Поцелуй персиковых губ

      Книга Осаму Дазая спасена от уничтожения. Его друзей, как и его самого, этот факт не мог не радовать. Члены клуба отверженных спустя множество лет вновь встретился полным составом. Дана как только что призванного, радушно встретили. Все четверо сидели за столом в библиотеке без выхода и болтали до самой ночи о их жизни, как они все вместе собрались в баре, у всех нахлынула ностальгия.       Как бы того не хотелось, ближе к ночи пришлось разойтись по своим комнатам. Лишь Дазай пошёл к балкону с которого был прекрасный вид на ночное, усыпанное маленькими и далекими звёздами, небо.       Уж слишком бурным был этот день. Больше всего писателя тревожило то, как его кумир, Акутагава-сенсей отверг его произведение. Для его чувствительной натуры это событие невыносимо. Но хотя, вполне возможно и те ужасные слова были правдой. Дадзаю просто хотелось развеяться и подумать над этим. Однако на балконе его поджидал... не в лучшем расположении духа Накахара Чуя. —Что ты тут делаешь в такой поздний час? Почему не спишь? — удивился Осаму —Тц... Не спится вот и всё. А ты ничего не хочешь объяснить? —последние слова были произнесены с упрёком, даже с неким раздражением.       В ответ поэт получил лишь недоумённый взгляд, а голова писателя легла как-то набок. Эта привычка всегда казалась Накахаре забавной. —М? Что ты имеешь ввиду? —Твоя книжка не должна была призвать меня?       Дадзай виновато прикусил губу и ушёл в мир своих мыслей. Он ведь был очарован поэтом, и очень давно. И так же давно прекрасно понимал что это невзаимно. Его тирады, издёвки, язвительность сами за себя говорили об отношении к нему. Шансов не было с самого начала, да и сами чувства глупы и наивны. —Игнорировать меня вздумал персиковый цветок!? — после этих слов, оппонент был отпущен за галстук до уровня лица меньшего. Писателя напугала и смутила эта неожиданность. Накахаре конечно свойственна грубость, но всё же даже него это перебор.       Сейчас в его глаза смотрели в упор не отрываясь, казалось и не моргая. Красноволосый чуть не плача виноватыми глазами искал на ковре что угодно, на чём можно зацепить свой взгляд, лишь бы не смотреть в эти красные глаза. Блондин всматривался внимательно в это бесящее лицо. Бесящее своей милотой. Осаму прямо сейчас походил на маленького напуганого котёнка. Сам факт того, что тот настолько красив раздражал. Но он и вправду чертовски прекрасен.       Две головы начали сближаться, от чего Дадзая охватила паника до тряски в руках, в горле встрял ком, а сердце забилось как умалишённое. Лица совсем рядом. Едва с уст напуганного издаётся возглас, как его губы соприкасаются с чужими... Это поцелуй!?       Лицо писателя слилось с цветом волос. В голове одна мысль хаотично сменяется другой. Скапливается бардак из домыслов и страхов... Однако какое значение имеет смятение на фоне такого блаженства? Как не хотелось осознавать это, но было очень приятно... Хотелось продлить это вечность.       Как жаль что блондин быстро отраняется и отпускает галстук, от чего оппонент отпрыгивает на пару шагов как ошпаренный, прикрывая смущённое лицо. Обычно оно напоминало Чуе персик, но сейчас это был настоящий помидор. —Ч-что это б-было? — не находя себе места пробормотал под нос       Сам виновник торжества был смущен не меньше. В голове не укладывалось что бы он, сделал буквально минуту назад, то что в кошмаром сне не виделось. Чуя испытывал симпатию к Дадзаю, и зарыл эти чувства как можно глубже. Откуда знать как он это воспримет? Но в тот момент персиковый мальчик был слишком мил... Каждый раз когда в голову лезла эта назойливая мысль, поэт раздражался, и не хотя грубил тому. Но сейчас, когда чувства обуяли разум, гордость не позволяла показать голову, закрытую шляпой. —З-замолчи и не беси! —М... Ага... Мне нужно идти спать, так что пока!       Дадзай выбежал из комнаты приятной пытки. Всю ту ночь уснуть было невозможно. Каждый раз смыкая глаза снова и снова всплывала картина, целующего его губы поэта. Всю ночь множество вопросов докучало разум.