Утопия

Драко делал много ошибок в своей жизни, но эта, кажется, была финальной. Он помнил почти всё, как вчера. Чётко и до боли тепло. Вот они сидят в библиотеке Хогвартса на восьмом курсе. Драко, сложив руки на столе, с мягкой влюблённой улыбкой смотрит на Гарри, который, подставив руку под подбородок, следил за летающим пером с таким задором, словно ничего глупее и веселее в жизни не видел. После войны это и правда было так. В то время Гарри Поттера могла развеселить даже неправильно лежащая на столе книга. Драко не стремился влезать в голову Гарри, но старался быть рядом, чтобы ему было легче это переживать. Им легче. В библиотеке было светло и тихо, на столе лежала всего пара книг, которые принёс Драко, но учиться они тогда не собирались. У Гарри было совсем другое настроение. Малфой трактовал его для себя, как «Молчи, иначе я заплачу. Сделай вид, что так и должно быть». Драко делал вид, что смеяться с парящего пера - норма. Он понимал Гарри, но ему самому давалось легче сдерживания эмоций из-за вечной практики. А здесь они уже на кухне у Гарри несколько лет спустя. Драко сидит за небольшим круглым белым столом, на который Поттер поставил поднос с фруктами, в руках он держит кружку чая, щедро предложенную хозяином дома. Гарри облокотился на тумбочку, с улыбкой жуя зелёное яблоко. На столе с его стороны лежала газета. Пророк снова написал возмутительную статью, из-за которой Малфою пришлось явиться лично, чтобы заверить Гарри, что всё, что там написано - ложь. Он не знал, откуда в Пророке узнали о его чувствах к Герою, но всё это должно было оставаться не более, чем написанным на бумаге бредом. Гарри даже удивился, когда Драко пришёл. Он честно признался, что даже и не сомневался, что это ложь. Малфой облегченно выдохнул, стараясь не показать, как это его испугало. Перестраховка, уверял он Гарри, пока внутри что-то болезненно сжималось. Драко знал, что Поттер снова сошёлся с Джиневрой. Знал, что отношения между ними сложные, знал, что даже несмотря на это, Гарри до безумия любит свою девушку. Знал и всё равно любил его. Как последний идиот. Гарри был ему тогда рад. Они не виделись почти три месяца, потому что Драко был «занят», а на самом деле просто избегал любых встреч. В тот вечер Гарри много смеялся, они вспомнили будни в школе, избегая разговоров о войне так ловко, словно её никогда и не было. Гарри вспомнил день, когда впервые после войны подошёл к Драко, чтобы поговорить. Малфой не хотел ничего прояснять между ними, потому что боялся последствий, но упрямый и немного напуганный Поттер ухватил его за мантию, и Драко не мог ему отказать. Драко очень хорошо помнил тот день. Как замерло его сердце, когда он медленно обернулся, как затаил дыхание, заметив румянец на щеках Гарри. Но всё разбилось вдребезги сразу, как только тот заговорил. Малфой даже под угрозой смерти не смог бы сказать, когда это началось. Когда во снах ему вместо войны стал сниться Поттер. Когда впервые ему приснилось, как Гарри останавливает его у лестницы и тянется к нему, кладёт руки на грудь, смотрит в глаза так пронзительно, что сердце сбивалось с ритма и становилось сложно не то, что дышать, даже смотреть. Как Драко впервые неуверенно поднял руку, чтобы положить её на талию, а затем прижать ближе к себе, возможно, обхватить за затылок и... Интересный факт, Драко так ни разу и не сделал этого во сне. Лишь один раз ему приснилось, как он стоит посреди какого-то поля, а потом резко оборачивается, почувствовав чужое присутствие, чтобы тут же его обхватили за шею до боли знакомые руки, а тёплые губы накрыли его. Это был первый и последний раз, когда во сне ему удалось урвать хотя бы немного чужого