волк Если ты молчишь, потому что сидишь на нервах из-за статьи, то могу сказать, что я ее прочитал и ни одному слову не верю Просто хочу узнать как ты И может помочь Если надо Я просто не знаю как
Олег выдыхает тревогу вместе с сигаретами, чувствуя, что ещё немного — и он провалится прямо здесь. Ничего не формулируется. Опять — а хочется. Так много хочется сказать, что — я за тебя волнуюсь; я рядом; я тебя все ещё…. — не получается. Лично можно было просто обнять, хотя бы — ты ведь поймёшь? А словами никак не выходит. Не выходит обнять человека словами, слов недостаточно, чтобы описать то, что я чувствую, когда думаю о тебе.волк Серый, просто прочитай, я беспокоюсь пиздец
Олег думает — не поможет. Надо написать Марго хотя бы, узнать как он. Ясно одно — пиво пить он сегодня точно не едет. Пусть Вадик развлекается как угодно, у Олега теперь нет на это сил. Силы есть только — блять, ответь, пожалуйста. Я хочу знать, насколько тебя это задело, может не сильно, а может ты сейчас дома объебаный в ноль, и я себе этого не прощу, потому что вроде все только-только стало нормально. Не хочу все испортить. Не с тобой. Сережа читает сразу. Олег выдыхает — ладно, ты хотя бы в адеквате, порядок. Если ничего не ответишь, могу понять, я вроде как не настаивал. Но смотрит на три точки у ника — и от этого начинает потряхивать руки. Потому что — что там будет? Насколько все плохо-хорошо? сергей викторович Прошу прощения, я здесь Ждал когда ты прочитаешь Сможешь приехать? Не хотелось бы обсуждать это в переписке Олег смотрит почти недоверием — ты же притворяешься, правда? В прошлый раз тоже было это «не хочешь приехать?» — и тебе было плохо. Я это видел — и знал, что мне надо быть рядом. Значит буду и сейчас.волк Точно все ок?
сергей викторович Да, все замечательно Ты же хотел помочь — предлагаю возможность Я в мастерскойволк Кидай адрес
Олег забирает вещи из студии под молчаливо-осуждающий, только приехавший взгляд. Вообще похуй что Вадик скажет. Это последнее, что его должно волновать. — Ты серьезно не понимаешь? — прилетает в спину уже по пути на выход. Олег зло выдыхает, остановившись — нет, это ты не понимаешь. Давай без нотаций. — Что я должен понять? — Он больной на голову, Олег, и это главное, что ты из статьи должен был уяснить, — Вадик стоит, скрестив руки на груди, и его взгляд не несёт ничего хорошего. — Ты не думай, что я хочу тебе жизнь испортить, я просто знаю о чем говорю. — Я в курсе, дальше что? — Нет, ты не в курсе, — Вадик подходит ближе. — Знаешь, что было, когда я ему бил татуировку? В какой-то момент он начал в красках расписывать как снимет с меня кожу и что на ней набьёт, а потом сидел как будто ничего не было. Просто потому что я один раз пошутил. — Вадик, у тебя такие шутки, что я не знаю че ты удивляешься, — на автомате бросает Олег. Пока думает — что такого мог сказать Вадик, чтобы Сережа выдал вот это? Или это было — то самое. Непонятное и непонятое. То — чужое. И оттого ему страшное. — Делай что хочешь, я предупредил, — Вадик зло отмахивается, снова усевшись на стул. Олег кивает — окей. Я вроде как уже давно решил чего хочу — и сказал ещё когда ты в первый раз меня начал отговаривать. Помогло? Не особо. Так и иди нахер. Нотаций мне только читать не надо. Олег выдыхает на улице, давая себе ещё две минуты на перекур — чтобы успокоиться, тащить к Сереже весь набор этого говна не хочется. К Сереже только — все нормально, я тут. Я не начал тебя ненавидеть ни из-за статьи, ни из-за Вадика. Вадику, если честно, верить вообще не надо. Как обычно все приукрасил и переврал тысячу раз. И тактично опустил про что он шутил — наверное, что-нибудь про художников в депрессии. Типа ты, Сережа, стереотип. Ага. Конечно. Олег сплёвывает на асфальт. Похер уже какая вокруг культурная столица, если нельзя перестать думать о злобном. Было бы лучше в другую сторону. Например как много людей Сережа пускал в свою мастерскую, а не ограничивался ее фотками в историях. И если список маленький — правда? Мне можно? Мне можно — и мне это нахуй не нравится. Олег даже умудряется успокоиться