Монстр 2.0

Видения Уэнсдей всегда были яркими, но только с прибытием в Невермор они обрели такое разнообразие. Это были и короткие вспышки, когда события и люди вихрем проносились в ее голове, и мистические встречи с Гуди Аддамс, и целые развернутые истории, как картина чудовищного преступления Джозефа Крэкстоуна. Никогда нельзя было угадать заранее, что ждет ее там, по ту сторону, где сходились воедино прошлое и будущее, мимолетные происшествия и кровавые предупреждения. В этот раз после того, как стены мастерской закружились и унеслись куда-то вверх, а сама Уэнсдей провалилась в непроглядную черноту, словно ее столкнули в бездонную шахту, первым, что она смогла разглядеть, была высокая темная дверь. Осмотревшись по сторонам, Аддамс узнала это место – она стояла посреди коридора в западном крыле, а перед ней находился вход в комнату Ксавье и Роуэна. Все было абсолютно таким же, как в жизни, вплоть до мельчайших деталей за исключение освещения – лампы на стенах вместо привычных желтоватых бликов струили зыбкое светло-синее, словно подернутое туманом сияние. От этого знакомая обстановка казалась фантасмагорией и наводила на мысли о гробницах, а не о жилых помещениях. Было даже неясно, какое сейчас время суток. Уэнсдей повернула ручку и шагнула внутрь. Как обнаружилось, стояла глубокая ночь. Мгла в комнате не оставляла в этом никаких сомнений, и в отличие от призрачного света в коридоре она выглядела совершенно естественной, приятно обволакивала и умиротворяла. В окно косо пробивался широкий лунный луч, который падал на незастеленную кровать, выделявшуюся большим белым пятном. Место Роуэна пустовало. Вся его половина была нежилой, а, значит, дело происходило уже после его убийства. Однако Аддамс интересовала не эта часть комнаты, хорошо различимая благодаря полной луне. Ее цель скрывалась во мраке. Там, на второй половине, которая была погружена во тьму, слышалось какое-то тихое, но беспокойное движение. Подойдя ближе, Уэнсдей увидела фигуру спящего Ксавье. Скрытый одеялом до самого подбородка, он метался на постели, находясь во власти кошмаров, которые, судя по всему, одолевали его уже давно. Волосы рваными полосами перечеркивали всю подушку, а лицо, бледное и какое-то осунувшееся, то и дело искажали гримасы, в которых можно было угадать отвращение, боль и злость. Странно было видеть, что он при этом судорожно кутался, словно боялся расслабиться хотя бы на минуту, или его мучил лютый мороз, хотя в комнате было относительно тепло. Когда он в очередной раз шевельнулся, чуткий слух Уэнсдей различил слабый звук, похожий на позвякивание цепочки от часов, но откуда он донесся, было непонятно. Поискав глазами, она так и не нашла его источник, и ей оставалось только ждать. Ксавье между тем все-таки отпустил край одеяла, за который так отчаянно цеплялся, и вытянул из-под него руку. Похоже, он хотел оттолкнуть от себя кого-то, кто внезапно встал у него на пути. Как только его кисть полностью показалась из кокона, в котором он прятался, все прояснилось – на запястье Торпа слабо блеснул наручник, от которого тянулась длинная цепь, уходившая под одеяло. Очевидно, его руки были скованы вместе. Что сказать – это был не самый обычный аксессуар для сна даже в стенах Невермора. Аддамс присмотрелась внимательнее и отметила интересную подробность – браслет оказался намного шире, чем рука Ксавье, и едва не соскальзывал с нее, да и цепь была такая, что ее разлета для человека хватало с запасом. Значит, все это предназначалось для кого-то намного крупнее его самого. Между тем беспокойство Торпа усиливалось. Движения с каждой минутой становились все более резкими и размашистыми, а дыхание неровным. Он в очередной раз круто повернулся, сдвигаясь на самый край кровати и комкая простыню. То, что ему снилось, приобретало, похоже, нарастающую власть над ним, и сопротивляться ему приходилось все ожесточеннее. Каким-то внутренним чутьем Уэнсдей поняла, что присутствует при развязке схватки, и застыла в ожидании. И тут совершенно внезапным образом наступило полное затишье. Ксавье замер и глубоко вздохнул. В этот миг могло показаться, что его отчаянные и продолжительные усилия были вознаграждены, и он сумел победить морок, который все это время не давал ему покоя. Черты его лица принялись постепенно проясняться, обретая привычное спокойствие, а губы тронуло подобие едва заметной и, как показалось Уэнсдей, снисходительной улыбки. Однако момент его торжества не был долгим. Что-то неведомое снова настигло его, и он с такой яростью рванулся в ответ, что, не удержав равновесия, скатился со своего многострадального ложа. Одеяло, правда, смягчило падение, а сон оказался настолько глубоким, что он так и не проснулся. Аддамс, внимательно наблюдавшая за этой безмолвной борьбой, стояла с противоположной стороны кровати и была вынуждена обойти ее, чтобы увидеть, что будет дальше. Ксавье, теперь лежавший темным пятном на полу, некоторое время оставался неподвижен, но потом вдруг начал чуть заметно подрагивать. Затем его стала бить крупная дрожь