тепла. Даже фантомного. И не потому, что он был решителен, а потому что Поттер сам прибежал к нему. Это было больно, потому что в жизни такого никогда бы не случилось. Засыпая в холодной и одинокой спальне, порою Драко не успевал контролировать свои мысли и те бросали ему картины того, как прямо сейчас рядом с ним лежит Гарри, как Драко обнимает его, а потом он открывал глаза и пустым стеклянным взглядом смотрел в стену. В такие моменты он жалел, что перед выпуском на балу даже ради шутки не смог попробовать позвать Гарри на танец. Он просто смотрел, как тот веселится с друзьями, рядом крутится Джиневра, пока он стоял в противоположной стороне Большого зала, прожигая взглядом его спину. Он жалел о том, что не решился. Так же сильно он жалел о том, что когда они, ради веселья, залезли на то самое дерево, где как-то дожидался Гарри Драко, и, когда Гарри уселся к нему лицом, едва ему не на колени, он его не поцеловал. Возможно потом он бы жалел, что поцеловал, но лучше бы он думал так, но хотя бы знал какие на вкус его губы. Тогда Гарри много смеялся, упираясь в ветку одной рукой, а другой сжимая плечо Драко, чтобы не свалиться. Их ноги были плотно прижаты друг к другу, и если у Драко от этого замирало сердце, то Поттеру было всё равно. Он был так близко к нему тогда... Даже если бы захотел, он бы не смог отстраниться, боясь упасть. Драко мог украсть несколько поцелуев, несколько вздохов. Но не сделал этого из-за страха. Он не хотел терять их появившуюся связь, как бы больно не было. Как-то, в полу пьяном бреду, он захотел проверить, правда ли Гарри к нему ничего не испытывает. Это было глупо, но тогда он был слишком пьян. Они были у Гарри дома, как раз в один из периодов, когда тот вновь разошелся с Уизлеттой. Они пили вместе, а потом Гарри пошёл за добавкой, потому что они уже прикончили всё, что принесли в гостиную. Драко, едва гнущимися пальцами, расстегнул рубашку, а потом взялся за ремень. Но когда Гарри вернулся — он только засмеялся и отправил Малфоя проспаться, а то на утро ему и так будет стыдно. И Драко бы заметил, несмотря на состояние, заинтересованность, мельком брошенный взгляд. Но ничего такого не было. Гарри не воспринимал его больше, чем друга. И тогда он окончательно это понял. А на утро, с больной головой, ужасно себя чувствуя из-за своей глупой выходки, он нашёл Гарри на кухне спящим. Видимо, отправив его спать в комнату для гостей, он пошёл убираться, но не дошёл до кровати и уснул только присев. Драко стоял в дверном проёме долгие десять минут. Он просто смотрел. Он вытянул одну руку на столе, а другую согнул, чтобы упереться в предплечье лбом. Очки скосились, волосы совсем разлохматились и лезли в глаза, но ему было всё равно, Гарри этого не замечал, провалившись в сон. Малфой долго с собой боролся. С одной стороны ему было страшно, с другой — он безумно хотел это сделать. Его тянуло с каждой секундой всё сильнее, и он не мог этому противостоять, слишком больно, слишком невыносимо. Слишком много «слишком». Он тихо подошёл ближе, осторожно убрал волосы с лица и мягко, нежно улыбнулся, как улыбаются тем, кем дорожат. Он дрожащими пальцами провёл по виску и наклонился, прижавшись губами к макушке. От такого простого действия всё его нутро замерло, а сердце и вовсе перестало биться. Гарри пах чем-то горьким. Скорее всего алкоголем, но было ещё кое-что сладкое, что Драко не смог определить. Но у него не было времени и желания испытывать судьбу. В последний раз погладив по волосам, он слегка их прихватил на затылке, наигранно злорадно посмеиваясь, когда Гарри проснулся и недовольно уставился на него. Так было правильно. И так всё и должно было оставаться. Однажды