***
Ужинали, сидя на полу под елкой. Это Нарочинская рассказала, что в детстве любила так делать, ну а Брагин, ничтоже сумняшеся, захотел попробовать. Совсем под дерево они, конечно, не влезли, но вышло все равно похоже. Марина наелась и прижалась к Олегу: — Ну надо же — и правда фильдеперсовая, — признала она. — Очень вкусно. Брагин в бесчисленный за вечер раз улыбнулся — был счастлив, когда получалось ее радовать. Даже по мелочам. Рад быть с этой женщиной. Рад всему, что с ними случилось. Он поцеловал Нарочинскую в плечо: — А то. Доктор Брагин дурного не посоветует, — посмотрел на остатки еды в упаковке. — Ты будешь? — Нет. Возьми, — Марине хотелось, чтобы этот вечер не заканчивался. Вот так, сидеть под боком у Олега, обниматься, о чем-нибудь разговаривать. И больше ничего не надо... Когда Брагин доел, с любопытством заглянул Нарочинской в лицо: — О чем думаешь? Она не ждала этого вопроса, поэтому получилось слишком честно: — О тебе. — И чего надумала? — Олег хитро сощурился, но Марина разглядела в его глазах беспокойный огонек. Да, тяжелый она случай, раз Брагин до сих пор чего-то боится. Хотя казалось бы. — Только хорошее. — Правда, что ли? — мужчина вскинул брови. — Кривда, — передразнила она. И тут же, не дав себе сомневаться, серьезно продолжила. — Мне хорошо с тобой. Олег часто заморгал. Никто до Нарочинской ему такого не говорил. Никогда. Хотя в прошлых отношениях он действительно был другим. Марина меняла его к лучшему, ничего специально для этого не делая. Удивительная. Особенно если вспомнить, как непросто ей пришлось. Больше всего Брагин хотел, чтобы Маринка была счастлива. Чтобы они были. — И мне с тобой хорошо. Олег ответил тихо, одними только губами. Но она услышала.***
Елку наряжали на следующий день. Усадили на диван Владимира Сергеевича, вручили ему длинноухую Бастинду и предложили руководить. — Туда лучше синюю, — профессор указал на одну из веток, — а сюда фиолетовую, — на другую. — А вон туда можно белую, — на третью. Брагин улыбнулся как Чеширский кот: — Хорошо, Владимир Сергеевич, — сделал, как сказали, а затем обнаружил в коробке с игрушками звезду — не красную, а полупрозрачную, переливающуюся всеми цветами радуги, — и передал Марине. — Подсадить тебя? — Чтобы я на люстру повесила? — фыркнула она. Олег потер ладони: — Хорошая идея, — потянулся к женщине, дабы осуществить задуманное. Но Нарочинская увернулась: — Успокойся, ей и на елке прекрасно. — Ты не даешь полета моей фантазии, — Брагин демонстративно надулся. — Твою фантазию надо держать в узде, — парировала Марина и поместила звезду на макушку елки, — а то мы тут все будем в бантиках, стразах и блестках. Олег улыбнулся еще шире, чем до этого: — А чего? Красиво же. — А без блесток не красиво? — Тоже красиво, — мужчина наклонился и поцеловал Нарочинскую в нос. Она состроила грозный вид, Брагин показательно испугался, Владимир Сергеевич засмеялся. Ему было хорошо и спокойно. Когда в их жизни появился Олег, Нарочинский почувствовал облегчение — он помнил Брагина с института и верил, что тот поможет Маришке. Нет, у Владимира Сергеевича имелись опасения, конечно, что теперь его состояние станет достоянием общественности, но Олег обещал молчать. И не соврал. Профессору нравился Брагин: было в нем что-то настоящее, правильное. А еще в Олеге было столько тепла, что он отогревал всех вокруг. Да и к Марине с ее характером подход нашел, опять же. Относился Олег к ней очень трепетно: это сквозило в каждом жесте, взгляде и слове. Хотя Нарочинский все равно переживал. На днях даже, пока дочь не видела, осторожно уточнил, насколько серьезны планы Брагина. Олег тогда замер от неожиданности, ненадолго замялся, подбирая слова, а потом открыто и как-то даже беззащитно улыбнулся: — Я не могу без нее, Владимир Сергеевич. И Нарочинский выдохнул: — Ты только ей не говори, что я интересуюсь. — Что ж мне, жить надоело? — хмыкнул Брагин. Они друг друга понимали, и Владимиру Сергеевичу это очень нравилось. А еще больше ему нравилось, что с Олегом Маришка счастлива. Когда елку украсили и посадили под нее Бастинду с осьминогами, Нарочинскому доверили включить гирлянду. Разноцветные огоньки, несмотря на то, что на улице стоял день, осветили всю комнату, мгновенно сделав ее уютнее и наряднее. — Красотища какая, — озвучил общее мнение Брагин. — Да, — согласился Владимир Сергеевич. Марина поцеловала отца в голову, потом потянулась к Олегу и прикоснулась губами к его щеке.***
