Маловероятно

Лилиана вытащила последнюю книгу с полки шкафа и громко чихнула. Сколько же пыли. Когда она в прошлый раз убиралась здесь, на прошлых зимних каникулах? Что тут вообще лежит? Вон, сборник стихотворений, серия подросткового фэнтези — если не влезет обратно в шкаф, надо будет утащить в комнату Зои, которая, услышав слово "уборка", тут же убежала гулять — и какая-то толстая книга в мягком пушистом переплёте. Точнее, когда-то он был пушистым, но давно облез. — Фотоальбом?... — Лилиана уселась на пол и разглядела вещицу получше. — Да ну... И кто только засунул его сюда... Действительно, кто же, если живут они вдвоём, а племянница этот шкаф открывает раз в тысячелетие. И зачем было прятать его за два слоя книг? А потом Лилиана открыла альбом на первой странице и вздрогнула. С первой, ещё чёрно-белой фотографии смотрели две девочки, явно ещё не окончившие начальную школу, обе брюнетки, но у одной личико самоуверенное и гордое, во взгляде вызов, а у другой на губах играет расслабленная улыбка. Ах, да. Вот зачем. — Ну, здравствуй, Сабина, — женщина погладила более приметную девочку на фотографии по волосам и тяжело вздохнула. — Давно не виделись. На следующих страницах красовалась больше сестра, чем она сама. Действительно, младшая дочь Гариных никогда не отличалась чем-то интересным: вечно в книжках своих, а вот старшенькая — дело другое. И на дискотеку сходит, и ухажёра нового заведёт, и в скандале деревенском поучаствует, и глазки-то у неё большие, синие, необычные. Самая популярная девочка в деревне. Только вот с характером её совладать никто не мог. Даже родители. Все были в шоке и одновременно совсем не удивлены, когда Сабина бросила университет. Когда Лилиана поступила туда, куда хотела. Когда Сабина вышла замуж резко и неожиданно, никого не предупредив. Когда Лилиана принесла диплом с отличием. Когда Сабина, сбежавшая с караваном сулийцев, вернулась с мужем и с растущим животом. Когда Лилиана устроилась на работу в отдел только-только открывшейся компании с молодым и амбициозным директором. Когда Сабина родила ребёнка, а Лилиана и не задумывалась о семье. Хотя, казалось бы, это Сабина всегда рвалась к чему-то огромному и недостижимому, это ей всегда было недостаточно. А в младшенькой видели хорошую жену, мать и, если в целом, то тихую умницу. И что самое удивительное, Лилиана никогда не была против такой судьбы. Дети ей нравились, только вот в двадцать два бесплодие диагностировали. Надеждой родителей всегда была Сабина. И именно она довела их до могилы. Этого, конечно, не доказать, но, пока они нянчились с Зоей, которой не было и года, Сабина умудрилась вляпаться во что-то серьёзное. Потребовались деньги, она взяла кредит. Потом ещё один, чтобы погасить первый. И ещё. А потом отец, узнав о том, какие проблемы ждут старшую дочь, тихо упал в обморок и не очнулся. Как сказали врачи, сердечный приступ. Спустя две недели ушла и мать. Лилиана в ту ночь была в доме: её разбудил глухой стук, но она не придала этому значения, подумала, что всего-навсего Зоя с игрушками балуется. На утро оказалось, что это тело рухнуло на ковёр. Тогда, кажется, Лилиану волновал вопрос, как же сестра будет жить, если с ребёнком сидели их родители, сама Сабина набрала кредитов, а её муж и отец Зои, Сухм Набри, только и делал, что сидел в кресле и смотрел в одну точку. Периодически подходил к дочери, но не работал и пользы никакой не приносил. Всё оказалось банально и просто: наследство сëстры поделили почти поровну, старшей родительский дом, младшей — отцовская машина. Лилиану всё устраивало, она всё равно в городе жила, ни к чему жильё в деревне в тридцати минутах езды. Всё устраивало, пока Сабина не продала