Стрит

Атланта был столицей штата Джорджия и насчитывала чуть меньше 500 000 человек. Это был тихий город, несколько размеренный и ленивый. Пожалуй, лучшее место для тихой жизни. Так считали его жители. Им нравилось жить и работать в Атланте. Нравилось заводить здесь семью и рожать детей. Атланта была тихой столицей. Автобусы и метро ходят чётко по расписанию, а громкие грабежи были столь редким явлением, что полиция, как думали мирные жители, попросту скучает. Каменные джунгли, скоростные трассы добавляли городу динамики и жизни, не позволяя ему заснуть, а зелёные парки и фонтаны создавали тот домашний уют, который необходим после тяжелого рабочего дня. Однако ошибочно было думать, что в Атланте скучно. К ночи она оживала. Загорались фонари и подсветки, сверкающие тачки с громкой музыкой проносились по оживленной дороге, оставляя за собой красно-желтый луч фар. И в самом центре Атланты — его сердце, казино «Святилище». Единственное казино. Огромное, роскошное, стоящее между пятизвездочными отелями и дорогими ресторанами. Там всегда играла музыка, всегда были люди в роскошных дорогих одеждах и на новеньких машинах. Девушки в длинных блестящих платьях в пол, в шубах и драгоценностях, мужчины — в костюмах от «Армани» и «Прада» с часами «Ролекс» на запястьях. В это казино стекались все сливки общества, криминальный мир и те простые жители Атланты, что решили попытать удачу. Для гангстеров казино было их местом. Оно было их логовом, их базой и домом, который прикрывал их. Для них «Святилище» стало убежищем. Криминал вообще очень любил Атланту. Любил ее тишину и спокойствие, любил продажных, в большинстве своем, копов. Любил покой. Здесь не велись войны группировок, сюда не приезжали новые банды в желании завоевать свое место «под солнцем». Атланта принадлежала лишь одному. Она принадлежала тому, кто владеет её сердцем. Однако для неё Атланта стала перспективным куском. Она видела этот город жадным, порочным, как и его люди. Предложи им казино — и они спустят туда все свои деньги. Создай сеть наркоторговли — и понадобятся реабилитационные центры, внедри проституцию — будет вспышка сифилиса и ВИЧа. Ей нравились такие перспективы. Ей нравился вкус власти и жадность, что веяли от каждого прохожего. Она приехала в Атланту пару недель назад, с завороженным взглядом, практически с блеском, наблюдала за всеми, за каждым слоем общества. Она наблюдала за тем, кому сейчас принадлежит город. Бесшумной тенью следила, подбрасывала знаки о себе, которые невозможно было прочесть. Она стала призраком прошлого, что наконец настигает за совершённые ошибки. И ей нравилось вносить хаос в отлаженную систему, нравилось подмешивать карты и играть с судьбой. Ведь она точно знала, всегда знала, что всё равно одержит победу. И она приехала, чтобы забрать всё. Так видела Атланту она. Карл Граймс видел Атланту скучным городом со множеством серых людей. «Серый город, серые люди», — так он говорил, ничуть не кривя душой. Карл видел серые лица в забитом автобусе и метро, серые лица на работе, серые лица в магазинах, кино и ресторанах, и даже улыбки на этих серых лицах… Тоже были серыми. Карл не испытывал к родному городу любовь или ненависть, ему просто было скучно. Пресно. Как и вся его жизнь, которая ограничивалась двумя местами: дом и работа, работа и дом. Иногда в свой маршрут Граймс добавлял продуктовый и книжный, изредка, кофейню с любимыми шоколадными булочками. Он не считал себя лучше других, не считал себя достойным чего-то большего. Когда-то так было, когда-то давно, как будто в прошлой жизни. Сейчас Карл, что называется «плывет по течению». Он живет от зарплаты до зарплаты еле-еле сводя концы с концами, живёт, стараясь избегать общения с людьми. И не важно — близкие, друзья