Последовательность 0: Север Южной Каролины
Война Королевы Анны, следом за ней опустошительная война с племенами Ямаси и непрекращающиеся нападения пиратов, в том числе известного в Карибском бассейне Эдварда Тэтча, поставили под угрозу существование колонистов в провинции Южная Каролина, называемой иногда провинцией Кларендон. В 1718 году лейтенант Народного Ополчения провинции Андрэ Норт в поисках спасения народа Южной Каролины направился на север, где предложил свои знания и услуги губернатору Виргинии в целях уничтожить раз и навсегда Эдварда Тэтча, превратившего залив Окракок в Северной Каролине в свою базу. Вскоре совместными усилиями Эдвард Тэтч был убит, а между двумя провинциями — Виргиния и Северная Каролина — разразился скандал из-за вмешательства губернатора в дела соседней провинции. Лейтенант Норт вернулся в Чарльз-Таун, Южная Каролина. За дальнейшие успехи по наведению порядка в столичном округе и организации работы добровольцев-милицаев Андрэ Норт был повышен до звания майора столичного округа. Но недовольство народа росло. В конце концов, в 1719 году в ответ на бездействие лордов-собственников провинции в ходе войн и набегов пиратов колонисты поднимают мятеж, требуя отзыва хартии у собственников и перехода власти к Королю Георгу I…Чарльз-Таун, «Столица» провинции Южная Каролина, Британская Колониальная Империя, Ноябрь, 1719 год, Несколько недель до мятежа.
Поздняя осень выдалась на редкость скверной. Всегда солнечная и ласковая Южная Каролина круглый год ныне решила состроить нелюдимость, окутывала холодом и будто бы мстила за все войны, прошедшие на этих территориях. И в этом дух провинции — если таковой и впрямь существовал — был прав, и за пролитую кровь жителей отвечал морозами, к которым не привыкли ни колонисты, ни индейцы, ни торговцы. Порывистый ветер с заливов обмелел реки, выдул их к одному из берегов. Спустившиеся холода покрыли тонкой коркой пресные воды там, где корабли не прокладывали себе путь вглубь провинции. На памяти Андрэ Норта — а он служил в Южной Каролине уже три года — такая осень стала впервые ранней зимой. Зимой настоящей, как если ехать на север в другие провинции. Достаточно подняться до Виргинии или Пенсильвании, где зимой снег покрывал плантации, пускай и быстро таял. А если судьба забросила бы в провинции Новой Англии, то потребовала от путников теплейших вещей, крепости духа и несколько бутылок алкоголя. Норт предпочтение отдавал бренди, когда служил в провинции среднего Пояса — Нью-Джерси. «Зима там всегда спасала», — подумалось Норту. Он скользнул взглядом по скованной льдом речушке Шипярд Крик: в отличие от Купер, эта едва судоходна, оттого обмелела ещё сильней от ветра, да в центре обманчиво под лучами солнца блестела корка льда. Шипярд имел особенностью долгое пологое дно, которое в один момент резко уходило вниз. И именно этот участок глубины изредка использовали рыбаки на лодках, какие романтики, возя туда-сюда дам, или друзья, которые выбирались вечерами на речные прогулки. Андрэ задержал взгляд на льде и замурлыкал под нос мелодию шанти, да в голове будто угрожал пальцем этому коварному льду — тонкий, зараза. «Утонуть можно», — подумалось майору здраво, да с этой целью он припомнил воды Делавэр, пересекавшие земли нескольких провинций на севере. Будучи офицером Народной Милиции столицы Берлингтон, Андрэ всегда знал, и какое спасение приносила зима, как и коварно она была способна отплатить тем, кто относился к её морозам с предубеждением. Скольких вытаскивали с Делавэра — таких, кто соблазнялся тонким льдом и желал ухватить лёгкой добычи в виде рыбы. Не счесть. И были там не только детишки, да взбалмошные подростки, но и довольно пожилые господа, которым не объяснить, что