Драко даже пришла идея украсть у Блейза наручники и приковать Поттера к себе «случайно». Просто, чтобы побыть чуточку рядом. Но это было слишком нагло, глупо и жестоко по отношению к нему же. Он боялся знать, каково это — быть рядом с Гарри, потому что не смог бы дальше жить с этими знаниями. Ему оставалось лишь иногда мечтать о том, как он обнимает Гарри во сне. Их дружба продолжалась. Её не поддерживали друзья Поттера, но тот не придавал этому особое значение. А Драко не мог всё это прекратить. Даже мучаясь от боли каждую секунду рядом с Гарри, он не мог отказаться от встреч с ним. Казалось, что это куда больнее, что просто смотреть — уже достаточно. На некоторое время он убедил себя в том, что ему достаточно просто быть другом и оставаться рядом. Он старался не придавать значение тому, что чувствует. Его боль не важна, пока Гарри улыбается. Драко любил смотреть на его улыбку и ещё сильнее любил, когда причиной улыбки становился он сам. Гарри как-то признался, что так много, как с ним, ни с кем не смеётся. Малфой тогда с улыбкой послал его к черту, лишь бы не показать, как больно стало от этих слов. Словно по сердцу полоснули раскаленным ножом. Он знал, на что шёл, но от этого не становилось легче. Даже от самообмана не становилось менее больно. Драко хотел избавиться от своей больной любви. Как-то он сорвался после того, как Гарри, радостный, ему рассказал о том, как они с Джин помирились и что у них теперь всё хорошо. Он ещё час говорил о том, как любит её, и что они оба решили бороться за свои чувства, несмотря ни на что. Драко поддерживал его. Выпил почти всю бутылку Огденского один, но поддерживал. Уверял, что у них всё получится, главное найти правильный подход. Он говорил это так легко, словно ничего не случилось. Гарри ни о чем даже не заподозрил, но когда Драко почти выгнал его, ссылаясь на то, что утром ему на работу, слегка обиделся. Малфой не выдержал, когда Гарри прижался к двери спиной и нахмурился совсем как ребёнок. На губы против воли скользнула нежная и влюблённая улыбка, которую он даже не попытался скрыть. Гарри слегка растерялся, но от своего отступать не спешил. Драко сократил между ними расстояние и резко прижал его к себе за пояс. Это было выше его сил. Пусть он будет себя потом ненавидеть, но это было невозможно. Гарри растерянно похлопал его по спине, не зная как реагировать на объятия, а Драко вдруг звонко рассмеялся. Так сильно и ярко, словно только что услышал самый веселый на свете анекдот. Слегка отстранившись, но всё так же пряча лицо в плече у Гарри, Драко нашёл ручку двери и повернул, толкая её. Та открылась, и Гарри слегка пошатнулся, потеряв опору. — Обещаю, потом сделаю всё, что захочешь, — тихо, но уверенно прошептал Драко хриплым от смеха голосом. — Уговорил, — фыркнул Гарри и ушёл. Драко медленно закрыл за ним дверь, а потом стоял с минуту, смотря в пол, чтобы затем больно стукнуться лбом об дверь. Раз, второй, третий. И заторможенно скатиться по двери на пол, впиваясь пальцами в собственные плечи до боли. Он упал на колени и... закричал. Громко, истерично, травмируя горло, позволяя всему, что копилось долгие годы, вырваться наружу. По бледному лицу катились солёные капли, срываясь с подбородка и разбиваясь о ткань брюк, впитывающих эту влагу. Драко склонил голову, упираясь в дверь макушкой, крепко зажмурившись, а потом резко закрыл рот ладонями. В голове билось лишь одно: «Этого не должно было произойти... Не должно. Не должно!». После этого срыва Драко взял отпуск и уехал во Францию. Он четко осознал, что если ничего не изменить, эта боль сожрёт его изнутри окончательно. Он не мог этого допустить, не мог ради самого же Гарри. Он