Очень долгий путь

Следующий день для Нарочинской вышел насыщенным. Утром заявился Брагин. Осмотрел ее с ног до головы, задал тысячу вопросов, впихнул лекарства, после чего, явно довольный, удалился, напоследок пожелав «не чахнуть». Затем в палату пришел капитан полиции. Выслушал Маринину версию событий и уточнил: — То есть, если бы парня не стали оттаскивать, он бы вам ничего не сделал? — Мне — нет, а Ларисе Николаевне — да, — в голосе Нарочинской послышался такой холод, что полицейский непроизвольно поежился. — Он наркозависимый и держал в руке скальпель. Если бы он пырнул Куликову, ее могли вообще не спасти. Капитан непонимающе нахмурился: — Почему? Нарочинская повела плечом: — Мы с ней разной комплекции, разного роста. Удар пришелся под другим углом, опять же. Потом полицейский ушел и снова нагрянул Олег. Он был не один, а с двумя неизвестными: мужчиной в шапочке и мальчиком лет четырнадцати: — Нарочинская, не спишь? Тут с тобой пообщаться очень хотят. — Здравствуйте, — почти синхронно поздоровались прибывшие. Марина в недоумении приподняла брови: — Здравствуйте. — Это Куликовы, — нарушил неловкую паузу Брагин. — Сергей, — кивнул на мужчину, — и Никита, — указал на мальчика. В глазах Нарочинской мелькнуло понимание. — Да вы присаживайтесь. Куликовы уселись. Сергей глянул на Брагина: — Дальше мы сами. — Как угодно, — Олег демонстративно раскланялся и удалился. Сергей замер: он смотрел на эту уставшую хрупкую женщину, которая спасла Ларису практически ценой своей жизни, и не мог подобрать слов. Все они казались неправильными, слабыми и совершенно беспомощными. Никита оказался побойче: — Марина Владимировна, спасибо вам за маму. Мы бы не смогли без нее, а вы ее спасли. Мальчик смотрел открыто и прямо, и у Нарочинской поползли мурашки по спине. — Лариса Николаевна тоже меня спасла. С Олегом Михайловичем. — Все равно спасибо, — Никита стоял на своем. Куликов-старший ожил: — Да, Марина, спасибо вам большое. Не знаю, что бы с нами было, если, — Сергей не договорил. — У нас и так ситуация, — поморщился и признался, — онкология у меня. Нарочинская заглянула в его светлые, уставшие, переживающие глаза и почувствовала себя неуютно. Это сколько всего на их семью свалилось…. К сожалению, Марина прекрасно знала, что такое рак. — За такое не благодарят, — серьезно отозвалась она. — Вы, главное, собой занимайтесь. Сергей кивнул: — Да, меня Шейнман уже прооперировал. Он с нами работает, но в нейрохирургии. Я поэтому и хожу такой красивый, — он криво хмыкнул. — Скоро на лечение еду в Германию. Не хотелось ему этого теперь, конечно. Страшно было до оцепенения. Боялся, что в его отсутствие с Ларой и Никиткой что-то случится. Предателем себя чувствовал. Когда из семьи уходил — не чувствовал, а сейчас — да. Но Лара права — нужно использовать все возможности. Марина непонимающе свела брови к переносице: — С нами? Никита снова сообразил быстрее: — Папа тоже здесь работает, в вашем отделении. Травматологом. — Коллеги, значит, — Нарочинская улыбнулась. — Будем вас ждать. Затем заглянула Вера Георгиевна. Долго сидела, взяв Марину за руку, и не могла ничего сказать. Даже извиниться, хотя извиняться особо было не за что. Но это она притащила наркозависимого в институт Склифосовского. И Марину сюда на работу тоже она позвала. — Вера Георгиевна, — не выдержала взгляда бывшей преподавательницы Марина. — Не смотрите на меня так. Все же в порядке, все закончилось. Зименская попыталась улыбнуться, но улыбка вышла натянутой. Испуганной. Напряженной. — Марина, да я как представлю… Я бы себе никогда этого не простила, — через длинную паузу призналась она. — Прости меня. Мне очень жаль. — Вам не за что извиняться. Тем более, все закончилось хорошо. От выразительного взгляда бывшей ученицы Вере Георгиевне полегчало. Умела Марина смотреть. Умела. — Если ты решишь уйти, я пойму, — сказала Зименская. — И помогу с новой работой, если понадобится. Да и вообще, Марина, любая помощь. Что угодно. Нарочинская слабо сжала ее пальцы: — Я не собираюсь уходить, Вера Георгиевна. Люди в ДТП попадают каждый день, но машин от этого меньше не становится. Потом пришла Лена. От ее оханья, больше напоминающего квохтанье, Марину замутило. Странно, а раньше она не замечала, что Михалева может быть настолько раздражающей. И уж точно не собиралась быть спасительницей мира, какой ее описывала медсестра. Причем, судя по количеству людей, заглядывающих в окна ее палаты, таковой ее считала не только Лена, но и все в отделении. Как минимум. — Я бы никогда не смогла, — бесхитростно призналась Михалева. — Это же так страшно, Марин! Нарочинская окинула ее прохладным взглядом: — Я понятия не имела, что у него скальпель, Лена. Попыталась оттащить от Ларисы, вот и получила. В лице Михалевой мелькнуло понимание: — То есть, если бы не ты, он бы ударил ее? — Скорее всего, — подтвердила Нарочинская. — Ужас какой! Ты такая смелая, Марина! Михалева явно не спешила уходить, поэтому Нарочинская проводила ее с большим трудом. Набрала отцу, поговорила с ним и сиделкой, на всякий случай — впрочем, без особой надежды, снова попыталась дозвониться до другого абонента. Впрочем, тщетно: мужчина трубки не брал. Вывод напрашивался сам собой. — Да пошел ты, — устало произнесла Марина и отложила телефон. Она абсолютно выдохлась, поэтому к приходу Куликовой, была просто никакая. Лариса тоже осмотрела ее, узнала о самочувствии и рассказала о предложении адвоката: — Не понимаю, как можно быть настолько циничным, — завершила она. — А мы для них люди второго сорта, — Марина скривила губы. — Вы правильно ответили, я бы тоже так сказала, — она слабо улыбнулась. — Лариса Николаевна, можно просьбу? — Конечно. Любую. — Сделайте так, чтобы ко мне в палату больше никто не приходил. Куликова кивнула: — Хорошо. А многие приходили? — Полицейский, ваши муж и сын, Зименская, Лена. Я все понимаю, но у меня нет сил на общение, — честно сообщила Нарочинская. Лариса распахнула глаза: — А что Сергей с Никиткой хотели? — Ничего. Поблагодарили просто. Куликова запунцовела от стыда. Она-то Марине до сих пор «спасибо» не сказала. А та, оценив мимику заведующей, торопливо произнесла: — Не надо, Лариса Николаевна. Любой нормальный человек поступил бы точно так же. Да и вы потом меня тоже спасли. Лариса пождала губы: — Все равно спасибо, Марина. Вы не представляете… — Никто не представляет. Это и к лучшему. Куликова снова кивнула и вернулась к просьбе подчиненной: — Я вас поняла. Буду приходить только я. Ну и Брагин. — Куда уж без него, — Нарочинская криво ухмыльнулась.