нельзя. Скорее со всей старческой упертостью те начнут доказывать, что как раз-таки можно, да и ещё на возраст пенять, аргументируя собственным накопленным опытом. Молодых, «зелёных» от патруля те и впрямь могли переубедить. Норт, знавший отлично эту тактику, сразу показывал приписное и говорил за ордер. И прямо-таки магической силой обладал документ, скреплённый печатью Ассамблеи — разговаривал всяких и делал покладистыми. Андрэ улыбнулся. Так, предаваясь воспоминаниям, он неспешно шёл от собственных плантаций далеко на севере столичного округа к Чарльз-Тауну. Это было своеобразным ритуалом, привычкой, особенно в последний месяц, как в штаб в столице стали поступать неутешительные вести, а почта ломилась от заявок живших на границах жителей, которые Народная Милиция не могла исполнить. Лорды-Собственники, как закончилась война, всячески урезали финансирование армии, ратовали за её ненужностью, пока на границах — там, где пролегал фронт — индейцы продолжали совершать набеги и снимали скальпы с жителей. Не помогали ходатайства в Ассамблею, те разводили руки, пеняя на Лордов. А Лордам что? Лорды жили в Лондоне, и заботы простых колонистов — не их заботы. «Думаешь, как старик, — фыркнул Норт, вновь поглядев на речушку. — Всего-то девятнадцать недавно стукнуло» Андрэ спрятал руки в карманах и попытался закрыться от очередного порыва. Было ещё кое-что соблазнительное в таких долгих прогулках: сознание прочищало знатно. Злость на властную структуру оставалась, однако почти к приходу в штаб напоминала скорее уж больше зудящий шёпот на задворках. «Решения надо принимать холодно, холодно, Норт», — голосом из прошлого шепнуло воспоминание. Норт кивнул и решил оставить ненадолго мысли. Он упрямо шёл по берегу дальше в сторону столицы, припечатывал месиво из песка и инея шагами, да продолжал тянуть полюбившуюся мозгу шанти. По его представлениям ещё несколько минут у него было в запасе на полное одиночество… Ибо как были привычны подобные пешие прогулки, столь же привычной стала и компания лейтенанта Джека Освина. Лейтенант Освин из приметных особенностей обладал родимым пятном, что узкой полоской-царапиной шло через всю морду… то есть лицо от левого виска к правой скуле. Да разговорчивостью. А ещё звали его так же, как отрядную дворнягу — также Джеком, которая прибилась к ним год назад во время патруля на прифронтовых границах. Вот только на этот раз майор ошибся. Собачий лай он услышал довольно скоро, следом же за ним и громкие выкрики с просьбой псу остановиться. По закону привычек — Джек — отрядный пёс и не подумал слушать тёзку человеческую. Дворняга неслась на всех порах по берегу. Андрэ улыбнулся и едва успел вытащить из карманов руки, чтобы поймать пса. Тот наскочил на него, ткнул грязные лапы в пальто и всё норовил лизнуть в лицо. Норт рассмеялся, потрепал Джека по морде. Хозяин пса едва поспевал. Утяжеляющим фактором стали конечно мушкет и переброшенная сумка, оттого последний десяток шагов Освин преодолевал быстрым шагом. — Фу, Джек! Фу! Кому сказал! Дворняга заскулил, но лап отнял. Шлёпнулся на землю и ушёл за ноги майора, откуда высунул любопытную узкую морду и глазел на запыхавшегося лейтенанта. Освин спешно отдал честь. Норт кивнул. — Доброго здравия, сэр. — И тебе не хворать, Освин. Сегодня вы прям быстрее, чего-т. — Старались! — улыбнулся лейтенант. — Дел скопилось много? — Майор наклонился и потрепал пса между ушей, на что Джек — который пёс — так и завилял хвостом от радости. — И эт тоже. Как мы без них? Да и без вас? — льстил и не краснел лейтенант, на что майор головой качнул. Освин кашлянул, сбавляя улыбку, затем осмотрел речку. — Ну что, сэр? Теперь напоминает Джерси, а? — насмешливо уточнил он. Джек — который лейтенант — оправил треуголку (настоящее чудо, что ещё не потерял с такими порывами), посмотрел на начальство. Начальство сделалось задумчивым и, обернувшись к речушке, полезло за трубкой. — И близко не дышало, — хмыкнул майор и направился вдоль берега. Джек — который псина — потрусил следом, держась с левой стороны, а поняв, что трубка определённо не что-то съедобное, потерял всякий интерес, вскоре заносился по берегу, поднимая хвост и вынюхивая добычу. Джек — который лейтенант — поравнялся с майором. — Ну почему же не дышало? Это первая такая осень, чего тут — зима! На моей памяти, — восхитился Освин. Майор не успел ответить. Очередной порыв ветра пробрал до костей, заставил майора приподнять плечи и упрятать нос в шарфе, а лейтенанта схватить треуголку. Норт цокнул — не покурить с таким! Оттого сунул трубку обратно, да покрепче запахнул гражданское пальто. На отвёрнутых лацканах его блестели шевроны звания и брошь провинциальных войск Южной Каролины. Вот и вся униформа Народной Милиции. Точнее — её полное отсутствие. Разве что к форме ещё относила креплённая в ножнах за ремни сабля. Испанская. В некотором роде трофей. Такой же комплект, только с лычками лейтенанта, красовался на Освине. Отличия были. В частности, кюлоты у подчинённого скорее напоминали вещь, сшитую из разных кусков ткани — столь много на них было заплаток, что проще разве что новые заказать. Да перекинутая через плечо сумка, ещё одна с патронами для ружья (также перекинутая через плечо) и, с другой стороны, к поясу крепилась намотанная в несколько метров верёвка. Сабля отсутствовала. Скорее Освин оставил её в штабе. — Надо будет сказать, чтобы на реках были осторожней, — когда стих ветер, скомандовал майор. — Полагаете, кто-то рискнёт тащиться на лёд? — Я уверен в этом. — Норт вскинул взгляд и пригляделся до мельтешащего по берегу пса. — Как детишки повадят, так и рыбаки — рискнут на лёд выйти своим ходом. Любопытство в некотором роде страшный грех, лейтенант Освин. Освин кивнул, допытываться не стал. Ветер снова подул порывом, на этот раз таким, что чуть не сдул двух солдат на лёд. Майор покачал головой и, пригнувшись, упрямо шагал. Лейтенант плюнул на всё и стащил с головы треуголку, сунул её подмышку — скорее потеряет или будет носиться за ней, как собачья тёзка потом по берегу. — К слову! Есть вести из города, сэр! Разрешите доложить?! — перекрикивая свист ветра, обратился Освин. — Разрешаю! — гаркнул майор. Лейтенант подобрался ближе, кашлянул и также громко стал рапортовать: — Полковника видели в городе! Спрашивался о вас, сэр! Думаю, вызовет на встречу! — Наш? Пэррис? Пэррис же постоянно на плантациях торчит! — Да вроде он! Или не он! — Так ты сам не видел?! — Никак нет! Люди говорили! — Люди много говорят, особенно портовые пьяницы да шлюхи! Так чё теперь всем верить будешь? — Так я это!.. Сэр! В слухах тоже правда есть! — И что народ бормочет? Помимо полковника! — Народ думает, что зима будет суровой! Может, снег пойдёт и лёд будет! Покрепче! Холода! А там и индейцы не сунутся! Майор цокнул, промолчал. Оба порядком выдохлись, пока пёрли по берегу против ветра и говорили при этом. Немудрено либо голос сорвать, либо холодного воздуха надышаться. К счастью, после очередного ветер временно затих. Там и поговорить можно, как и перевести дыхание. Оба остановились. Точнее сначала Норт, после запоздало Освин, отчего он крутанулся и вернулся до начальства. — Сунутся они. Индейцы, — кратко начал Андрэ. — Не сунутся они, только когда зима будет. Настоящая. Со снегом. Снег видишь? — Молчание. Внимательный взгляд. Лейтенант замотал отрицательно головой. — Не ви-и-идишь. Во-о-от. Потому нечего и мечты свешивать, шоб везде торчало. Потому, — майор скользнул взглядом по