или незнакомцы. Ему хватало одного хорошего друга. Атланта была для него одиноким городом, где не существовало подходящей пары, человека, что будет принимать его таким, каким он уже успел стать, который будет ждать его с работы, а в определённые моменты просто молча обнимать, скрывая от всего внешнего мира. Для Карла в Атланте было холодно. Как и дома. Как и на работе. Как и в постели. Ему всегда было холодно одному. По вечерам, когда он добирался до дома, волоча лёгкие пакеты из магазина, он делал на скорую руку ужин и падал в постель, практически сразу засыпая, доживая до нового серого дня, не предвещающего ничего нового и интересного. Так видел Атланту Карл…

***

Холодное нижнее помещение больницы, что называлось моргом, стало для Карла Граймса чем-то вроде клетки. Довольно просторной клетки, с возможностью выбраться «на свет» и пообедать, или уйти домой поспать, за нахождение в которой ему платили. Но всё равно клетки. Серые голые стены, холодильник с выдвижными ящиками, железными столами, где лежат тела. И запах. Бесконечно мерзкий запах разлагающейся плоти, иногда тухлой, иногда с сопутствующим зловонием выделений. Карла это раздражало больше той гнили, что исходит от трупа. Он ненавидел самоубийц, в частности повешенных, что поступали с грязными штанами и неинтересными следами на шее. Неинтересными. Больше всего Карл любил принимать тела с неудавшихся операций. Было чертовски приятно разрезать скальпелем грудь, иногда проходясь по шрамам руководящего операционным процессом врача. Тогда Карл чувствовал себя хирургом. Самым настоящим, которым он был год назад. Но то было в прошлой жизни. Сейчас он здесь, внизу. В самом низу больницы, как Аид в своем аду. Но это его ад. Его и только. Здесь он был хозяином. Он знал, чье тело лежит в каждой ячейке, он знал причины смерти, он знал, почему хирург мистер Грей провалил операцию на сердце, и его пациент скончался. Поэтому «мистером» его называть совсем не хотелось. Разрезая грудную клетку, ломая ребра и раскрывая доступ к внутренностям, Карл улыбался. — Вот дурак. Такая глупая ошибка, не заметить тромб и не успеть его устранить, ты наверняка расстроен, да? — обращается Граймс к телу, что пару часов назад молилось в маленькой «церквушке» при больнице за удачный исход операции. — Столько переживать, столько молиться, выслушивать хвастовство этого Грея и умереть так быстро и глупо, окруженный целой командой врачей, что не смогли тебе помочь. Очень глупо. А знаешь, что ещё глупо? — Карл склонился над дырою в теле, внимательно рассматривая органы его собственного, и только его, пациента. — Ты всё равно умер бы от рака. Да-да, не смотри на меня так удивленно! — стеклянные глаза не двигались. Их принято было закрывать, но Карлу нравилось, когда они были открыты, так он мог поговорить, представляя, что это еще живой человек. — Вот тут, видишь? — Граймс залез обтянутой в синюю резиновую перчаткой рукою внутрь, приятно пощупывая органы и, отодвигая желудок, приближаясь к кишечнику. — Вот он. Рак кишечника. Точно. Его бы наверняка не заметили. После операции тебе дали бы стероидов, что убили бы либо до выписки, либо сразу после. Жаль, что твои клетки мертвы, чтобы сдать частичку этого злокачественного образования в лабораторию и… — Эй, Карл, опять со своими жмуриками болтаешь? Граймс вздрогнул, резко оборачиваясь на спустившегося на его территорию Джека. Взгляд голубых глаз тут же падает на белый больничный халат с бейджиком. На нем значится «хирург-ординатор». Внутри колет и Карл тут же выпрямляет спину, подбираясь и гордо вздергивая нос. — Весь отчет я отправлю через нашу внутреннюю систему, но, если тебе так интересно, то ты проебался из-за тромба в сердце. А ещё у него рак кишечника и… — Да-да, Карл, — Грей