Кинзо.
Говоря о том, что их семья прогнила, Батлер был так чертовски прав... Грех зародился в сердце этой семьи и постепенно, словно по ветвям иерархического древа, расплывался и захватывал остальных. Только они, дети, в силу своего возраста были пока ещё им не тронуты... Источником греха был глава семьи. Ещё очень много лет назад этот человек не любил ничего, что его окружало. Его женили против воли на женщине, к которой этот молодой тогда мужчина почти не испытывал интереса. В надежде умереть солдат Кинзо ушёл на войну. Геройская смерть освободила бы его от всех остальных обязанностей. Но смерть дама с характером. И является только тогда, когда её совсем не ждёшь. С войны Кинзо вернулся, обладая внезапным богатством. Целый огромный остров достался ему в распоряжение. Тогда же семья переехала на Роккенджиму, где начались сказки про ведьму. Помимо детских сказок о бродящей по лесу ведьме, по ночам развлекающейся в особняке, пугая всех и хлопая дверями, была и сказка для взрослых. Давний слух, что дед изначально выстроил на острове два особняка. Один для своей семьи, а второй в глубине леса для своей любовницы, которую нашёл на войне. Вот только какая женщина по своей воле согласится жить в глубине леса, общаясь только с одним единственным каждодневным гостем? Больше похоже на заключение... Жена Кинзо была уверена, что этот слух чистая правда. Чем больше она в это верила, тем глубже заходило помешательство деда. Он, кажется, и сам уже поверил в сказку про ведьму. Натаскал в дом самых разных оккультных книг, изучал их часами. Постоянно повторял что-то про алхимию и перерождение. Каждый, кто жил в то время на острове, знал, что такое проснуться посреди ночи от истошного вопля Кинзо: "Беатри-ЧЕЕЕЕЕЕ!!!!". Когда такие вопли будили детей, малышка Роза, будущая мать Марии, бежала к старшей сестре Еве, будущей матери Джорджа. А несносный хулиган Рудольф, будущий отец Батлера и Энж, шёл к своему старшему братцу Клаусу, чтобы обменяться недовольством. Ругаться, махать руками и мечтать о том моменте, когда старый ублюдок отец оставит их в покое. Иногда они ругались так громко, что Еве приходилось идти к ним, таща за собой маленькую Розу, чтобы наорать на мальчишек и напомнить им, что нежные женские уши созданы не для таких матерных речей. Ева, как и Джордж, была вынуждена занимать позицию старшего, несмотря на то, что формально старшим из них был Клаус. Из-за этого у них все время происходили ссоры. "Старше меня, а сам полный придурок!" — нередко парировала Ева. Клаус скрипел зубами, но ответить ему было нечем. Он мог быть авторитетом в глазах Розы или Рудольфа, но точно не в глазах этой девчонки. Точно так же спустя много лет Ева смеялась: "А ты как был придурком, так и остался! Главная ветвь семьи и до сих пор без наследника! Ха-ха! Мой Джордж отберёт у вас право на наследство! Ха-ха! Даже простейшее сделать не в состоянии. Жену, небось, на дороге подобрал! Дочка священника, говоришь? Жалкий Клаус и его жалкие попытки убежать от реальности!" Конечно, все эти речи Клаус потом обильно выливал в адрес Нацухи, заставляя её чувствовать себя все более и более несчастной. Жить в чужой семье, где единственное, что от тебя требуется, это родить наследника. А сам ты, как человек, никому не нужен. Это было тяжёлое испытание. Учитывая, что с детства её учили: сострадание куда важнее всех остальных вопросов. Живя в этой семье, Нацухи невольно замечала, что и сама становится все более жестокой. Особенно явно это стало, когда у неё появился ребёнок. Ребёнок, которого все так долго ждали. Во-первых это оказалась девочка, что стало новой причиной для упрёка. А во-вторых девочка эта не отличалась примерным характером. И иногда Нацухи было сложно остановиться, когда она начинала изливать всю свою обиду и боль на это дитя. Так появилось странное наказание, которое пугало Джессику до дрожи: заключение в шкафу. На час, на два, а то и почти на весь день. В шкафу было слишком темно, и быстро кончался воздух. Вскоре после таких процедур у Джессики обнаружили астму. В других ветвях семьи тоже далеко не все было гладко. Госпожа Ева, например, владела единоборствами не хуже мальчишек. И, стоило Джорджу слегка отступить от своего идеального курса, как любой шаг в сторону грубо наказывался. Когда дело доходило до рукоприкладства, Ева забывала, что это её ребёнок. И, лишь когда давно накопившаяся обида была полностью излита на ни в чем неповинное существо, ей становилось его жаль. Тогда мать обнимала сына, плакала и приговаривала что-то бессвязное. Господин Рудольф в отличие от этих двоих