лейтенанту, шмыгнувшему на внимание носом, — мерзость такая стоять будет: ни слишком холодно, ни слишком тепло. Болеть будут много, что сам понимаешь с беженцами совсем станет худо. У нас, итак, вспышка оспы, черт бы её побрал! Освин кивнул. Солдаты отвлеклись на лай. Майор поглядел в сторону и улыбнулся. — А ты говоришь, что не похожи. Вон опять палку тянет, как ты — вечно всякие дрянные слухи в штаб. Освин нахмурился. Джек — пёс — и впрямь с горделивым видом тянул до солдатни палку, причём заваливался так: то вправо, то влево, но тянул и тянул, абсолютно довольный находкой. Лейтенант мрачнел всё сильней и сильней, и стал темнее вод на глубине, когда пёс кинул палку солдатам в ноги, уселся перед ними и хвостом по земле замельтешил, так поднял песок с пылью. — Что ж вы, майор! — Джек нагнулся, подобрал палку, другой Джек лапы вниз, задницу к небу и вилять хвостом. — Порой по слухам мы контрабандистов накрывали. — Он зашвырнул палку далеко-далеко, псины след простыл. — Потому толк-то есть! — Толк есть, когда к слухам голову прикладываешь, а не когда тебя разводят за сокровища пиратов. — Туше, сэр, — хмыкнул Джек. Андрэ и не стал напоминать, сколь часто несчастного лейтенанта пытались обмануть портовые засранцы — так называемые охотники за удачей, без одного шага до чёрного флага. И не без почвы для этого. Каролины — причём именно обе — в своё время отличились паршивой репутацией на лояльность лордов-собственников, расцвет криминалитета, как болезней по весне, да и ко всему прочему договорной характер всего и вся в провинциях. Также пиратов, которых на землях Британской Империи, точнее в Каролинах, встречали чуть ли не с почестями, отчего торговцев «картиночками с картами» находилось много, как и прибывавших в эти земли охотников за сокровищами легенд. «Хуже только в Северной», — Норт вдохнул глубоко, заметил, как пёс бежал обратно, да вновь переваливался, но упрямо тянул палку. Андрэ отвернулся к реке и прикрыл глаза, обдумывая всё скопившееся и с чем немедленно стоило решить по прибытии в штаб. Сознание прогулка пускай и прояснила, да только волнение и эмоции, паника, тревога — не поддались. Как и злость клокотала где-то глубоко внутри. И было б всё проще, имей кто из них влияние на Ассамблею! Или Лордов! Или губернатора! Хотя последний чёрт скорее марионетка в руках вторых, чем способный что-либо предпринять. Вот и не появлялось пока здравых решений, а предпринять что-то надо было. Разве что одно. Лёд всё также обманчиво блестел на Шипярде. — Я выделю тебе деньги, Освин. Проплати место объявлений на доске у Ассамблеи и церквах. И разместить надо предостережение не соваться на реки, — приказал Андрэ. — И с проповедниками переговори, пускай в конце дадут его устно. Если надо, и я дам, поприсутствую. Джек вновь кинул палку, другой — радостно лая — убёг. — Казённые, сэр? — Нет, собственные. — Освин крутанул на того голову, Норт не обратил внимание, раздумывал, продолжал: — Слишком долго на это будем просить разрешения от Ассамблеи. Да и не дадут они, сошлют на постановление о разоружении и снижении расходов на содержание нас. — Сэр… Теперь Норт обернулся и губы скривил, нахмурился. Освин глядел на него взглядом, какой майор не выносил. Такой будто полный стыда и неуверенности, который отчаянно пытались скрыть. И единственная причина необходимости скрыть — разница в званиях. — Разрешите? — Не разрешаю, если будешь снова сетовать на мою казну и на то, что расходы на армию я покрываю из собственного кармана. Освин взгляд отвёл, губы покривил, стушевался. «Угадал», — Норт отвернулся и полез за трубкой. Коль ветер стих, и во рту прямо уже сосало, хотелось курить. Он пошарил по карманам в поисках мешка с огнивом, на помощь пришёл Освин — протянул свой вытащенный из сумки. Андрэ присел перед сухой травой, выбил на неё искру и подпалил табак в трубке, там, поднявшись, затоптал огонь и поглядел на Джека. — И тебе лично денег дам, — он кинул ему мешочек, который лейтенант перехватил. Освин уставился на него, не понимая, — кюлоты тёплые закажешь и сапоги. Стыд и позор таким шататься. Как девок искать будешь, а, лейтенант? Андрэ попёрся дальше вдоль берега и, быть может, к своему счастью, не заметил, как оставшийся позади Джек прямо покраснел от стыда. Опомнившись, лейтенант сунул мешочек с огнивом в сумку, поспешил нагнать майора, перечить не стал. К спокойствию Норта. Пёс всё не унимался. Таскал палку, на этот раз правда прихватил в пасть неправильно, отчего поклонился слишком вправо и выходило: на песке всякие каляки рисовал. Да рычал, очевидно злясь на упрямую деревяшку, что та мешала тащить себя. Солдаты прошли немного, оставили отрядного пса позади, сражавшегося с палкой. Впереди уже виднелся пригород Чарльз-Тауна и угадывались фигурки жителей. Лейтенант не сдержался и позвал пса, тому пришлось бросить палку и побежать на голос. И ещё несколько они прошлись, в голове у майора с куревом стало эмоций по-тише, будто бы и план появился, скорее как прежде отсутствовал. Решил поступать по мере поступления этих проблем да наличия у Милиции возможностей. Иначе просто растащат. И, к сожалению, как бы не приписывал долг и данное звание майора округа, всё равно стоило признать: всех не спасти. Не получится. Не при такой сопротивляемости властного аппарата. Во рту стало горько. Как от табака дешёвого, так и от вывода мыслей. Джек всё вился под ногами, преимущественно ластился больше к пыхтевшему трубкой майору. Выпросил своего. Вздохнув, Норт опустился перед псом — тот и уселся на задницу, морду в руки подал. Майор почесал Джека за ушами, стал одаривать и словесной лаской: — Фто тут фёс хофоший, а Джек? Тыыыыы Джек, тыыы… — из-за трубки выходило сбивчиво, но псу и всё равно — вилял себе хвостом, наслаждался лаской, да и ещё язык из пасти подал. — Беззаботная фурилка ти нафша. Мне б твою беззаботность, а федь и кафённые деньги и на фой корм уходят. И фы обленился, зафранец. Крыс кфто лофить будет, а? Джек гавкнул, Андрэ посмеялся, продолжал лобзания. Джек же — который лейтенант — упрямо взгляд отвёл и краснел. Ну надо ж было всё же иметь псине схожее с ним имя! А там. — Помогите! Пожалуйста, помогите! — донеслось с ветром. Андрэ замер, поднялся и поглядел на голос. Вдоль берега бегала мадам, останавливалась, вновь начинала метаться туда-сюда, да крутиться вокруг и звать на помощь: — Помогите! Помогите-помогите! Ребёнок в воде! Норт вздохнул. Освин рядом чертыхнулся. — А ты говорил… — фыркнул майор и, выдохнув дым, убрал со рта трубку. Солдаты кинулись к женщине, пёс за ними. Мадам заметила их, обернулась и прижала руки к груди. Заплаканное раскрасневшееся лицо, трясущиеся губы и выбившиеся из головного убора пряди. — Мадам. — Я отвлеклась всего на минуту! Всего на минуту!.. Андрэ оставил их позади и обратил внимание на лёд. Взгляд метнулся по нему вправо-влево, обратно и замер в центре — прямо на части глубокого сейчас барахтался ребёнок. — Не умеет плавать… И я… — В Каролине и плавать не уметь! — рыкнул майор, отстёгивая ремни. Причём смародёренные у кого-то. Не помнил он. Норт сдёрнул с ними и саблей пальто. Оба позади замолчали, только Джек изводился лаем, привлекал всё больше зевак. Краем глаза Андрэ заметил спешащих ещё из города. Женщина же стала покрываться пятнами уже от злости, возмущенно задышала и будто мигом прошла истерика, стала сменяться на агрессию. — Да как вы!.. — Смею и буду! Звание позволяет! — Андрэ ослабил манжеты рубахи. — Освин, верёвку. Мадам — за