бы не смог понять, не смог бы простить, не смог бы выдержать и не пошатнуться. Драко был одним из столпов, которые поддерживали его мир в относительном порядке. Во Франции он пошёл по клубам. Он проводил там почти всё время, выискивая человека, который смог бы заполнить дыру в душе, стереть эти ненужные и больные чувства из его сердца раз и навсегда. Искал и... не находил. От отчаяния хотелось упасть и больше не вставать. Драко пытался забыться. Он пил, как помешанный, выискивал случайные связи, но, в конце концов, не смог. Не смог никого подпустить к себе, не смог позволить себе прикасаться к другим. Цепь замкнулась. Он в тупике. Он пытался искать тех, кто похож на него. Но никто не мог заменить Гарри. Самое отвратительное было то, что он не просто желал его, как тело, не просто хотел, он любил его. Ему был дорог каждый миг, проведённый рядом, каждая секунда случайных прикосновений, каждая улыбка и каждый взгляд. Он мог в подробностях воспроизвести каждый их вечер и каждый разговор вплоть до того, какая футболка на нём была. Это нельзя было вылечить чужим теплом. Ему нужен был именно Гарри. Плевать как — это должен быть он и только он. В первый же день, когда Драко вернулся, Гарри пришёл к нему. Обеспокоенный, нервный, неуверенный, хмурый. Драко не смог не улыбнуться ему. Не смог не протянуть руку и не потрепать по волосам. Он так соскучился по нему! В груди разливалось тепло вперемешку с болью. Так хорошо и так плохо. — Что с лицом, Поттер? Тебя как будто премии лишили. — Придурок, — буркнул Гарри, но расслабился. Драко не должен был впускать его в дом. Не нужно было даже открывать дверь. Но было уже поздно. Когда Гарри перешагнул порог, Драко уже знал, чем закончится этот вечер. Знал и до безумия боялся, но не мог себя остановить. Гарри был первым, кто после войны показал ему, что он нечто большее. Что он ни ничтожество, что он имеет право жить дальше, имеет права улыбаться и быть счастливым. Поттер был тем, кто подставил ему плечо сам того не понимая. — Где ты пропадал? — усевшись на диван, Гарри подобрал под себя ноги. Он выглядел так органично в гостиной Драко, так уютно и так... правильно. Ничего более правильного Драко и представить не мог. — Мне нужно было отдохнуть, — не стал лгать Драко, садясь на кресло. Он хотел сохранить дистанцию, чтобы прийти в себя. Хотел остановить то, что рвалось из глубины души. Это будет неправильно, он не должен показывать Гарри правду. Тот не заслужил такого предательства. — Что-то произошло? Ты никогда не пропадал вот так... Гарри снова слегка нахмурился, смешно поджимая губы и мило хмуря брови. Драко подавил улыбку, скользнувшую на губы. Следовало ответить «нет». Гарри не должен ничего знать. Драко будет ненавидеть себя, если ранит его. Что ещё хуже, Гарри может начать винить в произошедшем себя. Он этого не хотел. Только не Гарри, только не он. Кто угодно, но не он. Его Драко хотел оберегать, а не заставлять грустить. Он хотел остаться его причиной для улыбок и только. Даже если от этого так больно, что хочется разбить кулаки об стену. Когда это началось? Почему именно Гарри? Неужели Драко не мог уцепиться за кого-то другого? Разве это не было абсурдно с самого начала? Ещё после войны, все их встречи были абсурдны! Его чувства были абсурдны. Единственный, кто потакал его безумию — это сам Поттер. Никто во всём Лондоне не верил в искренность и нормальность происходящего. Честно признаться, Драко порою сам не верил. Но потом его чувства вновь брали вверх, и он нёсся к Гарри, словно умирающий от обезвоживания к воде. Почему каждая малейшая эмоция Гарри вызывала в нём такую пустоту? Разве любовь должна подталкивать к бездне? Его чувства