закатывает глаза и без разрешения падает в крутящееся кресло. — Но я пришел спросить, возьмешь ли ты вторую смену. Гласман просит. Граймс сжал губы в тонкую линию, презрительно щуря глаза. Гласман. Главврач больницы, который лишил его лицензии хирурга, когда умер сын мэра Атланты. Умер из-за него. Из-за Карла. — Ладно, — Карл соглашается. Коротко, безэмоционально. Ночные смены проходят тихо и спокойно, как правило, а дополнительный заработок ему определенно не помешает. Приближается число платы за аренду квартиры, а на его карточке осталось 167 долларов на продукты и проезд. Прискорбно. Джек Грей спешно кивает и уходит, не вынося трупного запаха. Карл довольно улыбается на этот побег, гордо вскидывая подбородок, в голове произнося имя коллеги вновь и вновь, пробуя его на вкус и в который раз соглашаясь, что родители его не любили. Кто в здравом уме будет называть ребёнка Джеком Греем? — Имя такое же дебильное, как и он сам, согласен? — возвращается патологоанатом к телу, лежащему на столе. Оно молчит, не кивает, не моргает, не шевелит губами, но Карл знает, что тело согласно. Граймс супился, сопел и недовольно кривился. Он точно знал, что Джек получит только выговор, в то время как его уволили только из-за различия в статусе пациентов. Это было нечестно и одновременно с тем вполне справедливо. Их пациенты были разными. Определённые люди с определенной суммой денег на счете в банке имеют определённые привилегии. Кто-то считает, что это нечестно, но Карл считает, что таков закон их мира. В такие моменты он часто вспоминает фильм «2012», где во время конца света на спасательные корабли в первую очередь пускали богатых, а уже потом, на оставшиеся места, остальную часть населения их любимой Америки. «А что странного в такой последовательности? Эти спасательные ковчеги были построены на их деньги, так что вполне логично, что они имеют свои привилегии», — выдвинул свою точку зрения Карл, которую, к его большой неловкости, никто не поддержал. Тогда Карл просто пожал плечами и постарался забыть о той неприятной ситуации. И если Карл действительно забыл, не желая тратить на эту глупую тему свои переживания и нервы, то друзья, с которыми он тогда ходил в кино, навсегда запомнили эти его странные рассуждения, которые они не могли и не хотели поддержать. Изначально на Граймсе лежала большая ответственность при более простой операции. И изначально он был обречен на провал. Все прилежащие артерии к воспаленному образованию, как показала послесмертная экспертиза, были столь тонкие, что такую операцию под силу было провести только опытному хирургу, а не интерну. В конечном итоге, Карл облажался, за что и понес вполне справедливую ответственность. Однако справедливость соизмерения ответа за свои действия не означали общую справедливость того, к чему Карл в итоге пришёл и где оказался. Слишком многое он положил на эту профессию, слишком много лет и денег этому отдано, и слишком серьёзные последствия за ними последовали. Карл был готов вернуться в самое начало своего пути, готов был уехать на край света, но продолжить работать хирургом. Увы, но такой возможности ему не представилось. Его перевели в самый низ, позволив иметь от прежней деятельности ту малую часть, что должна была греть его сердце до самого конца. Осталось немного. Зашить разрез, да написать отчёт о результатах. Не самых интересных, но вполне радующих своей необычной находкой рака. Подобное бывает не часто. Карл любит такие находки. Они интересны. От того Карл ненавидит трупы стариков. Ненавидит не от того, что они некрасивые — мертвые не бывают красивыми — морщинистые, имеют свой своеобразный запах, а потому что они умирают от старости, от отказа или плохого функционирования органов. Это казалось