни тот, ни другой не додумались ее пригласить! В результате она танцевала с Виктором Крамом. И была, чего скрывать, абсолютно счастлива. Но и тут Рон умудрился все испортить, довел ее до слез. И продолжал, продолжал это делать.       Здесь, в лесу, поводов для огорчения стало на порядок больше. После нескольких откровенно провальных попыток Гермионы состряпать завтрак или обед приготовление еды взял на себя Гарри. «Мне не трудно, Гермиона. Тетя Петуния меня научила», — шепнул он Гермионе на ухо. Покрасневшая от стыда Гермиона кивнула. Рон как всегда завел занудство на тему «а у мамы лучше». Гарри не сдержался и ответил ему, дескать, а не переоценил ли тот свои усилия, отправляясь на поиски крестражей. Гермиона постаралась переключить их внимание, пока они вконец не поругались, но Рон наорал и на нее, и на Гарри. «Так, с меня хватит!» — крикнула Гермиона и выбежала из палатки.       «Никто-никто никогда-никогда тебя не оценит по достоинству! Ты всегда-всегда будешь в их глазах лишь заучкой, книжным червяком, синим чулком, презренной грязнокровкой! Тебя никто-никто никогда-никогда не полюбит! Ты ничтожество, ничтожеством и сдохнешшшшь…»       Гермиона остановилась как вкопанная у самой границы охранных чар. Сорвала с шеи медальон Слизерина. Поток уничтожающих слов в ее сознании разом стих. Гермиона сделала несколько глубоких вдохов, после каждого задерживая ненадолго воздух в легких и затем позволяя ему спокойно выйти наружу, унести с собой накопившееся в ее организме напряжение. Продышавшись, Гермиона медленно побрела вдоль зачарованного барьера, загребая ногами опавшие листья, как в детстве. Медальон болтался на цепочке в ее руке. Гермиона засунула его поглубже в задний карман джинсов. «Самое тебе место там», — мстительно подумала она. Почему Гарри настаивает, чтобы они именно носили медальон на шее? Не будет ли безопаснее спрятать его в какой-то непроницаемый для магии футляр? Где раздобыть такой футляр? Согласится ли на это Гарри?       Много, очень много вопросов для одного вечера.       Темнота сгущалась. Было тихо. Чары действовали таким образом, что никто не мог ни услышать, ни увидеть ничего, что происходит внутри периметра, и заметно искажали звуки, доносившиеся снаружи. Трудно было оценить расстояние до источника звуков, ориентируясь лишь по слуху.       Именно поэтому Гермиона опять застыла у самой кромки чар, услышав чьи-то грубые голоса.       «Я проверяла и обновляла заклинания утром, все должно быть в порядке. Никто ничего не увидит и не услышит». Она уговаривала, успокаивала себя, но против воли начала дрожать от ужаса и отвращения.       По ту сторону магического барьера мимо Гермионы проходила группа егерей. С добычей — двое из них несли людей, связанных, в бессознательном состоянии. Головы пленных болтались в разные стороны. Егеря шагали тяжело.       — Эй, Скабиор, может, передохнем немного? — крикнул низкорослый егерь, перехватывая поудобнее висевшую на его плече девушку. Ее длинные черные волосы свисали сзади почти до колен егеря.       — Размечтался, — ответил ему второй егерь, с усилием несший мужчину. — Пока не притащим их в лагерь, об отдыхе и думать забудь. Тебе ли не знать требований начальства, — он кивнул назад, в направлении третьего егеря.       — Заткнитесь оба, — с обманчивой ленцой и лаской проговорил третий егерь. Он шел позади, не выпуская из поля зрения товарищей, внимательно смотрел по сторонам и прислушивался к звукам леса.       