Когти могут впиться в ногу,
Но нога, поверь, не сердце,
Кошки так не ранят,
Как людишки иногда.
Тёплые коты — Flëur
***
Вторники — меняльные дни. Это первый вторник после принятия нового закона. Первый вторник, когда девушки и юноши спокойно могли общаться, а не прятаться под лестницами с жуткими мыслями, что их кто-нибудь заметит. Если быть честным, все, без исключения, хоть раз пытались обойти запрет в меру своей наглости… Выходило до жути скомкано и неказисто…и вечно это зудящее чувство под кожей, словно кто-то из-за угла дырку в спине прожигает. Но не будем об этом… Сейчас важно другое! Меняльный вторник! «Кто и когда его придумал?», — вопрос, ответ на который уже никто и не вспомнит. Просто старая и веселая традиция. В меняльные дни отдавали ненужное и брали нужное, торговались, искали то, что требовала позабывшая блеск сокровищ душа, с утра до вечера повторяя девиз: «Кричи громче, хватай резче, беги быстрее!». Накануне, после скучных уроков, домовцы разбирали свое нажитое за долгое время богатство. Все, что спряталось в пыльных мешках и коробках. Глупые все выбрасывали, а умные запрятывали на тот самый день. И совсем не важно, что они хранили. Главное с какой теплотой в душе они их припрятывали. И с самого вечера первый этаж Дома обрастал начищенными до блеска старыми вещичками, мечтающих о новых хозяевах, которых хоть чуточку лучше позаботились бы о них. Народу много. Очень. Все толпились и толкались. Слова на стенах буквально отлетали от домовцев, опирающихся на них, старались скорее убежать, скрыться от всего творившегося безобразия. Они уже позабыли, что такое когда-то происходило… Около дверей — принарядившиеся Крысы и Псы, которые, кажется, от души намылись, вычистили зубы до кровоточивости дёсен и надушились спиртяжными духами с головы до ног, подмигивали проходившим мимо девушкам. От такого скопление запахов кружилась голова…в плохом смысле. Девы, в свою очередь, не отставали: цветастые юбки, сложные плетения на шеях и руках, яркие глаза и сладкий аромат. Филин — с лампами и сигаретами в своем углу. За сокоавтоматом — Мартышка с наклейками, Длинная Габи с расцелованными плакатами Мэрилин Монро разговаривала, открывая широко, как крокодил, рот, намазанный фиолетовой помадой, с золотобровой Мухой, теребящей в руках колоду карт, что обменяла у Валета. Рядом терся прыщавый Гном, только и успевающий вытирать потные руки о штаны. Остальных разглядеть сложнее, затерялись среди весёлых девушек. Все пришли не столько за менялками, сколько за новыми знакомствами. Менялки — лишь хороший предлог для этого! За очередью из Псов за пластинками спрятались две девушки. У одной на коленях —жилетка всех цветов радуги, расшитая бисером, а у другой — увесистая коробка, а на ней — раскрытая тетрадка. Как же их зовут? Первую, вроде, Русалка. Совсем маленькая. Кажется, из бывших колясников. А, возможно, и с кем-то путают. Со второй посложнее… Длинная, ужасно костлявая… Худобу не скрывала даже не по размеру огромная олимпийка вместо платья. Не девушка, а настоящий пацаненок…и кличка у нее была созвучная…мальчишечья. Рядом с коробочницей мялся покрасневший Валет, предлагавший старенькие игральные карты со скосившимися лицами давным-давно позабытых актеров. — На них и гадать можно, — не сдавался он, махая ими перед ней как веером. Будь девушка не в духе, давно бы послала наглеца в Клетку, так сказать, отдохнуть. Но настроение ее сегодня было хорошее, в самый раз, чтобы немного поболтать с противоположным полом. Поиграть… — Два в одном! Бери, Шаманка, не пожалеешь. Так вот оно что! Шаманка… Прошлый и нынешний страх женского крыла. Желтоглазое удивительное существо… В одно время тихое и почти неживое, а в другое громкое и кипящее от собственной злости… Да кто его знает, что она из себя представляет. Легенд много рассказывают, рассказывали и будут рассказывать о удивительных обитательницах женского крыла. — А если пожалею? — громко засмеялась она, сжимая в жилистых ладонях болтавшийся на веревке чей-то клык. Точно не ее, специально улыбалась в тридцать два кривых зуба. Они у нее совсем плохи: пожелтевшие от постоянного курения и нарастающие кариесом от самых корней. Улыбка должна вызывать ответную улыбку. А посмотрев на такой кошмар, появится желание только скривиться. Улыбка — это очень важная часть человека... — Что будешь делать? Может, сам смастеришь мне картишки? А? Или кишка тонка такой работой заняться? — Вовсе не тонка, — прошебуршал краснющий от волнения Валет. Шаманка для него казалась эталоном женской красоты... даже с ее гнилыми зубами. Сошедшей с древних картин. Только вот всю романтику портил ее длинный язык без