— Пап, мы на следующих выходных за город едем, на день рождения, — сообщила Марина после обеда. — С тобой Юля побудет, хорошо? Я с ней договорилась. — Без проблем. Олег не мог не влезть: — А Новый год вместе встретим. И тридцать первого, и первого. Вы же не против моей кандидатуры? — Только за, — профессор улыбнулся. — А у кого день рождения? — У Нины Дубровской, регистратором у нас работает, — уточнила Марина. Брагин поднял большой палец: — Вооот такая Нинка. Без нее бы весь Склиф загнулся давно. Мы с ней десять лет жопа к жопе, — понял, как выразился, и быстренько поправился. — В смысле работаем вместе уже очень долго. Марина звучно фыркнула, а Владимир Сергеевич деликатно сделал вид, что ничего не заметил. Олег же продолжил: — У нее юбилей, мы сюрприз устраиваем. — Вдвоем с Маришкой? — удивился Нарочинский. Брагин помотал головой: — Не. Вообще-то это ее муж придумал, Евгений, он у нас анестезиолог. Он меня привлек к задаче, — усмехнулся, вспомнив закидоны Неклюдова, — ну а я отделение. Мы Нинку любим все. — Мариша, вы тоже дружите? — Владимир Сергеевич посмотрел на дочь. — Мы хорошо общаемся, — друзьями они с Ниной не стали, да Марина и не стремилась. Однако против Дубровской ничего не имела. — Но я больше с Ларисой… Ларисой Николаевной, заведующей. Олег хмыкнул: — Прааально. Полезно иметь блат среди начальства. Нарочинская закатила глаза: — Кто бы говорил про блат. — Ну здрасьте. Меня вообще-то твоя Зименская распрекрасная все время строит. У Марины сделалось такое лицо, будто еще чуть-чуть — и она покажет язык. — Тебе полезно, — все-таки не показала. — Надо же тебя на место ставить. — Вообще-то с этим прекрасно справляешься ты. — Только не плачь. Брагин посмотрел на профессора максимально разнесчастными глазами: — Владимир Сергеевич, она всегда такой язвой была? Тот развел руками, и Олег, улыбнувшись, переключился: — Слушайте, а давайте сфоткаемся? А то у нас нет ни одной совместной. — Можно, — Нарочинская пожала плечами. — Пап, ты как? — Я не возражаю. Только как это сделать, чтобы все вместе? Брагин потер ладони: — Ща организуем, у меня же лапы длинные. Давай, — приобнял Марину и усадил ее рядом с отцом. — Вы, Владимир Сергеевич, так оставайтесь, а я пристроюсь. Главное сюда смотрите, — ткнул в камеру мобильника. И пристроился: сначала с одной стороны и, вытянув руку с телефоном, сфотографировал. Потом с другой. Получилось хорошо.***
Брагин проснулся неожиданно — за сорок минут до будильника. Проверил время и, блаженно улыбнувшись, уткнулся в пшеничную макушку. Они с Мариной спали в обнимку. Так сложилось не сразу: первое время Нарочинская, не просыпаясь, откатывалась в сторону. Да и уснуть, будучи прижатой к Олегу, могла не всегда. Но Брагин мягко стоял на своем, и это дало результат: теперь Марина оставалась в его руках на всю ночь. Родная его девочка… Нарочинская, видимо что-то почувствовав, зашевелилась и подняла голову: — Который час? — сонным голосом спросила. — Рано еще, спи. — А ты чего не спишь? — Олег пожал плечами, и Марина, подумав, попросила. — А включи елку? Он улыбнулся: — Чтоб мигала? — Чтоб мигала. Брагин выполнил просьбу и вернулся: — Слушай, а давай в январе или феврале возьмем несколько выходных? — прижал женщину к себе и начал гладить по спине. — Одновременно в смысле. — Можно попробовать, — Нарочинская зевнула, — а зачем? — За город поехать, подышать. У меня знакомые на базе отдыха работают, нам койко-место всегда выделят. Там лес, красиво, свежо, — мечтательно протянул. Марина брезгливо поморщилась: — Койко-место? Отдыхать с кучей людей? Олег тихо засмеялся: — Номер нам выделят. Или домик — как договоримся. Вдвоем жить будем. — Слава богу, — Нарочинская хмыкнула, — а то я уже испугалась. — А ты не бойся, я с тобой. Два человека лежали на диване, смотрели, как переливаются огоньки гирлянды, и встречали новый день. У обоих была уверенность, что он пройдет хорошо.