Виктория

      Но поздравить в этот день именинницу хотел не только Эду. Алмару — один из близнецов Риты и Данилу, которого так великодушно усыновила донна Алма, высокий, идеального телосложения, короткостриженый брюнет с карими, почти чёрными, глазами, всё никак не мог подобрать момент, чтобы вручить подруге свой подарок. Тот, что парень выбирал с такой любовью и вниманием. Он давно питал к Виктории особую симпатию, как к подруге, как к знакомой, как соучастнице в музыкальной группе, и, именно связанный с этой группой подарок он и хотел сделать, косвенно связанный, но всё же.       Когда однажды Алмару, его сестра Маргарита и Виктория гуляли по торговому центру втроём, Ласерде очень сильно понравился один крутой массивный серебряный кулон на чёрной ленточке. Тогда Виктория в шутку сказала, что хотела бы однажды одеть подобное украшение на одно из их выступлений. Наверняка, к этому времени именинница уже забыла о тех словах, но, он, помнил. И не преминул возможностью, приобрести для девушки желаемое.       Наконец-то, выбрав момент, когда Эду уйдёт, и Виктория останется абсолютно одна, Алмару неспешно подошёл к ней и позвал.       Уже в который раз за сегодня вздрогнув, Ласерда обернулась.       Невольно встретившись взглядом с её очаровательными кофейными глазами, Алмару взволнованно стал произносить поздравительную речь. Внешне он был не менее красив, чем Эду, хоть и не имел с ним особого родства, но вот решительности этому парню порой недоставало, особенно, когда дело касалось проблем любовных.       Кое-как произнеся слова поздравления и не сбившись, Алмару, едва ли не трясущимися руками протянул Виктории свой подарок.       — Вот, открой, — весело улыбнулся он, слегка поправив красную ленточку на чёрной упаковке. Это незначительное движение позволило ему случайно прикоснуться к руке Ласерды, и кончики пальцев парня ещё сильнее похолодели от волнения.       — Это то, что ты так хотела. Ну, отрой же… — попытался поторопить её Алмару, пока Виктория, после разговора с Эду, всё ещё витала где-то в облаках.       Девушка отреагировала не сразу, она спокойно взяла подарок в руки и окинула его взглядом. Нет, не пренебрежительным, но достаточно равнодушным, так как была взволнованна другим. Виктории не особо хотелось сейчас распаковывать сюрпризы на день рождения и изображать на лице подлинное восхищение, однако, Алмару был весьма настойчив, и пришлось уступить. Нехотя раскрыв упаковку, Виктория открыла коробочку, только, чтобы друг от неё отстал, и всмотрелась в подарок. Это было то самое украшение, что когда-то столь понравилось ей, массивный серебряный кулон молодёжного дизайна на широкой чёрной ленточке. Возможно, в другой раз она действительно восхитилась бы таким сюрпризом, вот только сейчас Ласерда была совсем не в состоянии.       — Спасибо, — вежливо поблагодарила она, нервно улыбнувшись.       — Ты не наденешь его? Он как раз подходит к твоему платью. Я помогу, — проявил новую волну энтузиазма Алмару.       — Не в этот раз, я уже подобрала украшения к своему наряду. Пожалуй, надену его на одно из наших выступлений. Извини, кажется меня зовут, — ловко отмахнулась от него Виктория, воспользовавшись тем, что кто-то из прислуги активно махал ей рукой.       Ласерда ушла, а явно расстроенный Алмару, так и остался стоять в одиночестве, бесконечно думая и гадая, что же на этот раз он сделал не так.       Время пролетело незаметно и началась вечеринка. Это был изысканный коктейль в гостиной, сопровождаемый модными музыкальными молодёжными композициями, доносившимися сюда от стойки ди-джея в саду. Множество шведских столов было уставлено самым разнообразными деликатесами вокруг бассейна, в совокупности с разными изысканными украшениями из цветов и шаров. Первая часть праздника должна была стать утончённым церемониальным вечером, затем перейти в безумное купание молодёжи в бассейне и закончится красивым фейерверком. Алма была права, вечеринка казалось идеальной, и, по всем признакам, должна была пройти отпадано, Флора Пеража Де Албукерке постаралась на славу.       