Дарующая нежность (сборник)

      Киллуа смотрел на Хисоку, сумасшедшего, обезумевшего, с окровавленными руками и выражением наслаждения на лице, предвкушающего хорошую битву. Смотрел, видел, как движутся его губы, но не слышал ни единого слова за звоном разрывающихся струн где-то внутри себя. Этот звук перекрывал всё, эхом разносился по телу, болью разливался по разуму. Он то и дело пытался опустить взгляд на тело у ног Морроу, но не мог, тормозил на пятнах крови, алеющих на светлом костюме мужчины.       В голове было пусто, ни единой связной мысли, способной заставить сдвинуться с места. Кромешная пустота, пожирающая всю его сущность с ужасающей скоростью.       Морроу нахмурился, не увидев должной реакции на свои действия, и глянул на тело у своих ног. Где злость и жажда мщения? Где крики и вопросы? Или может, холодная ярость? Слезы в конце концов?       — Нда, у Гона реакция была бы получше, примчись он первым, — вздохнул клоун, понимая, что знатно облажался. Он видел, как Гон, Курапика и Киллуа заботятся о слабейшей из их группы, и это было отличной возможностью ускорить развитие ребят, дать мотив. Дернув ногой, мужчина сбросил лежащую на его ступне неподвижную, тонкую, скорее даже изнеженную, руку, и именно в этот момент получил что-то подобное той реакции, которую хотел. Даже более того — она превосходила все его ожидания и всколыхнула в воспоминаниях строчки, написанные рукой Неон:       Отобрав у белого волка душу,       Ступишь на последнюю тропу.       Хисока только и успел, что моргнуть, когда Киллуа исчез, а в следующий миг тело девушки, лежащей у его ног — пропало, и за десяток метров они оба появились в треске молний. Парень трепетно держал бездыханное тело подруги на руках, медленно опускаясь на колени и укладывая её на землю.       — Кто бы мог подумать… Она твой амари … — Хисока рассмеялся, глядя на то, как бережно мальчишка проводит по лицу девушки и стирает с её подбородка ещё теплую кровь, попросту размазывая.       Морроу и подумать не мог, что предсказание было настолько простым и находилось прямо у него под носом. Он-то считал, что «душой белого волка» окажется кто-то более выдающийся, тот же Гон или кто-то из Золдиков, но точно не врач, трясущаяся за свою шкуру и не способная в бою дать отпор. Нападением на неё Хисока хотел лишь дать понять, что вызывает их на бой, кусает их за слабые места, призывает стать сильнее и дать отпор, ведь они уже так сильны, что им следует взбираться ещё выше и показать ему интересную схватку. А тут вот оно как получилось, призвал собственную смерть, а не противника, с которым будет интересно сразиться.       Нервно посмеиваясь, Хисока отступил в лес, стремясь скрыться подальше и подготовиться. Ему предстоял крайне занимательный, и, возможно, последний бой.       Киллуа даже не заметил его ухода, полностью сосредоточившись на быстро остывающем теле девушки, не в силах отвести взгляд от её бледного лица. Он мог бы закричать, но она бы этого не услышала, как и мольбы очнуться, не умирать и не оставлять его. Он мог бы заплакать, но слезы ничего не исправят, лишь затуманят зрение и не дадут рассмотреть каждую черточку такого спокойного лица. Ему сейчас было плевать на всё, мир сузился до человека, который мог стать для него самым близким в этом мире, его соулмейтом, с которым он мог бы быть по-настоящему счастлив, но который остался в его жизни не более чем амари.       Золдик склонился над Паладинайт и коснулся её лба своим, прикрыл глаза и, казалось, перестал даже дышать. Он не понимал, почему всё обернулось именно так. Она столько лет была рядом, протяни только руку, но он всё это время бездарно упустил. А ведь она всегда поддерживала и заботилась, выслушивала каждого из них, готова была сделать всё для их благополучия, в то время как он только и делал, что ворчал, огрызался, строил из себя самого сильного и не подпускал её к себе, считая, что такая слабая, как она — не имеет права даже дышать рядом.       Как же он сейчас хотел, чтобы она просто дышала.       — Киллуа! — голос Гона вырвал из мыслей и Золдик поднял на друга больной, полный безнадежности, взгляд. Фриксу не потребовалось много времени, чтобы понять, что произошло. — Леорио… Она… Кто? КТО ЭТО СДЕЛАЛ?!       Отчаяние и боль Гона от потери близкого человека отозвалась в сознании Киллуа, выдергивая из пучины сожаления и горя.       — Ты и пальцем его не тронешь, я сам убью его. — Холодно произносит Золдик, видя, как друг, находящийся на грани, готовый убить прямо сейчас того, чьё имя он назовет, сжимает кулаки в злом бессилии.       Киллуа осторожно проводит пальцами по лицу девушки, совершенно не представляя, как жить дальше с осознанием того, что он упустил. Гон, следящий за другом, понимает, что Киллуа ведет себя странно, слишком трепетно по отношению к той, кого всё это время игнорировал, и страшная догадка заставляет сердце Фрикса сжаться от ещё большей боли. По его щекам скатываются злые слезы, не приносящие никакого облегчения, ведь вид Киллуа, склонившегося над своей амари, оставляет лишь понимание того, что Фрикс лишился не одного, а сразу двух друзей, и совершенно не представляет, что может сделать.       Бережно подняв тело Паладинайт, прислонив её голову к своему плечу, Золдик поднялся и молча пошел в сторону лагеря. Если бы не алое пятно на груди и синеватая бледность, можно было бы подумать, что девушка просто спит, убаюканная надежными объятьями. Только вот, этот сон никогда не прервется, и Золдику остается лишь крепче держать остывшее тело в своих руках и довольствоваться пустотой внутри, оставшейся от эфемерной, разорванной связи.