Замок Грабкаммер
Давно, задолго до того, как Империя стала единым целым, на её теперешнем востоке был построен замок. Принадлежал он одному эксцентричному герцогу. Этот славный представитель воинской аристократии однажды совершил три безрассудства и жестоко поплатился за каждое. Но про это как-нибудь в другой раз. Сейчас замок больше походил на могилу. В нём давно не шумели пьянки, не звенел смех, не пелись песни. Теперь это была личная резиденция Артура Бойля, хозяина почти всей стали Империи, человека без души. Впрочем, как говорил он сам: "Если мне понадобится душа, её выплавят мои печи". По счастливому совпадению, именно в окрестностях замка были найдены залежи железа. Огромные, неиссякаемые запасы этого прекрасного металла озолотили семью Бойль, сделав её одной из самых богатых семей Империи. По приказу предка Артура, Гаффа Бойля, замок был перестроен. Почти все не железный или не каменные элементы его конструкции были заменены на таковые; плотные шторы исправно защищали внутреннее убранство от солнечного света, придавая жилищу мрачный, тягостный вид, а окна никогда не открывались. Заводы переплавляли железо круглые сутки, выплёвывая клубы ядовитого дыма, который подобно траурной вуали окутывал домики и бараки, ютящиеся в тени Грабкаммера. Среди местных ходила шутка, что Артур настолько любит железо, что оно заменяет ему жену. Злая шутка. Всё это было бы крайне интересно, если бы не существовало проблемы посерьёзнее, как считали уважаемые господа, так же присутствовавшие в пиршественной зале. Здесь были все: Оружейный Король, Маркус Хайер, хозяин заводов по производству оружия. Король винтовок, король пушек, король всего, что убивает. Седой старик, человек без сердца, звериный оскал Империи. Луи де Монфор, именно его ткацкие фабрики обеспечивали Империю одеждой и униформой. Он не стеснялся привлекать к изнуряющей работе не только женщин, но и детей, что крайне благоприятно сказывалось на набитости его кошелька. Доктор Людвиг Фарбен, в народе его прозвали "Поваром смерти". Личность выдающаяся. Сколотил состояние на удушающих газах. Во время "Войны секундной славы" лично контролировал применение боевых отравляющих веществ. Де Монфор: — Господа, а всё таки, как приятно что в трудной ситуации всегда можно положиться на хороших, верных товарищей, — сказал голубоглазый, отрывая куриную ножку. На вид ему было лет тридцать и он был самым молодым среди собравшихся. — Ну, что вы, господин де Монфор! Для этого и существуют друзья, — отправляя в желудок очередную порцию вергальского рагу, ответил Людвиг. Какая тесная, милая компания. Уверен на вас произвело впечатление. Надеюсь тот факт, что помощью оказались головорезы для запугивания недовольных рабочих, не омрачит ваших впечатлений. — Ещё бы это было бескорыстно. — Мой дорогой Луи, обычная дружба крепка, а дружба подкреплённая материально вообще нерушима, — напутственно сообщил мужчина лет шестидесяти, осушая очередной бокал вина. — Тем не менее господа, не пора ли поговорить о делах насущных? — доев гуся, деловито предложил Маркус. Он был самым старым. Древний. как само убийство, холодный словно ледник. Говорят, что глаза — зеркало души. Пожалуй это правда. В данном случае серое зеркало ничего не отражает. Слово было за хозяином замка. Артур Бойль. К своим сорока пяти он изрядно постарел, казалось, даже его изумрудного цвета глаза потускнели. В наш век железный, блекс глаз, дешевле блеска золотого. — Ты прав Маркус, — сказал Артур и отложил столовые приборы в сторону. Прислуга унесла всю еду, кроме той, которой был занет Людвиг. Этот толстяк всегда любил поесть. — Итак, господа, ситуация требует обсуждения. — Чего здесь обсуждать? — начал Луи. Горячность — сестра молодости. — Сменят одни других или нет, будет император или парламент, демократия или диктатура, чулки или подштанники, да насрать! Спрос на флаги, трусы и военную форму будет во все времена. — Говоря откровенно, люди всегда будут нуждаться в лекарствах, потом в ядах. Ну, а мне большего и не надо, — развёл руками Фарбен. — Сталь-то, конечно, покупают все, но мне не нравится эта затея. Они фанатики. А я привык доверять людям, чья верность покупается за наличный расчёт. — А это так важно? — поинтересовался Людвиг. — Я не люблю, когда мне дышат в затылок. — Мне беспокоится не о чем. Пушки всегда были самым ходовым товаром. Победит император — к стенке поставят наших борцов за справедливость, победят они — императора, — Хайер сделал характерный жест в районе шеи. Потом будто поймав себя на какой-то очень интересной мысли спросил. — А что если война затянется надолго? Кое-кому это было бы на руку. — Вас, кажется, не очень радует, что простые люди тоже заживут хорошо, мистер Хайер? — в издёвку спросил де Монфор. — Я люблю, когда мне хорошо, — холодно ответил делец. Повисло молчание. Даже Людвик прекратил поедать очередное блюдо. Хотел бы я сказать, что слышалось пение птиц и светило солнце, но нет, птиц в этих краях давно не водилось, солнце не выглядывало из-за облаков, а если и выглянуло, то не смогло бы пробиться через плотные шторы. — А что Вы, господин Хайер, будете делать, если это "бравые ребята" придут, например, за вашими заводами? — продолжил мысль Артур. На лице Маркуса промелькнула тень замешательства, которая была скорее мышечным рефлексом, нежели осознанной эмоцией. — Тогда, — улыбнулся он. — Их ждёт горячий приём, — закончил Хайер, похлопав по внутреннему карману костюма. Артур встал и его примеру последовали остальные. Он поднял бокал и, обведя всех взглядом, сказал. — За открывающиеся перспективы! — объявил тост Бойль.Ура!