были неправильными до самой микроскопической частички. Весь он был неправильным в этом проявлении. Не имело значения, что именно гложило его, Драко нуждался в одном единственном, чего никогда не сможет получить. Это тупик, бездна, провал. Если его жизнь была на краю во время войны, то сейчас он по собственной инициативе спрыгнул вниз, надеясь на что-то, чего давно не существовало. Есть ли в этом мире хоть одно чувство, которое не будет убивать человека? Даже счастье может причинить боль. Всё дело в эмоциях, или во всём виноват человек? Человек любит защищать то, что никогда не будет ему принадлежать. Разве в этом есть смысл? Драко не хотел быть тем, кто ищет смысл, но сама мысль о том, что всё, что его окружает и его чувства — пустое, пугала. Так происходит со всеми. Как-то он даже слышал определение такого состояния от Грейнджер. — Это личное. И это звучит гораздо обескураживающе, чем должно. Словно он выдал тайну, которую никому нельзя знать. Но Драко не сказал и слова с намёком. Поттер такой человек, которому, пока не скажешь прямо, не поймёт. И это было выгодно и одновременно отвратительно. Малфой мог даже умереть, но Гарри так бы и не узнал о том, что в нём породил. Да и виноват ли в этом Гарри? Гарри растерянно моргает, неуверенно улыбается уголком губ, словно не знает, радоваться за друга или нет, потому что Малфой сказал это слишком... пусто и безнадёжно. Даже не вкладывая именно такой смысл, но прозвучало слишком откровенно. Гарри перебирает пальцы, кусает нижнюю губу, пытаясь подобрать слова. — Я... не знал, что ты... — И не должен. Драко перебивает почти со злостью, которая берётся откуда-то из глубины одиноко умирающей души. И он тут же злится сам на себя за то, что обидел того, кто ему дорог. Но иначе не мог, потому что это невыносимо — говорить о чувствах с тем, к кому эти чувства и испытываешь, зная наверняка, что они никогда не смогут быть взаимны. Драко находит выход. Когда-то давно это стало привычкой. Если хочешь успокоиться — сделай себе ещё больнее. Он не мог разбить кулаки об стену или как-то по-другому себя поранить, да и не хотел особо, но избавиться от одной боли, заменив её другой всё ещё мог. Это был способ самоуничтожения. — Как там Джиневра? Гарри всегда менялся, когда речь заходила о ней. Он начинался светится изнутри, словно всё счастье выплескивалось наружу лишь с произнесением её имени. Драко смотрел внимательно, впитывая каждую эмоцию до последней. Ему нужно было что-то, что отрезвит его. В предательских мыслях скачет желание сказать правду, но этого нельзя допустить, а единственное, что остановит — страх. Страх потери. Он никогда так не смотрел на него, как на неё. — У неё всё хорошо. Мы ведь снова живём вместе, поэтому каждое утро я могу её видеть... Она выглядит счастливой, я так рад, что все недопонимания улажены, и мы можем вздохнуть спокойно, — мечтательно и мягко произнёс он. С любовью. Драко чувствует, как его улыбка буквально трескается. Маска на лице ходит ходуном, проявляя истинные эмоции. Но Малфой их быстро прячет, словно украденную вещь. Эти чувства не должны существовать, и если бы были те, кто арестовывает за неправильные чувства, его давно бы усадили за решетку. Потому что на самом деле всё очевидно. Просто Поттер не видит. Драко уверен, что все знают, но не он. Наивный, как ребёнок. Он никак не менялся. Он счастлив, говоря о ней, и Драко одновременно рад, что Гарри улыбается, и в то же время его медленно рвёт на куски. Он счастлив с другой. Драко ему не нужен. Между ними никогда ничего не может быть. В их отношениях всегда всё было до ужаса просто, вот только Драко это не спасло. И он сам виноват в этом, но лучше или проще