Чернее ночи

Во вторник первым уроком у нас стояла физкультура — первое в моей жизни занятие этим предметом в Академи. В первый день нашей учёбы классная руководительница рассказала нам в общих чертах весь порядок действий, но зачастую практика отличалась от теории. С утра я попрощался с отцом и матерью: их отъезд был запланирован на вечер, и, скорее всего, мы вряд ли бы увиделись сегодня. Папа очень эмоционально обнял меня и несколько раз спросил, всё ли будет в порядке. Мама потрепала меня по голове и шепнула на ухо, что для меня она всё время на связи, что бы ни случилось. И я отправился в школу. С утра моросил дождь, и рука в месте пореза немного ныла, однако я решил не беспокоиться по этому поводу: рана скоро заживёт. А вот этот феномен в уборной меня беспокоил. Вчера мама обронила фразу про то, что в том туалете была убита девочка. Более того, к её убийству так или иначе была причастна сама мать. Она посоветовала мне не подходить туда, особенно в тёмное время суток. Но что насчёт светлого? Кроме того, Ацу, кажется, что-то упоминал про обряд в той уборной… Над бы расспросить его про это. Но все эти мелочи бледнели перед одной большой проблемой, вставшей у меня на пути. Осана Накама, который хотел признаться в любви моей Таэко в эту пятницу. Сегодня был вторник, так что у меня почти не оставалось времени для того, чтобы тем или иным образом предотвратить это. Однако Инфо-чан — та самая таинственная респондентка, связавшаяся со мной недавно, — сказала, что поможет. Она даже заявила, что стала моей должницей после того, как я расставил микрофоны по школе. Правда, пока я не понял, как можно её использовать; для этого мне нужен был конкретный план. У подножия холма, на вершине которого и располагалась Академи, из-за дождя собрались лужи, поэтому приходилось проявлять чудеса ловкости, чтобы миновать этот отрезок. Мартовские дожди были ещё холодными, серебристо-серыми, с привкусом только что прошедшей зимы. Капли с яростью барабанили по поверхности зонтика, будто хотели пробить чёрный материал и достать до меня через него. Вода неуютно холодила через непромокаемые ботинки и носки, тщательно выискивая трещинки или дырочки, чтобы ужалить нежную кожу. Лужи, собравшиеся в низине, отражали тусклое утреннее солнце, сонно спрятавшееся за тяжеловесными хмурыми облаками. Весна пока ещё не вступила в свои права, и такие капризы погоды были в порядке вещей. И нам, простым ученикам старшей школы, приходилось попросту мириться с ними. Однако и среди нас находились такие, которые могли не обращать внимания на капризы погоды: у подножия холма мягко остановился сверкающий чёрный автомобиль, и не нужно было обладать даром предвидения, чтобы вычислить, кто из него выйдет. Конечно же, это отпрыски дома Сайко. Я решил не глазеть на эту машину, как и остальные: все, кто проходил мимо, лишь искоса смотрели на иномарку и деловито продолжали путь, как будто каждый день наблюдали эту картину. Хотя… Вскоре нам и правда придётся наблюдать подобное ежедневно. Передвигаясь не особо быстро, мы — небольшая группка учеников — упорно преодолевали крутой подъём. Изредка переговариваясь друг с другом, мы шли вперёд и вверх, к знаниям, надеясь, что эти муки не напрасны. После старшей школы нас, конечно же, ждёт поступление в хороший университет, потом — высокооплачиваемая работа по специальности, и она даст нам возможность хорошенько отложить на пенсию. Однако сейчас многие из нас вообще об этом не задумывались, не понимали, как же нам повезло учиться в элитной Старшей школе Академи, щедро финансируемой из бездонного кармана Сайко. У ворот стояла одна из учительниц — она была облачена в прозрачный дождевик поверх ярко-красной куртки и приветливо кивала каждому, кто кланялся ей. Несмотря на плохую погоду и ранний час, на её лице сияла широкая улыбка. Проходя мимо, я поклонился в соответствии с правилами приличия и получил в ответ свой кивок. Вряд ли она выделила меня среди толпы прочих учеников, но строго следовать этикету у нас являлось обязательным. Лучше не выделяться никак, чем выделиться с негативной стороны. Остановившись у шкафчиков со сменной обувью, я постарался как можно быстрее сменить уличные ботинки на туфли, которые мы носили внутри помещения. Сделать это в верхней одежде, к тому же, балансируя с сумкой в