И никто из собравшихся так и не заметил неприметного человека в дешёвеньком пальто, стоящего в тени зала. Он лишь хлопнул три раза и растворился в темноте.***
Усадьба Онеста
Три. Часа. Ночи. Три ёбаных часа ночи. Онеста уже вторую неделю мучала бессонница и, если бы под рукой всякий раз не находилась бы бутылка вина, то наш дорогой премьер-министр уже лёг бы добровольно в гроб, лишь бы там отоспаться. Вот и сейчас это проклятье настигло его. Выйдя в обеденную залу, Онест уже готовился отлить себе вина из хрустального графина, но тут что-то привлекло его внимание. Фигура восседала в кресле и только Луна бросала свои тусклые лучи на её зловещие очертания. Мужчина лет тридцати пяти, блондин. Глаза цвета кровавого прилива. Гость из ниоткуда. — Здравствуй старый друг! — незнакомец встал и сделал пару шагов в сторону премьер-министра. Со стороны могло бы показаться, что Онест полностью спокоен, и это стало бы вашей последней ошибкой. А через секунду, вы бы уже лежали с перерезанным горлом. — Положи нож, разве так встречают давних товарищей? — Кто ты? Мужчина остановился и снял цилиндр. — Не помнишь? Впрочем, это неудивительно. Тогда, думаю, это поможет... Из цилиндра было извлечено что-то склизкое, тёплое и мокрое. Это нечто сжималось, сокращалось... На лице премьер-министра расцвела гримаса ужаса и злости. — Не может быть... Ты не мог! Ты сказал, что избавился от него! — Что за глупость? Я сказал, что избавил тебя от него. Онест неровным шагом подошёл к столу и за раз осушил половину графина, а потом пахнул в сторону волновавшего его предмета. — Зачем ты принёс эту дрянь? Незнакомец улыбнулся. Так улыбается либо любовник перед встречей с красавицей, либо мясник на живодёрне. — Это страховка, гарантия выполнения тобой обещания. — Какое ещё обещание? Я ничего подобного не давал. — Давал. Ты мой должник Онест и ты выполнишь свою часть сделки. Иначе я верну то, что забрал. И тогда смерть покажется великим благом. Премьер-министр осушил вторую половину графина и, собравшись с духом, сказал: — Чего ты хочешь? Мужчина убрал нечто обратно в цилиндр и вернулся в кресло. — Я хочу...Игра началась!
***
Сцена
Занавес поднимается и на сцене появляется человек. Зелёные глаза, рост метр и шестьдесят, брюнет. На голове поношенная фуражка, на теле старенькое драповое пальто, в руках зонтик. Человек кланяется залу. Кланяется ложе. Кланяется балкону. — Многоуважаемая публика! Драма-буфф! С песнями, танцами и фокусами! История о том, как прекрасная мадемуазель Эсдес ушла с арены, о том, как все хотят стать Каршалями, так что по улице нельзя пройти от Каршалей, о том как Золушка погубила принца! Участвуют генералы и богачи, убийцы и бандиты, министры и уличные девки, проходимцы и барыги, рабочие и крестьяне, гробовщики, святые! А также контрабандисты, столяры и попы на час. Свет гаснет, история начинается...