Чернее ночи

В среду пошёл дождь. Не тот мелкий неприятный мартовский дождик, а полновесный ливень, больше характерный для летнего сезона дождей. Встав чуть пораньше, чтобы приготовить завтрак, я прослушал прогноз погоды и весьма впечатлился, узнав, что сегодня выпадет месячная норма осадков. Я взял с собой зонтик с большим куполом и даже набросил сверху дождевик для подстраховки. Эти меры оказались весьма кстати: дождь шёл косо из-за ветра, и, если бы не дождевик, я бы промок до нитки. В школу я пришёл в семь утра — за полтора часа до начала уроков. Поставив зонтик в специальное ведро у шкафчиков с обувью, я переобулся и устремился на третий этаж — в научный клуб, чтобы оставить там верхнюю одежду. Как и почти все помещения в Академи, дверь научного клуба не имела замков — во всяком случае, видимых. На ручке двери был расположен датчик отпечатков пальцев, считывающий данные каждого, кто входил сюда. Если с утра первым сюда заявлялся не один из тех, чьи данные были занесены в систему безопасности, разработанную Кушей собственноручно, то тогда многие дверцы шкафов блокировались намертво. Куша сказал мне, что мои параметры системе уже знакомы, так что я могу заходить в помещение кружка без всякой боязни. Проверять точность этого утверждения я не решился: мало ли, может, тут висят миниатюрные камеры видеонаблюдения? Повесив куртку в шкаф, я устремился в класс, но не успел дойти до аудитории: телефон завибрировал у меня в сумке. Надеясь на то, что это мама и папа, которые наконец-то долетели до Нью-Йорка, я быстро влетел в класс и, положив сумку на свою парту, стал рыться в ней. Вытащив смартфон, я быстро проверил экран. Это были не мои родители, однако значок сообщения, пульсировавший на рабочем столе, заставил меня оживиться. «Аято-кун, доброе утро! Пожалуйста, замени микрофоны во всех помещениях, куда ты размещал их накануне: сейчас идеальное время, потому что пока никого нет. Взамен я скажу тебе, куда направиться, чтобы своими глазами наблюдать сцену между Ямада и Осана. Новые микрофоны найдёшь на полочке в своей парте». Спрятав телефон во внутренний карман школьного пиджака, я пошарил на полочке и вытащил небольшой пакет — точь-в-точь такой же, какие мне постоянно передавала эта таинственная девочка. Что ж, пора. И лучше поспешить, пока хозяева кабинетов, которые мне необходимо посетить, не пришли в Академи. Мне пришлось побегать, однако я успел разместить микрофоны. Как только последний из них занял своё место, заменив предшественника, смартфон в моём кармане снова оживился. «Отличная работа, Аято-кун! Старые микрофоны оставь на полу там, где сейчас стоишь, и направляйся в свою аудиторию: я дам тебе знать, когда и где начнётся драма». Хмыкнув, я осторожно опустил пакет со старыми микрофонами на пол и послушно пошёл к лестнице. Мне встретилась Мегами, которая не ответила на моё приветствие и сделала вид, что меня не существует. В классе, кроме меня, ещё никого не было: ни время, ни погода не располагали к раннему и быстрому путешествию, пусть даже на небольшое расстояние. Поэтому я занял свою парту и начал одну за другой выкладывать вещи на гладкую поверхность. У меня с собой была книга Гилберта Арчера — я взял её для того, чтобы скоротать время, если пришлось бы ждать сцены между Таэко и Осана. И сейчас я искренне обрадовался своей предусмотрительности: мне предоставился шанс провести время с пользой. Сходив к шкафчику в дальней части аудитории и взяв оттуда учебник, я вернулся к парте и, сев на стул, погрузился в книгу. Агент Арчер явно был мастером своего дела: он писал о мимике, о физиогномике, о тоне голоса чётко и ясно, без лишних эмоций