Запретная секция

      — Почему он снова в крови?       Только ленивый вслух не задался этим вопросом, порядком раздражая Гермиону.       Она притворяется, что не слышит ну крайне озадаченный голос Невилла. За семь лет обучения в школе не обращали внимания на студента Слизерина, а сейчас он стал персоной номер один. Чаще на слуху бывал разве что его бывший друг — Драко.       Бурные обсуждения вокруг его семьи со временем поутихли, однако судьба Малфоя-старшего висит на волоске — в самом разгаре слушания Визенгамота. Мать подключила оставшиеся связи, чтобы спасти мужа от заключения в тюрьме Азкабан. Некоторые студенты даже сделали ставки, какой в итоге вынесут Малфою приговор — отправят на пожизненное или хуже того — дементоры высосут душу.       Гермиона чувствует себя ужасно от всех этих разговоров. Словно она была отчасти виновата в сложившихся обстоятельствах семьи, которую не так давно ненавидела. Признала, что относилась к ним предвзято.       Этот взгляд брошенного в клетку зверька до сих пор снится ей в кошмарах. Драко не хотел такой жизни.       Не хотел прислуживать полукровке, возомнившему себя выше остальных. Власть — не единственный залог успеха. О доверии и преданности он, к сожалению, позабыл, пока разрывал душу по кусочкам.       Его победило то, чего он был всегда лишен.       Поэтому Волан-де-Морта можно понять. Но пытливый ум лучшей ученицы последнего столетия никак не разгадает личность, именуемую Теодором Ноттом. Хоть он и потерял мать, еще будучи ребенком, у него остается любящий отец. Так же Пожиратель смерти.       Темная лошадка среди студентов змеиного факультета еще с первого курса обучения вызывал у Гермионы живой интерес. Мальчик с чувством собственного достоинства. Больше всего выделяло кучерявого брюнета не по-детски странная позиция — в любой ситуации сохранять нейтралитет.       Он не поддерживал и не осуждал тактику однокурсников по отношению к гриффиндорцам, но и не проявлял симпатии к оным. Мало кому доводилось видеть скрытые черты характера Нотта. А нарушение его спокойствия обходилось противникам дорого.       Вывести из равновесия Теодора нелегко. Подрабатывая помощницей у мадам Помфри, Гермиона заставала слизеринца на больничной койке. Его обидчикам доставалось знатно. Если не получалось решить конфликт изящно — отравлением — в духе королевских семей, Нотт пускал в ход кулаки.       «Совсем по-магловски», — мелькнула посторонняя мысль в голове Гермионе при обработке раны парня на лице.       Теодор был задумчив на процедуре и не морщился от боли. То ли не хотел прославиться слабаком, то ли нанесенная моральная травма оказалась сильнее. Пока он с отрешенным видом сидел, Гермиона успела отметить особенности его внешности. Прежде ей не удавалось рассмотреть слизеринца настолько близко.       Сначала она отметила выразительные карие глаза. На адреналине расширенные зрачки практически заполнили радужки, отчего глаза казались пугающе черными. От него пахло ментолом и слишком резким для его возраста парфюмом, будто стащил из личной коллекции отца.       Тогда Гермиона узнала, что Нотт страдает зависимостью от никотина. Для человека с твердыми убеждениями о чистоте крови, он не брезговал пользоваться дарами маглорожденных. Эти противоречия лишь усиливали любопытство Гермионы. Она желала разгадать головоломку.       Они стали пересекаться чаще, чем кто-либо из ее окружения мог предположить.       Началу их «общения» положила замена Драко на должности префекта. Если Малфой на задержании нарушителя был вспыльчив — прибегал к гневной тираде, разбавленной руганью, то его друг переходил сразу к угрозам исключения из школы. На первокурсников это действовало безотказно.       По-настоящему авторитет заработать удалось именно ему. Драко считали главой факультета, но по существу всем заправлял Теодор Нотт. Холодный и расчетливый лидер с огромным потенциалом для развития в великого волшебника. Этим он слишком сильно напоминал Тома Реддла в его школьные годы.       Одаренные личности всегда были и будут ее слабостью. Предметом одержимости.       Со дня возвращения в Хогвартс на дополнительный восьмой курс — на замену пропущенного выпускного, Гермиона стала пристальнее наблюдать за слизеринцем. На фоне остальных однокурсников он выглядит старше и более скучающим. Последнего родного человека потерял — отец отбывает срок в Азкабане без шанса на досрочное. Мать погибла, когда он был ребенком.       Сирота и одиночка.       