костей. Была б она поробее и поскромнее, другое дело. А тут вот что! Просто так Шаманка никогда на обмен не соглашалась: ее должны были заинтересовать, — увы, таковы правила, которым уже очень-очень много лет. И не вспомнить, кто подкинул ей такую идейку… По секрету, еще ни разу она не уходила с тем, с чем приходила: к вечеру, а иногда и к обеду, коробка пустела. — Даже у Коня есть амулет? — возмутился Валет, заглянув в тетрадку девы. В правом столбце его кличка первая вырисовывалась аккуратным почерком с завитушками. — А он как смог-то? Шаманка сгорбилась, прижав коробку к груди, и поманила пальцем юношу к себе, словно собиралась рассказать страшный секрет, который знать должны были только они. Близко находиться с домовцем из шестой тяжело — в нос бил резкий запах дешевых сигарет, сальных волос, пота и заношенной замкожи… — Во-первых, ещё раз заглянешь без моего разрешения в тетрадку — пеняй на себя. Во-вторых, он принес мне чай, — спокойно прошептала девушка, глядя в синие глаза Валета. — Из Индии, вон этикетка даже есть! Можешь такое себе представить? Я Индию то и на карте не смогу найти…а она вот тут! Прям у меня на подоконнике теперь будет… Сможешь его переплюнуть, так и быть, поменяю все! — Чай? — и правда, на подоконнике, спрятавшись за пакетами, в горшке грелось пожелтевшее распушившиеся растение. Птицы постарались на славу. — Из Индии? Шаманка не ответила, отвернулась, пошуршала чем-то, поругалась себе под нос, да такими выражениями, что удивился сам Пес, и повернулась обратно, протянув кулак. Валет с опаской протянул раскрытую ладонь в ответ, на которую тут же упал небольшой сине-зеленый камешек. — Надоел ты мне, Валет. Приставучий ты до ужаса. У меня аж руки зачесались, пока с тобой разговаривала. Держи-ка бирюзу, — скучающе кивнула девушка. Не сказать, что ее удивила настырность юноши, но и отпускать его с пустыми руками она не захотела. Иногда правила все-таки можно было нарушить. — Камень счастья или, поговаривают, кости, невзаимно влюбленных. Смотри, вдруг пригодится… Пес побледнел и принялся теребить костыль, позабыв, что собирался отдать взамен карты. Шаманка же, в обмен ничего и не попросив, попрощалась с ним, лениво помахав рукой, и принялась за записи в тетрадке. Вела учет: что, кому и когда… — Э-э…а ты не хотела бы погулять как-нибудь… вечером? До выключения света? — Боюсь, мой дорогой и уж очень настырный друг, мы с тобой далеко не сможем уйти вдвоем, — выразительно посмотрела на свою загипсованную ногу темноволосая, отказав новоиспеченному поклоннику. Бандана соскользнула на глаза, скрыв пляшущие в них смешинки. — Найди меня через месяцок, тогда я погуляю с тобой с большим удовольствием. Валет мигом исчез. Устал ждать и ушел. — Наконец-то он отлип, — прошептала медноволосая своей соседке. — Ты не засекала, сколько он тут с нами проторчал? — Больше часа точно, — хихикнула Русалка. — Ты…будь хоть немного милее с ним. Он же хорошенький. И мухи не обидит. — А мне то он зачем сдался? — Хорошенький же. Такому даже язык не повернется что-то плохое сказать. — У него на лбу написано: "Боюсь рыжих ведьм!". "А" — я рыжая. "Б" — я ведьма. — Тогда уж шаманка.... Дети Дома потихоньку сходили с ума. Пищали и скулили, скакали и бездвижно сидели, хрустели, ломали, свистели, обнимались и дрались, целовались, пели, орали, рыдали и смеялись. — Я думаю, нам пора уходить, — тяжело вздохнув, Шаманка пересчитала приобретенные менялки, заполонившие весь подоконник. — Собираем остатки барахла и идём пить чай. Кажется, Кукле родители привезли облепиху и липу. Заварим и спокойненько посидим… Чего только у нее не было теперь: и лично приготовленные настойки Птиц, от них же кактусы и фиалки, и через раз горящая гирлянда, и пластинки Битлз, за которыми гонялись и дрались Псы, и девичье тряпье, что оказалось кому-то мало, и сушенные на шнурке яблоки, и разноцветный зонтик, и массажер для головы, и зажигалки с полуголыми дамами с выдающимися формами, и блоки сигарет от Филина, Крысы не пожалели алкоголя, копченой рыбы, жвачки и чьего-то клочка крашеных волос. — Еще же остались менялки, — Русалка потрясла жилеткой. — И амулетов навалом. Не выбрасывать же? А Кукле привезли кофе, да к тому же горькое до ужаса. — Ба-ра-хло! — ещё раз повторила по слогам Шаманка, пытаясь удержаться на ногах от тяжестей менялок в руках. — Они уже никому не пригодятся, кому хотела, отдала. А я могу новый ловец снов из остатков сплести… В следующий вторник придем и все раздадим до последнего, обещаю тебе. Да и попахивать начало тошнотворно… Ты же не хочешь потом отстирываться от всего этого… И Кукле привезли чай, я лично с ней разговаривала