этот самый дом, с вырученных денег не погасила долги, а на оставшиеся не купила какую-то убитую избу на окраине. Может быть, именно это стало точкой невозврата. С тех пор Лилиана больше беспокоилась о судьбе племянницы. Нельзя спасти того, кто сам себя закапывает. Ту историю с домом простить получилось. Не сразу, ведь теперь некуда возвращаться, ведь теперь её никто нигде не ждёт, но получилось. Лилиана, вообще-то, умела прощать. Разучилась в тот момент, когда узнала, что сестра продала свою дочь какому-то старику за кругленькую сумму, чтобы погасить очередной кредит, чтобы не выходить на работу и купить себе пару лишних бутылок алкоголя. Лилиана всегда жила в мире с окружающими и в гармонии сама с собой. Но тогда, когда она узнала о поступке Сабина, пришлось начать войну. Шанс на победу был крохотный. В неё едва ли кто-то верил. Не советую вам подавать в суд, Лилиана. У него деньги. Забирайте племянницу и уходите. Как же одинокая женщина будет обеспечивать ребёнка? Я советую вам оставить её в детском доме. У девочки дурной характер. Вы не перевоспитаете. Лилиана, младшая дочь Гариных с милой улыбкой и прекрасными оценками в дневнике, не привыкла ненавидеть, не любила угрожать и предпочитала находить компромиссы. Но тогда, когда девятилетняя девочка с доверчивыми синими глазами столкнулась с жестокостью собственной матери и мужчины, старше её в семь раз, компромиссов быть не могло. Лилиана, младшая дочь Гариных, всегда была в тени красавицы-сестры. Но именно она, а не Сабина, выиграла это дело. Потому что в больнице её каждый день ждала синеглазая девочка. Потому что не было права подвести Зою. Сейчас казалось, что почти десять лет назад, она совершила невозможное. Подняла на уши всю страну, добилась, чтобы Валентин Гранкин оказалась за решёткой. Обычная женщина без связей и огромных средств. Тогда Лилиана за месяц похудела на двенадцать килограмм: есть было некогда. Спать было некогда. Работа — суд — опека — больница — работа. Слава святым, что график был гибким, и требовалось лишь периодически появляться в офисе да сдавать необходимые документы. Иначе бы начальник уволил давно, и есть было бы не только некогда, но и нечего. Но самым сложным оказалось время, когда она всё же забрала Зою домой. С оформлением опекунства было ещё не до конца улажено, а работать приходилось намного больше. Ребёнка нужно было не только кормить, но и одевать, и обувать, и комнату личную обустраивать. А потом нельзя было просто упасть на диван и не шевелиться. Потому что Зоя целыми днями в одиночестве бродила по квартире и имела право уж хоть немного поговорить с кем-нибудь, не являющимся врачом или психологом. Потому что доверие к миру у девочки ни с того ни с сего не появится. Потому что нужно дать то, чего не дала Сабина. То, что пережили Лилиана и Зоя тогда, действительно было войной. Они вдвоём против всех и вся. И обе одинаково нуждались друг в друге. Одной был нужен смысл сражаться дальше, другой — кто-то, кто заменит и мать, и отца, и друзей, и обеспечит безопасность. И, что самое удивительное, в этой войне они победили. Оставалось лишь разобраться с последствиями. Лилиана касается её плеча случайно и совсем мимолётно, но Зоя всё равно вздрагивает, едва ли не отпрыгивает, хотя обе сидят на диване. — Извини, я не нарочно, — женщина специально не одëргивает руку, пытается проверить кое-что, и встревоженно глядит в огромные синие глаза. Судя по тому, как девочка напрягается, догадка верная, но стоит уточнить. — Что такое? Расскажешь? — Да... Нет... Да просто... — Зоя запинается, её начинает потряхивать, но она не двигается, лишь вцепляется пальчиками в обивку дивана. — Просто он тоже трогал меня. Везде. — Ох, моя