и, наконец, он резко согнулся пополам. Тело его молниеносно скрючилось, словно его ударили, но уже в следующую секунду, повинуясь невидимой пружине, оно распрямилось и начало стремительно видоизменяться. Первыми с хрустом начали трансформироваться плечи. Сопровождалось это таким мощным спазмом, что он перевернулся. Цепляясь пальцами, лицом вниз он принялся двигаться по полу, вынуждая Уэнсдей отступить назад. Это было жуткое зрелище: две вытянутые вперед руки, соединенные цепью, на глазах удлинялись до невероятных размеров, становясь костлявыми жилистыми лапами с огромными когтями, волосы превращались в торчащие патлы, спина выгибалась, вздуваясь бугристым сизым горбом. Все это сопровождалось громким хрипом и рычанием, по которым нельзя было понять – очнулся ли он или, напротив, погрузился на самое дно своего беспамятства и кошмаров. Наручники мешали ему, не давая приподняться, хотя его несколько раз сильно подкидывало вверх. Без них он, возможно, мог бы принять другое положение, но цепь, которая была длинной для Ксавье Торпа, для монстра была слишком коротка. В итоге он полз, словно покалеченное насекомое-переросток, сотрясаемое конвульсиями. Лицо его, устремленное вниз и покрытое тенью, Уэнсдей так и не смогла разглядеть. Когда преображение подошло к концу, он уже добрался до середины комнаты, скомкал когтями светло-серый ковер, постеленный на полу, вздрогнул в последний раз и затих, оставаясь лежать ничком и тяжело дыша. Холодный свет луны, к этому времени уже сместившейся на небосводе, перерезал его фигуру ровно пополам: часть осталась во мраке, темнея бесформенной грудой, а другая, выбравшаяся под серебристый луч, казалась выбеленной и присыпанной погребальным пеплом. Уэнсдей подошла ближе и присела. В этот миг, словно почувствовав присутствие кого-то постороннего, монстр резко вскинулся и повернул голову в ее сторону. Аддамс увидела приплюснутый нос, длинный, почти безгубый рот, похожий на узкую щель в которой виднелись заостренные зубы, и два огромных глаза. Они были выпученные, покрытые сетью красноватых жилок и достигали размера кулака, но по-настоящему страшным их делало не это, а их выражение – взгляд, устремленный не то на Уэнсдей, не то сквозь нее, пылал лютой, не человеческой и не животной, а какой-то совершенно невыразимой ненавистью. Малейшие сомнения рассеялись – перед ней был хайд. Как только осознание этого факта пронеслось у нее в мозгу, видение начало таять, закручиваться ускоряющейся спиралью и, наконец, вытолкнуло ее обратно туда, откуда она пришла – под крышу старого сарая. Она чуть качнулась, но все же сумела устоять на ногах, отмечая, что чувство равновесия вернулось на этот раз на удивление быстро. Все физические ощущения стремительно восстанавливались. Глаза ее снова обретали способность видеть обычным, а не внутренним зрением, хотя их и жгло - впрочем, это происходило всегда после таких путешествий. Когда, пару раз моргнув, она сфокусировалась, то первое, что предстало перед ее взором, был точно такой же хайд, как тот, что лежал перед ней несколько секунд назад по ту сторону яви. С полотна напротив на нее скалилось большое пучеглазое синее чудовище, изображенное во всех подробностях. Десятки таких же цветных и черно-белых монстров окружали его со всех сторон. Краем зрения она выхватила еще одного - самого главного, в человеческом обличии, который сидел прямо перед ней прикованный к стулу и с немым вопросом смотрел на нее внизу вверх. - Уэнсдей! Уэнсдей! – позвал ее Ксавье, глядя на нее широко открытыми глазами. – С тобой все в порядке? Аддамс даже не посмотрела на него. - Уэнсдей! Что ты видела? – задал он вопрос, надеясь на то, что она сейчас придет в себя и освободит его. – Ответь. Она отвернулась, не желая в этот момент ни слышать его, ни говорить с ним. Ей требовалось успокоить все то, что клокотало в ее груди. Как же он был самоуверен, когда согласился прийти с ней сюда, а потом еще и предложил вызвать видение. На что он рассчитывал? На дрессировку, которую ему устраивала Кинботт, или на то, чему его, возможно, научил отец? Наверняка, тот, кто умел хорошо видеть, умел и хорошо прятать. В семье Торпов вполне могли быть свои собственные секреты, как была же, например, у Аддамсов их Вещь. Опасный монстр пошел ва-банк, чтобы усыпить ее бдительность и притаиться рядом, чтобы потом было легче нанести очередной удар. Думал, она ничего не увидит из того, что касалось его натуры? Лжец и убийца, считающий себя умнее всех остальных. Что ж, его самонадеянность сыграла с ним злую шутку. Теперь она знала наверняка, кем он был, и дело оставалось за малым… - Что ты видела? – повторил свой вопрос Ксавье, с тревогой глядя ей в спину и понимая, что что-то пошло не так. Уэнсдей резко развернулась. Она в упор смотрела на него, и ее зрачки в этот миг напоминали ружейные дула, направленные расстрельной бригадой на смертника. Последнее подтверждение его вины было получено, вся картина сложилась воедино. - Твой приговор, - ответила она и без дальнейших отлагательств направила на него шокер.