Чернее ночи

Кажется, это случилось в первый год, когда я пошёл в детский сад. В нашем провинциальном городке подобное заведение было только одно, и потому детей там воспитывалось много. Нас делили на группы, каждая из которых получала название в честь цветка, — довольно смешная старая традиция, которой, насколько я знаю, придерживаются и по сей день. Моя группа получила название Хризантемовой. Расписания групп старались составлять так, чтобы одновременно во дворе резвилось не более двух коллективов, но и этого было достаточно, чтобы от детского визга закладывало уши. Я и сам любил размяться и побегать, чтобы поддерживать тонус, но не понимал, для чего при этом было необходимо ещё и вопить. К каждой группе был приставлен воспитатель, и у нас это был молодой человек по имени Кани-сенсей, видимо, недавний выпускник колледжа, который порой терялся и просто не знал, что с нами делать. На его счастье, ему повезло с родиной, и большую часть времени он имел дело с воспитанными японскими детьми, которые вели себя чинно и примерно. Однако во время игры после обеда эти самые дети превращались в маленьких дикарей и с диким криком бегали по дворику. У группы Лилии, которая обычно гуляла с нашей, воспитательница была постарше и поопытнее: она могла с лёгкостью справиться с детьми и в одно мгновение убедить их вести себя поприличнее. Зачастую наш Кани-сенсей прибегал к её помощи, и её спокойный голос всегда мог привести в чувство любого расшалившегося ребёнка. Но в тот судьбоносный день воспитательница группы Лилии отсутствовала. Не помню точно, по какой причине, но это, в конце концов, неважно; значение имел только сам факт того, что с обеими группами пришлось справляться Кани-сенсею. Он мужественно пытался навести порядок, и поначалу ему это удалось, но затем желание порезвиться под собственные крики в детях пересилило всё: и воспитание, и менталитет, и они начали носиться по всей территории игровой площадки с такой скоростью, которой бы честно позавидовал гепард. Я отошёл в сторону и, присев у дерева, начал читать книжку с картинками. Я уже умел читать, пусть не особо бегло, но всё же. Меня куда больше интересовало, что случилось с лисой из сказки, чем бестолковая беготня, поэтому, спрятавшись в тени, я начал изучать страничку за страничкой. И в один прекрасный момент на мою книгу упала чья-то тень. Я недовольно поднял голову и увидел Кизакура Кодзи — этот мальчишка любил бегать ничуть не меньше других, а ещё он дальше всех плевал, чем невероятно гордился. — Аято-чан, ты читаешь? — спросил он, как будто и без этого не было видно. Я кивнул, не отрываясь от сказки, но Кизакура и не думал уходить. Вместо этого он подошёл ещё ближе и громко заявил: — Посмотри, как я умею! С этими словами он ухватился за одну из низких веток дерева и начал довольно ловко карабкаться вверх. Время от времени он громко звал меня: «Аято-чан!». Каждый раз я поднимал голову, и он махал мне, забираясь всё выше и выше. И в тот момент, когда я уже готов был впечатлиться навыками Кодзи, он внезапно закричал, но не моё имя, а простое «А-а-а!». Через секунду его тело с глухим и довольно неприятным звуком шлёпнулось с дерева прямо передо мной. Он дёргался и хрипел, а вокруг головы расползалось красное пятно, при этом оно было вовсе не такого цвета, как у крови из ранок, а куда темнее и гуще. Я отложил книгу и осмотрелся. Кани-сенсей на другом конце площадки безрезультатно пытался успокоить ватагу мальчишек, которые схватились из-за мяча. Рядом с нами не было никого, кроме девочки с плюшевым мишкой в руках; она с ужасом смотрела на Кодзи, и губы её тряслись. И тут я понял, что мне придётся всё делать самому. Чему нас учат в первую очередь? Если кому-то стало нехорошо, нужно звонить в службу спасения, и оттуда они пришлют машину «скорой помощи», где будет врач, который поможет. Я направился к корпусу детского сада и, пройдя внутрь и оставив в прихожей свои ботинки, пошёл по коридору. Там, в самом конце, располагалась канцелярия, откуда можно было позвонить; иных вариантов не имелось, ведь нам, таким маленьким, ещё пока не доверяли смартфоны. Вежливо спросив у стучавшей по компьютерной клавиатуре секретарши разрешения воспользоваться телефоном, я набрал короткий номер службы спасения и сообщил им адрес детского сада, а также то, что мальчик упал с дерева и расшиб голову. После этого, закончив разговор и поблагодарив разинувшую рот секретаршу за её