врачом. Он живёт в пару кварталов к порту на улице Сансет. Освин не двигался. Мадам тем более. — Освин, это приказ! — прикрикнул Андрэ. — Женщина, за врачом! И одеял! — рычал он. — Сколько? — упавше уточнила она. — Сколько сможете найти. И алкоголя. Рома. — А ром зачем? — Иди уже, во имя Господа! — скомандовал майор. Ойкнув, мадам подхватила юбки и побежала в город. — Одной проблемой меньше, — фыркнул Андрэ. Андрэ забрал от Джека верёвку, стал один конец обматывать вокруг талии, завязал на крепкий морской узел, да поглядывал на берег, где ещё трепыхался ребёнок. — Сэр, вы уверены? — неуверенно уточнил лейтенант. — Я легче тебя, баламут, — парировал майор. — Лёд тонкий. Идёшь со мной до него, потом по верёвке держишь. Я полезу, придётся нырять, тебе, как потяну, будешь вытаскивать. Пускай помогут вон, зеваки. Андрэ кивнул на мужчин, мимо которых промчалась мадам. Господа живее спешили к ним. Освин скинул с себя также сумки и мушкет, оставил на берегу. Майор кивнул, одобряя. — Всё понял? — Понял сэр. — Тогда с Богом. Перекрестившись трижды и бросив совершенно нелестное, за что бы проповедник заставил постыдиться, Андрэ устремился от берега, Джек за ним, как и пёс тоже. Они быстро перебежали пологое дно, с которого выдуло воду к другому берегу. Когда майор ступил на лёд и поднял руку, оба Джека замерли. Освин стал ослаблять верёвку, Норт продвигался вперёд, ступал осторожно, да посматривал на барахтавшегося ребятёнка. В голове же смешивались проклятья одни за другим, мешались армейские с флотскими, и они же — с молитвами к Господу. Время утекало. Ребёнок почти не всплывал. Очевидно, вещи потяжелели и утягивали на дно. Лёд всё больше трещал под ногами, как бы Андрэ не пытался найти более прочные места. Когда же ребёнок не всплыл, майор оглянулся, приценился к расстоянию верёвки и рявкнул: — Отпусти почти до конца! — Горло уж болело. Надышался Андрэ холодного воздуха, отчего прокашлялся и гаркнул ещё: — Но чтобы руки не соскользнули! Джек повиновался, тогда Андрэ рванул вперёд. Ноги провалились сквозь лёд на последних шагах. Большую часть разделявшего их расстояния майор успел преодолеть, затем набрал дыхание и нырнул в воду. Ледяная вода ударила подобно тупому клинку или обуху. Холод, сковавший на берегу со сброшенным пальто, скрутил тело, особенно — конечности и пальцы что ног, что рук. Андрэ постарался оставить позади ощущения. Он стал вглядываться в темноту, опускался ниже и, нащупав тёмное пятно, рванул наверх. Вынырнув, майор с раздражением отбросил обломок, набрал в грудь воздуха и вновь нырнул. Солнечный свет и стоявший полдень бы помогли — да только пасмурная погода подпортила и определило всё в категорию «если бы». Усугублялось всё малым, но существующим течением, которое упрямо уводило вправо и вправо. Андрэ усиленно соображал, думал, хотя делать это становилось труднее. Он до последних остатков воздуха искал… Нашёл. Всплыл. И во второй раз пришлось отбросить мусор со дна. Андрэ нырнул в третий раз, на этот раз опустился совсем на дно, упрямо стал вглядываться в тёмные очертания, чувствуя, как конечности отказывались слушаться и плыть. Норт пошёл на риск — стал шерстить по дну, воздух был на исходе. И когда перед глазами стало мутнеть, он снова коснулся тёмного пятна, сжал и дёрнул на себя. Обхватывая, Андрэ до конца не понял — точно ли на этот раз по ощущениям ребёнок или сознание, лишаясь воздуха, подбрасывало ему уже желаемое. Больше искать он не мог и оттолкнулся ногами от дна. Да только течением их унесло в под лёд. Андрэ стукнул по нему. Слабо. Забарабанил. Ещё и ещё. Сил не хватало. Под давлением ноши собственное слабеющее тело тянуло на дно. «Да давааай!» — взмолился про себя Андрэ и вдруг вспомнил. Нащупав