девочка... — Лилиана не знала. Не знала, что именно Гранкин делал, и лишь примерно догадывалась, что пережила малышка в его доме. — Ты говорила кому-то? — Да, маме, — девочка прикусывает губу и часто-часто моргает. И голову опускает. — Она сказала, что так и должно быть, что так правильно. Но, тётя Лиля... Ты маме не говори, но я с ней не согласна. Я, наверное, неправильная, мне должно было это нравиться, но я чувствовала себя... грязной. Лилиана, вообще-то, никогда никого не ненавидела. За исключением этого старика и своей сестры. — Нет-нет, всё правильно. Тебе не должно было это нравиться, — она едва ли сдерживается, чтобы не зашипеть, не закричать и не напугать племянницу. — Он делал это против твоего желания. Это ужасно, и люди не имеют права так делать. Никто не может трогать тебя, если ты не хочешь. — А если... а если снова? — чудо, что Зоя вообще рассказала. Психолог обмолвился, что дети обычно просто не умеют о таком говорить, и предпочитают не рисковать. Мало ли, вдруг взрослые не поверят или расстроятся. — Тогда кричи. Кричи, бей, привлекай к себе внимание так, как можешь. Я покажу тебе парочку приёмов, — в деревенском дворе не щадили никого. Пришлось учиться драться самостоятельно. Грязные дворовые методы всегда эффективны. Зоя молчит и делает вид, что с интересом изучает фикус, но шмыгает носом и вся дрожит. Лилиана ещё раз напоминает себе о том, что нельзя материть мать ребёнка при ребёнке и поднимается со своего места, а затем присаживается перед девчушкой на колени. — А теперь посмотри на меня, пожалуйста, — её тон ласков, но твёрд и серьёзен. — Ты не виновата в том, что тебя домогались. Ты не грязная, не мерзкая и не отвратительная. Ты сделала всё, что могла. Спасибо, что рассказала мне. Ты молодец. Лилиана, вообще-то, по образованию менеджер, и с детьми редко контактирует, и своих детей иметь не может, и в педагогике и детской психологии не разбирается. И она не понимает, смогла ли донести до Зои то, что хотела, и не знает, как наверняка помочь. Поэтому просто делает то, что кажется правильным. — Я могу тебя обнять? — ненавязчиво интересуется и терпеливо ждёт ответа, а затем аккуратно прижимает к себе, поглаживает по мягким кудрявым волосам и ждёт, пока малышка успокоится. Ничего не говорит, позволяя самостоятельно всё обдумать, а потом заваривает ромашковый чай и отпаивает им племянницу. А ночью гадает, правильно ли сделала. Лилиана высказала бы Сабине всё, что думает о ней как о человеке и как о матери. И даже приехала ради этого, только вот любезная сестрица дверь не открыла. Как выяснилось потом, из-за того, что болталась в петле. Почему Сабина покончила с собой? Чувство вины замучило? Может, ей угрожали? Или просто была не совсем стабильна эмоционально и здорова психически? Так и не узнали. Записки она не оставила. Рассказать о том, что всё было именно так, Лилиана племяннице не рискнула. Может быть, хотела, сейчас уже не вспомнит, но тогда о смерти матери Зое поведала сочувствующая сотрудница опеки. Не уточнила, как именно, но, как оказалось, девочку это не слишком интересовало. Она просидела молча весь вечер, а потом уснула под боком у Лилианы и проспала почти двенадцать часов. И на похороны не поехала. Несколько раз ещё поднимала эту тему, а потом, кажется, выяснила всë, что хотела, и успокоилась. Лилиана прикусила губу и тяжело выдохнула. Больно так думать, но, пожалуй, хорошо, что Сабина умерла. Не надо было собирать документы на лишение родительских прав. А то, что ребёнка она забирает, стало ясно как-то очень легко и просто. — Привет, — Зоя, до этого изучающая вид из окна, едва ли не подскакивает при виде тёти. — Ой, шоколадка! А ты откуда знаешь, какая моя