Карлу совершенно скучным. Он вправил рёбра, зашил плоть и убрал труп в холодильник. Из-под раковины в шкафчике Граймс выудил хлорку с тряпкой и, облачившись в новые перчатки, принялся протирать стол и инструменты. Запах гниющей плоти человека смешался с запахом химии, создавая нечто похожее на биологическое оружие. Голубые глаза Карла защипало, выступили слезинки — защитная реакция роговицы, и парень вытер мокрую дорожку рукавом в белом халате без бейджика с надписью «хирург». Всего одна ошибка и годы учебы в пустую… — Ой! Ну что за запах! — раздался за спиной уже другой, женский, знакомый и не раздражающий голос. — Мэгги, — Карл оборачивается, часто моргая, прогоняя непослушные слезы. — Я дезинфицирую, ты не вовремя. — Ты знаешь, что этим занимаются уборщицы? — девушка включила вентиляцию, от чего дьявольский, мерзкий, рокочущий звук заглушал собой всё остальное. Мэгги Ри, единственная в больнице живая душа, что не бесила Карла. Яркая, звонкая девушка со светящимися глазами и неиссякаемой энергией от чего-то притягивала. — Они сюда не спускаются! — крикнул Граймс, пытаясь перекричать вентиляцию, которую не могли починить уже вторую неделю. Не выдерживая долго этого шума, что быстро начал действовать на нервы, он выключил источник раздражения, спокойно вздыхая, чувствуя, как напряжение начало отступать. — Так чего ты хотела? — Вообще-то рабочий день закончен, думала подбросить тебя до дома. — Гласман попросил остаться на ночь. Мой сменщик, видимо, заболел, или типо того. Так что я тут ещё на сутки останусь, — Карл представил, как он лишается возможности прокатиться на Мерседесе Е-класса черного цвета. У Мэгги была хорошая машина. Очень хорошая. И хоть Карл не разбирался в марках автомобилей, он точно знал, что это новая модель, как и любая предыдущая тачка Ри, что заставляло его удивлённо вскидывать брови после каждой новой покупки. Мэгги работала в лаборатории, её зарплата не слишком отличалась от зарплаты Карла, вот только пока Мэгги покупает новые шикарные тачки, он вынужден сводить концы с концами. Юноше было совестно считать деньги подруги, и он успокаивал себя тем, что девушка замужем. Возможно, её муж какой-то бизнесмен, имеющий возможность так баловать свою жену, в то время как одинокий Карл питался макаронами вот уже неделю. Однако мужа подруги Граймс никогда не видел. Мэгги часто подвозила его до дома после работы, когда их смены совпадали. Иногда они заезжали в кофейню, и девушка угощала его вкусными горячими булочками. Всегда одними и теми же. Шоколадными. С огромным количеством горячего тёмного бельгийского шоколада. Карл их обожал. Увы, но сегодня он будет вынужден остаться без редкого лакомства. — О боже, Карл! — воскликнула девушка, вскидывая руки, демонстрируя новенький браслет из розового золота. — Ты серьезно?! И так работаешь без выходных! А тут еще ночная! — Ничего страшного. Ночью обычно спокойно. — Ладно! Только не забудь поесть! — бросила Ри, прежде чем подняться по лестнице и выйти. Она ненавидела задерживаться на работе дольше положенного. Она не рвалась за переработками ради премии или повышения, она не стремилась показаться перед начальником в свете ещё лучшем, чем есть на самом деле. По правде говоря, Карл считал её далеко не самым ответственным сотрудником. Однако она была самой доброй из всех. Она была здесь ещё три года назад, когда Граймс только-только пришёл в клинику, будучи практикующим хирургом, самым молодым из всех. Мэгги была к нему слишком добра и слишком любопытна. Тогда ему даже показалось, что девушка к нему подкатывает, однако все его поспешные выводы разбились о камни, когда Мэгги чуть ли не в лицо рассмеялась на это нелепое предположение из-за его нелепости. «— Я думала, что ты по парням, разве