выделялся безразличием к сыну. Он никогда не был старшим, а потому стычки Клауса с Евой на тему старшинства, мало его заботили. Какой смысл заставлять Батлера учиться, если ему все равно не светит стать здесь наследником? Да и надо ли такое наследство его сыну? Так и вышло, что Батлер, в точности как отец его, рос хулиганом. Но хулиганом не бессердечным. Лишённый отцовского внимания, этот парнишка многое черпал от матери. А она была доброй, вкрадчивой... И, главное, Асуму никогда не была частью семьи Уширомия. По той же причине, рано лишившись матери, Батлер решил, что должен остаться верным всему тому, что она старалась в него вложить. А заодно наказать отца за его чудовищное безразличие. И потому уехал в дом бабушки с дедушкой, отказавшись от своей фамилии и всего, что связывало его с этими "подгнивающими аристократами". Что касается Розы, то она с детства была самой младшей. Её всегда водили за руку. То Ева, то Рудольф, то Клаус. Одна она была не очень способна найти в своей жизни ориентир. Вдобавок, в их семье все внимание уделялось старшим детям, будущим наследникам. А они с Рудольфом были рождены, казалось, просто так, чтобы заполнить пустое пространство. Но, если Рудольф, смог заполнить эту пустоту своей собственной философией, которую вкратце можно было охарактеризовать как: "Быть хулиганом и делать, что хочешь, лучше, чем быть наследником семьи Уширомия", то Роза так не могла. Она не была хулиганкой. Чаще всего девочка была слишком растеряна и стояла потупившись, пока кто-нибудь не подойдёт к ней и не возьмёт за руку. Возможно именно это стало причиной того, что после, став уже взрослой девушкой, Роза все искала человека, который будет "водить её за руку" и все за неё решать. К сожалению, это всегда выливалось боком. Получалось так, что она готова была отдать всю себя незнакомым мужчинам. А те видели в этом только слабость, которой можно пользоваться. Так появилась Мария. Позор семьи — ребёнок без отца. Мария быстро превратилась в обузу. Ведь для мужчин, наличие у их пассии ребёнка было вовсе не знаком качества. Мария росла не очень нормальной девочкой. Ей приходилось терпеть, пожалуй, гораздо больше, чем всем остальным её кузенам. Мама Роза редко была доброй. Чаще она отчитывала, кричала и била свое дитя. Рвала её игрушки, швыряла книги. Выгоняла бедняжку на улицу, где та одна слонялась до самого вечера. На любую просьбу дочери показать ей что-то или провести с ней вечер, мама Роза могла ответить таким скандалом, что малышке Марии оставалось только плакать несколько дней подряд. Весь район знал эту девочку: так часто она оставалась ждать на улице, пока вернётся её мать. Некоторые люди иногда проявляли доброту и могли бесплатно угостить её булочкой. Но большинство были безразличны и шли мимо, периодически бросая взгляд со сложно скрываемой жалостью и отвращением. Ненормальность Марии появлялась, например, в том, что она говорила о себе третьем лице. Или в её вечном "уканьи" — какой-то атавизм, оставшийся с совсем раннего возраста. А ещё ненормальной была её безоговорочная вера в ведьм. Мама Роза только усугубляла эту веру. Ведь девочка всегда объясняла себе родительские приступы злобы тем, что её маму захватывает злая ведьма. Беато была уже достаточно взрослой, чтобы по рассказам девочки оценить всю жестокость тёти Розы, которая на острове обычно была так стеснена, что слова сказать не могла. Зато вдоволь выливала все свое бессилие на Марию. По-своему пытаясь помочь девочке, Беато постепенно привела её к мысли: "Не злая ведьма захватывает твою маму. Твоя мама и есть злая ведьма." Казалось бы, это жестоко, но ведь Беато на своём опыте знала, чем заканчивается доверие, адресованное не тем людям и ожидание от них добра. После общения с ней малышка Мария почувствовала и в себе ведьмовскую сторону. А именно желание когда-нибудь ответить матери тем же. — Мария хочет отомстить. Злая ведьма бьёт Марию. Мария хочет тоже бить ее магией... — она тихо поделилась своей странной фантазией с Беато. — Мария знает, что это плохо... Но Марии больно. Ведьма успокаивающе берет её за руку. — Не бойся. Совсем скоро будет ведьмин суд. Все они ответят за зло, которое причинили. А мы с тобой отправимся в Золотую Землю. — А что будет там в Золотой Земле? — Мария прислоняется к ней щекой. — В Золотой Земле будет голубое небо и поляна, окруженная розами. Золотыми розами. Будет множество золотых бабочек. Будет наша беседка. В ней мы будем пить чай и играть целую вечность. И злая ведьма больше никогда не посмеет тебя обидеть. Мария молча обнимает её.Девочка из леса.