любезность, я направился во двор. Кани-сенсей наконец-то заметил, что что-то не так, и теперь стоял над Кодзи, запустив обе ладони в волосы. Прочие дети окружили дерево и тело Кизакура плотным кольцом и плакали. Я вздохнул и отошёл к воротам: кому-то всё-таки нужно было встретить машину «скорой». Доктора приехали довольно быстро. Они забрали Кизакура, и впоследствии с ним всё обошлось. Вскоре он вернулся в детский сад и снова начал вести себя так же безрассудно, как и раньше, бегая и крича во всё горло. А вот для меня последствия того небольшого инцидента оказались серьёзнее. Та самая девочка, оказавшаяся невольной свидетельницей падения Кодзи с дерева, рассказала своим родителям о том, что «Этот Аято-чан вообще не расстроился, даже не заплакал». Слух об этом распространился между всеми матерями и некоторыми отцами, и это привело к тому, что моей матери пришлось вмешаться. Мою мать звали Айши Рёба, и она обладала уникальным талантом становиться душой любой компании. Войдя в комнату, полную незнакомых ей людей, она уже через пять минут обрастала закадычными друзьями. Её невероятное обаяние отмечали абсолютно все, но я, к сожалению, этого прекрасного свойства не унаследовал. Мне было довольно трудно сходиться с людьми, и пусть внешне я выиграл в генетическую лотерею, мне требовалось много сил, чтобы кому-то понравиться. Но тогда я не понимал, для чего это нужно, поэтому предпочитал находиться в одиночестве: так мне было комфортнее. Однако тот день перевернул всё. Мама, переговорив с остальными родителями, объяснила им, что моя бабушка-врач научила меня в нештатных ситуациях реагировать как можно быстрее и не тратить время на ненужную панику. Она напирала на то, что именно мой своевременный звонок в службу спасения и явился причиной того, что Кизакура не только выжил, но ещё и уверенно шёл на поправку, и можно было прогнозировать, что он полностью выздоровеет. Вскоре родители, сражённые обаянием моей матери, мигом оттаяли и признали, что Аято-чан — настоящий герой. А потом мама отвела меня домой, и там у нас состоялся судьбоносный разговор. Мы сидели рядом на диване и ели чипсы — они были вредными, но время от времени мы позволяли себе их. — Аято, — мама потянулась и устроилась поудобнее. — Наверное, ты уже понял, что ты особенный, не так ли? Взяв один из чипсов, я отправил его в рот и пожал плечами. Действительно, я заметил, что отличаюсь от других детей: мне не хотелось постоянно без толку носиться и вопить, рыдать по любому поводу и без оного, а также обижаться из-за всякой ерунды. Все остальные казались мне довольно глупыми и ограниченными, легко впадавшими в панику и оттого слабыми. — Это ничего, — мама улыбнулась и потянулась за чипсами. — Знаешь, это у нас в крови: все Айши обладали особой силой — силой, которую отнимают излишние эмоции. И твоя прабабушка, и бабушка, и я — мы все такие. Она прервалась, чтобы съесть один из снэков, а я не мигая смотрел на неё, впитывая каждое слово. Мне казалось, что нельзя упустить ни малейшей детали из того, что она сейчас говорит, потому что это могло повлиять на всю мою жизнь. И я оказался прав. — Раньше в нашем роду рождались только девочки, — продолжила мама, облизывая пальцы. — С твоим появлением на свет я было подумала, что наш род прервался, однако мой страх оказался напрасным: ты истинный Айши. Но хочу сказать тебе одно: не все хорошо относятся к нашим особенностям. Мать придвинулась поближе и улыбнулась. — Люди — это самое главное, Аято, — вымолвила она. — Найди к ним подход, и тогда тебя никто и никогда ни в чём не заподозрит. После этого разговора мама заставила меня вымыть руки и съесть яблоко, чтобы нейтрализовать вредное воздействие картофельных чипсов, а потом мы ещё долго репетировали различные жизненные ситуации, и она учила меня, как себя вести. А потом, много лет спустя, когда я учился в средней школе, мама дала мне одну любопытную книгу. Это был довольно объёмный том под названием «Азбука лица». Автором был Гилберт Арчер — судя по аннотации, знаменитый агент ФБР, один из основоположников криминологической школы профайлинга. В своём подробном труде он напирал на то, что громче, чем слова, в людях говорит их мимика. Зная все особенности сокращения лицевых мышц, можно было читать каждого человека, как открытую книгу, и в соответствии с этим выбирать к нему подход. Иными словами, этот Гилберт Арчер сводил совершенно непонятную мне категорию эмоций в куда более