одной руке и закрытым зонтиком — в другой было трудновато, однако я справился. Отойдя чуть в сторону, я расстегнул молнию куртки и присел на корточки, чтобы поправить задники туфель. Мимо меня гордо прошла Мегами, даже не оборачиваясь на брата, который семенил рядом и раздражённо говорил ей: «Ты всё равно не имеешь права»… В глазах младшего Сайко, помимо досады, горела настоящая ненависть. Очень интересно. Распрямившись, я осмотрелся. Простое наблюдение за людьми порой давало потрясающие результаты: так можно было узнать о них очень много полезных деталей, которые могли бы пригодиться в будущем. Некоторых из учеников Академи я уже знал, но часть из них — значительная часть — была мне незнакома. Вот Кизана Хидеаки, президент театрального клуба: горделивый, с идеальной осанкой и громким, хорошо поставленным голосом. Сома Рику из моего класса планировал присоединиться к его кружку, а ещё, как оказалось, в этом клубе состоял и внук знаменитого на весь мир кинорежиссёра. Вот мой одноклассник Дзюку Рен — он семенил за плечистым парнем с открытым, честным лицом и мозолистыми руками. Вот Фред Джонс — тот самый знаменитый американец, руководивший клубом фотографии. Он быстро шёл вперёд на своих длинных ногах, явно пытаясь отвязаться от Аканиши Сейо, который чуть ли не бежал следом, то и дело вставляя: «Оу! Май френд!». А вот и Таэко. Моё сердце пропустило удар, а потом пустилось в бешеный галоп, словно хотело вырваться из грудной клетки наружу, показать всем силу моего чувства. Моя любимая неторопливо шла по коридору в простой синей куртке. В руках у неё была школьная сумка с брелком в виде небольшого шарика, наполненного гелем с красителями. Рядом вышагивал Осана, на ходу встряхивая зонтик. — Пока ещё неуютно сидеть на улице, — промолвила Таэко, наклоняясь к Осана. — Я, пожалуй, пойду в свою аудиторию: мне ещё нужно подготовиться к алгебре. — И готовься, — проворчал в ответ Накама, ещё раз встряхивая зонтик. — Как будто кто-то тебе мешает. Я распрямился и направился за ними, стараясь не пялиться. Сейчас происходило что-то весьма важное, и мне не хотелось упустить ни минуты из беседы. — В кафетерии продаётся гречишный чай, — начал Осана, неловко перехватывая зонтик и расстёгивая куртку. — Можно купить бутылочку. — О, я люблю гречишный чай, — мягко вымолвила Таэко, останавливаясь у лестницы. — Обязательно загляну туда на следующей перемене. Осана пробурчал что-то, а потом, потоптавшись на месте, пробормотал: — Давай я провожу тебя до аудитории: мне в любом случае нужно на второй этаж. Таэко с улыбкой кивнула, и они направились вверх по ступеням. Я следовал за ними; если бы кому-нибудь пришло в голову остановить меня и спросить, зачем первокласснику подниматься по лестнице, ведь нужные ему классные комнаты находятся на первом этаже, у меня имелось оправдание: я состоял в научном клубе и следовал как раз туда, чтобы оставить там верхнюю одежду. На площадке второго этажа нам пришлось разминуться: Куша, который догнал меня на лестнице и эмоционально поприветствовал, невольно привлёк к нам внимание. Теперь я попросту не мог направиться на второй этаж, поэтому послушно пошёл вслед за Кага по ступеням. Куша по пути рассказывал о новой системе, которую он как раз разрабатывал. Я старался внимательно слушать, хотя плохо понимал, о чём вообще шла речь, но это было неважно: самое главное — это установить эмоциональную связь. И при этом, что интересно, самому эти эмоции испытывать было совершенно необязательно. Куша раскрыл дверь клуба и прошёл внутрь первым. Со стороны могло показаться, что дверь была не заперта, однако я знал: на ручке был установлен уникальный датчик, закодированный на отпечаток пальца или на школьный пропуск. Это миниатюрное устройство не было заметно невооружённым глазом, однако оно прекрасно работало: если бы с утра сюда вошёл кто-то другой, некоторые дверцы шкафов были бы заблокированы и не открылись бы ни за что, несмотря ни на какие усилия. Сама дверь не могла запираться на механический замок, потому что в школе действовало непреложное правило: здесь запирались только два помещения — лазарет и кабинет директора. Остальные двери даже не были оснащены замками; видимо, это было сделано из соображений пожарной безопасности. В любом случае, просто так запирать двери своей вотчины Куша