пока ищет где бы паркануться во дворах Васьки. Вводит код парадной, поднимается, звонит пару раз — ничего. И не закрытая на замок дверь ему не нравится. Сидит на уровне ощущений — пиздец. И на уровне оценки ситуации тоже. — Сереж? — в комнате абсолютный бардак, как будто вытряхнули на пол все, что только было. Олега беспокоит не это. Олега беспокоит Сережа, который даже не обращает на него внимания — так и сидит на столе, перебирая листки — острые вырванные края режут радужку. На первый взгляд он даже в порядке. Даже — меня это не задело, я вот, я идеальный. И от этого больно, потому что все выглядит плохо. Наверное, тебе. Наверное — я не могу помочь, правда? — Как тебя много, — задумчиво тянет он, так и не посмотрев на дверь. — Удивительно. Олег молча наблюдает как листы превращаются в обрывки бумаги — разлетаются по полу беспорядочным мусором, добавляются к уже имеющемуся. Ловит в них такие знакомые тонкие линии — отлично. Просто прекрасно. Сережа теперь занимается уничтожением всего нарисованного. Ладно хоть на себя пока не перешёл. — Ты явно не в порядке, — заключает, опершись на стену плечом. Давай уже закончим с этим болезненно тяжким — хорошо, что не себя, но это тоже не надо. Просто расскажи, я же здесь, кажется, для этого. Или можем помолчать. Как ты хочешь. — О нет, я прекрасно себя чувствую, — Сережа наконец поднимает голову — улыбается ярко, и от этого жутко. — Давно мечтал увидеть тебя вот так. — В смысле? Если бы Олегу было куда, он бы отошёл. Внутри воет и бесится — что-то не так. Я не знаю что, ты же просил сказать что я чувствую, и вот я пытаюсь — все плохо. Понятия не имею в чем. Просто — вот оно, давит, а ты улыбаешься, так страшно-судорожно. — Тот самый Олег Волков, невероятно, — Сережа звучит почти злостью — той, от которой Олег, казалось, избавился по пути сюда. Выходит не до конца. Или проблема была не в нем. — Хоть убей не понимаю что в тебе такого. — Бля, Серый, че за хуйня? — хотя хочется — давай нормально поговорим. Я смотрю тебе в глаза — и мне вдруг забыто страшно. Забыто — этим мартом и прошлым. — Ну да, быдлу вроде тебя сложно проявить чувство такта, — он чуть склоняет голову, и черты лица становятся еще острее. — Так и быть, сегодня я объясню. Сережи здесь нет. Он, словно потеряв интерес, берет со стола новую стопку листков, а Олегу кажется, что он не может сдвинуться с места. Блять. Твою мать. Значит оно — вот так. Оно пугает, давит собственным бессилием — мне надо уйти? Мне надо написать Марго? Мне не нужно было приезжать? Что я сука должен сделать, когда ты — когда без тебя? На такой случай ты мне инструкции не оставил. — Играешь в прятки сам с собой, с своим искусством и судьбой, — листы все рвутся, кружатся в воздухе, и Олегу кажется, что он тут лишний. Но, сравнивая с этим, лишним было хорошо оказываться в компании. Лишним один на один — это вдруг холодом по спине от желания скрыться. Сбежать — окей, хорошо. Пусть это будет побег. Да, я должен быть рядом. Но только с тобой. Не с человеком, который возвращает в бессилие. Надо просто сделать шаг — до двери не так много, и страх всего лишь в моей голове. Ничего не случится — как максимум потом мы поссоримся. Но я смогу объяснить. Смогу — у меня не было сил. Не на это. Сережа, уловив движение, вскидывает голову. Рука резко взлетает вверх — и Олегу кажется, что всё-таки случится. Точнее Олег теперь это знает. И не может придумать как это предотвратить. — Только дёрнись, и я прострелю твою тупую башку, — он больше не улыбается. Он смотрит в упор — и держит в чуть подрагивающей руке пистолет. — Знаешь, очень удобно, когда майор полиции не носит табельное оружие. Решает много проблем. Но Олег смотрит на него — и не знает. Кажется, у него нет шансов даже увернуться — может только удача. Хотя большей удачей бы было, чтобы Сережа его всё-таки пристрелил — прямо сейчас, быстро и четко. Чтобы не мучаться. Чтобы не думать — я могу умереть вот так. Просто доверившись не тому человеку. Олег медленно выдыхает, не сводя с него глаз. Надо как-то выбить пистолет, а там будет видно. В любом случае