***

Они стояли в аэропорту и держались за руки. Не представляли, как расстанутся, не знали, когда увидятся вновь. Увидятся ли… Никитки не было — он, после долгих пререканий, все же согласился с доводами родителей и на время расследования уехал к бабушке в Екатеринбург. Так было проще и спокойнее. А сейчас Сергей улетит, и Лариса останется совсем одна. Она никогда в жизни не оставалась одна. Сначала жила с родителями. В восемнадцать познакомилась с Сережей, влюбилась как кошка, к счастью — взаимно. Многие не верили в их отношения из-за значительной разницы в возрасте и беременности, ускорившей регистрацию брака. Но с Сергеем Лариса была счастлива. Почти пятнадцать лет была. Пока он не начал ей изменять. Сейчас, спустя полтора года после развода, Куликова не чувствовала злости или обиды. Главное, чтобы Сережа остался жив. — Лара, будь осторожнее, — в бесчисленный раз за последние дни попросил Сергей. Она могла бы сказать, что всегда осторожна, но Сережа и так это знал. Хотя можно ли считать осторожностью попытку противостоять неадекватному наркоману — большой вопрос. «Ты слишком веришь в людей» — сказал ей однажды Брагин. И оказался прав. Только и сам Олег в людей верил слишком сильно. Хотя с его физическими данными это было как-то проще. Безопаснее, что ли. — Буду, — кивнула Лариса. — А ты лечись. Делай все, что врач говорит. Спи и отдыхай побольше. Ешь хорошо, — продолжала наставлять она. Сергей невесело рассмеялся: — Лара, я взрослый мальчик уже. Слышать страх в его голосе было невыносимо, но женщина тоже улыбнулась: — А ведешь себя как маленький, поэтому и говорю. — Лариса, — Куликов посерьезнел, — я сделаю все, чтобы вылечиться, но ты же понимаешь. В общем, — он резко вздохнул-выдохнул, будто сбросил груз с плеч, и выдал. — Прости меня еще раз. И помни, что я тебя люблю. Вас с Никитой люблю. У Куликовой на глазах выступили слезы, и она часто заморгала: — Мы тоже тебя любим. И я точно знаю, что ты обязательно поправишься. Смотреть на ее слезы было невыносимо: Сергей наклонился и прижался губами к ее губам. Лариса ответила. — Мы тебя будем ждать, Сереж.