не имел права, а вот придумать устройство, которое бы знало, что в помещение вошёл не он, а также блокировало бы шкафы с сомнительным содержимым, — пожалуйста. Куша был истинным энтузиастом своего дела: не успев даже снять верхнюю одежду, он уже включал какие-то устройства, регулировал разнообразные рычаги на странной панели напротив входа. Пока я вешал свою куртку в шкаф, он уже успел ввести какой-то код, и на экране начали мелькать разные цифры. — Система проводит самодиагностику, — объяснил он мне. — Так сказать, утренний ритуал, как у людей, когда они просыпаются, потягиваются со сна, чистят зубы и так далее. Я склонил голову, и вдруг меня посетила одна странная мысль. А почему бы и не спросить? В любом случае, Кага — единственный, кто смог бы дать полностью исчерпывающий ответ. — Скажи, Кага-семпай, — начал я, — ты не в курсе… — Отбросим формальности, — Куша махнул рукой. — Называй по имени: тут школа, а не политическая арена. — Хорошо, — я улыбнулся. — Куша, скажи, пожалуйста, веришь ли ты в привидения? Куша поднял голову и изумлённо воззрился на меня. На мониторе его монстросистемы выплыло какое-то сообщение, но он не обратил на это никакого внимания. Леонардо 4.0 начал лениво двигаться по помещению научного клуба, изредка издавая электронный писк различной степени высоты. Он вальяжно проплыл мимо меня и устремился к входной двери. — Честно говоря, я ошарашен, — произнёс Куша, поправляя очки на носу. — У меня сложилось мнение, что ты последний человек, который мог бы задать такой вопрос. — Дело во вчерашнем инциденте, — я неосознанно потёр левое плечо. — Во время дежурства в уборной на третьем этаже зеркало там взорвалось при странных обстоятельствах. Кага закусил губу и потупился. Он барабанил по столу длинными пальцами; на указательном краснел ожог — наверняка химический. — По закону сохранения энергии они могут существовать, — вымолвил он после минутного молчания. — Но лично я предпочитаю верить в то, с чем имел дело. Пока ни одного убедительного доказательства существования духов я не нашёл, но, может быть, тот самый взрыв в уборной им и станет. Хотя… Этому можно найти и логичное научное объяснение. — Но вероятность всё же имеется? — уточнил я, поправляя ручки школьной сумки на плече. — Вероятность всегда имеется, — Куша провёл рукой по всклокоченным волосам. — Причём чего угодно: и эффекта Мандела, и существования инопланетян, и Бермудского треугольника, и Лох-несского чудовища. Совсем другой вопрос в процентном соотношении вероятности и её применения к реальности. Я кивнул, решив, что получил ответ на свой вопрос, и перевёл тему на практику клуба: по правилам, действовавшим в Академи, я должен был участвовать в жизни кружка, в который вступил, не менее раза в неделю. Куша великодушно разрешил мне самому решить для себя этот вопрос, и на этом мы распрощались. Я пошёл на первый этаж, преодолев площадку второго и борясь с огромным искушением заглянуть туда. Но я не мог: у меня не имелось ни повода для визита в чужую классную комнату, ни даже оправдания оного. Поэтому я направился в свою аудиторию: там меня тоже ждали дела. Ацу уже сидел на своём месте, читая книгу в тёмной обложке. Увидев меня, он вскочил и с широкой улыбкой произнёс: «Доброе утро!». Я ответил не менее эмоционально: зарождавшуюся дружбу с ним мне необходимо было закрепить. — Скажи, а правда, что вчера после уроков твой кружок проводил какой-то обряд в уборной? — спросил я, устраиваясь за своей партой. Даку опустил глаза и потёр нос. — Да, такое действительно было, — тихо проговорил он, наклоняясь ко мне поближе. — И мы об этом пожалели. Видишь ли, там, в этой уборной, живёт очень сильный и злой дух, и всё общение с ним нужно проводить, пока на улице светло. Если попасть на его территорию в тёмное время суток, то можно оказаться в его полной власти. Орочи повёл нас туда сразу после занятий, чтобы дежурные после нас успели там убраться до наступления сумерек, но обряд затянулся. Вечером Орочи звонили на мобильный, рассказали, что из-за него один из дежурных даже пострадал. — Верно, — я кивнул и коснулся плеча через плотную ткань пиджака. — Этот пострадавший — я. Даку ахнул и прижал ладонь ко рту. Его правый глаз, который был виден за прозрачной линзой очков, вытаращился в полном удивлении. — Какой