Слухи о замке в лесу усугублялись тем, что как-то раз сбежавшая из особняка Роза действительно пришла к порогу какого-то странного дома. Красивого, словно из сказки. Действительно похожего на замок. А во дворе дома сидела девочка-подросток примерно её возраста и пила чай. Девочка была странной. Внешне совершенно нормальная, а вот внутренне... Уже немного поговорив с ней, Роза начала понимать, что этот ребёнок не только не был никогда за пределами острова, но и вообще не знает, что находится на острове. Девочка, хоть и была одета в пышное старинное платье, сама никогда не была даже за пределами лесного замка. Не знала, что за лесом есть особняк, в котором кто-то живёт... Она только и говорила, что о каком-то господине отце, который так бесконечно добр, что иногда её пугает. — Неужели, ты не хочешь сбежать из своего заключения? — наконец спрашивает Роза. — А? — девочка неуверенно отставляет в сторону свою чашку чая. — Да, сбежать! — Роза воодушевилась. — Не бойся! Я знаю немного этот мир. Мы сможем добраться до лодки и уехать на большой остров. — Большой остров? Но я совсем не понимаю, что такое большой остров... Я не понимаю тебя. — нахмурилась девочка. — Остров это кусок суши. — Кусок земли? — Вроде того, а вокруг вода. — Вода? Как в чашке чая? — Вроде того. Только как в очень большой чашке. — А разве бывают "очень большие чашки"? — Бывают, если они — океан. — Океан? Ты говоришь такие странные вещи... — Как зовут-то тебя, лесная зверушка? — Беатриче... — А? Та самая ведьма из сказки? — Роза в изумлении рассматривала эту девочку, ощущая, что коснулась каких-то странных и совсем взрослых тайн. — Ведьма? — переспросила та. — Ладно, неважно... Я скажу так: тебе точно надо бежать вместе со мной. — Но господин отец говорил, что в лесу так опасно... — Я тебя проведу. — Ладно... А ты ведьма? Роза посмеялась: — Ну, можно сказать и так. *** Вскоре две девочки выдвинулись в путь. Чтобы добраться до лодок надо было обойти скалы. Еве казалось, что это достаточно просто. Ведь сама она в компании Клауса, Рудольфа и Евы не раз здесь бывала. Будучи ещё младше они умудрялись даже играть в прятки на этих скалах. Но Роза совсем забыла, что Беатриче — не она и не Ева. Новая девочка старательно шла за ней, искала ногой более твёрдую поверхность. Шла, как и сказала Роза, шаг в шаг по её следам, но... Оступилась и сорвалась вниз. — Неееет! — Роза вскрикнула и схватилась за голову. Она видела, как девочка падает. Головой на острый штык камня. Один удар. Звук падения и неприятный чвякающий звук. Лужа крови. — Нееет... Неееееет... Неееееет... — плачет Роза. С тех пор в глубине её души зародилась мысль: "Я — убийца!", которая всегда появлялась в моменты опасности. И которая исказила её сущность, создав в голове образ Розы-ведьмы, Розы-убийцы.Момент истины.