Гости, как взрослые, так и молодые, веселились во всю, кто-то статно распивал шампанское, ведя светские беседы в гостиной, кто-то лакомился изысканными блюдами в саду, а кто-то отвязно зажигал на танцполе у бассейна. Место на этом празднике жизни находилось для всех, и для старых, и для молодых.       Казалось, и сама Виктория, немного отвлёкшаяся и развеявшаяся, была довольна, если бы только не её бесконечное волнение по поводу матери.       Вежливо поговорив с несколькими гостями в доме, она вышла в сад и, наблюдая за снующими туда-сюда людьми, подошла к Маргарите. Дочка Риты и Данилу, сестра-близнец Алмару, была больше похожа на мать, чем на отца. Средний рост, изящные формы, стройное телосложение, мягкие карие глаза и пышные рыжевато-каштановые волосы, отлично сочетавшиеся с плавными, идеальными изгибами черт лица. И даже несмотря на достаточно явное сходство с любовницей мужа, Алма любила девочку ничуть не меньше брата.       Завидев Викторию, всегда живая и весёлая Маргарита не забыла в очередной раз поздравить подругу, но, кажется, Ласерде и сейчас было не до того.       — Вечеринка уже давно началась, а ни мамы, ни Камилы всё ещё нет, — тяжело вздохнула Виктория, как будто виновато опуская глаза.       — Не думай об этом, расслабься, выпей шампанского, потанцуй, веселись, — прекрасно понимая ситуацию, тут же попыталась приободрить её подруга, ловко подловив проходящего официанта и сунув Ласерде бокал прямо в руки, аккуратно взяла её за плечо.       — Я бы и рада, но… — тяжело вздохнула именинница, опуская взгляд на шипящий пузырьками бокал.       — Никаких «но», сегодня у тебя день рождения, и ты — первый человек, который должен веселиться в этот день. Ну-ка, давай-ка, покажи мне, что тебе подарил Алмару, это то, что я догадываюсь или нет? — мгновенно попыталась рассеять её грусть лучшая подруга.       Виктории ничего не осталось, как только слегка улыбнуться и, отпив немного шампанского, продемонстрировать подруге красивейший серебряный кулон.       А потом были танцы, сказочные прекрасные бразильские мелодии о любви лились изящными нотками по всему вечернему саду. Как только подошло подходящее время, Алмару тут же заказал медленную, романтичную песню ди-джею и поспешил пригласить именинницу на танец. Виктория согласилась. Она неспешно кружила в плавных грациозных движениях с ним в паре, в то время, как Маргарита исполняла те же манёвры в обнимку со слегка полноватым, но крайне отвязным барабанщиком их музыкальной группы, а Эду, в дань этикету и уважению, пригласил на танец Алму.       Мелодия длилась достаточно долго, но всему в этом мире приходит конец, и вскоре композиция сменилась другой, не менее прекрасной и лаконичной. Пары поменялись, и теперь уже Эду кружил Викторию в сказочном, волшебном, загадочном в вечернем полумраке вальсе. Мелодия лилась магическими нотками повсюду, лёгкий ветер слегка покачивал роскошные тёмные волосы девушки и приятно холодил оголённые участки кожи. Длинное чёрное платье Виктории, расшитое тысячей блёсток, мерцало в огнях танцпола. И казалось, мягкая ночная прохлада освежала при каждом новом движении, в контраст с жаркими, пламенными, обжигающими чувствами. Виктория смотрела в глаза Эду, а он вглядывался в её сияющие кофейные радужки, в которых в этот вечер на миг сияло яркое счастье. Фернандос был достаточно уверенным и настойчиво вёл партнёршу в танце, крепко прижимая её к себе, а Виктория поддавалась, казалось, сейчас, вопреки своему дерзкому и смелому характеру, она могла быть самой мягкой и самой покорной в мире, только для него и навсегда.       Мелодия закончилась, но пара ещё какое-то время продолжала кружиться в объятьях друг друга, пока Эду вежливо не выпустил Викторию из своих кистей и грациозно, за руку, не увёл в сторону.       — Спасибо за танец, — приятно улыбнулся он, чуть кивнув головой Ласерде, от чего девушка тут же расплылась в счастливой улыбке.       — Это было так здорово, я…       Её слова оказались прерваны зазывающими репликами Алмы, которая с чего-то решила, что пришло время задувать свечи и окончательно завершить первую, официальную, часть вечеринки, после которой должны были последовать молодёжные безумства и весёлое купание в бассейне.       — Ну-же, иди… Сегодня твой день, —легко подтолкнул именинницу в сторону тётушки Фернандос.       Только сейчас, в этот самый момент Виктория опомнилась, как будто, среди своего счастливого забытья в пламени романтичного вальса, впервые поняла, сколько прошло времени, и эта ужасная реальность, болезненным ударом стукнула её в самое сердце.       — Вечеринка уже почти закончилась, а мама так и не пришла, — едва не плача, но отчаянно сражаясь с явно подступающими к глазам слезами промолвила она, и грустно опустила голову, — Неужели она так и не появится сегодня…       Видя, как расстроена происходящим была девушка, всегда предприимчивый Эду не растерялся. Резко ухватив Ласерду за руки, он слегка склонился к ней и посмотрел прямо в глаза.       — А ты не думай об этом. Я уверен, что Элена не забыла. Иди задувай свечи. А она придёт. Обязательно придёт, — понимающе, нежно, ласково, но при этом достаточно уверенно говорил он.       Слова Фернандоса звучали так убедительно, что Виктория даже сама поверила в то, что он говорил, ни на секунду не заставив себя сомневаться в них. Казалось, не было в целом мире человека, который так отлично понимал бы и чувствовал её, как Эду.       — Хорошо, — немного успокоившись, кивнула Виктория, когда мужчина легко коснулся её подбородка, чтобы приподнять грустное личико.       — И не забудь загадать желание… — напоследок бросил он ей.       — Обязательно, — уходя в указанном направлении, кинула ему она.       Виктория уже знала, какое именно желание загадает сегодня.       Это был день её совершеннолетия, день, когда должны были исполниться все ранее недостижимые мечты. И Ласерда хотела сполна воспользоваться всей магией этого дня, чтобы сбылось одно единственное её желание.       «Пусть однажды Эду будет со мной! Пусть полюбит меня так же сильно, как я его! И мы будем счастливы вместе, навсегда!» — громко и чётко произнесла про себя она, задувая свечи на красивейшем дорогом торте.       Все огни, как по мановению волшебной палочки, погасли под силой её желания. А затем… Затем главное блюдо любого дня рождения было разрезано, ажурным серебряным ножом и роздано гостям.       Как раз в тот момент, когда Виктория отрезала первый кусок торта, в гостиную к Алме вошли Элена и Камила. Мать, как ни в чём не бывало, заняла свободное место среди присутствующих, наблюдая происходящую сцену и вежливо хлопая вместе с остальным аплодирующими, а заплаканная, с абсолютно красными опечаленными глазами, Камила тут же повисла на шее у супруга, окончательно разбивая для именинницы магию этого вечера.       Виктории было неприятно видеть сестру рядом с Эду, хоть она и знала, и понимала, что он являлся её мужем, всё равно как-то неприятно кололо в душе, когда та откровенно вешалась на него. Постаравшись перебороть отвратительное чувство одиночества и абсолютной пустой грусти, Ласерда младшая отвела глаза в сторону, ощущая, как последняя радость от этого дня рождения у неё в сознании разбивается на тысячу осколков. И, хотя Алма была права, вечеринка оказалась отпадной, для именинницы этот праздник был ужасным, хуже некуда.       Официальная часть задувания свечей и разрезания торта была закончена, и гости разбрелись по комнате, лакомясь угощением и распивая спиртные напитки. Только тогда Виктория подошла к Элене. В отличие от Фреда или даже Камилы, младшая Ласерда была куда более смелой и решительной, наверное, потому не побоялась бы высказать всё матери прямо в глаза.       — С днём рождения, дочка, — спокойно произнесла женщина, когда девушка приблизилась к ней, с таким видом, как будто ничего особенного и не произошло.       Её спокойствие, её наглая непоколебимость, просто в край возмутили Викторию. Как мать вообще могла вести себя так по отношению к своему ребёнку? А главное, почему?       — Ты опоздала. Что случилось? — обиженным тоном в одночасье завила Элене Виктория.       — Ты же знаешь, я была с Камилой в больнице… К сожалению, опять ничего не получилось. Результат обследования оказался отрицательным… Для Камилы это было сильнейшим ударом… И я…       Слова Элены эхом отдавались в голове Виктории, всё сильнее и сильнее, ударяя в самый разум, сердце и душу. Она столько лет терпела пренебрежение, столько лет забывала и прощала матери всё, даже то, что она любила немощную и больную Камилу больше неё, Виктории, даже когда та была совсем маленькая. Мать творила, что хотела, и девочка, а потом и девушка принимала это, как должное. Но сегодня… В самый важный день жизни любого человека, она перешла все границы. Не прийти на такой особенный праздник своей дочери, да ещё по такой причине… Пламя гнева буквально вспыхнуло в душе Виктории, сжигая всё на своём пути. Поступку Элены не было прощения!       — Камила! Камила! Всегда Камила… — даже не дав договорить матери свои оправдания до конца, абсолютно позабыв, где она находится и обо всех нормах приличия, громко закричала Виктория, — Её дела всегда важнее моих! Ты всегда заботишься только о ней! Как вообще ты могла из-за такой ерунды опоздать на мой день рождения?! Не просто день рождения, а день совершеннолетия! Что с тобой мама?! Неужели тебе важна только твоя драгоценная Камила?! Неужели ты совсем, даже ни грамма не любишь меня?! Как будто у тебя и нет второй дочери!       Подобный тон, подобные слова до глубины души задели Элену, нет, не потому, что Виктория в чём-то была права, а потому, что она — мать по призванию и по жизни, всегда жертвовавшая всем и отдававшая всё ради своих детей, сейчас получила упрёк в том, что матерью она была явно-таки плохой. Эта мерзкая, мелкая девчонка, невоспитанная мерзавка, хамка, смела обвинять её невесть в чём, только тому, что она опоздала на какой-то праздник. Но, в конце концов она же пришла. И опоздала Элена не просто так, не потому что хотела, а потому, что всею себя отдавала ребёнку, который, ввиду своей болезни, заслуживал чуть больше внимания. Чего стоила какая-то вечеринка, когда её дочь так страдала от собственной болезни и бесплодия? Чего стоили подростковые обиды взбалмошной девчонки, которая до конца даже не понимала всей серьёзности от мук тяжёлых заболеваний и их последствий. Да ничего. И как вообще смел хоть кто-то осуждать её, мать, готовую пожертвовать всем ради своих детей, мать, которая уже потеряла одного ребёнка, и бескрайне и безгранично переживала и боролась за счастье второго, судить её и обвинять не имел право никто: ни незнакомцы, ни знакомые, ни друзья, ни родственники, и даже вторая её дочь. Особенно, когда речь шла о Камиле. Из-за которой и вообще появилась на свет Виктория, едва не сломавшая, а может, в какой-то степени, и сломавшая Элене жизнь.       Эти чувства, эти эмоции накипали в женщине с годами, подпитываясь и двукратно усиливаясь с каждой новой выходкой младшей Ласерды. Как она могла, как она смела не понимать всю серьёзность ситуации? Как она могла так глупо ревновать и предъявлять претензии, тем более Камиле, той благодаря которой эта мелкая хамка и вообще появилась на свет? И, если бы не болезнь сестры, у Элены бы и в помине не было другой дочери. Она никогда не говорила об этом Виктории, она не собиралась никогда раскрывать этот секрет, но, сейчас, под волей сокрушительного урагана эмоций, ведомая гневом от всех пережитых ей страданий из-за непонимания и обвинения со стороны, мать сорвалась, и с её губ слетели судьбоносные слова, которые поражали насквозь:       — Да как ты смеешь говорить такое обо мне?! Да как ты смеешь говорить такое о Камиле?! Если бы не она, тебя бы и вообще на свете не было! Я не хотела больше заводить детей после её рождения, но родила тебя! Я вообще родила тебя только потому, что Камиле нужен был донор, я вообще родила тебя только для того, чтобы спасти Камилу…       Слова Элены, ужасные слова от матери, эхом раздались по гостиной, заставляя в шоке замереть всех присутствующих, наблюдая скандальную сцену, пронзая, и в один миг разбивая душу юной Виктории… Раз и навсегда, неизменно переворачивая всю привычную жизнь для несчастной девушки…