се… — Привет, — перебила ее Русалка. Шаманка удивленно взглянула на нее, а потом на колясника, остановившегося около их укромного местечка. Ушастый, чумазый, похожий на лемура. Неужто сам Шакал Табаки решил порадовать их своим вниманием? — …годня. И правда, зачем меня вообще слушать? — Нравится? — У меня с собой нет ничего подходящего, — ответил он ей, а сам позеленел, словно съел что-то испорченное. Вот-вот и вывернет наизнанку. Неспроста завоняло! — Так, одна никчемная мелочь. Надо кое-куда съездить. — Сначала примерь, — Русалка встала с подоконника, протягивая жилетку. Шаманка закивала, как болванчик. Лишь бы быстрее обменять жилетку и сбежать. — Это очень маленький размер. Вдруг не налезет. — Да нет, не стоит, — закопошился колясник. — я тут просто гулял себе… — уши его наливались краской, прикоснись — обожжешься. — Но тебе же нравится? Примерь, — она сунула ему жилетку. Шаманка же принялась ковыряться в коробке, лишь бы не засмеяться в полный голос. — Давай. Хочу посмотреть, как она выглядит на ком-то другом. На Шаманке она сидит просто ужасно, висит как на настоящем скелете… Табаки снял две свои и натянул жилетку Русалки. Застегнул. — Здорово, — обошла коляску Русалка. Работа ее вышла на славу. — То, что надо. Как будто на тебя сшита. Шакал кивнул низко опущенной головой и принялся расстегиваться. — Нет, — запротестовала она. — Это тебе. Подарок. — Ни за что! — вскрикнул колясник, пугая проходивших мимо домовцев. Те только покрутили пальцем у виска. — Так нельзя! — Я ее принесла, чтобы кому-нибудь подарить, — объяснила она. — Тому, кто оценит. Ты оценил, значит, тебе. А то обижусь. — Полностью согласна! Дают - бери, бьют - едь быстрее! — поддержала соседку Шаманка, соскользнувшая с подоконника. Тяжело проковыляв до парочки, устроилась около стены. — Пусть правила меняльника не соблюдаются, зато нам хорошо, или ты не согласен? Соблюдаешь правила? Табаки, не проронив ни единого слова, принялся копошиться в своем узелке. Из него немедленно вывалился пошлый фонарик к самым ногам девушек, но колясник, стараясь сделать вид, что он принадлежал не ему, протянул Русалке бусы. — Красота какая. Неужели сам сделал? — Бери, — ответил он, скромничая. — Они не стоят и кармашка твоей жилетки. Бери все! А у тебя что? — повернулся к хихикающей Шаманке, что та поперхнулась. На колени ему посыпались различные камни, начиная кварцем, и заканчивая янтарем. Всего Шакал насчитал десять амулетов. — Можешь себе оставить, можешь состайникам отдать. Без разницы. Говорят, в четвертой всегда чудеса какие-то происходят…— она пожала плечами и принялась собираться в комнату, зажав меж зубов забытую кем-то сигарету. — Но нас всего девять… Медная челка упала на лицо, из-за чего ее ухмылка осталась незамеченной. — Неужели я ошиблась? Надо это записать в календаре. — Шаманка никогда не ошибается, — хихикнула на ухо Табаки Русалка. — Никогда и ни за что! Она наперед знает, что случится завтра, а то и через год... — Тогда, пусть будет один запасной. Никогда не знаешь, кому нужна будет удача, а вообще… — но девушка не успела договорить, Табаки, побледнев, попрощался с ними и поехал через толпу к выходу. К ним приближался неизвестный Лог с перекошенным от злости лицом. К счастью, он, от собственной невнимательности, наступил на чей-то сигаретный склад, что дало время всем быстренько и незаметно слинять. — Эй, кто подкинет до четвертой? — послышался крик колясника — Оплата по прибытии! — Влип мальчишка, — хихикнула Шаманка, поправив лямку сползающей сумки. — Хотя, это уже не наша проблема, пусть сам свою кашу расхлёбывает… А нас ждёт Кукла и свежий чай! Секунда, и они затерялись среди спорящих домовцев.***
— Что-то мне подсказывает, пить это небезопасно, — разглядывала бутылку с мутным содержимым Шаманка. — В следующий раз, если эти пташки принесут что-то подобное, сразу же выхватывай и разбивай. Скукожившиеся фрукты на дне покрылись плесенью, приклеившись к стеклу. Сероватая жидкость вспенилась. Видно, впарили испорченную… — Небезопасно, — согласилась Русалка, мечтая о горячем чае. Птичьи настойки ее вовсе не интересовали. — Лучше их выбросить прямо сейчас. — А может Крестной подкинуть? — несомненно, эта градусная дрянь не должна оказаться в их комнате. — Или Крысам перепродать? Скажем, сами сварили… — Не поверят, — пожала плечами Русалка. — Бедуинка проверяла. Они как-то свое варево по запаху различают... — Нифига себе! Вот это дотошность, — Шаманка принялась раскручивать крышку. Не успев и моргнуть, она со звонким плюхом выскочила и осталась в руках у девушки. Принюхавшись, медноволосая скривилась, а потом громко закашляла, словно подавилась. — Ну и варево!