внятную область анатомии, биологии и химии. Эта книга стала для меня настольной, и время от времени мне хотелось выразить благодарность этому Гилберту Арчеру. На задней обложке книги была размещена его фотография: он стоял, широко улыбаясь и обнимая за плечи женщину, одетую в льняной балахон, подпоясанный верёвкой. Длинные волосы женщины были распущены и струились по плечам. Между ними стояла довольно упитанная девочка со светлыми волосами и озорной улыбкой. Под фотографией имелась подпись: «Агент Гилберт Арчер с женой Мод и дочерью Эмили». Но до того, как я дорос до этой книги, мне пришлось методом проб и ошибок искать и налаживать общий язык со сверстниками. И зачастую у меня получалось. Этот самый Кизакура Кодзи, вернувшись из больницы, стал моим закадычным другом: с того времени я начал общаться с ним на темы, которые интересовали детей нашего возраста: аниме «Милый дом», фигурки рыцарей из настольной игры «Столетие империи», активные игры, беготня. А вот девочка — та самая, которая обнаружила, что я не испугался и не заплакал, когда Кодзи сорвался с дерева, — так и не потеплела ко мне. Она старалась избегать меня, а однажды, когда нас поставили в пару для выступления на весеннем фестивале, она даже попросила воспитателя подобрать ей кого-нибудь другого. Это меня не расстроило: она была одна из многих. Однако именно её отношение ко мне и обусловило то, что произошло дальше. Это был самый обычный июньский день: с утра шёл дождь, и потому мы с мамой спешили в детский сад, стараясь при этом не промокнуть. И — какая неожиданность — у самой двери мы встретили хорошую знакомую. Тётя Камие — Сайко Камие — была близкой подругой мамы. Они часто перезванивались, обменивались сообщениями и встречались. По выходным она время от времени приходила к нам в гости, принося с собой сладости в роскошных коробках, и порой их беседы затягивались до вечера. А вот к себе Камие приглашала редко. Я был у неё в гостях только один раз — Сайко жили в большом белом замке, расположенном за городом. У Камие было двое детей: девочка старше меня на год и мальчик — мой ровесник. И с ними я не смог поладить. Сестра и брат — Мегами и Кенчо — ненавидели друг друга так отчаянно, что не могли находиться в одном помещении в течение минуты и при этом не поругаться. При матери они старались держать себя в руках, но становилось понятно, что относиться друг к другу с родственной любовью они ни за что не станут. Я попытался подружиться с ними, но у меня ничего не получилось, и сначала я не понял, почему, а потом догадался. Отец Мегами и Кенчо, высокий, красивый и моложаво выглядевший Сайко Юкио, относился к своей семье довольно равнодушно. Он всегда говорил ровно и чинно, как будто являлся не человеком, а роботом, но стоило только моей маме прийти к ним в гости, как он тут же оживлялся, стремился пододвинуть ей стул, налить чаю, подать закуски. Только рядом с ней он улыбался, даже смеялся, и становился больше похожим на человека из плоти и крови. К сожалению, это заметили и Мегами, и Кенчо, и они оба проявили трогательное единодушие в том, что обратили всё негодование на меня. Они отказались играть со мной, и мне пришлось сидеть в уголке комнаты и листать принесённую с собой книгу, пока эти двое выясняли отношения. Видимо, мама что-то заметила, так как с того дня она больше не брала меня с собой в замок Сайко. Да этого практически и не требовалось: Сайко Камие приходила к нам куда чаще, чем звала к себе. Мегами и Кенчо не ходили в детский сад, хотя в нашей стране это было обязательным. Видимо, фамилия, которую они носили, превозносила их над законом и давала право практически полной вседозволенности. В младшей и средней школе я тоже с ними не встретился: родители решили отправить Мегами и Кенчо на обучение за границу. Правда, первая вернулась раньше, но мы пошли в разные средние школы. Кроме того, она была на год старше, и даже если мы бы обучались в одном заведении, у нас бы не совпал круг общения. Зато я дружил с Кизакура Кодзи (который за все эти годы успел мне порядочно надоесть). Мы с компанией одноклассников часто ходили после уроков в пекарню «Амаи Харано», которая располагалась у вокзала — неподалёку от нашей школы, — и все мои знакомые единодушно признавали, что Айши Аято — отличный друг. И никто не считал меня ненормальным. Я же оставался таким же особенным, пока не поступил в Старшую школу Академи, где меня ждала судьбоносная встреча…