от этого осознания не становится. — Будешь чай? Или кофе? — предлагает Драко, стараясь отвлечься. Ему нужно уйти ненадолго, чтобы прийти в себя, освежить голову. — Кофе, спасибо, — улыбается дружелюбно и благодарно Гарри. На кухне Драко ставит чайник и упирается лбом в стену. Он хотел бы знать, почему именно Поттер, чтобы найти замену. Но, казалось, во всём мире не существует никого, кто смог бы хотя бы отдалённо напоминать его. Да и жестоко это — использовать других людей, чтобы излечиться самому. К тому же мало кто захочет иметь с ним дело, люди его всё ещё недолюбливали. Один Гарри, как ребёнок, был добр и всегда рад ему. И вот чем его добро обернулось. Драко предал их дружбу, сам того не желая. А Гарри был светлым и наивным, приходил, чтобы излить душу, сам старался помогать, чем мог, когда видел, что Драко чего-то не выносит, заставлял рассказать, чтобы полегчало. Поттер был, словно большое мягкое облако. И как только ему удавалось это после всего, через что они прошли? Драко вот до сих пор иногда от кошмаров просыпался. Но это, наверное, потому что рядом был только Гарри, да Блейз с Панси иногда. По всему выходило, что он одинок. У него не было ни домашнего питомца, ни людей, которым он был бы нужен, а Гарри он избегал сам. Вот и получалось, что ничего не получалось. Он был нужен Гарри, а тот ему, но только в качестве друга. Опять этот замкнутый порочный круг. — Почему ты пришёл? — вернувшись, спрашивает Драко, замечая, как Гарри вздрагивает и подозрительно замирает, словно вор на месте преступления. — Что такое? Гарри неловко усмехается и чешет затылок — волнуется. — Я хотел... Ты почти не выходишь из дома, да и мы давно не проводили время вместе, вот и подумал... Только не отказывайся сразу! Поттер знал, что Драко его избегает, но делал вид, что не замечает. Эта мысль заставляет почувствовать вину. Его чувства только всё портят! — Неужели беспокоился обо мне? — насмешливо фыркает Драко, отпивая свой кофе. — Конечно беспокоюсь! — открыто заявляет Гарри. Драко едва не давится напитком и быстро отставляет его на стол. — Имей совесть, Мерлин, — Драко опирается локтями на колени и закрывает лицо рукой. — Если ты против, говори, я не в обиде, всё понимаю. «Ничего ты не понимаешь, — думает Драко, борясь со злостью и чувством обречённости, — если бы понимал, не приходил. Не из-за того, что неприятны мои чувства, а чтобы не ранить меня. На этом всё и закончилось бы». — Приду, — решает Драко, пока не струсил. Он проводил рукой по волосам, откидывая светлую челку и смотрит прямо в глаза напротив. — Если ты так хочешь. Можно предположить, что это капитуляция, но Драко не хочет сдаваться. — О, это ведь прекрасно! — широко улыбается Гарри, словно без Драко не смог бы. — Я... — Но это последний раз, — перебивает Драко, всё так же смотря прямо. — Больше я не смогу. Гарри закрывает рот и смотрит растерянно и обиженно. Будто Драко его предал. Знал бы он правду, никогда бы такого не предложил и не выглядел бы таким разочарованным. — Почему? «Потому что люблю тебя» — крутится в голове. Как же хочется сказать. Но это плохая идея. Отвратительная. — У меня появилась девушка, — врёт вместо этого Драко. — Мне нужно уделять ей время. — Ох, вот как, — растерянность сменяет удивление, а затем радость, когда приходит осознание. — Так это же здорово! Я так рад за тебя! Я её знаю? — Нет, познакомился с ней во Франции, — продолжает врать Драко. Ему самому тошно, но в то же время легче. Ощущение, словно от этой лжи он теряет чувства. Даже если это самообман, ему становится немного лучше. — Красивая? Точно красивая, ты же у нас эстет! — смеётся Гарри и радуется, как за себя. — Познакомь нас