физически он сильнее. Только это не любой случай. Это вдруг — в армии и во дворе учили, но я ничего не помню. Я просто смотрю на тебя и — не верю. Не верю, что ты можешь быть таким. Может быть это не ты — но это в тебе. И я вдруг вижу о чем меня предупреждал Вадик. — Сереж, пожалуйста, послушай меня. Я понимаю… — Нет, ты не понимаешь, — шипит Сережа, и Олег заранее знает, что это был дохлый номер. Потому что и правда не понимает — хотя бы как его отговорить. Или не его. Или достучаться до Сережи — если он вообще существует. Если он все это время был. — Вы все одинаковые, что ты, что дружок твой. Вы всего лишь делаете вид. А потом делаете больно. Какая ирония, не правда ли? Пора уже с этим закончить. — Я не хотел делать тебе больно, — но — Олег еле заметно шагает вперёд — теперь хочу. Чтобы ты как минимум меня не убил. И хотя бы пришёл в себя. — Какая грубая ложь, — он спрыгивает со стола, так и не опустив руку. — Я вот все вижу иначе. Ты бы никогда не смог его понять, но ты и не пытался. Тебе просто было удобно держать его рядом. Хотелось почувствовать свою важность или просто потрахаться? Олега передергивает почти отвращением –потому что такого не было. Потому что он мне нравился — может даже слишком для всего того, что не рассказывал. Не предупреждал о возможном — возможном оказаться в шаге от выстрела от человека, которому хотелось признаваться в любви. Это все кажется бредом. Почти сном. Но Олег чувствует ужас всем телом, и это точно не снится. — Чего ты хочешь? — Восстановить справедливость после череды неверных решений, — он пожимает плечами, чуть усмехнувшись. — Кольцов вскрыл несколько неприятных нарывов, и он за это поплатится. Потом я закончу начатое — Титов отобрал мою идею, его надо наказать. С Марго, конечно, будет сложно, но, думаю, я смогу ее убедить. Но сначала я устраню главный раздражающий фактор. Тебя. Олегу кажется, что он умирает. Вот так просто, хотя раньше виделось — смерть это то, что бывает с другими. Смерть не обжигает левое плечо и не улыбается неприкрытой радостью. Смерть не звенит в ушах отзвуком выстрела. И одной, до смешного, мыслью — как быстро соседи решат вызвать ментов. Глушитель явно не поможет. А Олегу не поможет уже ничего. — Скосил, — невозмутимо замечает он, чуть улыбнувшись. — Надо было вывезти тебя в лес, но это ничего. Как-нибудь разберусь. Олег чувствует как горит плечо — скорее всего по касательной. Может даже неглубоко. И все равно до ужаса больно — это сделал ты. Ты — человек, которого я пару часов назад был готов защищать. Теперь вынужден защищаться. Как в школе — стенка на стенку, и у них откуда-то нож. Олег подаётся вперёд раньше, чем успевает подумать. Раньше осознания — он не был готов к сопротивлению. Он думал, что безоговорочно победит. Но — Олег бьет точно, чтобы успеть выхватить пистолет из ослабевших пальцев — не сегодня. Пожить, блять, ещё хочется. Это точно была бы позорная смерть. Вадик ходил бы и ныл, что предупреждал. Притащил бы на могилку тату-машинку вместо гвоздик. Моргает, почти не обращая внимания на попытки вырваться. Отлично, и что дальше? Связать его? Звонить ментам? Искать психиатричку? Или просто набрать Марго? Да, конечно. Интересно чем она поможет — плевать насколько она сильная, здесь ее лучший друг, и ее лучший друг сходит с ума. Ее лучший друг смог выстрелить — левое плечо иступлено горит, но Олег пытается не обращать на это внимания. Ее лучший друг — и человек, которого я еще вчера целовал. Сука. Олег прижимает его к стене — смотрит на растрепанные рыжие волосы, на тонкие запястья, на чуть подрагивающие пальцы — господи. На адреналине хочется приложить его об стену лицом. На адреналине уже не остаётся мысли, что это, блять, Сережа. Остаётся только мысль выжить. И чуть более четкое — беги. Но Сережа перестаёт вырываться — резко, почти устало. — Олег, — от дрожащего голоса передергивает. — Я не… Прости. Пожалуйста. — Я тебе не верю. Потому что ты этого не помнишь. А я вижу — и чувствую. Знаешь, физически. А ещё хочется разрыдаться прямо сейчас от боли — уже непонятно какой, но такой