—
Он думает, что если ад и существует, то сейчас он находится в нём. Может, в той комнате он и правда умер, а это, просто нескончаемые часы ожидания и хватания за надежду, его персональные круги ада. Двери в операционную неожиданно открываются, оттуда выходит хирург, приглушённо переговариваясь с медсестрой. Вегас вскакивает на ноги ещё до того, как дверь за теми захлопывается, и чувствует, как рядом встаёт Танкхун. — Кхун’Вегас, Кхун’Танкхун, — с отчётливо заметным изнеможением на лице произносит доктор. — Он в порядке? Вы его спасли? — спрашивает Танкхун прежде, чем мозг Вегаса успевает сформулировать предложение. — Его ранения оказались весьма серьёзными, он потерял много крови и несколько раз чуть не отправился на тот свет, — Вегасу становится трудно дышать, он ощущает, как всё тело трясёт, пока Танкхун не опускает ладонь ему на плечо и не сжимает. — Но сейчас он стабилен, ещё не совсем выкарабкался, но мы к этому движемся. Постепенно. — Могу я… — в глотке застревает голос, Вегасу приходится неоднократно сглотнуть, чтобы избавиться от подступающей к горлу желчи. — Могу я увидеть его? — Медсестра придёт за вами, как только мы переведём его в палату, но посещения по одному человеку за раз, — говорит доктор, затем слегка кланяется и удаляется. Вегас откидывается на спинку стула и дёргает себя за волосы. Танкхун прокашливается, и Вегас в двух секундах от того, чтобы, когда кузен заговаривает, послать его нахер. — Оставлю тебя побыть с ним, — несвойственно мягким голосом говорит он. — Я приду навестить его завтра. Тебе тоже не помешало бы немного поспать, — не дожидаясь ответа, он разворачивается и уходит.—
Вид Пита, лежащего на больничной койке с несколькими торчащими из его тела трубками, практически уничтожает. Вегас жмётся к стене, когда колени угрожают подогнуться, и делает пару глубоких вдохов, наполняя свои ноющие лёгкие. Шатко подходит к стулу рядом с кроватью и садится на край. Рука порывается вперёд, но он, боясь нанести ещё больший ущерб, одёргивает её. По лицу стекают безмолвные слёзы, но стирать их он не утруждается. Пит — это единственный человек, который когда-либо видел его настоящего и не отворачивался даже от самых уродливых его частей. Вегас любит его. Любит его, и вот что эта любовь сотворила с Питом. Он осторожно вновь протягивает руку и обхватывает пальцами обмякшее запястье Пита. Прижимает подушечки к коже ровно настолько, чтобы почувствовать пульс. Слабый, но он есть, Вегас переключается взглядом на кардиомонитор и следит за линиями биения сердца. Он не спит, просто приходит и выходит из сознания, пока каждые несколько часов медсёстры проведывают Пита. Утром его выпроваживают из палаты, и он, глядя на дверь, падает на такой же стул в приёмной. — Хиа? — поднимает глаза и видит стоящего рядом Макао, уставившегося на него с обеспокоенным выражением лица. — С ним всё в порядке? — Я… — из-за слёз пересохло в горле, слова застревают, и он изо всех сил старается ответить. — Говорят, что он стабилен, но я не знаю. Он такой бледный, Макао… — он замолкает, оглядываясь на дверь. — Тебе следует сходить умыться, может, съесть чего-нибудь, — говорит брат, кладя руку ему на плечо. Вегас моментально качает головой, он ни за что не оставит Пита одного. — Тогда как насчёт того, чтобы я принёс тебе какую-нибудь одежду? — снова пытается Макао, и Вегас соглашается, хотя бы за тем, чтобы уменьшить волнение, которое он слышит в его голосе. Тогда дверь открывается, и он опять вскакивает со своего места, на полпути сталкиваясь с врачом. — То, что он пережил ночь, является хорошим знаком, мы будем продолжать наблюдать его на предмет любых изменений. Пока всё, что ему необходимо, это покой, — говорит тот, прежде чем поворачивается к медсестре с указанием дать Питу лекарств. Вегас больше не ждёт объяснений, он проходит в палату, и у него перехватывает дыхание, когда он вновь видит Пита. Дневной свет каким-то образом делает всё более реальным, теперь Пит выглядит гораздо слабее. Вегас откидывается на спинку стула рядом с кроватью и фокусируется на медленном вздымании и опускании грудной клетки Пита.—
