Очень долгий путь

Марина пробуждалась тяжело: во рту до боли пересохло, голова казалась неподъемной, а тело словно переехали бульдозером. И слабость была такая, что хотелось снова провалиться в небытие. Отключиться, чтобы ничего не чувствовать. Смутно знакомые голоса доносились как сквозь вату. — Почему она не просыпается? — волновался один, звонкий. — Уже почти сутки прошли. — Большая кровопотеря, сама же понимаешь, — отвечал другой, низкий. — Реакция на наркоз, индивидуальные особенности организма. Она в шесть утра очнулась ненадолго и почти сразу вырубилась. — А почему ты мне не говорил? — Ты не спрашивала. — А вдруг мы ошиблись? — Ларис, не кипишуй. Мы не могли ошибиться. Да и показатели в рамках нормы. Марина, наконец, открыла глаза и увидела своих новых коллег. Рыжеволосую начальницу и лысого наглого хирурга. Имена вспомнить не получалось. — О, Нарочинская, — заметил ее пробуждение мужчина. — Как ты себя чувствуешь? Она шевельнула губами, но не смогла произнести ни звука. Рыжая сообразила первой: — Воды? — получила слабый кивок и поднесла к лицу Марины стакан. Нарочинская смочила губы и еле слышно спросила: — Что? — Проникающее ранение в живот, — пояснил лысый. — Повреждение печеночной артерии, массивное кровотечение. Но все позади, — поспешил успокоить он. — Мы тебя оперировали, сделали переливание. Понимаешь меня? — Марина кивнула. — Дай я тебя осмотрю. Сил сопротивляться не было. Нарочинская вытерпела все манипуляции, ответила на вопросы и поинтересовалась: — Сколько лечиться? — От анемии — долго. Месяцы. На больничном минимум шесть недель, — сообщил мужчина. — А в больнице? — В больнице — недели три ориентировочно, — поведала заведующая. Лысый хмыкнул: — Лариса Николаевна приуменьшает. Тебе, Нарочинская, лучше вообще весь больничный в Склифе провести. — Это Олег Михайлович преувеличивает, — парировала рыжая. — Надо смотреть, как заживает рана. Точно. Лариса и Олег. Еще бы фамилии вспомнить. Думалось с трудом. — Откуда ранение? — тормозила Марина. — Это тот парень? Ларису передернуло: — Да. Он наркозависимый, у него был скальпель. Вы его оттолкнули, он к вам повернулся и… Нарочинская распахнула глаза так, что они увеличились почти в два раза: — Он хотел вас убить? — Нет-нет, — заведующая замотала головой. — Лекарства хотел украсть, скальпелем замок на шкафчике открыл. А тут я. — Пожалей его еще, — грубо предложил Олег. Слишком грубо, но тут Марина была с ним полностью согласна. — Сколько я здесь лежу? — уточнила Нарочинская. — Со вчерашнего вечера. Сутки прошли. Черт. — Че такое? — обеспокоился мужчина, увидев, какой ужас отразился на лице Марины. — Где болит? — Телефон, — она дернулась, но тут же коротко взвыла от резкой боли в животе. Еще и в горле запершило. — Дайте мне телефон!!! Мужчина выругался, помогая Нарочинской снова улечься, и проверил рану повторно. А Лариса, разгадав причину волнения подчиненной, попыталась ее успокоить: — Марина, я ему звонила. Слышите, Марин? — Что? — Я звонила вашему отцу. Сказала, разрыв кисты яичника. Сначала аппендикс хотела, но не знаю, удаляли вам его или нет. Кажется, поверил. Никогда на нее, Ларису, не смотрели с такой благодарностью, с какой сейчас это делала Нарочинская. Ни один пациент, ни один родственник. Даже Сережа так не смотрел, когда она к нему вернулась. — Спасибо, — Марина слабо улыбнулась и еще раз попросила. — Дайте мне телефон. Отец взял трубку сразу: — Да, — он звучал резковато и взволнованно, — говорите! У Нарочинской отлегло — несмотря на то, что папа сильно нервничал, он был вменяем. Во всяком случае сейчас: — Пап, это я. — Мариша! Как ты? Что произошло? — Нормально уже, проснулась недавно, — она прикладывала много сил, чтобы говорить. — Киста, тебе же звонили, предупреждали. Но Владимира Сергеевича просто так было не провести: — Звонили. Но какая киста? Ты же медосмотры проходишь и за здоровьем следишь. — Слежу, — Марина кивнула, хотя видеть ее отец не мог. — Но видишь, как получилось. Не доглядели. Хорошо, что я в Склифе теперь. Раз — и на стол, — она хмыкнула. — Не смешно, — папа стал звучать строже. — Ты понимаешь, что это не смешно? — Понимаю. Я обследуюсь тут полностью, обещаю. Он немного успокоился: — Хорошо. А почему ты так долго спала, что пошло не так? — Все нормально. Просто меня же ни разу не оперировали, — напомнила Нарочинская, боковым зрением замечая, как, параллельно ее словам, вытягивается лицо Олега. — Я не знала, как у меня наркоз выводится. Сам знаешь, так бывает. — Знаю. Но точно все в порядке? — Точно. Меня коллега оперировал вместе с заведующей. Она, кстати, тебе и звонила. — Заведующая? — в голосе отца послышалось столько изумления, что Марина не сдержала улыбки. — Я думал, девочка какая-то звонит, медсестра, может. Сколько же ей лет? Нарочинская фыркнула: — Не знаю. Лариса Николаевна, — рыжая кивнула, показывая, что слушает. — Папа очень интересуется, сколько вам лет. — Марина, — возмутились в трубке, — не позорь меня! — это услышали все в палате и улыбнулись. — Тридцать пять скоро, — отозвалась Лариса. «Ничего себе, ровесницы», — удивилась про себя Нарочинская. — Слышал? Тридцать пять лет человеку, так что все в порядке. Я в надежных руках. — Марина, я же волнуюсь, а ты смеешься, — мягко укорил Владимир Сергеевич. Но было слышно, что он стал гораздо спокойнее. — Да я понимаю. У тебя как дела? — она постаралась задать максимально нейтральный вопрос, чтобы и папа понял, и коллеги не заподозрили. — Более или менее. Заведующей твоей я не сказал ничего, имей в виду, — на всякий случай сообщил Владимир Сергеевич. — Сколько тебе лечиться? — Несколько недель, точно еще не знаю, — сообщила Марина, и, предугадывая следующий вопрос, добавила. — Я что-нибудь придумаю, и мы сегодня-завтра все решим. Не переживай. После разговора с отцом она совсем ослабла, и это было видно невооруженным взглядом. Но у Куликовой оставался еще один вопрос. Очень важный: — Марина, скажите, — Лариса чувствовала себя неловко и даже виновато, но не спросить не могла. — Ваш отец смотрит или читает новости? Нарочинская непонимающе нахмурилась: — Что? — Ну, новости о происшествиях всяких. Марина однозначно не понимала. Пришлось пояснить. — Наркозависимый этот из богатой семьи, они хотят выставить крайними нас, — рассказывала Лариса, игнорируя пантомиму, которую демонстрировал ей Олег, в попытке остановить. — Зименская хочет подключить журналистов, если понадобится. Нарочинская скривилась в усмешке: — Нет, отец такое не смотрит. Но имена-фамилии и фотографии лучше не показывать. Это возможно? — Да. Мы постараемся, — заведующая кивнула. Марина о чем-то подумала, и это что-то явно не принесло ей удовольствия, — женщина поджала губы: — И с журналистами я общаться не буду. Лариса не поняла, с чем связана такая перемена, но спорить не стала. — Марин, тебе надо отдохнуть, — вступил Брагин. Да, точно, Нарочинская вспомнила его фамилию, наконец. А Лариса — Куликова. Марина вяло кивнула, соглашаясь с его словами. О том, что Олег внезапно перешел на «ты», она не думала. Дождалась, когда ее оставят в покое, позвонила знакомой сиделке и договорилась о помощи отцу. Потом позвонила еще одному абоненту, ответа не получила, отправила смс и, не дождавшись реакции, все-таки заснула.