— Господин Кинзо мёртв... — голос Генджи доносится откуда-то издалека. — Он словно и жил только ради того, чтобы увидеть тебя, своего дорогого ребёнка. Знал, насколько виновен перед тобой... Господин ведь и придумал всю эту загадку, зная, что её сможет разгадать только один человек. Дитя его "лесной ведьмы".... И в эти последние минуты он хотя бы получил уверенность, что это дитя осталось в живых... — Ты разгадала эпитафию на портрете. Ты молодец. — говорит бабушка Кумасава, обнимая несграбную девочку-подростка. — Теперь ты истинная наследница. Та стоит, прижав к себе старинное платье. Смотрит в пол. Губы поджаты. Тёмные волосы практически закрывают лицо. — То есть... Моя мать была... Всю жизнь.. — Саё... — бабушка напряжённо вздыхает. Девочка плечом слегка отталкивает её. — А я сама... — платье падает из рук. Она закрывает лицо руками. Из глаз катятся слезы. — А я все думала, что со мной не так... — Саё опускается на колени, захлебываясь рыданиями. Бабушка Кумасава пытается обнять несчастного ребёнка, но что-то останавливает её. И вот уже добрая старушка сама прячет лицо в ладонях. — Как же был прав Батлер... — бормочет девочка себе под нос. — Эта семья прогнила... Напрочь сгнила... Такое лечится только огнём... — Дорогая, но... — Замолчи! — качает головой. — Я сама сделаю все... Я накажу их! Они ответят передо мной за все! — Но, Саё... — Они должны понести наказание! Звал всю жизнь Золотую Ведьму?! Ведьма вернулась! И ведьма накажет каждого, кто виновен на великом суде! В коридоре появляется лицо Генджи. — Чай готов, госпожа... — начинает было он и тут же смолкает. Вопросительный взгляд обращается к Кумасаве, словно негласно говоря: "Мне уйти?" Кумасава только и может, что пожать плечами. *** — Батлер? — Шанон в изумлении взирала на друга своего детства, вернувшегося спустя 6 лет отсутствия... — Он вернулся? — Канон, выбежавший на её голос, замирает рядом в том же изумлении. — Что-что? — рядом с близнецами вырисовывается силуэт ведьмы. — Аха-ха-ха-ха! Только не говорите мне, что этот беглец вернулся в час страшного суда! Аха-ха-ха-ха! — она заходится от смеха. — Какая ирония! Это будет воистину славная игра!Призраки.
— Золото — средоточие порока. С давних времен оно сносило голову самым разным людям. Золото ослепило меня. Прости меня, Беатриче... — Кинзо стоит на полу на коленях. Хватает её руку и тянет к своим трясущимся губам. Ведьма с отвращением отдергивает руку. — Виновен. — сухо говорит она. — Но я жил одной мечте о тебе. О нашем прошлом... И вот ты вернулась, осчастливила меня. — Я вернулась, чтобы тебя наказать. Ты не имел права делать то, что сделал... — О, Беатри-ЧЕЕЕЕЕ! Девушка лишь с отвращением хмурится. — Золото не является оправданием! — Но ты не понимаешь... Пока золото здесь на этом острове, люди будут продолжать сходить с ума. Это алхимическая структура... — Не золото решало твои поступки, их решил ты сам! — от гнева она сжимает зубы. Рука дрожит. — Совсем недолго осталось до ведьминого суда! — Но ты не понимаешь... Не знаешь этих людей... Их сердца давно поглотили ядовитые миазмы... — Тогда смерть им! Кинзо качает головой: — Ты не понимаешь... Люди куда более жестоки, чем любые колдуны и ведьмы... Я знаю эту семью. Но Биче уже его не слушает и выбегает из комнаты. Кинзо остаётся только вздохнуть: — Ты никогда не слушала меня, дорогая.... Но именно за это я всегда тебя и любил... Как безрассудно. Даже сейчас, когда я уже умер, ты все равно не слушаешь меня!Побег из Ада.