Он не знает, сколько проходит времени, дни начинают сливаться в один. В какой-то момент ему удаётся переодеть свою окровавленную одежду. Раз в день Макао запихивает в него немного еды, но в остальном он просто сидит рядом с Питом и продолжает ждать, когда что-нибудь изменится. Солнце только клонится к закату, Макао уехал несколько часов назад, перед этим убедившись, что Вегас съел как минимум половину той еды, что он ему принёс. Вегас чувствует себя виноватым за то, что не в состоянии утешить его больше, но всё его существо настолько сосредоточено на Пите, что он даже не в силах начать осознавать значение смерти их отца и тот факт, что убил его Макао. Раздаётся резкий стук в дверь, в комнату заходят Кинн и Порш, в позвоночник мгновенно просачивается напряжение. — Вегас, — произносит Кинн, кивая кузену. Порш подходит к койке, склоняется над Питом, прижимает ладонь к его щеке, и рука Вегаса тянется за пистолетом. — Как он? — не сводя глаз с безжизненного тела друга, спрашивает Порш. — Стабильно, — отвечает Вегас, надеясь, что его тон намекнёт им, что он не хочет, чтобы они находились здесь. — Мы хотели обсудить, как будут строиться планы дальше. Мы пробовали связаться с тобой, но ты не особо реагировал, — прислоняясь к стене, говорит Кинн. — Кинн пытается сказать, что мы понимаем, сейчас сложная ситуация, но у нас по-прежнему есть то, что необходимо обсудить, — встревает Порш, через плечо бросая злостный взгляд на Кинна. — Сложная ситуация? — цедит Вегас, замечая, как от его интонации выпрямляются их спины. — Сложная ситуация?! — Вегас, послушай… — предпринимает попытку Порш, но Вегас уже подрывается на ноги, силой этого движения опрокидывая стул. — Выметайтесь, блять! — теперь он кричит, хоть и знает, что для больницы это неуместно, но либо так, либо стрелять в них в упор. — Ты не можешь просто- — Выметайтесь! — перебив на этот раз Кинна, он тянется к пистолету, когда аппараты внезапно начинают подавать сигналы. Его взгляд устремляется на Пита, он видит, что его дыхание стало прерывистым, а от неконтролируемых движений подёргивается его тело. Он едва успевает сделать шаг, как распахиваются двери, и его практически выносят из палаты. Он чувствует, как в груди разрастается ярость, потребность уничтожить, сломать что-нибудь, что угодно, становясь единственной, на чём он может сосредоточиться. Его кулак вбивается в стену, боль заземляет, он продолжает бить, пока кто-то не обхватывает его за талию и не оттягивает назад. — Вегас, Вегас! — сквозь туман прорывается голос Макао, Вегас падает в его объятия. Всхлипы сотрясают тело, руки брата сжимаются вокруг него, и кажется, будто лишь они не дают ему сорваться. Когда плач стихает до беззвучных слёз, Макао усаживает его и просит у медсестры аптечку. Молча стирает кровь и перевязывает его ушибленные костяшки пальцев. — Хиа, с ним всё будет хорошо. Он боец, — через какое-то время говорит он. — Он здесь из-за меня. — Вегас, это не твоя вина. Не нужно винить себя, — умоляет он. С тех пор, как умерла их мать, он никогда не видел своего брата настолько взвинченным из-за чего-либо. — Всё это моя вина, Макао. Он доверял мне, а я его подвёл. Он любил меня, и смотри, к чему это его привело, — сжимая кулаки, выплёвывает Вегас. Он знает, что должен сделать, должен, даже если это убьёт его.—