душащей. Сжимающей связки — я не мог ошибиться настолько. Я не мог влюбиться в человека, мечтающего меня убить. Я просто не мог. — Хорошо. Олег ждёт. Минуту, две — но по ощущениям часы. Бесполезные, догорающие. Хочется уйти — и с каждой секундой страшнее. Даже не сделать первый шаг. Не оставить его. Просто повернуться спиной. Отпуская его, Олег за секунду чувствует, что зря. Потому что Сережа, повернувшись, тут же улыбается — и все ещё не собой. — Тебя так легко обмануть. Олег, не дав договорить, бьет. Смотрит на тонкую струйку крови, стекающую по губам, на проступившее в глазах такое искреннее непонимание, почти ужас — вот он. Касается переносицы — не сломан, а жаль. Оказывается, надо было всего лишь ударить посильней, чтобы привести в чувство. Пропиши это в методичку тому, кто будет после меня. Я тут оставаться точно не собираюсь. Просто не смогу. Олег вылетает в парадную раньше, чем он успевает оценить масштабы происходящего. Сигареты, кажется, кончаются — трёх оставшихся штук было недостаточно. Зря не зашёл с утра. Стоило пополнить запасы. Стоило… Никогда, блять, с Разумовским не связываться. Изначально казалось — плохая идея. Так надо было нахуй себя слушать. Валик как-то разгонял, что интуиции стоит доверять больше, чем логике. Интересно что ему интуиция говорила в марте, когда он решил, что познакомить их — хорошая идея. Олег паркуется у набережной. Смотрит на водные экскурсии, на проходящих мимо людей, даже стреляет у кого-то сигарету — и кажется, что лета не было. Что оно пронеслось, не начавшись, стоило только моргнуть. Забрало с собой какую-то часть — может даже слишком большую, ту, которую отдавать не хотелось. Забрало часть моей молодости. И может — огромную часть меня. Олег усмехается, смотря на воду. Блять, почти получился клуб двадцать семь. Почти получилось почувствовать счастье — мимолетным мгновением у лица. И долгой болью в плече. Оглядывает — да, всё-таки царапина. Повезло, что у него тряслись руки. Время он выбрал хорошее. Рабочий день, соседей наверняка не было дома. А труп — как будто мало шансов спрятать его в Петербурге, особенно рядом с Невой. Или с ближайшим канализационным люком. Вот уж точно красивая смерть. Романтично и в духе культурной столицы — погибнуть от рук любимого человека, а потом изучать дно какого-нибудь канала. Принимали бы пожелания — канал Грибоедова. Там удивительно спокойно летним вечером, хотя казалось бы — центр. Всё-таки пишет Марго, особо не вдаваясь в подробности. Просто — он ебанулся, проследи за ним, я не знаю. Твоя же ответственность. Вроде как не говорила открыто, что работаешь над телеграмом, чтобы он не поехал башкой, но он и без тебя справился. Смотрит на иконку с самолетиком на экране, все думая — у меня получится теперь спокойно ее видеть, не вспоминая тебя? Вроде самая прогрессивная соцсеть, там все сидят, но — как? Смогу ли — не думая, не боясь, не вспоминая? Возможно нет — кажется, открыв проверить уведомления. Хотел удалить диалог для двоих. Надеялся, там ничего не появится. Но там все ещё ты. сергей викторович я правда не знаю что произошло но видимо что-то плохое пожалуйста, давай поговорим ты мне важен я не хочу тебя проебать, хотя походу у меня шансов мало блять олег пожалуйста я что угодно сделаю, в дурку лягу, буду извиняться сколько захочешь, сука, что угодно блять, я лбблю тебя пиздец, двпй поговоримволк Зачем? Ты мне уже очень много интересных вещей наговорил Мне теперь страшно рядом с тобой находиться, понимаешь?
сергей викторович прости пожалуйста я не знаю давай хотя бы у валика пересечемсяволк Круто, давай Только меня там не будет Надеюсь Диме с тобой повезёт больше Передай ему пусть табельное из рук не выпускает
Олег блокирует контакт чуть раньше телефона. Выдыхает — медленно, жалостью — к себе, к нему, ко всем. Надо просто доехать домой. Купить сигарет и водки. А потом наконец разрыдаться — почти позорно, когда нет сил, и когда все вокруг были правы. Опускает взгляд перед тем как вернуться в машину — от этого хочется выть. На нем все ещё почти новые адики. И на подошве почти новых адиков — кровь.