И принюхивался.       «Егеря, они почти все оборотни», — вспомнила Гермиона слова девушки из министерского лифта. Как наяву встала перед глазами та сцена. И наяву стоял сейчас перед Гермионой тот самый егерь. Лапавший ее за задницу в лифте три недели тому назад. Отвратительный, гадкий ублюдок.        — Что, что это за запах? — вопрошал оборотень, глубоко втягивая воздух, так что его тонкие ноздри раздувались и трепетали.       Гермиона стояла ни жива не мертва. Если он сейчас учуял запах ее духов, чего в принципе не должно было случиться, ведь чары на то и защитные, чтобы полностью защищать, то он легко может опознать ее при следующей встрече… Дай Мерлин, чтобы хотя бы эта встреча закончилась благополучно. «Мамочка, как страшно…» Гермиона хотела бы закрыть глаза, но взгляд ее был прикован к мужчине, который глядел и глядел прямо на нее. Не видя, не слыша, но как-то ощущая ее присутствие. Сейчас он протянет руку и схватит ее. И тогда все пойдет прахом.       Впрочем, в прах обратится именно протянувший руку егерь. Чары должны были сработать именно так. Он превратится в прах, а Гермиону схватят его подчиненные. И прощай, общее благо.       Егерь по кличке Скабиор стоял, словно раздумывал, что же ему делать. Гермиона поневоле изучала его лицо, его фигуру. Жесткий взгляд темно-синих глаз. Сжатые губы довольно красивой формы. Четко очерченный подбородок. Небритые скулы — Гермиона будто опять ощутила прикосновение его щетины к своей щеке. Брр. Темные, длинные, волнистые, спутанные волосы, собранные в косу или хвост — Гермионе не было видно. Все то же потертое кожаное пальто. Жилет с металлическими пуговицами. На шее повязан платок. Штаны в шотландскую клетку. Высокие ботинки со шнуровкой, черные, пыльные. Правая рука с поднятым указательным пальцем в жесте сосредоточенного внимания застыла на уровне груди. Гермиона разглядела на этой руке причудливое кольцо в форме рогатого черепа.       Обрадованные передышкой, егеря, успевшие отойти на пару десятков шагов вперед, побросали пленных наземь.       — Что, может, мне их понести? — воскликнул Скабиор, разворачиваясь на шум. Растрепанная, вдвое подвязанная лентой коса хлестнула его по спине.       — А что, давай! — еще больше обрадовались егеря. Но радость их быстро улетучилась, когда они увидели выражение лица своего командира, упругой походкой шедшего к ним. Не говоря ни слова более, они подобрали пленных и продолжили свой путь.       Скабиор пару раз оглянулся, словно бы запоминая местоположение подозрительной полянки, и поспешил за своей командой. Глаз да глаз за ними нужен.       — О, егеря! — восклицание подошедшего Гарри застало Гермиону врасплох. Она чуть не вскрикнула. Теперь можно было — егеря скрылись за деревьями.       — Он мог учуять… Мои духи… — прошептала Гермиона. Как она корила себя за эту слабость — мамины духи напоминали о доме, о прежней жизни… Тонкий ванильно-цветочной аромат словно шептал: «Все обойдется, образуется, все будет хорошо…» Аромат надежды.       Гарри и Гермиона присели на большое поваленное дерево. Гарри подал Гермионе ее шарф. Он захватил его из палатки, потому что на улице было холодно.       — Спасибо. Как там Рон? — спросила Гермиона, укутывая шарфом шею и плечи и только теперь понимая, как она замерзла.       — Успокоился, — усмехнулся Гарри.