как-нибудь! Гарри такой счастливый от того, что Драко больше не одинок, что внутри скручивается болезненный узел. Поттер считает, что Драко нравятся девушки. Пусть и дальше так думает, так даже проще. Но всё же... — Да, как-нибудь, — кивает завороженно Драко, переводя взгляд на обветренные губы. Поттер такой растяпа. Слишком простой. Счастлив от того, что счастлив его друг, но у Драко и намёка на радость нет, он даже не улыбнулся, пока врал. Гарри не замечает специально или же ему кажется, что Драко просто стесняется? Или же он бесчувственный. Не улыбается, как Гарри, говоря о той, что дорога сердцу. Но ему дорог Гарри, а с ним он всегда улыбается. Драко замечает, как Гарри резко замолкает, но улыбка не уходит с его губ. Поднявшись, Драко пересаживается на диван к Гарри и, боясь того, что делает, обнимает его за шею. Он не касается Гарри без причины, потому что боится выдать себя. Но сейчас ему жизненно необходимо это. Потому что он решил всё закончить. Он не хочет врать Гарри вечность. Крепче сжимая его в своих руках, Драко утыкается в плечо, будто плачет и ищет поддержки. Гарри сидит без движения минуту, а потом хлопает его по спине и гладит по волосам, успокаивая, как ребёнка. — Почему у меня складывается ощущение, что мы прощаемся? — спрашивает недовольно и тихо он, а Драко начинает смеяться. Он старается сдержаться, но почти истерический смех прорывается, даже когда он закрывает рот рукой. Поттер дурак, но кое-что заметить в состоянии. — Забудь, — советует Драко, медленно, не хотя отпуская его шею и поднимаясь на негнущихся ногах. — Тебе не пора? Драко видит, как тускнеют зелёные глаза, но слова назад не забирает. Гарри знает, что Драко не любит проводить долгое время с кем-то, но на самом деле ему сложно быть именно с ним наедине. Хочется сделать что-то неправильное, поддаться желаниям, забить на всё и просто рискнуть. Если бы шанс не был равен нулю, он бы попробовал. Но сердце Гарри крепко занято и, наверное, навсегда. Внутри снова что-то болезненно сжимается и становится трудно даже дышать. — Да, Джинни, наверное, уже соскучилась, я ушёл до того, как она вернулась. Рад был повидаться, — он снова улыбается неловко, и Драко замечает, что на его лице мелькает желание повторить объятия. — Тогда поспеши, не заставляй её грустить, — прикрывая глаза, говорит Драко, всем своим видом давая понять, что это плохая идея, и он больше к себе так близко не подпустит. Гарри разочарованно вздыхает. — Тогда до встречи. Я пришлю сову. — Да. Гарри заходит в камин, Драко провожает его взглядом, а когда тот исчезает, тяжело и надрывно вздыхает, падая на диван, туда, где сидел Гарри. Он закрывает лицо руками и лежит так почти час. Внутри всё рвётся, мечется и болит. Голову посещает мысль, что если напиться до отключки, станет легче, но он тут же откидывает эту идею. Никогда не становилось, максимум на час, а потом накрывает с утроенной силой. Алкоголь не помощник в подобном, он делает только хуже. Если любовь светлое чувство тогда то, что испытывает он — это проклятие. От него только холоднее. Оно дарует лишь боль и безнадёжность. Малфой сел на диване, схватившись за голову. Он не смог уснуть этой ночью, пялясь в полоток до утра. Голова жутко болела, глаза были сухими, а тело вялым и непослушным. Гарри, будь здесь, сказал бы, что он похож на зомби. Живой мертвец. Возможно Драко им и был, кто знает? Живым он себя не чувствовал курса с седьмого. Ничего не изменилось. Неудачная шутка судьбы. Если бы он мог, Драко отказался бы от всего, лишь бы избавиться от этих чувств. Но в то же время он ими дорожил. Они причиняли боль, разъедали грудь, но он продолжал болеть и любить. Пожалуй, он это даже заслужил.