За две недели Николай возненавидел свою работу. Причины для этого были.
Во-первых, подниматься в семь утра было вовсе не легко. На третий день такого издевательства глаза отказались открываться, руки — двигаться, а голова — работать. Семиклассники успели порадоваться его опозданию. Трём опозданиям. Завуч же не порадовалась, но её, собственно, никто и не спрашивал.
Во-вторых, ему всучили три параллели. Пятые, седьмые и одиннадцатые. Какое счастье, что в последних было всего четыре класса. Забита была абсолютно вся неделя. Спасибо, что без второй смены.
В-третьих, столовая здесь была ужаснее ужасного. От жирных пельменей его чуть не стошнило. Пшённая каша прилипла к тарелке намертво. Хлеб можно было использовать в качестве молотка, настолько засохшим он был. Даже в универе кормили не так плохо.
Но ничего не сравнится с тем, что произошло на выходных.
Ланцов довольно редко ходил по барам. Но воскресенье оказалось особенным днём. То ли его довели школьники, то ли просто нервы сдали, то ли требовалось отметить день рождения пятиюродного племянника матери по линии прадедушки. Кто ж его разберёт.
Два бокала вина. Нет, три. Нет, довольно, завтра на работу. Хорошо, если не вино, то женщины. Если не переспать, то просто поговорить. Ему срочно нужен собеседник. Он не пьян, но так давно не болтал с кем-то просто так…
Около барной стойки стоит девушка. Она бледновата, в глазах лёгкий испуг. Пошатывается и дрожит. На ней синее шёлковое платье с глубоким декольте. Она будто ему знакома, но память на лица у Николая отвратительная.
— Привет, — он обворожительно улыбается ей. — Ты здесь одна?
— Нет… нет, с Женей, — она взмахивает рукой, указывая куда-то в конец зала. Там рыжеволосая девчонка целуется с каким-то невысоким парнишкой в очках, и ей явно не до полупьяной подруги. — Угостишь меня коктейлем?
— Если хочешь, — Ланцов немного мнётся, думает, стоит ли усугублять ситуацию, но в итоге решается. Потребуется — доведёт её до дома. — Тебе какой?
— «Белую леди», пожалуйста, — ага. Любит послаще.
— Как скажешь, — для неё он заказывает. Себе ничего не берёт, хватит уже. — А как тебя зовут?
Она не отвечает. Дожидается, пока ей в руку аккуратно вложат бокал, делает глоток и щурится от удовольствия. А потом подходит к Николаю вплотную и оставляет лёгкий поцелуй на самом уголке губ.
— Меня зовут Зоя, — она взмахивает длинными ресницами, которые обрамляют два бездонных водоёма, и пьёт ещё. — Спасибо.
— Зоя… — в памяти всплывает дерзкая синеглазка из одиннадцатого А. — Ты… а ты не?...
— Да куда ж ты запропастилась, твою мать! — и тут её под руку подхватывает та самая рыжеволосая Женя. — Ой… здравствуйте…
— Сафина? — память Ланцова окончательно пробуждается. Очень вовремя. — Доброго вам вечера.
И Зою уводят. Она успевает стащить бокал, пока бармен не видит, а мужчина потом усмехается, видя недоумение несчастного парнишки. Дома ему предстоит разобраться с собственным недоумением. И желанием узнать о губах Назяленской больше. Такие ли они мягкие, как ему представилось сейчас?
Утром, как и ожидалось, в школе подруг не было. На следующий день, кажется, тоже. А Николаю хотелось узнать: вспомнит ли Зоя? И что будет дальше? И сильно ли у неё болела голова?
***
Зоя рисовала на полях тетрадки фиолетовым текстовыделителем увлечённо. Совсем не слушала, что говорил учитель. Поверх первого слоя нанесла второй, а затем обильно добавила синий цвет. Художественных принадлежностей у неё много, спасибо тёте. Добрая, немного рассеянная и всей душой любящая свою работу Лилиана принимала племянницу такой, какая она есть. Даже ужасной букой. Даже серьёзной и властной.
Она тоже должна принимать тётю. Не расстраиваться, когда её неделями не бывает дома, не рассчитывать на тёплый ужин, самостоятельно записываться к врачам и не допускать скандалов в школе. Её обеспечивают — за это спасибо. В остальном справится и сама. Ей не девять лет, не двенадцать и даже не пятнадцать.