Только что перед лицом плясали козлорогие и бешено кипели адские котлы. Крики, кровь, множество мёртвых тел... Словно адские твари вылезли со всех щелей. Только что-то пошло не по плану... Один выстрел, и вот она сама падает на холодную землю. Внезапный приступ боли. "Что?" Кто-то пытается растолкать её за плечо. — Ты жива? — голос Батлера. Девочка с трудом открывает глаза. Парень помогает ей сесть. — Какое счастье, ты хотя бы жива! — бормочет он. — Когда ты потеряла сознание, я испугался. "Ах, да... Точно.". Они уже сбежали с острова и сидели в лодке, удаляясь от него все дальше и дальше. — Батлер... — неуверенно говорит Саё. — Да? Видишь, я даже научился управлять лодкой. Как ты показывала... — парень пытается сохранить самообладание, хотя только что вся их семья была жестоко убита. А взрыв разнес остатки особняка на мелкие кусочки. — Батлер... — шепчет она совсем тихо. — Это была Кирие... — А? Что? — В тот раз... Когда ты принял решение уйти из семьи... Я была очень на тебя обижена. Но... Ты был прав насчёт неё и своего отца. И насчёт всего этого дома... — на глазах слезы. Говорить сложно из-за пули, застрявшей в плече. Любое движение причиняет боль. — Держись... — Батлер поддерживает её. — Не трогай... — шепчет Саё. Она так привыкла жить с болью за все эти годы. Болью, которой не было объяснения, которую приходилось просто молча терпеть. Батлер не слушает. Прижимает её покрепче к себе, приговаривает что-то успокаивающее. — Мы доберёмся до большого острова. До больницы. Все будет хорошо... Саё слабо качает головой. — Не будет... — Будет! — Я не смогу жить на большом острове... Я ведьма, и мой дом тут. Тут моя Золотая Земля. — она слабо улыбается, прекрасно зная, что ни в каких ведьм он никогда не верил. — Ты — мой сувенир. Который я забираю себе с твоей Золотой Земли! — нарочито нахально говорит Батлер. Звучит так, словно это самый обычный день... Словно и не прячет его улыбка за собой огромное всепоглощающее страдание. Саё слабо улыбается. Пытается обнять его в ответ. — Ты не понимаешь, Батлер... — Чего я не понимаю? Ты ведь уже рассказала мне... Она кусает губы, не зная, как и говорить. — Всё вот это про "вещи" я уже слышал. Ты — не вещь. Для меня ты не вещь. — Ты не понимаешь, Батлер... — упрямо шепчет Саё. — То что на бумаге ты давно всех убила тысячей способов? Это я тоже уже слышал. Ты всего лишь писала свой детектив. Что, теперь каждому автору детективов корить себя за бумажные зверства? — Всё равно ты не понимаешь... — она лишь качает головой. Так сложно вдруг становится говорить. — Мы с тобой доберёмся до острова. — парень продолжает гнуть свою линию. Но, стоит признать, его голос действительно успокаивает. — Батлер... — слабо бормочет Саё. — Ты почти не изменился... Такой же... Ты такой хороший, Батлер... В тот день на острове, когда ты... Сказал мне про книги... Я была самым счастливым человеком... Самым-самым... И этот день, он был самым счастливым в моей жизни... — на губах грустная улыбка. — Не говори так. У нас будет ещё много счастливых дней! — прерывает Батлер. Саё улыбается ему, как улыбалась бы малышке Марии. — Бааатлееер... Ууууу... — тянет она манер этой девочки. Посмеялась бы, если б не нахлынувшая вдруг слабость. — А мы ведь с тобой действительно одни такие в целом мире. Два великих любителя детективов... Я ведь дочитала ту твою книгу и берегла её... И мне было жаль, что ты узнал меня как Шанон, а не как Саё... Саё вообще никто никогда не узнавал и не принимал... Поэтому она и вообразила себе тех близняшек.. Саё только пинали в спину, обзывая ее идиотским прозвищем "Ясу"... Поэтому она и ненавидела мир людей. И захотела стать ведьмой. И вот, перед тобой ведьма. — в слабой улыбке мелькает хитринка, которая тут же исчезает бесследно. Глаза снова становятся печальными. — Мы прочитаем с тобой ещё не один детектив! — Батлер все продолжает упрямствовать. — Хотелось бы мне сделать твои слова правдой. — вздыхает "ведьма". — Понимаешь... Ясу, она изначально была сломанной. Сломанная игрушка. Кукла. Не человек... То, что она прожила так долго, это уже