Когда в два часа ночи Пит впервые просыпается, Вегас, развалившись в кресле, сидит с книгой. Во время чтения он отвлекается, ему требуется вдвое больше обычного времени, чтобы закончить главу, и приходится перечитывать абзацы, потому что мозг пропускает каждое второе предложение. Вспышка на кардиомониторе предупреждает его о том, что что-то происходит, он резко поднимает голову и смотрит на Пита. Его брови нахмурены, пальцы подёргиваются, Вегас вскакивает на ноги и за долю секунды склоняется над ним. Его веки медленно размыкаются, и Вегас перестаёт дышать. У Пита уходит какое-то время на то, чтобы открыть глаза полностью, а затем ещё немного на то, чтобы суметь поймать ими фокус, и когда у него это получается, он в упор пересекается взглядом с Вегасом. — Пит, — его голос едва громче шёпота, Пит от осознания округляет глаза. Звук кардиомонитора вновь ускоряется, Вегаса охватывает паника, он бросается к двери и зовёт медсестру. Когда он возвращается к кровати, Пит не сводит с него глаз, он открывает рот, но трубка в горле не даёт ему вымолвить ни слова, и Вегас замечает, как растёт его разочарование. — Тише, малыш, всё хорошо. Ты в порядке, успокойся, — он проводит пальцами по его волосам, стараясь держать голос сдержанным. — Ты в безопасности, просто дыши, сможешь сделать это для меня? Двери распахиваются, и комнату заполняют несколько тел. Оттесняют Вегаса назад, окружая кровать, но взгляд Пита поверх их плеч остаётся прикованным к нему.—
Зайдя в палату в следующий раз и видя, что из тела Пита торчит значительно меньше трубок, он мелко облегчённо вздыхает, чувствуя, как узел в его животе чуть ослабляется. Осторожно, чтобы не задеть проводов, он присаживается на кровать и зажимает одну из рук Пита между своих. Если игнорировать беспрерывный писк кардиомонитора и стерильный запах больницы, то можно притвориться, что Пит просто спит, притвориться, будто бы последние две недели были лишь дурным сном, а Пит вот-вот проснётся, глянет на него со своей очаровательной улыбкой, и они будут счастливы. Вместе. Это приятная мысль, но Вегас никогда особо не был мечтателем.—
В течение следующих нескольких дней Пит то приходит в сознание, то его лишается, постепенно оставаясь бодрствующим в течение более длительных периодов. Как только остальные узнают, что Пит пришёл в себя, кажется, что кто-то постоянно рядом, поэтому шанса побыть по-настоящему наедине у них нет. Вегас ловит себя на том, что не возражает, по крайней мере, это избавляет его от необходимости слышать, что после всего произошедшего думает Пит. Это, вероятно, делает его трусом, он понимает, что оттягивает неизбежное. Пит ещё не подаёт никаких признаков того, что ему неприятно его присутствие, и даже когда комната полна людей, он находит его глаза своими и смотрит так несколько секунд, будто бы в попытке убедиться, что Вегас действительно здесь. Когда ему приносят еду, он всегда бросает взгляд в его сторону и начинает есть только тогда, когда тарелку ставят перед Вегасом. Посреди ночи, когда Вегас просыпается от одного из своих повторяющихся кошмаров, пальцы Пита постоянно сжимаются вокруг его запястья, словно тот ищет его даже во сне. Пит и Макао, неожиданно найдя множество общих интересов, ладят друг с другом, и каждый раз, когда Макао заезжает навестить их, у Вегаса наполняется нежностью грудная клетка, они часами рубятся в карты или делают домашку Макао, даже