верёвку, он дёрнул за неё из последних сил. И на этом… Всё. Майор не рассчитал воздуха, собственные силы. Он вцепился в найденное, всё также гадая, ребёнок ли или очередной мусор со дна, принятый за желаемое, и почти отошёл от сознания, когда ощутил резкий толчок. Андрэ потащили. Ещё через несколько минут его вытащили из воды. Ветер порывами колол лицо. Андрэ зажмурился от яркого солнца, поглядел вниз, перед глазами всё расплывалось. В ушах, полных воды, шум. Голоса через пелену, как и заливистый лай. «Долбанный Джек, ухлопнись…», — вымученно подумал майор, стал откашливаться, пытаться. Чей-то голос, пожилой: — Отпустите, майор, отпустите, вы… — Не могу, — выдавил он от себя. Тогда его руки отодрали двое, ношу забрали, где-то тот голос продолжил командовать. Перед глазами всё в тумане. Кто-то склонился. — Не я, ему… Давайте ему… И вновь пришлось откашливаться. Андрэ упал на берег, по привычке перекатился на бок и попытался отхаркаться. Кто-то сделал услугу — шлёпнул по спине. Один. Второй. Третий раз. И остановился, когда Норт всё же выблевал воду и стал отплёвываться. Пошло легче. Зрение постепенно восстанавливалось, пускай ещё и плыло. Норт жмурил глаза, да боялся смотреть в сторону, откуда раздавались тревожные голоса и пока не слышались такие же звуки сплёвывания воды. Чёрт возьми, боялся! — Сэр, — а это уж говорил Джек, который лейтенант. Сквозь запахи тины пробился и запах псины — то подбежал другой Джек, которого лейтенант отпихнул от майора. Пёс не успокоился. — Что с…? — Андрэ вновь зашёлся в кашель. Освин укутал его в плед, сверху пальто и ещё одно, очевидно лейтенантское. Норт точно догадался, что мадам преуспела. И всё же посмотреть в сторону других звуков боялся. Норт вслушивался. Звуков не было. Перед глазами двоилось, его трясло, в носу отвратное месиво из запахов тины и мокрой шерсти, да гадостной похлёбки. Очевидно, пёс Джек поднёс морду близко и пугал зловонием. Голоса делались тревожнее. Всё внутри у майора содрогнулось. И… Вдруг, наконец, характерный кашель! Только звонче, да вскрики с хвалебной славой Господу. «Ну да, конечно. Господ, конечно!» — Андрэ перекатился на спину, ворчал от облечения. Лейтенант придержал его. Следуя людским ликованиям, пёс залаял. Обессиленный у Норта не было сил отпихнуть пса, который так и лёг на него, пытался по-своему согреть, а главное — лизнуть в лицо. Освин же позабыл отпихнуть свою животную тёзку, поглощённый происходящим недалеко от них. Там под руководством врача всё же откачали мальца. Уже избавленного от верхней тяжёлой от воды одежды мадам кутала во все-все одеяла, да вроде спорила. Причиной спора — бутылка. И очевидно, стоило ли давать ром ребёнку. Норт улыбнулся. Освин, не сдерживаясь в своих чувствах, похлопал майора по плечу и сжал его. Джек, фривольно пользуясь тем, что его никто и не гнал, так и улёгся на командире. — Коль ему нельз-з-зя, мм-м-мне хоть дайте, — крикнул майор и протянул руку, да опустил её также спешно. Пришлось опустить на пса, который и рад. Андрэ усмехнулся и моментально сник. Стал затухать: конечностей он не чувствовал, перед глазами двоилось, темнело, в ушах — снова шум. Но кое-что пронзило измученное сознание, отчего он ухватился за руку лейтенанта на своём плече и зашипел, пытаясь преодолеть в дрожь: — В моё помес-с-с-стье, Освин. Ни… никакого штаба, ни… никаких врачей, ни… никакого осмотра! Пере… передашь Эше. Он-н-на заместо вр... врача у м-м-меня. Э... Этим не дове... доверяю. УЯСНИЛ?! — Понял, сэр, — сглотнув, отрапортовал Освин. И Норт позволил себе отъехать сознанием, положиться на повиновения лейтенанта. Его голос дальше — сквозь пелену и холод. Холодно, чертовски холодно. А ведь кажись по причитаниям мадам, спасённый ребёнок — девчонка.