нет?» «— Да, так и есть, слишком очевидно?» «— Слишком очевидно пялишься на Грея.» Этот короткий, странный диалог расставил всё на свои места. Мэгги просто понравился Карл, как нравятся немного странные и необычные люди. Классический дуэт интроверта и экстраверта. Карл это понял потом с течением времени. Ему нравилась Мэгги. Она не вписывалась в тот типаж людей, который Граймсу нравится. Она не была тихой и спокойной. Она громкая, яркая и вездесущая, но при этом имеет ту притягательность, которая не бесила Карла. Такое случалось редко. Железная дверь захлопнулась, оставляя Карла в компании мертвецов, преданных друзей, что всегда выслушают и не осудят. Только они быстро уходят, заменяясь другими, единожды прибывшими. Карл, закончив уборку, упал на крутящееся кресло, откидываясь на спинку до того, что чуть не упал на холодный кафель. Это было опасно. Одно падение и можно разбить затылок, а до самого утра сюда никто не спустится, значит давление в черепе убьёт его. От этих мыслей Карла передернуло. Думать о такой скучной и глупой смерти совершенно не хочется. Вместо этого он берет свой рюкзак и поднимается из своей клетки наверх. Сначала на первый этаж, проходя мимо приемной, где всё спокойно. Где люди смиренно ждут своей очереди с различными болячками: вот кто-то засунул в рот лампочку, уверенный в том, что сможет её вытащить; кто-то держится за разбитую голову; еще кто-то из присутствующих определенно с вывихом локтя. Граймс вздыхает, скучая по такой жизни. Он не любил общаться с людьми и успокаивать их, но любил взаимодействовать с живым телом, а еще любил видеть улыбку на лице своего пациента, когда он понимал, что вылечен, когда понимал, что боли больше не будет. Но Карл ненавидел сообщать дурные новости, например говорить о том, что пациент никогда больше не сможет есть самостоятельно, что ему понадобится зонд, что женщина не сможет иметь детей, или когда приходится объяснять причину, по которой пришлось отрезать часть руки. Карл это ненавидел. Но ненавидеть такие вещи было гораздо проще, чем неизбежность ненавидеть работать с мертвыми. Карл вздохнул, внутри зашевелилась обида на самого себя за такую глупость как повреждение артерии, из-за чего его пациент на его первой операции погиб из-за него. Глупо. Глупо и очень тупо. Тошнота подступила к горлу, перенося Граймса в тот день, когда простая операция обернулась кошмаром для него самого. Карл быстрым шагом сорвался в туалет, подставляя голову под холодную воду из-под крана, жмуря глаза и до побеления в костяшках цепляясь за белый край раковины. И выныривая с необходимостью терпеть поток настырных капель, что стекали по лицу вниз, впитываясь в черную водолазку под белым халатом, парень увидел свое отражение. Отражение бесконечно уставшего человека 27 лет. Белая от малого нахождения на солнце кожа в совокупности с голубыми глазами создавала четкий контраст густых бровей и каштановой шевелюры, сейчас мокрой и собранной в хвост. Он вполне походил на один из тех трупов, что препарирует каждый чёртов день на протяжении последнего года. Освежившись, подрагивая от холода прилипшей к телу водолазки, Карл дошёл до пустой столовой. Буфетчица, преклонного возраста женщина в теле, отвлеклась от книги и устремила на посетителя недовольный взгляд. «Ну конечно, ей ведь придется поработать!», — тихо бурчит юноша, заказывая чёрный кофе. В животе заурчало от вкусного запаха булочки с корицей, что лежала на подносе прямо перед ним. Тягучая слюна стекла вниз по горлу от одного представления, насколько она будет вкусной разогретой. — И булочку ещё, — кивает Карл на поднос. Буфетчица берёт выпечку щипцами и кладет в микроволновку, а до Карла сразу доносится вкуснейший запах корицы. Эта булочка определённо стоит своих денег, а