когда он ругает младшего за то, что тот использует Пита для выполнение работы за него. Пит всякий раз лишь отмахивается и говорит, что ему нравится помогать и быть полезным. В глубине сознания Вегаса живет неугасаемый страх, омрачающий каждый проблеск счастья, получаемый им в эти дни, поскольку он осознает, что это счастье сохранить не может. Пит создан для лучшего, для более счастливой жизни, какую Вегас предложить ему не в силах. Больше всего ему нужно, чтобы он был в безопасности. Вегас скорее будет горевать о его отсутствии, чем о нём самом. Он позволяет себе провести последнюю ночь рядом с Питом. Когда Арм и Пол выходят из комнаты, он закрывает за ними дверь и поворачивается, замечая, что Пит уже смотрит на него с нечитаемым на лице выражением, которое расшифровывать Вегасу не хочется. — Ты меня избегаешь, — с лёгкой улыбкой заявляет Пит. — Я здесь каждый день, — отвечает Вегас, принимаясь закрывать жалюзи. — Ты же понимаешь, о чём я. Ты здесь, но не здесь. Ты разговариваешь, но не обращаешься непосредственно ко мне. Тянешься, но не прикасаешься, — говорит он, и Вегас, по-прежнему стоя к нему спиной, прикрывает глаза. — Это был долгий день. Поговорим об этом завтра, ладно? — он поворачивается и дарит ему, как надеется, ободряющую улыбку, хотя чувствует, как у уголков она подрагивает. Он понимает, что Пит ему не верит, а Пит понимает, что Вегасу необходимо, чтобы он оставил эту тему, поэтому кивает головой и, поёрзав по кровати, устраивается поудобнее. — Поспишь сегодня ночью со мной? — спрашивает он после того, как оставляет достаточно места, чтобы на койне мог поместиться и Вегас. Вегас колеблется, колеблется по множеству причин, однако выражение надежды на лице Пита вынуждает его кивнуть ещё до того, как он успевает начать перечислять эти причины в голове. Он забирается на кровать, и они укладываются друг к другу лицом. Глаза Пита уже постепенно закрываются, в последние дни он быстро устаёт и то и дело проваливается в сон. — Я рад, что ты порядке, — в пространство между ними шепчет Пит. — Не в меня ведь стреляли. Несколько раз, — подавленным голосом парирует Вегас. — Оно того стоило, — отвечает Пит, засыпая, как только с его губ слетают слова и выравнивается дыхание. Вегас сжимает зубы, чтобы остановить подступающие слёзы, он уже достаточно наплакался за прошедшие несколько недель и должен взять себя в руки. По его мнению, то, что сказал Пит, подтверждает полное отсутствие его чувства самосохранения, и Вегас скорее присоединится в аду к собственному отцу, чем позволит Питу ещё хоть один день страдать из-за него. Этой ночью он не спит, довольствуясь лишь тем, что наблюдает за лицом Пита во сне. В какой-то момент его рука тянется к Вегасу, их пальцы переплетаются, и от этого прикосновения Пит испускает счастливый вздох. Как только солнце начинает подниматься, Вегас отрывается от его тёплого тела. Нежно проводит пальцами по его волосам, скользит ими по его лицу и мягким губам, запоминая каждую деталь. Наклонившись, прижимается к его лбу поцелуем, после чего заставляет себя отстраниться и выйти из палаты. Когда позади него закрывается дверь, он отсчитывает десять секунд на то, чтобы глубоко вздохнуть и отгородиться от всякой расколотой части своего сердца, прежде чем достаёт телефон и звонит кузену. — Буду в особняке в полдень. Я готов поговорить, — он ждёт достаточно долго, чтобы услышать согласие Кинна, а затем кладёт трубку и двигается на выход из больницы, игнорируя все инстинкты, твердящие ему развернуться и вернуться в комнату, где, как он знает, вскоре проснётся Пит и впервые его там не обнаружит.