удивительно... — Ясу... — начинает было рыжий, но осекается. — Не Ясу. Саё. Саё проживёт ещё долго. Усмешка краем губ: — Ты понимаешь, что это тело... Оно в любом случае рассыпается на части... Ты же читал "Франкенштейна". Пусть он и не детектив. — Ты вообразила себя тем чудовищем из книги? Да брось! В отличие от того монстра ты красавица! — Я была красавицей для тебя... Потому что ты сказал мне когда-то давно, что твой идеал это девушка с портрета в гостиной... — Но и Шанон с Каноном не были уродами! — Не были... — И Саё не была! — Внешне да... — она грустно улыбается. — Но на самом деле я и есть это "чудовище Франкенштейна". — Как ты можешь называть себя чудовищем! Саё слабо разводит руками, поражаясь, что ей вообще хватило сил на этот жест. — Бедняжка Батлер... Тебе действительно не стоило возвращаться... — Да я и вернулся-то не ради семьи, а ради тебя! Саё молча обнимает его. В один этот жест словно вкладывает всю свою душу, пытаясь задержать единственное мгновение... — Знаешь... Раз уж я ведьма, давай я немножечко поколдую. — Ладно... — Закрой глаза. Батлер послушно зажмуривается Первые мгновения тишина и темнота, только шорох. Потом кто-то берет его лицо в свои ладони, шепчет: — Батлер... Моё колдовство таково: Батлер должен быть счастлив. Лёгкое прикосновение к губам. "А? Что? Уже?" — Эй, не смотри! Не открывай глаза! — Саё закрывает ему глаза рукой, завидев по дрожи век, что еще чуть-чуть, и он их откроет. — Да ладно! А что такого? — Будь деликатнее! — Да почему? — Потому что! Новое прикосновение. К шее и к уху. — Эй, вот сейчас мне реально неловко! — Извини, Батлер. Это потому что я бесчеловечная дьявольская ведьма. — Знаю! Ты жестокая ведьма. — Да! И поэтому мне не искупить свои грехи! Я из тех ведьм, которые хихикают над тысячей смертей! Он прямо чувствует её улыбку. Открытую и озорную (можно даже сказать "хулиганскую"), которую видел не раз. Все таки, в душе эта скромница была той ещё забиякой. Прямо как и он сам. — Это да. Вполне на тебя похоже. Чувствуя, что "колдовство" закончилось, Батлер открывает глаза. Щеки красные. На губах лёгкая улыбка. В глазах полнейшее ощущение тепла и уюта, которое внезапно сменяется растерянностью. — Саё? Тишина. Его прекрасной золотой ведьмы нигде нет. — Саё? "Куда она могла деться?". Батлер бросается к краю лодки. На волнах лёгкая россыпь пузырьков. — Проклятье! — рыжий бросается в воду уже несильно заботясь о том, выберутся они с острова или нет. Плывёт все ниже и ниже, отчаянно протягивая руку в пространство. "Пока я сидел с закрытыми глазами, она явно привязала к ноге тот чёртов золотой свиток... Единственный, который стащила с острова. Проклятье!" Когда воздух в лёгких почти кончается, его рука натыкается на что-то в толще воды. Чье-то холодеющее запястье.... Батлер хватается за свою находку. Кажется, он даже чувствует её взгляд. И голос в голове будто говорит: "Глупый Батлер... Ты — человек, я — ведьма, плод фантазии. Нам возвращаться в разные миры... Я вывела тебя с острова. Ты выбрался живым. И все равно хочешь умереть?" Её рука выскальзывает из его хватки. "Прощай, Батлер. Живи и будь счастлив. Ты должен жить." Саё уже закрыла глаза, ожидая, что вот-вот придёт долгожданное успокоение... Как вдруг кто-то подхватывает её и прижимает к себе. Глаза раскрываются от изумления. "Что?" Теперь уже она слышит голос в голове: "Дура! Разве я могу быть счастлив без тебя?!" *** Брошенная лодка одиноко покачивается на волнах. По небу медленно разливаются краски заката. Темно-розовые и фиолетовые ближе к воде, а чуть выше так явно отливают красным... Оттенком от алого до бордового. Кто-то говорил, что такое красное небо случается только после действительно больших трагедий или природных катаклизмов. Небеса словно истекают кровью вместе с теми, кто больше никогда не вернётся на эту землю. Где-то недалеко кричат чайки. Кричат так пронзительно, что кажется, будто они плачут. "На закате начнётся наша бесконечная игра. На закате, когда заплачут чайки... И мы снова встретимся, дорогой Батлер. Ведь мы одни с тобой такие в целом мире. Два великих любителя детективов..."