***

      Гарри категорически отверг идею с футляром. «Нам неоткуда его взять, Гермиона, и лучше потратить время на изучение способов уничтожить крестраж, а не укрыть его». Гермиона скрепя сердце согласилась.       День за днем Рон по-прежнему слушал свое радио, по-прежнему ворчал. Гарри и Гермиона вроде бы договорились быть терпимее к нему, проявлять больше заботы. Но он больше и больше испытывал на прочность их выдержку. Игнорировать его выходки становилось просто невыносимо. Гарри и Гермиона сосредоточились на чтении, продирались сквозь мудреные старинные тексты. Вновь погружались в историю гоблинских восстаний, словно бы возвращаясь на уроки профессора Биннса… Скучно, занудно, безнадежно…       — Безнадежно! — заорал Рон.       — Что? — не поняли Гарри и Гермиона.       — Все эти поиски безнадежны! Дамблдор сам не знал, зачем и куда отправляет нас! Я думал, у тебя есть четкий план! Думал, старик тебе все рассказал! А на деле! Гнием тут в этом лесу! Который месяц! А в это время!       — Рон, полегче! — попытался призвать друга к порядку Гарри. — Я рассказал вам все, что знаю! Ничего не утаил!       — Вы оба! Игнорируете меня! Шепчетесь за моей спиной, смеетесь! — распалялся Рон.       — Рон, да что ты такое говоришь? — возмутилась Гермиона.       — Если уж на то пошло, то за моей спиной шепчетесь вы! — крикнул Гарри. — Думаете, я не вижу и не слышу ничего! Ты, — он ткнул пальцем в Гермиону, — постоянно что-то ему нашептываешь. А когда я приближаюсь, замолкаешь или переводишь на другую тему!       — Да если хочешь знать, я говорю ему, чтобы он успокоился! — вскинулась Гермиона. — Не винил тебя ни в чем! План Дамблдора…       — Дамблдор мертв! — заорал Рон, перекрикивая всех. — А моя сестра сейчас в Хогвартсе, ее пытают Пожиратели смерти! А вы тут про коробочки для этой цацки рассуждаете! — он с силой ударил себя рукой по груди, на которой поблескивал медальон.       — Мы давно отказались от идеи противомагического футляра, — Гермиона постаралась взять себя в руки. Если они сейчас перессорятся, то все их усилия, все лишения окажутся напрасными.       — Тот-кого-нельзя-называть убил моих родителей! Надо остановить его! — Гарри в отчаянии выкрикнул, как ему казалось, последний свой аргумент.       Но у Рона в запасы были куда как более весомые, по его мнению, факты:       — А мои родители живы! И тебе меня не понять! Каково каждую секунду переживать за них! Ждать, когда по радио передадут их имена!       — Знаешь что, Рон! Можешь отправляться к мамочке! — вне себя от ярости заорал Гарри.       — И отправлюсь, будь уверен! — Рон сорвал с шеи цепочку с медальоном. Подержал в руке, будто хотел зашвырнуть артефакт подальше. Потом все же опустил его на табуретку и вытащил из-под походной кровати свой рюкзак. Кидая в него вещи, он покосился на Гермиону:       — А ты? Пойдешь со мной?       Гермиона стояла и молча наблюдала за его сборами.       — Молчишь? Значит, ты с ним?!       — Рон, так нельзя… — только и прошептала Гермиона. Все рушилось у нее на глазах.       Гарри стоял, сжав кулаки, опустив подбородок, глядел на Рона в упор.       — Что смотришь? Святой Поттер! — Рон словно бы выплюнул порцию яда. Подхватил на здоровое плечо рюкзак. — Совет да любовь вам, придурки!       Откинул полотняную дверь палатки и тяжело зашагал прочь.       Когда его шаги стихли, Гермиона будто очнулась.       — Рон, Рон! — крикнула она и бросилась наружу.       Гарри остался стоять посреди палатки. Потом опустился на скамейку у стола и закрыл лицо руками.       Спустя несколько минут он услышал голос Гермионы:       — Он и вправду ушел. Аппарировал.       И она присела за стол рядом с Гарри. Отвернулась и стала смотреть на голубой огонек в банке, тускло освещавший палатку.       Гарри взял с табуретки оставленное Роном колдорадио. Старенький деревянный ящичек замигал лампочками.       — Как его настраивать, интересно, — задумчиво произнес Гарри. Покрутил, повертел. Постучал. Колдорадио то молчало, то шипело. Вдруг посреди шкворчания послышалась мелодия. Гарри поставил ящичек на стол, стараясь больше не вращать его. Протянул руку Гермионе.       — Позволь тебя пригласить, — сказал он тихо. Гермиона покачала головой, шмыгнула носом. — Мы же друзья, — настаивал Гарри.       Они танцевали, а потом пили чай. Гарри понял, что он многого раньше не замечал, или не хотел замечать.