кошмар! — прошептал Ацу, исследуя глазом моё лицо и стремясь найти ту самую травму, о которой слышал. — И что с тобой произошло? Я улыбнулся, стараясь всем видом показать, что никакой трагедии не свершилось. С другой стороны, мне была нужна информация о странном феномене в уборной, особенно после слов матери о погибшей там девочке. — Сначала раздался истошный крик, — наклонившись вперёд, я придал голосу максимум театральности. — Потом я услышал непонятное щёлканье. Повернувшись к источнику звука, я увидел, как зеркало начало покрываться трещинами — прямо на моих глазах. Затем оно с громким звуком взорвалось, обдав меня дождём осколков, один из которых порезал мне плечо. Затем, один за другим, полопались все светильники, и мне пришлось выбираться оттуда наощупь. Даку впитывал каждое моё слово. Книга, которую он читал, свалилась у него с колен и теперь лежала на полу обложкой кверху, но он даже не обращал на это внимания, полностью увлечённый моим рассказом. — Ужасно… — прошептал он, когда я закончил. — И как ты… Ну, как себя чувствуешь? — Всё в порядке, — я кивком поприветствовал прошедшую мимо Бенши Такамине, занимавшую стол за мной. — Порез был достаточно глубоким, однако медсестра обработала его. — А… Духовно? — Ацу пристально изучал моё лицо, как будто видел его в первый раз. — Разве призрак не напугал тебя? Я отрицательно помотал головой, планируя, как бы выведать у него побольше. Почему-то мне казалось, что история девочки Ёрико, которая закончила свой жизненный путь в школьном туалете, когда-нибудь мне пригодится. — Отделался малой кровью, — отшутился я, пожимая плечами. — А что за призрак обитает в той уборной? Неужели какой-то строитель погиб при возведении Академи? — Вовсе нет, — Ацу сочувственно покосился на моё плечо. — Эта история куда более печальна. По рассказам Орочи, около тридцати лет назад девочку по имени Такада Ёрико зверски зарезали в той самой уборной. С тех пор её неупокоенная душа ищет возмездия, навеки привязанная к месту гибели. Я изобразил шок, отшатнувшись и выпучив глаза. — Да ты что? — а вот над тоном голоса надо бы поработать, я сам слышал, как переигрывал. — Убийство? В нашем захолустье? Да ещё и зверское? — Именно, именно, — Ацу закивал, как кошка-талисман. — Бедную девочку просто искромсали. Орочи нам рассказывал: его мама тогда как раз училась в старшем классе, а папа поступил на службу в полицию. Это было просто ужасно! — А виновных наказали? — спросил я, подавшись вперёд. Даку отрицательно мотнул головой. — Вроде там подозревали кого-то, но потом оказалось, что это неправда, — вымолвил он, потирая висок под дужкой очков. — Кажется, арестовали другую девочку, но потом быстро отпустили. Это понятно: как вообще девочка могла совершить такое преступление? Орочи рассказывал: некоторые удары были такой силы, что рассекали кости. Ну какая девочка на такое способна? Ха. Ты был бы весьма удивлён, друг мой. Теперь всё становилось на свои места: мама убила эту Ёрико за то, что та посмела встать между ней и папой, и теперь призрак, как бы абсурдно это ни звучало, искал шанса отомстить. Видимо, он почувствовал во мне кровь моей матери и потому так агрессивно набросился на меня. Ну, или он встречал таким приёмом всех, кто заходил в уборную. — Орочи сказал, что… — Ацу начал было говорить, но быстро осекся и посмотрел наверх. Он тут же вскочил и поклонился так низко, что можно было подумать: к нам зашёл сам директор школы. Я поднял голову. У моего стола стоял Руто Орочи — глава клуба мистики и оккультизма. Высокий и довольно симпатичный внешне, он ходил с мрачным выражением лица и синяками под глазами. Школьную форму он дополнял ожерельем со звездой и браслетом с брелоками, а в руках у него была книга, на обложке которой я безошибочно узнал пентаграмму. Я встал и поклонился: Руто Орочи был старше меня, и мне полагалось выказывать ему знаки почтения. — Это ты пострадал вчера от рук духа? — спросил Руто глухим голосом. — Я, семпай, — мне оставалось только ещё раз поклониться. — Но порез оказался неглубоким: всё уже зажило. Руто поводил глазами и облизнул губы, оправдывая своё имя. — Зайди как-нибудь к мне в клуб, — проговорил он. — Нам нужно будет побеседовать. И с этими словами он спешно вышел из аудитории, не обратив внимания на Даку, который начал что-то ему говорить.