и деталей. Его труд можно было воспринимать как энциклопедию по тому, как стоит трактовать человеческие чувства, и подобная книга была мне просто необходима, ведь я попросту не понимал, как это можно сделать иначе. Дедушка Кента как-то раз, рассказывая забавную историю из своей юности, бросил такую фразу: «Едва войдя в комнату, я почувствовал, что что-то не так». Тогда я ничего не сказал, потому что не хотел перебивать дедушку, но мне стало очень интересно, как он это сделал. Лично я подобного таланта был начисто лишён и мог вычислить чужие эмоции исключительно по признакам, изложенным в книге бывшего агента. Почувствовав спиной холод, я поёжился и обернулся. Одно из окон не было закрыто до конца; видимо, кто-то из дежурных решил проветрить помещение и забыл прикрыть створку. Встав с места, я направился к концу ряда и, закрыв окно, посмотрел через него наружу. Редкие ученики хилым ручейком тянулись к воротам Академи, прячась под зонтиками от разбушевавшейся непогоды. Дождь стал чуть потише, но всё равно жестоко хлестал, настойчиво барабаня по подоконнику, словно припозднившийся гость. Отойдя от окна, я повернулся, чтобы направиться к своему столу, и замер на месте от неожиданности. Тот самый американец, Фред Джонс, стоял у моей парты и обозревал обложку книги, которую я читал. Я поклонился и громко поздоровался, чтобы привлечь его внимание. Джонс, ничуть не смутившись, улыбнулся мне и промолвил: — Это мой дедушка. — Прошу прощения? — я поднял брови, не вполне понимая, о чём он. — Гилберт Арчер — мой дедушка, — спокойно пояснил Фред, пряча руки в карманы. — Странно, что ты выбрал его книгу: она не особо-то тянет на лёгкое чтиво. — Просто книга показалась мне столь захватывающей, — я поднял уголки губ кверху. — Если Гилберт Арчер — ваш дедушка, то вам действительно повезло, семпай. Джонс хмыкнул и прислонился бедром к одной из парт во втором ряду. — Давай-ка отбросим формальности, — промолвил он, склонив голову набок. — Я всего на год старше, так что говори более комфортно… Напомни-ка имя? — Айши Аято, — я поклонился. — Как скажешь, Джонс-семпай. — Отлично, Аято, — Фред казался расслабленным, но по какой-то причине взгляд его голубых глаз был острым, как ледяная стрела. — Я тут искал Суккуби — он вошёл в мой клуб вчера и просил научить его портретной съёмке. Когда он придёт, скажи ему, что я его искал, о’кей? Я кивнул, и Джонс, бросив в ответ широкую и белозубую, но холодную улыбку, развернулся и вышел из класса. Проводив его глазами, я снова сел за парту и задумался. Интересно, зачем он приходил? Мы проучились в школе только три дня, но я уже успел заметить, что Дубиду Суккуби не являлся ранней пташкой. Конечно, Джонс мог об этом и не знать, но к чему спешить с уроками портретной съёмки, которые вряд ли будут проводиться индивидуально? И этот его взгляд — пристальный, изучающий… Льдистые голубые глаза словно просвечивали меня насквозь, будто рентген. А ещё это его замечание о книге Гилберта Арчера, о том, что известный и по-своему великий агент ФБР являлся его дедушкой… Что ж, скорее всего, это правда, но что данный факт означал для меня? Всё просто: свои знания Арчер вполне мог передать внуку. Раскрыв книгу и полистав страницы, я усмехнулся. Поосторожнее, Аято, а то такими темпами у тебя разовьётся паранойя. Президент клуба зашёл в аудиторию к одному из членов своего кружка. Не обнаружив его там, он попросил единственного, кто присутствовал, передать сообщение; что тут удивительного? Абсолютно ничего. А взгляд… Что ж, мне, не привыкшему к голубым глазам и европеоидным чертам лица, могло показаться что угодно. От мыслей о Джонсе меня отвлекла