в совокупности с горячим горьким кофе получится вполне сносный перекус, чтобы продержаться эту ночь. Очень скучную ночь. Граймс сел у окошка, вглядываясь в ночную тишину на улице. По дороге редко проезжали машины, но всегда на большой скорости, ослепляя своими бело-красными фарами, проносясь расплывчатой молнией. Карл смотрел на них, зачем-то считая, откладывая число в голове и пытаясь не заснуть. Фоном работал телевизор. Красивая молодая девушка, блондинка, рассказывала новости, начиная с политики и заканчивая событиями в Атланте. Резко заготовленный текст прерывается и включаются срочные новости. Карл отворачивается от окна и смотрит на экран, не двигая ни едиными мышцами на лице. Блондинка вещала о звуках стрельбы, о криках и, показывая видео с прямого включения, Граймс наблюдал за беготней по какой-то неизвестной улице, наблюдал лужи крови и черные пакеты, в которых, несомненно, лежали тела. —…банда «Спасителей» устроили перестрелку с другой, ещё неизвестной, группировкой… — речь ведущей была слишком эмоциональной и это начало раздражать Карла. «Спасители» — эта группировка орудует в Атланте столько, сколько Карл себя помнит и столько же времени их пытаются поймать. Пытаются поймать их главаря. Карла это смешило. Смешило до чертиков. Столько лет работы, столько денег и ресурсов, а в тюрьме оказываются шестерки, которые выходят на свободу спустя пару лет и мэр их горячо любимого города лишь пожимает плечами и обещает решить эту проблему. Только обещает. И если пару лет назад всё население города его недолюбливало, ожидая даты переизбрания, то после смерти единственного сына его рейтинг резко подскочил. Вообще Карл не был уверен в искренней люби отца к сыну, иначе он отправил бы его в более дорогую платную клинику, однако подобные высказывания главврач попросил оставить при себе. Обычно новости про так называемых «Спасителей» Карла не волновали. Слишком привычно было слышать про них. «Спасители» ввезли десяток контрабандных автомобилей, сейчас полиция ведет расследование», «Спасители» уничтожили сеть азиатских СПА-салонов, которые, предположительно, занимались наркоторговлей. Полиция начала расследование». И многое другое. Многое. Карл так и не может понять чем именно эта банда занимается: они что-то обносят, что-то ввозят и вывозят из города, штата и страны, бесчинствуют в городе, избавляясь от мешающих им людей, но Граймс не понимал сути. Хотел понять, но не мог. Давным давно ему это было интересно. Будучи подростком, когда некая подозрительная незаконная группировка только появилась в городе, юный Карл доставал занятого отца бесчисленными расспросами, но, не получая прямого ответа, интерес поменялся на раздражение, а со временем и пропал вовсе. Однако сейчас Карл с интересом смотрел на экран телевизора в столовой. «Новая группировка» было чем-то новым, чем-то странным и непривычным. И отчего-то кровь внутри юноши закипала, словно в предчувствии, что впереди что-то будет, случится что-то особенно интересное. Ему казалось, что жизнь в их тихом и спокойном городе скоро изменится. «Спасители» не были слишком уж видимыми, только в отдельных ситуациях. В их время не было новостей о перестрелках и трупах в общественных местах. По правде говоря, трупы в принципе редко когда находили. Люди пропадали, люди, имеющие большую власть. Они пропадали резко, безосновательно, но с подозрительными письмами об отпуске и билетами на самолет. Их пытались искать, но не находили. Все знали, что они не вернутся. Все знали, что что-то случилось, но никто ничего не мог доказать. Карла это забавляло. Его интересовал процесс и связи. Сколько надо людей, чтоб такое провернуть? Сколько надо денег, чтоб никто ничего не доказал? Какая должна быть эффективность, чтобы трупы