А жаль.
— А сейчас я посмотрю, сделали ли вы домашнее задание, — преподаватель вдруг поднялся, и девушка вспомнила, что сидит на истории. — Я задавал таблицу по… бла-бла-бла… бу-бу-бу…
Речь сливалась в один сплошной ком. Вообще, Николай говорил довольно внятно, но Зоя определённо не в том состоянии, чтобы воспринимать его слова. В голове пусто.
— Ты сделала? — Алина тыкнула ей в спину ручкой, заставляя обернуться. — Ну, таблицу?
— А?...
— Я тоже нет, — Старкова хихикнула и показала тетрадь за девятый класс по географии. Там были написаны какие-то места, связанные с чёрной металлургией. — Как думаешь, прокатит? Женя говорит, что нет.
— Прокатит. Женя, как всегда, пессимистична в своих прогнозах, и…
— Назяленская, какой сюрприз! — Ланцов подошёл очень не вовремя. — Домашним заданием является эта клякса на полях?
— Это не клякса, — если бороться, то до конца. — Это градиент! Я изучала свойства бумаги и маркеров.
— И доизучались до дырки? — в его глазах плескалось ехидство. — Да в неё можно столько засунуть...
— Оставьте мою дырку в покое, а, — фыркнула Зоя. Подумаешь, проковыряла текстовыделителем дырищу на три листа и не заметила. — Не всё ли вам равно, что в неё засунуть?
Женя и Алина сзади прыснули. Фраза получилась двусмысленной, но Назяленская никогда не позволяла издеваться над собой безнаказанно. Даже учителям. Особенно молодым и вредным, задающим дурацкие таблицы.
— А я, может, из научного интереса спрашиваю. Хочу изучить свойства дырок в тетрадях одиннадцатиклассниц, которые не делают домашние задания, — Николай усмехнулся, поправил волосы и в своём блокнотике вывел её фамилию. Криво. И буква Н больше смахивает на П. Зоя фыркнула и подняла голову, уставившись в его глаза. И уже не отвернулась.
Чашка некрепкого кофе. Шерсть буроватого котёнка. Горячий шоколад с молоком. Стабильность, тепло и комфорт.
— Двойка, — в этих прекрасных глазах мелькнуло нечто похожее на сожаление. Мол, извини, но заслужила. — Повторяй параграф, расскажешь и я эту двойку не поставлю, договорились?
— Допустим, — Зоя потёрла виски и уткнулась в текст. Не читала дома от слова совсем. Ну, была не была…
Выходила из кабинета она с уже двумя двойками, отвратительным настроением и чёткой мыслью: «да пошёл он».
***
Александр Морозов, он же учитель математики, он же учитель физики на полставки, он же Дарклинг (прозвище, придуманное непонятно кем, кажется, ещё до первого упоминания о Равке), имел только одну слабость, как считали ученики. Ладно, две. Школьный театр и репутация класса. К несчастью Зои, она была причастна и к тому, и к другому.
В театре у неё было место с одиннадцати лет. Дарклинг, получив классное руководство над тогда ещё пятым А, просто очаровал девочку, пригласив играть с ними. Уж как он её нахваливал, как восхищался ею! А в прошлом году пришла новенькая, Алина Старкова. И то, что сейчас они дружат, не отменяет факта произошедшего. Драка, после которой Морозов отнял у Зои главную роль и отдал её Алине. После этого Назяленская почти год планировала перевестись. Старкову в итоге простила. Дарклинга — нет. Но прошло много времени, скоро второе распределение ролей, всё должно быть как обычно. Правильно. То есть одна из главных ролей — для неё. Правда, летом ей немного не повезло: пришла одной из первых, а актёров уже не набирали. Облом.
— Зоя, — учитель попросил задержаться её после математики. — Я посмотрел успеваемость класса. Что у тебя с историей?
— Новый учитель, требования не очень понят… — но её бесцеремонно перебили. И то, что она так же бесцеремонно врала, не даёт права всяким там Дарклингам быть невоспитанными.
— Ясно. Разберись с этим и не порти статистику, — в его голосе звучало нечто твёрже стали. — А, и сотри с доски. Пожалуйста.
— Хорошо, — невежливые слова пришлось проглотить. Нет. Сейчас с ним спорить нельзя. Вот когда роль будет её, тогда…
Тьфу, блин. Из-за этого историка проблемы с классным руководителем.