***

После очередного разговора с полицией к Куликовой и Брагину подошел еще один мужчина: представился адвокатом и сообщил, что родственники наркомана готовы заплатить компенсацию, чтобы дело не дошло до суда. — Нет, — рыкнул Олег вперед Ларисы. Но она его поддержала. — Подумайте хорошенько, — стоял на своем адвокат. — Деньги лишними не бывают, а портить жизнь парню и его семье… Он у них единственный сын. У Брагина налились кровью глаза, и Куликова, вовремя это увидев, успокаивающе прикоснулась ладонью к его плечу: — Знаете, не все в этом мире можно купить за деньги, — с несвойственной себе жесткостью ответила она. — Он чуть не убил нашу коллегу, а если бы не она — мог убить меня. А у нас вообще-то тоже семьи. Когда адвокат ушел, заведующая устало опустилась на скамейку и закрыла лицо ладонями. Олег тут же присел перед ней на карточки: — Ларис, ты чего? Плохо? — напрягся он. Она помотала головой из стороны в сторону: — Страшно. Вдруг они что-то с Никитой сделают? — голос задрожал. — Или с Сережей. Брагин убрал ее руки и заглянул в глаза: — Ты че удумала-то, совсем с ума сошла? — не удержался и легонько прикоснулся к ее щеке. Куликова замерла, затем отодвинулась: — А что мне думать? Ты сам видишь: для них наши жизни ничего не стоят. Олег тяжело вдохнул, подумал и предложил: — Может, тебе Никитоса к бабушке отправить пока? А Серега и так скоро уезжает. — Может, — Лариса неуверенно пожала плечами. — Только вдруг он не согласится. И Сергей тоже уезжать теперь не хочет. — А че он, умереть хочет, стало быть? — грубо брякнул Брагин и испугался, что Куликова обидится. Но она не обиделась: — Я ему то же самое сказала.