– Знаешь, – ухмыльнулся Рамос, заходя за Касильясом в просторную душевую кабину, – скучаю по тем временам, когда не во всех отелях были кондиционеры. Помнишь? Ближе к вечеру вся команда уже ходила в боксерах. Дурачились как могли, шлепая друг друга мокрыми полотенцами и отпуская шутки по поводу семейников Иньесты.
– Помню, – усмехаясь, ответил Икер, включая воду.
– А помнишь правило, царившее в нашем номере? Никаких трусов. Вот это время: зайдёшь в номер, а ты лежишь на животе переписываешь в аське, задрав икры к верху. А мне открывается лучший вид во вселенной, – задумчиво промурчал защитник, прижимаясь ближе к продолжающему его игнорировать мужчине.
– Извращенец, – фыркнул Касильяс подставляя тело под тёплые струи, к которым
присоединились сильные руки защитника, с нажимом приходящиеся по всей длине позвоночника.
Какое-то мгновение, и ласки начали приобретать точечный характер, к рукам присоединились пышущие страстью губы испанца.
– Чёрт, Чехо, – сглатывая и прижимаясь лбом к холодному кафелю, прошептал Икер, – тебе же нельзя переутомляться. Тебе ещё на поле предстоит выходить, – видно было, что Касильясу тяжело давались эти слова: он уже успел возбудиться. Долгое ли отсутствие регулярного секса, горячий душ или умелые ласки Рамоса доводили его до такого состояния он не знал, думать вообще получалось сейчас плохо, казалось, что мозг плавится, а вместе с тем и все тело.
– А кто тебе сказал, что я переутомился? – усмехнулся Рамос, обхватывая и чуть сжимая просящий ласки член Икера, наслаждаясь громким стоном любимого.
Левой рукой он начал медленно надрачивать вратарю, а правой Серхио нашарил один из бутыльков, бережно расставленных горничной. Не отрываясь от поцелуев, защитник попытался слегка нагнуть Касильяса, который, несмотря на сильное возбуждение и клубы пара, старался держать все под контролем:
– Гель для душа? Серьёзно? – укоризненно прошептал голкипер, взгляд которого был явно в расфокусе, но зато голос звучал более чем уверенно, – топай за смазкой, горе-любовник.
– Ты лишаешь меня возможности побыть в роли порноактера, – с наигранной обидой пробурчал Серхио.
– Возможно, ты удивишься, но все порноактеры перед фильмом тщательно готовятся, – со знающим видом проговорил вратарь, но через пару мгновений осознал сказанное, и мгновенно зарделся, сам не зная почему.
– Нам о многом нужно поговорить, – заржал Рамос, выбегая из душевой кабины, сверкая загорелой накаченной задницей. Он заскользил по кафелю, а затем по паркету, пару раз врезавшись в предметы интерьера в номере Касильяса.
– Ты мне весь пол залил? – крикнул куда-то вглубь номера Икер.
– Такими вопросами ты убиваешь всю романтику, – осуждающе покачивая головой сказал Рамос и прежде, чем Икер успел что-то ответить Серхио поспешил вбежать под теплые струи и накрыть его губы своими.
Они наслаждались уютом, страстными и одновременно нежными ласками друг друга. Руки блуждали по накаченным телам. Каждый пытался доставить любимому больше удовольствия, что говорило об их зрелости, но при том каждый сейчас боролся за инициативу, - испанцы и за тридцать полны необузданной страсти.
Когда же Серхио вошёл в подготовленного Икера, тот выгнулся в изящную дугу, приоткрыв рот в беззвучном стоне. Пару мгновений они не двигались, давай друг другу привыкнуть и опомниться. Рамос был готов поклясться, что с них в этот момент нужно было рисовать картину: литые мышцы спортивных тел, по которым струились капельки пота вперемешку со струйками воды, чувственные губы и глаза полные страсти.
Их движения напоминали ритмы столь популярных сейчас латиноамериканских песен - плавно, точно, страстно. Один громкий стон подкреплялся отзвуком бэквокала другого, сливаясь в одну протяжную песню любви и желания; четкие шлепки, отзвук которых ударялся о кафельные стены, распространялся далеко за пределы душевой; неразборчивый шепот Серхио с утробным рычанием. Все это их музыка, их искусство. Которому не суждено длиться слишком долго. Ярко кончающий Икер норовит осесть на пол, но Рамос перехватывает его поперек груди правой рукой, вжимая в запотевшее стекло двери кабины, доводя себя до исступления жесткими размашистыми толчками. И только после того, как обильно кончил, он стекает по стене, утягивая за собой любимого. Дыхание защитника сбилось, он, весь разгоряченный, прижался к Икеру. Тот потянулся, хрустнул пальцами, утыкаясь в макушку Чехо.
– Дурацкая привычка. Ты же вратарь. Руки – твоё все, – нечленораздельно бормочет мужчина.
– Иногда это даже полезно, – с улыбкой выдохнул Икер, целуя Серхио в мокрую шевелюру.
В этот момент тихого единения, на Касильяса неожиданно нахлынуло воспоминание, того момента, когда он впервые осознал, что любит Рамоса. В этом моменте из уже довольно далёкого прошлого нет ничего особенного, Икер почти уверен, что Чехо даже не почувствовал разницы, но для вратаря в тот день всё стало немного иначе:
***
Когда они ехали после проигранного матча, все игроки сборной были вымотанные и подавленные, предпочитая ехать в тишине, либо с наушниками, на разговоры никого не тянуло. Икер прижавшись щекой к окну, пытался побороть гнетущие мысли о том, что он единственный, кто поистине виноват в их проигрыше.
Серхио, как и последние пару лет, сидел рядом. В отличие от большинства коллег, он не выглядел опустошенным, измученным, и уж точно истерзанным размышлениями о том, что сделал что-то не так в игре. Весь искрутившийся в кресле в ожидании возвращения домой, так и не найдя собеседника по душе, он задал очередной нелепый вопрос. По типу, знает ли Касильяс, как размножаются курицы. Свой ответ Икер точно не запомнил, но зато до мельчайших подробностей, до мурашек, до оглушающих ударов сердца он помнит, что последовало за этим. Отлепившись от окна в прозрении, вратарь обернулся на товарища с чётким пониманием того, что любит этого неугомонного парня с огромными глазами и широкой улыбкой, любит его неуместные вопросы, подколы и вечное желание ему помочь. Икер приподнял уголки губ, несмотря на недостаток сил, взял Рамоса за руку, переплетая их пальцы, слегка сжал и прошептал:
– Спасибо, Чехо.
Серхио так и не понял причин в перемене настроения своего капитана, но понадеявшись на то, что он причастен к вновь ожившим глазам человека, сидящего рядом, улыбнулся, крепче сжимая ладонь, притягивая её к своим губам.
***
Погрузившись в воспоминания, Касильяс не расслышал вопроса, а потому просто взял безвольную руку любимого в свою, приложил к своим распухшим губам и просто ответил «Спасибо, Чехо», надеясь лишь на то, что вопрос, который задал Рамос до этого, был исключительно подходящим под ответ, а не что-то в духе «Может расстанемся?». Этого Касильяс точно не переживёт.