вибрация смартфона во внутреннем кармане. Быстро вытащив его, я прочитал долгожданное сообщение от Инфо-чан: «Осана Накама уже направляется в класс. Обычно они с Ямада Таэко идут в школу вместе, но сегодня она попросила его не ждать её; интересно, что случилось, Аято-кун? Скорее всего, она придёт к нему в классную комнату, чтобы поблагодарить за такую прекрасную и своевременную помощь её обожаемому младшему братцу, так что сиди на своём месте и жди: драма сама придёт к тебе». Хмыкнув, я удалил сообщение и погрузился в чтение, но ровно до того момента, как в класс пришёл Ацу: ему не терпелось поделиться со мной тем, как прошло очередное его занятие в клубе мистики. Мне пришлось отложить книгу: общение со сверстниками было весьма важным фактором в формировании репутации. Мне пришлось слушать о том, как Руто Орочи прочитал прекрасную лекцию о вампирах, а потом они устроили коллективное чтение знаменитого романа барона Олшеври об этих кровопийцах. Мне хотелось расспросить его побольше о Ёрико — той самой девочке, которая погибла в печально известной уборной и призрак которой, согласно легенде, всё ещё пребывал там. Но Ацу не дал мне вставить ни слова, с горящими глазами эмоционально вещая о вампирах, и мне оставалось лишь слушать и кивать в такт его речам. Осана Накама вошёл в класс явно в хорошем настроении: он даже улыбнулся, здороваясь со всеми присутствовавшими. Я краем глаза следил за ним, что было нетрудно: его парта располагалась через проход от моей. Он снял куртку и отправился в дальний конец классной комнаты — там был отгорожен небольшой закуток, куда ученики, не принадлежавшие ни к каким клубам, вешали верхнюю одежду. Вернулся он оттуда уже без куртки и с учебником в руках. Присев на стул, он вытащил смартфон и проверил сообщения, а потом начал нетерпеливо посматривать на дверь, явно ожидая кого-то. Барабаня пальцами по столу, свободной рукой то и дело приглаживая волосы, Осана улыбался своим мыслям и периодически посматривал на экран смартфона. Видимо, он решил, что сердце Таэко уже принадлежало ему, ведь он, такой герой, сваял для её брата столь замечательный во всех отношениях коллаж. Таэко не заставила себя ждать: уже через десять минут она вошла к нам в класс и сдержанно поздоровалась со всеми, но голос её чуть дрогнул, выдавая душевное волнение. Она подошла к Осана, и я внутренне подобрался. — … А потом та дама в белом превратилась в туман, — Даку с восторгом зажмурил глаз. — Он окутал овраг, и бедный юноша побежал туда за прекрасным видением. Произнеся нейтральное: «Надо же!», я изобразил на лице искренний интерес, но при этом старался не упустить из вида то, что происходило рядом. — Привет, — Осана помахал рукой и неуклюже встал, глупо улыбаясь. — Ну что, как там презентация Кодомо? Таэко резко вдохнула и едва слышно вымолвила: — Не знаю, с чего ты сделал вывод, будто твоя грубая шутка уместна, Накама. В любом случае, Кодомо вынесли суровый выговор, и теперь его мечте участвовать в конкурсе не суждено сбыться никогда. Он проплакал полночи. Надеюсь, ты доволен. С этими словами Таэко круто повернулась и вышла прочь из класса. Хагивара Сакура, посторонившаяся, чтобы пропустить её, растерянно посмотрела ей вслед и, пожав плечами, направилась к своей парте. Я опустил голову и улыбнулся. — А потом граф Карло занёс руку с колом над грудью графини… — Даку сложил руки у груди от восторга. — И вдруг разразилась гроза! — Надо же, — я покачал головой и потёр рукой нос, стараясь скрыть торжествующую улыбку. — Гроза? — Точно! — Ацу всплеснул руками, словно выступал в театре. — Так вот, графиня открыла глаза…