Он среди своих, но будто бы отдельно ото всех. Сам по себе…       Для реферата по зельеварению Гермиона решает посетить запретную секцию. После войны школьные правила смягчились. Время отбоя перенесли с девяти вечера на десять, давая студентам старших курсов больше свободы. И каждый декан факультета может выдать специальное разрешения на посещение библиотеки с опасным материалом. Естественно, с целью получения теоретических, а не практических знаний.       Замок — в первую очередь безопасное место обитания для учащихся.       Но всегда найдется тот, кто правилами будет пренебрегать. Гермиона сама грешила этим каждый год, преследуя благие цели. Сейчас нет никаких причин строить заговоры или собирать армию для борьбы со злом.       Темный Лорд пал. Однако его последователи — тени. Прячутся во тьме, ожидая своего часа. По школе разлетаются слухи. Неприятное липкое ощущение возникает у Гермионы всякий раз, как она проходит мимо шайки слизеринцев, которые провожают ее немигающими взглядами.       Она чувствует себя добычей, запертой в огромном замке с кучей потайных ходов. Погоня за ней может быть долгой и увлекательной.       В библиотеке безлюдно. Мадам Пинс встречает завсегдатая кивком, сохраняя тишину в святая святых. Вдруг гриффиндорке на глаза попадается мужская фигура в мантии. По затылку точно не определить, кто это. Спина и плечи прямые. Осанка гордая.       От него веет надменностью. Гермиона понимает, что перед ней студент Слизерина.       Кончики пальцев покалывает. Нервы сдают быстрее, чем на протяжении всех лет учебы в школе. По нарастающей за одним стрессом следовал другой. После пережитого Гермиона не обращалась за помощью к специалисту, ни с кем не обсуждала этот период своей жизни.       Гарри повяз в отношениях с Джинни. Если его что-то и терзает, он открыто не заговорит об этом. Но видит по глазам подруги, по ее улыбке, что беззаботное время — из того далекого детства уже позади. Прошлое не вернуть. Перенесенный опыт останется с ними навсегда.       Рон решил покинуть то место, где он потерял старшего брата. Не смог справиться с болью утраты. Друзья приняли его выбор. Всё было понятно без объяснений.       — Я не картина в галерее, — прорезает тишину звенящий сталью голос. Шатенка едва не роняет охапку учебников из рук. С дальнего конца зала Пинс шипит на невоспитанного студента, на что Теодор только ухмыляется.       Ему всё равно.       — Так нельзя.       Он не изображает недоумение и не пытается оправдаться за свой проступок. Тем более перед грязнокровкой.       — Ты староста. Ты обязан…       Проклятое «обязан» звучит триггером. Ухмылка растягивается до спазмов мышц. Слизеринец откидывается на спинку стула. Молчит. Ему жутко интересно выслушать недовольства заучки; полюбоваться тем, как на щеках проступит румянец. Злость ее красит.       Лучше провести наблюдение за другим человеком, нежели копаться в своих душевных переживаниях. Он давно закрыл туда дверь на тысячу замков. А сломанный периодически нос, рассеченная бровь и разбитые костяшки пальцев — следствие вседозволенности.       Теодор Нотт не заботится ни о чьем благополучии. Всё, что его волнует, победа: успехи в учебе, в экспериментах, в личной жизни.       Полный контроль. Власть над марионетками. Этой школе нужна твердая рука. Все великие волшебники начинали с малого. Хогвартс — стартовая полоса длинной дистанции. А добиться расположения/устранения марионеток можно разными способами.       — Разругалась с Уизли?       — Что?       — Смерть Браун, очевидно, подкосила рыжего.       Пакости Малфоя не идут ни в какое сравнение с жестокими «пытками» Нотта. Он знает, куда ударить больнее, на какие надавить рычаги воздействия, чтобы уничтожить противника; выбить из равновесия и заставить потерять преимущество.       Дыхание Гермионы учащается. Реакция запущена. Кукловод дергает за ниточки.       — Не смей…       Безразличие в темных глазах убивает. Столько волшебников полегло, борясь за добро, а для него ушедшие жизни не стоят и гроша.       — Чудовище.       Высшая форма проявления чувств. Чистое. Подлинное. Оставляющее сладкое послевкусие на языке.       — Красавица и чудовище. Поэтично, — задумчиво поглаживает он подбородок. Гермиона растерянно моргает. Сказку Шарля Перро она помнит наизусть. Мама перед сном часто читала. Это ее любимое детское произведение.       При иных обстоятельствах она смутилась бы над неприкрытым комплиментом.       — Зачем обращать людей против себя?       Ты особенная, Грейнджер.       — Будь это правдой, наш разговор уже прекратился бы.       Ненависть крепче любой проверенной годами любви. А вместе эти чувства образуют взрывной коктейль.       Ниточки не сорвать. Она сама готова плясать по его велению.       — Поделиться тайной?       Молчание — знак согласия.       Гермиона отступает на шаг назад, когда однокурсник встает из-за стола. Учебник так и не был раскрыт, будто не планировал читать, а ждал кого-то. Всё было спланировано, не иначе. Завести мышку на свою территорию, туда, где никто ее не защитит. И даже волшебство не поможет спастись.       — Мы с друзьями год назад поспорили.       Она боится спросить: «О чем?» Просто ждет. Так смиренно, что Нотт едва не закатывает глаза на грани экстаза.       Занятная куколка.       — Предметом спора была твоя девственность.       Малфою, да в принципе любому парню до таких издевательств расти и расти. Без всякого сомнения инициатором был его друг. Поглумился над прихвостнями, которые дальше поцелуев с девчонками не заходили, и достоинство гриффиндорки растоптал. Двойная победа.       В более унизительном положении она никогда не бывала.       — Мы ставили на то, с кем ты займешься сексом. Представляешь, кое-кто принял тебя за первоклассную шлюху. Извращенцы, — кривая улыбка искажает его идеальные черты лица.       Красив, умен, но жесток.       Гермиона краснеет пуще прежнего, испытывая постыдно-мазохистское удовольствие. Многие годы она терпела нападки со стороны однокурсников относительно ее происхождения/внешности/дружбы с Поттером и нищим семейством Уизли. Об ином обращении девушка могла только мечтать.       Сейчас всё по-другому. Ее личную жизнь никто не затрагивал. В голову не приходила мысль, что кто-то выскажет подобный бред. Кто-то был уверен, что она пользуется успехом у парней. Значит, она привлекательна. А, быть может, в ком-то тогда взыграла даже зависть.       Желание вкусить запретный плод.       Она и для Нотта — табу.       — Не спросишь, что подумал я?       — Нет.       Поспешно.       Ухмылка брюнета уже неприлично широкая. Как ее расставленные ноги в тех нередких эротических снах, когда она просыпалась с бешеным сердцебиением и ноющей болью в промежности.       Ненавижу.       Ненавижу?       От бессилия перед ним хочется то ли расплакаться, то ли упасть на колени. Признать поражение.       — А как всё обернулось в итоге, — проводит он пальцем по белому шраму поперек левой брови и взглядом исподлобья заставляет Гермиону сглотнуть. Она мысленно приказывает себе не вестись на игру слизеринца.       Реальность — не то, чем кажется.       — Ты мог бы… удержать меня.       Теодор за спиной сжимает кулаки, скрывая сомнения под маской цинизма. Уж ему-то известно, что Гермиона Грейнджер не наделена даром лжи. Не станет с целью получения личной выгоды врать прямо в глаза. Доброта и честность так и прут.       Свет, исходящий от ее сердца, обжигает.       — Зачем?       Обманом укрепляется власть, но путем предательства не привязать к себе человека. Зачем удерживать то, что уже потеряно? Он презирает отношения, основанные на уловках. А правда по закону несправедливости горька.       Он в курсе того, как устроен мир. И что из себя представляет пресвятая Грейнджер. Хлебом не корми, дай кого-нибудь исправить и поставить на путь праведника. Ее отказ принимать истину всё определил.       Черта подведена. Она подходит лишь в качестве средства для достижения цели. Вещи.       — Какой смысл, Грейнджер?       — Не делай этого, Тео. Не надо.       Он раздраженно хмурится. Вздыхает. С выпадом медлит дольше положенного.       Я тебе не Тео.       С языка слетает то, что она грезит в надежде услышать:       — Ты даешь мне второй шанс?       Птичка загнана в клетку. Зрачки Гермионы мечутся по залу. Озвученное не признанное вслух согласие рискнуть: «Я даю тебе второй шанс» из его уст поставленным вопросом вызывает тошноту. Хреновое чувство. Страх всё потерять навсегда просто безумный.       Милый кучерявый мальчик стал ее первой безответной любовью. Строжайшим секретом. Год за годом Гермиона скрывала слезы от друзей, убегая всякий раз, когда видела брюнета в объятиях настоящей красавицы: статной, манерной и обаятельной. Характером они уродливы, но внешне обертка подкупает.       — Гниль заразна, Грейнджер. Я делаю тебе одолжение.       Упорно отталкивать — притягивать ближе к себе.       Тупая. Какая же ты тупая.       