– Точно решил, что не поедешь? – где-то в глубине квартиры произносится порядком надоевший вопрос. Рамос уже собирается гаркнуть, прочищая горло, как в комнату заходит он. Касильяс в рубашке с неудачно завязанным галстуком и расстёгнутых штанах. Он слегка вымученно улыбается, плавно проводит руками сверху вниз, задавая безмолвный вопрос по поводу внешнего вида.
– Как всегда прекрасен, – улыбается Серхио, протягивая руки к мужчине с желанием повалить его на кровать.
– Не люблю, когда ты мне врёшь, – слегка хмурится Кас, отходя к зеркалу. На него смотрит слегка исхудавшее лицо, из-за тусклого естественного освещения кожа приобретает болезненный оттенок, а залегшие морщины абсолютно не красят. Очередной приближающийся чемпионат мира напоминает ему о том, насколько неумолимо время.
2018 год, Россия – абсолютно другой мир, не знавший, что такое коронавирус, он все ещё женат и живёт рядом со своими сыновьями, играет в футбол и об инфаркте знает лишь понаслышке.
2014 год, Бразилия – он капитан и все ещё игрок самого родного и любимого клуба, Серхио рядом.
2010 год, ЮАР – он чемпион, он лучший в мире вратарь, они с Серхио молоды, горячи и полны страсти.
И вот 2022 год. Тяжелый, вязкий год, он все также много работает, но теперь не на поле, а Рамос даже не желает воспользоваться возможностью побыть с ним вместе лишний месяц.
– Я не вру тебе. Не врал тогда, и уж тем более не делаю это сейчас, – защитник приобнимает сзади своего вечно сомневающегося и неповторимо трогательного капитана.
– Мы другие. Кожа уже не так упруга, у каждого свои болячки, где-то лезут седые волоски, иной раз и нет былой страсти. Этого не отнять. Мы стареем, уступаем дорогу молодым, тем, кто когда-то восхищался нами, бегая с мячом во дворах до тех пор, пока мамы не загоняли их домой. Сейчас по домам загоняют уже они, предлагая нам занять место зрителей. Как уже упоминалось, я думаю о футболе 24 часа в сутки. Я дорожу им, дышу им, живу им. Как и ты, как и Месси, и Роналду. Но приходит время для чего-то иного. Ты продолжаешь жить футболом, просто выбрав другой путь. Скоро и я окажусь по другую сторону поля... – Рамос замер, теряя мысль, вглядываясь куда-то сквозь зеркало. Икер, воспользовавшись заминкой, разворачивается в его руках.
– В тебе накопилось невероятно много мудрости, Чехо, – всматриваясь в карие глаза дорогого ему человека шепчет Икер, целуя того в висок. Серхио одной рукой обнимает, а другой забирается под рубашку Икера, бесцельно блуждая по торсу, оглаживая сильное тело любимого.
– Ты в чудесной форме, Икерчито. Так не хочется вновь прощаться с тобой на долгое время.
– Почему же ты тогда... – Рамос наскоро приподнимает руки выше, обхватывает ладонями лицо Касильяса, притягивая к себе для порывистого поцелуя.
– Я не еду не потому, что не хочу быть рядом с тобой, дело вообще не в нас. Мне казалось, что ты сам говорил, что мы переросли и пережили все сомнения, споры, ревность и ссоры. Мне нужно время. Ты же знаешь, насколько это непросто потерять доверие тренера, перестать быть в фаворе и респекте. Каким бы я ни был зрелым и, как ты говоришь, мудрым, внутренний ребёнок всегда будет частью моей личности, показывая зубы и проливая слёзы, – о последнем он говорил с лёгкой нервозностью, уклоняясь от острого капитанского взгляда. Кас не сразу отвечает, ощущая стыд за свой эгоизм и абсолютно не по возрасту пробудившийся максимализм.
Икер шепчет слова извинений, убаюкивая Серхио в объятиях, в очередной раз убеждаясь в своём везении – у него есть родственная душа, самый понимающий друг, близкий во всех планах человек. Люди в его жизни приходят и уходят, а любимый защитник, несмотря на расстояние, разделяющее их уже многие годы, остаётся рядом. Руки Рамоса возвращаются на прежнюю позицию: левая надежно покоится на пояснице, а правая, блуждая по торсу, останавливается только тогда, когда добирается до хрупкого органа, мерно бьющегося в груди, ладонью он ласково обводит левую сторону грудной клетки.
***
Серхио непроизвольно вспоминает тот самый день, когда ему сообщили, что Каса забрали прямиком с тренировки в больницу. Это был первый раз, когда он всерьёз задумался о смерти Икера. Чувства страха и беспомощности захватили его, ужасная комбинация, заставляющая взрослого мужчину дрожать, оседая на пол; метаться по квартире в попытке собраться в дорогу, беспорядочно звонить и писать всем подряд и, наконец, давиться слезами в салоне бизнес-класса ближайшего рейса до Порту.
Серхио тогда долго не знал, что сказать, просто вглядывался в серое лицо и в вымученную улыбку, укладывая голову на подлокотник больничной койки, попутно утыкаясь мокрым лицом в слегка дрожащую драгоценную руку. Когда-то сильные, останавливающие сотни опасных мячей руки, теперь были истыканы катетерами и по цвету не отличались от кожи лица голкипера. Несравнимая горечь и боль за дорогого человека раз за разом стискивали грудь, вынуждая перебарывать рыдания. Серхио прекрасно понимал, что не таким он сейчас нужен, жалость для мужчины в такой ситуации сравни оскорблению, поэтому он раз за разом находил "правильные" слова, выдавливая из себя улыбку и глупые шутки.
***
– Там… на чемпионате… будь осторожен, не переживай за наших парней слишком сильно. Ты это умеешь, я знаю… Не важно на поле ты, на скамейке или у телевизора, – прервал тишину Чехо. Икер знал, к чему были эти предостережения, – три с лишним года прошло, а Рамос продолжал ненароком напомнить о необходимости "беречь сердечко". И пусть это расстраивало бывшего голкипера, виду он старался не подавать, выражая лишь благодарность за заботу.
– Обещаю. Вернусь после финала и украду тебя на несколько дней в Испанию куражиться и праздновать, – мечтательно улыбнулся Икер. Серхио одобрительно заугукал, стискивая в объятиях любимого энтузиаста, слегка раскачиваясь из стороны в сторону.
