***
Достоевский с трудом разлепил глаза. В комнате было темно, голова сильно болела. Вспомнив о том, что происходило вчера, юноша сильно пожалел о том, что память вообще существует. Двигаться было тяжело из-за отсутствия сил. Искажённое пьяным безумством лицо матери, разочарованное и, с каким-то презрением, Маяковского и мутная тень сестры — всё это смешалось в голове. Затряслись руки. С кровати вставать не хотелось; казалось, на это уйдёт весь запас сил, что имеется у всего населения Земли. Холодильник, насколько помнится, совершенно пуст, так что завтракать нечем. Возможно, курить на голодный желудок — это далеко не самая лучшая идея, но Федя курит. Собрав все силы, что имелись, в кулак, берет коробочку с сигаретами, лежащую недалеко от кровати и зажигает её. Ощущение, что в организм проникает не просто дым, а целое огромное облако какой-то противный грязи. Какой сегодня день? Не сегодня ведь назначена встреча?.. Ах, да, Достоевский так и не проверил ту переписку, а ведь ему что-то написали. Взять телефон и разблокировать его тоже оказалось большой проблемой, но юноша справился. Такая лёгкая задача, казалось бы! И из-за чего вся беда? Несмотря на это, несмотря на ужасное самочувствие, бросать не только хотелось, но и не хотелось. Хочется ещё помучаться, а затем уже… И когда же перестанет хотеться ещё помучаться? Судя по всему, никогда. Всё так, как и предполагал Федя. Ещё среда, час дня. Встреча должна произойти завтра в час ночи. То есть, уже ночью. Сможет ли юноша встать с кровати до ночи? Что он вообще может, кроме того, что откладывать всё на потом? Сколько будет прятаться? Сколько будет расстраивать людей? Сколько ещё он будет молчать обо всём, что скрывает? А ведь Маяковский готов был выслушать… Почему же язык не повернулся? Что мешает? Почему, Господи, за что?! Он же ничего такого не сделал, так почему его не воспринимают за человека? И в детстве не воспринимали, хоть детство и казалось единственным нормальным периодом в жизни. Нет! Он просто напросто не понимал тогда ничего, что происходило вокруг! Как его там в детстве называли? Котик? Так почему же никто не хочет тянуться к котику? Никогда не хотел! Котики ведь они такие… такие милые и безза… беззащ… беззащитные… Почему так сложно произнести это слово?! Откуда слёзы?! Как убрать слёзы навсегда?! Готов на всё ради этого, даже глаза себе вырвать!.. Дыхание сорвалось. Сердце стучало как бешенное. Выступил отвратительно пахнущий пот. Достоевский не имел ни малейшего понятия, сколько же он пролежал на кровати вот так, не сумев встать. Когда же наконец поднялся, захотелось обратно, но юноша не лёг. Нужно было собраться и сходить для начала в какой-нибудь магазин, купить поесть хоть что-то (на что хватит денег). Он так сильно похудел за последнее время… Смотреть на своё отражение в зеркале было до ужаса противно; к тому же и без того отвратительно тонкие ноги покрывали жуткие порезы. На сборы ушло слишком много времени. На улице уже сильно стемнело. Приходилось идти очень медленно, чтобы боль в ноге напоминала о себе не так настойчиво. Найдя на полке в обычном супермаркете какой-то дешёвый, но на вид достаточно вкусный салат, оплатив и выйдя из магазина, открыл и медленно стал есть его прямо из контейнера, слизывая языком, словно подцеплял ложкой. Вместе с этим, он медленно двигался к обговорённому месту встречи. Когда он дошёл, там ещё никого не было. Возможно, это было к лучшему, ведь парень смог спокойно доесть и даже дойти до мусорки, выбросить пустой пластмассовый контейнер туда, а не в какой-нибудь угол. Ждать этого человека пришлось минут десять. Из-за слабости в теле они показались Достоевскому слишком долгими. Сама встреча прошла быстро: мужчина тихо передал Феде большой белый пакет, набитый какими-то необходимыми вещами, и ушёл. Не торопясь, юноша направился обратно домой. Было холодно. Невольно он задумался, куда же занесло его мать, и где же она сейчас отсыпается после очередной пьянки. Где греется от этого мороза. Домой она, судя по всему, не собиралась, что не могло не радовать. Температура воздуха близилась к нолю. Когда брюнет подошёл к какому-то перекрёстку, неподалёку от него блеснули ярким светом фары проезжающей мимо машины. Достоевский не обращал на этот автомобиль абсолютно никакого внимания до тех пор, пока тот не притормозил совсем рядом с ним. Оттуда, с некой резкостью в движениях, вышел мужчина, бывший ростом на целую голову выше подростка. Федю сковало неприятнейшее предчувствие и ощущение, что он, Достоевский, угодил в тупик, когда юноша заметил, во что одет мужчина.***
Эта среда показалась Маяковскому слишком тихой. Никаких подозрительных лиц, никаких наркоманов, никаких детей (кроме тех, кто добросовестно зашёл за чипсами, газировкой или прочими вредными вкусняшками). Даже зависимых от алкоголя настолько мало заходило за весь день, что их буквально можно было пересчитать на пальцах одной руки. Одной из них была растрёпанная и грязная женщина, на лице которой были глубокие морщины и следы обиды, даже печали. Кроме всего этого, на щеке красовался большой синяк с кровоподтёком. — Эй, дай-ка вон ту бутылочку, дорогой, — обратилась она к нему грубым, севшим голосом. Когда Владимир пробил ей выбранный товар, она спросила, нет ли рядом какого-нибудь места, куда она сможет обратиться и остаться спать или просто передохнуть и отогреться. — Нет, я таких мест не знаю, простите. — Эх, не знаешь… Подумал точно, что я бездомная какая-то, оборванка. А у меня есть дом! Я б хотела домой, но этот мелкий гад, ик, — икнув, она резко замолкла, будто отчего-то опомнившись. — Не держите в себе. Вы можете рассказать. — Ну да, ну да, — неохотно согласилась женщина. — Действительно ведь, кто я, чтобы вы меня запомнили?.. Сын мой, — она показала на синяк, занимавший большое место на ее лице, — о как. Я б его… Но ты посмотри, какая я. Могу ли я того как раньше?.. — А как вы раньше? — поинтересовался Маяковский. — Да я бы, да я, — она сразу же замахнулась. Владимир попятился неожиданно сам для себя. — А может, — предположил он, — именно из-за вот этого «да я бы» ваш сын и поступил так? — Да какое право он имеет на это?! — женщина совсем раскричалась. — Я его воспитывала, дала крышу над головой, безопасность, а про еду и воду вообще молчу!.. А этот мелкий!.. Она начала кашлять, а затем взяла бутылку, отдала за неё деньги и удалилась.