любимая? — Кое-кто сказал мне об этом четыре раза за прошлую неделю, — Лилиана не может сдержать улыбки и по-доброму посмеивается. — Тебя тут как вообще кормят, вкусно? — Не знаю, — девочка пожимает плечами и тянется к шоколадке. — Каша дурацкая. Рисовая. — Я тоже не люблю рисовую. И манную не люблю, — тётя с племянницей переглядываются и хихикают. Видимо, черта семейная. — Как у тебя дела? — интересуется Зоя, всё же отбирая гостинец и накидываясь на него так, словно не ела неделю. Впрочем, сколько раз ей доводилось пробовать сладкое без повода? — Да всё хорошо, — очень хочется пожаловаться на усталость, но нельзя. — Сегодня твоя учительница звонила. Спрашивала, почему тебя нет в школе и почему до твоих родителей не дозвониться. — Потому что у мамы денег на телефоне нет. Ты ей скажи, что меня из больницы выпишут, я домой вернусь и сразу в школу, — в огромных синих глазах мелькает страх. Словно перспектива вернуться домой вселяет ужас. — Зоя, послушай меня, — Лилиана накрывает её тонкую ручку своей. — Может, нам туда не возвращаться? Может, ты захочешь жить со мной? Она не произносит "у тебя будет своя комната", "я буду кормить тебя шоколадом" или "я куплю тебе все игрушки, которые ты захочешь". Ей не хочется, чтобы племянница соглашалась из-за каких-то материальных перспектив. Этим, конечно, можно привлечь, но... Но есть ли в этом смысл, когда малышка и без того радостно поднимает голову и начинает улыбаться? — Я бы хотела, — деловито протягивает она. А в глазах — облегчение и надежда. И после этого вариантов других уже не было и быть не могло. Лилиана помнила каждую фразу в духе "вам стоит отступить". И ни разу не пожалела о том, что не отступила. Потом ещё пришлось менять документы Зое. О ситуации знала буквально вся страна, и девочке было не по себе, когда в поликлинике, или в секции, или где-нибудь ещё, люди, слыша её фамилию, начинали сочувственно смотреть или жалеть, а то и задавать бестактные вопросы. В итоге Зоя, насмотревшись какого-то сериала про шпионов, предложила сделать поддельные документы. Лилиана посмеялась и сказала, что фамилию можно сменить совершенно легально, а имя трогать смысла нет. Откуда племянница взяла это "Назяленская", женщина спрашивать не стала, но звучало красиво. Пусть будет, чего уж тут. Лилиана перевернула альбом и открыла его с другой стороны. На крайней фотографии, на цветной и очень даже красочной, черноволосая синеглазая девочка с уверенным живым взглядом красовалась около наряженной ёлки. Зое было четырнадцать, и на тех каникулах они вдвоём пытались приготовить все рецепты, сохранённые в разных социальных сетях в течение года. Иногда получалось, иногда нет, но им было весело. Оставалось ещё несколько мест для фотографий. Надо будет заполнить их. Может быть, Зоя когда-то захочет пересмотреть этот фотоальбом. А пока что можно убрать его обратно в шкаф и не бередить душевные раны. И надо всё же протереть пыль. И тут в двери начал проворачиваться ключ, а затем в квартиру ввалилась племянница, вся красная, растрёпанная и счастливая. Каникулы у ребёнка, чего б не быть счастливой, правильно. — Я нагулялась, — заявила она, стряхивая с шапки снег. — Ой, а ты ещё не всё? — Переодевайся давай, снежный человек, — Лилиана беззлобно усмехнулась и отобрала насквозь мокрые варежки. Так, вот это сразу на батарею... — И кто кого больше раз в сугроб толкнул? — Конечно, я Алину. Тридцать восемь раз! Женя считала, — поделилась довольная Зоя. — А Алина всего двенадцать раз меня толкнула, всего семь раз догнала и всего один раз макнула головой в сугроб. Один раз вообще не считается... Лилиана отряхнула племянницу от снега и невольно улыбнулась. Нет, она определённо ни о чëм не жалела.