не «всплыли»? Карл интересовался этим раньше, но, так и не найдя ответ, оставил свое любопытство. И сейчас, смотря на сменяющиеся на телевизоре кровавые картинки с бегущей внизу строке «уберите от экрана беременных и детей» это любопытство вновь ожило в нём. «Спасители» не были видимыми большую часть своего существования, но из-за новой, неизвестной группировки, с них сорвали плащ-невидимку, под которую они больше не смогут спрятаться. Кофе уже закончилось, от булочки остался только пакет, а на часах было только 3 часа. Впереди еще вся ночная и дневная смена, и теперь Карл сожалел, что согласился на просьбу Гласмана. «Карл, никогда больше не соглашайся ни за какие деньги!», — ругал себя юноша, поднимаясь со стула, беря рюкзак и возвращаясь в свой обитель мертвых. Он проверяет свою рабочую почту, но новых писем по работе нет, значит можно попробовать поспать в кресле, смиренно надеясь, что он до самого утра никому не понадобится. Глаза слипались, тело обмякало, а голова упала на руки, которые Граймс сложил на столе, засыпая. Однако, как только он начал проваливаться куда-то внутрь, в кроличью нору, железная дверь морга открылась и закрылась, громко хлопая. — Карл! Карл! — это определённо была Мэгги, Карл даже с закрытыми глазами в сонном состоянии мог её узнать. Мэгги влетела в морг, спустилась по лестнице и дернула Граймса за плечо, заставляя его проснуться и выпрямиться. — Господи, что ты здесь делаешь? — бурчал юноша, недовольно хмуря брови и зевая. Он почти заснул. Однако все его раздражение прошло, стоило только Карлу поднять на подругу глаза. Ее руки, ее футболка были в крови. Красной и липкой, свежей, он чувствовал запах и почти ощущал вкус меди во рту. — Боже! Ты ранена?! Юноша вскакивает, хватает Мэгги за предплечья и заставляет её сесть. — Позвать кого-то? Ри смотрит на Граймса мокрыми глазами, цепляясь за него дрожащими руками: — Нет-нет! Никого. Ты мне нужен! Идём, скорее! — она вновь подскочила на ноги, не выпуская из своей хватки Карла и утягивая за собой к двери. — Что? Нет, подожди! Куда? Что происходит? — Карл только успевает схватить свой рюкзак, прежде чем он всё же поддался подруге. На первом этаже, минуя пост охраны и коридор ожидания, юноша отметил одинокую пустоту и тишину. Больница практически пуста, и Карлу не хочется уходить. По закону подлости он обязательно кому-нибудь понадобится. Однако Мэгги продолжала уверенно его тянуть, но не к главному входу, а к черному, запасному. Минуя камеры наблюдения, минуя всех, кто ещё был на своём посту. Тёмный коридор, бетонные ступени, железная дверь и холод. На улице ветер задувал под тонкий халат и не слишком согревающую водолазку. Капал мелкий дождь, и парень с горечью отметил, что опять промокнет, что ткань опять будет мерзко липнуть к телу. Он смотрел на свой рюкзак в руках и думал о том, что надо было взять не его, а пальто. На улице темно, холодно и дождливо. Карл не любил такую погоду. Правильнее будет сказать, ненавидел. И он чувствовал себя слишком неправильно из-за выхода из зоны собственного комфорта. — Быстрее! — крикнула Мэгги, что выпустила его руку и сейчас стояла у своей машины. Карл спохватился, не слишком уверенно срываясь с места и залезая на переднее сиденье. Не успел он пристегнуться, как девушка вдавила педаль газа в пол. — Ты мне объяснишь, наконец, куда мы едем и почему ты в крови? Чья это кровь, Мэгги? — Карл хмурился. Он следил за подругой и дорогой, явно чувствуя себя некомфортно, тревожно. И тревожность эта нарастала. Отчего-то хотелось запомнить дорогу, каждый поворот и каждый светофор, каждый переход… В голове крутилось слово, подсвечено угрожающим красным светом «ОПАСНО». Карл обернулся назад. Ему казалось, что за ними следят или как минимум преследуют. Другое