Любовь делает из умнейших людей дураков. Ее наивный оптимизм, по меньшей мере, очарователен.       — У тебя обсессия, Грейнджер.       В такие моменты она жалеет, что маховики времени уничтожены и нельзя вернуться в прошлое. Переиграть тот проклятый вечер. Заклинание забвения может всё исправить, но она слишком дорожит воспоминаниями.       Поэтому продолжает оборачиваться назад. Боится снова потерять. Даже такого человека, как Нотт.       Мелочь. Не стоит воспринимать всерьез. Повеселились, и хватит. Не нужно усложнять.       Только без него не получается двигаться вперед. Будущее не строится. И в душу не пускает. Отношения с Роном окончательно завершились после его отъезда домой, к семье. Свою цель в жизни он нашел.       Гермионе же идти некуда.       От отчаяния цепляется за слизеринца.       — Не сожалеешь?       — О чем?       — Не притворяйся дурочкой. Тебе не идет.       — А ты?       Явно сожалеет, что поддался искушению. Или хотя бы развлекся, по пьяни трахая грязнокровку.       — Проблема заключается в том, что мне нравится быть таким, какой я есть. И меняться не хочу. Прости, даже ради такой замечательной девушки, как ты, — устало и с какой-то обреченностью произносит слизеринец. — Я не собираюсь становиться твоим принцем на белом…       Он пятится назад и натыкается поясницей на угол стола. Глаза инстинктивно закрываются от приятного давления на губах. Со стоном Теодор позволяет поцелую углубиться. Руки сами тянутся обнять девушку.       Мозг повторяет, что это ошибка.       Но сердце поет. Тело жаждет ее тепла.       «Я могу переспать с тобой только после пары порций огневиски», — миллион раз крутилось уничижительное оскорбление в его запутавшейся голове. Он бы гнобил грязнокровку до тех пор, пока она бы не сдалась. Не сломалась. Но мысли, что обидные высказывания доведут Гермиону до слез, бьют острыми ножами прямо в сердце.       — Ты причиняешь мне боль, Грейнджер, — выдыхает он ей в губы.       — Тео…       Внутри мгновенно поднимается буря. Чувства ослепляют. Словно по щелчку запускает спусковой механизм, и Нотт срывается. Он хватает девушку за плечи и грубо отталкивает назад. Вытирает губы. Хочет бризгливо поморщиться, показать, каким был мерзким поцелуй с грязнокровкой.       — Я не прошу тебя меняться.       Парень смеется так заливисто искренне, что запрокидывает голову. На словах одно, на деле иное. Люди болтают больше, чем выполняют. Себя, бывает, не перебороть. Натуре трудно изменить.       — Ты нужен мне.       — Довольно. И не называй меня Тео, — вырывается из его груди глухое рычание. — Я не собираюсь быть утешительным призом после Уизли. Проваливай.       — Послушай…       — Почему?       — Что? Я не…       — Почему я, Грейнджер? Если мы не похожи. У нас нет ничего общего. Очнись!       Мадам Пинс «отрывается от чтения книги», то бишь просыпается и сверкает большими очками на источник шума за стеллажами.       — Я даю тебе шанс уйти.       — Говори потише, пожалуйста.       — Творить глупости — не в твоем стиле, милая, — обращается он к ней тем самым прозвищем, которое она слышала всего однажды — в их первую ночь. — Подумай хорошенько своей головой.       — Думала слишком часто. Я уже устала обдумывать каждое решение, анализировать, взвешивать все «за» и «против». Надоело.       Война меняет. Вероятно, героиня ищет то, что именно Теодору Нотту под силу ей обеспечить. Только их планы кардинально разнятся. Где он преследует выгоду, используя людей, она всячески стремится оказать им поддержку.       — У нас нет никаких отношений. Не вкладывай огромное значение в обычный секс. Это был инстинкт, Грейнджер. Физиологическая потребность. Тебе подробно расписать? — кивает парень на торчащий из ее сумки свернутый пергамент. — В красочных иллюстрациях.       Она слышала от девчонок с факультета Слизерин, что Нотт в детстве обучался живописи.       — Завтра, в это же время. В запретной секции.       — Мерлинова…       — Если не придешь, я всё пойму.       — И что тогда, Грейнджер? — скучающим тоном спрашивает брюнет. Хотя внешне он пытается выглядеть невозмутимым, Гермиона отмечает выступающие вены на ладонях от того, насколько напряжены его мышцы.       Она уходит, оставляя вопрос повиснуть в воздухе. А он не кричит ей вслед, добиваясь прямого ответа. Когда шаги стихают, Теодор бегло осматривает библиотеку. Книга.       Поступать импульсивно — не в его стиле.       Но книга всё-таки с грохотом бьется об стену.