объяснение такой спешке найти он не мог. Он не умел водить, но ненавидел, когда гонят сверх положенной нормы. Он ненавидел нарушения правил дорожного движения, хотя был уверен, что сам бы он нарушал их ежедневно. Поэтому и не водил. Погоню Карл так и не обнаружил, зато заметил бардак, что творился на заднем сиденье. Он поморщился, намереваясь отвернуться. Он ненавидел такой бардак. В машине Мэгги же он был всегда: лифчик, несколько пар туфель с разными каблуками, кроссовки, какая-то красная куртка и плед, множество пакетов, сумка, рюкзак и чулки. Карл хотел отвернуться, пока его взгляд не зацепился за что-то чёрное и холодное. Он был уверен, что это на ощупь холодное. Ледяное и точно тяжелое. Пистолет. Карл ни с чем бы его не спутал. Это был не какой-то средний калибр, которые девушки приобретают для самосохранения, это был пистолет с глушителем мелкого калибра. Голубые глаза пустым взглядом уставились куда-то в сторону. Он развернулся и сел лицом вперед, всё также невидяще смотря куда-то вперёд. — Мэгги, это что-то связанное с сегодняшней перестрелкой и твоими дорогими машинами и украшениями, да? Это связано со «Спасителями»? — его голос хрипел, как бы Граймс ни старался сохранять контроль. Теперь он начал понимать, во что влип. Ри напряглась, сжимая губы в тонкую линию и напрягая каждую мышцу на лице, её руки вцепились в руль настолько, что, Карл был в этом уверен, если бы произошла авария, в которой они перевернутся раза 4, руки подруги всё также останутся держаться за руль, но уже отдельно от тела. — Это связано с людьми, которым нужна твоя помощь. На этом всё. — Я тебе собака, что-ли? Я пошёл только из-за дружбы с тобой, а теперь ты меня просто затыкаешь? Прекрасно! Тогда тебе лучше остановить машину. Не хочу с тобой ехать, — страх перерос в раздражение и злобу. Такие же не контролированные. — Чёрт! — Мэгги явно нервничала и эта её нервозность усиливалась с каждым словом Граймса. — Ладно! Да! Я состою в «Спасителях», появилась какая-то новая группировка, с которой мы сегодня столкнулись. Мой муж, Гленн, и другие наши люди ранены. Это огнестрел, и мы не может отвести их в скорую. Ты нужен как хирург, — её карие глаза посмотрели в чистейшую синеву. — Ты очень нужен, Карл. И ты единственный, кому я могу доверять. Гленн много крови потерял и… — они остановились на светофоре и Граймс отвернулся к окну, только сейчас замечая, что каменные джунгли остались где-то позади. Вокруг них небольшие пятиэтажные дома — они отъезжают от центра. —…ты можешь отказаться, конечно. Глупо лишать тебя этого выбора. Но… ему нужна операция! — И ты решила, что я соглашусь на помощь гангстерам, пойду как соучастник, только потому, что соскучился по операциям? — Карл не отворачивался от окна, продолжая смотреть на стекающие по стеклу капли. Дождь продолжал стучать, успокаивая и немного расслабляя. — Гленн умрёт, — отчаянье в голосе Мэгги не трогало его сердце. Сочувствие было в нём вырезано ещё при рождении. По крайней мере так говорили все, кто хоть немного его знал. Так говорил отец. Карл опустил голову на свои руки, рассматривая пальцы, пальцы хирурга, которые больше не спасают. Он хмыкнул: — Вообще… Ты права, я действительно соскучился по операциям, — Граймс улыбнулся, и улыбка эта не была из тех, что вызывала теплые чувства. Карл не умел улыбаться, это ему говорил и бывший. Но она была искренней. Карл был хирургом. Талантливым. С фотографической памятью. Он раньше остальных поступил в институт, раньше других начал практиковать и раньше других закончил карьеру, не успев её начать. И теперь, пройдя через все насмешки коллег, пройдя через злость и разочарования отца, теперь Карлу было плевать, где именно и кого он будет оперировать. Он хирург. А хирурги оперируют.