***

День шёл гладко и, впрочем, гармонично. Таэко усиленно игнорировала Осана каждую перемену. Несколько раз я не отказал себе в удовольствии заглянуть к ней в классную комнату, чтобы своими глазами увидеть, как Осана раз за разом получает весьма холодный приём. Правда, вскоре мне пришлось отказаться от подобных путешествий, потому что Фред Джонс, заметивший меня, подошёл и спросил, к кому я пришёл. Я отговорился тем, что захотел навестить Кушу, на что Джонс, демонстративно обведя глазами аудиторию, промолвил: «Думаю, он в помещении научного клуба, как и всегда». После этого я не решился вновь идти туда: острый взгляд американца смущал меня и заставлял поднапрячься. Вместо этого я связался с родителями, чтобы узнать, как они устроились. Мы постоянно обменивались текстовыми сообщениями, но звонок, как мне казалось, в такой ситуации бы не помешал. Мама была в восторге от Нью-Йорка: ей нравилась царившая там постоянная суета и строгий урбанистический облик города. Она высказала сожаление, что мы посетили этот мегаполис не всей семьёй. Папа же пребывал в подвешенном состоянии; он не совсем понимал, чем конкретно ему заниматься, и полностью ушёл в работу, как только они наладили доступ в сеть для ноутбуков. Он спросил меня, как я себя чувствовал, и, получив заверения в том, что моё здоровье в наилучшем состоянии, чуть успокоился. На обеде мне довелось наблюдать весьма забавную сцену. Кенчо со своим подносом сначала попытался присесть к школьному совету (откуда был изгнан собственной сестрой), а потом — к своим одноклассникам (парень с насупленными бровями резко поднялся со стула и скомандовал: «Прочь!»). Он так и застыл посреди помещения, осматриваясь и походя на дезориентированного птенца, выпавшего из гнезда. Я уже успел выяснить, что многие из одноклассников Кенчо ни в какую не хотели с ним дружить: многие из них присоединились к так называемой группе хулиганов под руководством девицы по имени Осоро Шидесу. Хулиганами, на мой взгляд, назвать их можно было весьма условно: время они коротали на улице, стоя у пристройки с печью для сжигания мусора и слушая старенький радиоприёмник, который они настроили на волну полицейских новостей. Они не позволяли себе ничего экстремального, только приходили на урок не за пять минут до начала, а за одну, повязывали на шею дурацкие цветастые банданы и общались грубыми, нарочито низкими голосами. Осоро Шидесу училась во втором классе и имела вид весьма суровый. Про неё ходили разнообразные слухи: что она участвовала в боях без правил, что она когда-то убила человека, что она однажды победила в схватке одиннадцать крепких парней… Вряд ли это являлось правдой, но одно было точно: эту девчонку боялись и уважали. И большая часть одноклассников Кенчо почти сразу же перешла в её группировку, немедля обзаведясь грубоватыми манерами. Они перестали бояться, считая, что Осоро защитит их в любом случае, и не считали нужным оказывать отпрыску богатой семьи особое расположение. Ещё в их классе учился юноша, который намеревался возглавить спортивный клуб. Этот Асу Кен был бегуном с разрядом, а также приходился племянником нашей учительнице физкультуры Киоши Тайсо. Он имел вид крайне жизнерадостный и во время перемен либо выводил людей в коридор для небольшой разминки, либо мчался к спортивному комплексу, чтобы хотя бы пару минут позаниматься в зале. Кенчо мог бы подружиться с ним: Асу Кен казался довольно добродушным и открытым, однако младший Сайко терпеть не мог физическую активность и из спорта признавал лишь конный. Другие люди, числившиеся в классе «1-2», тоже не годились Кенчо в друзья по тем или иным причинам, и в итоге он остался один. А одиночки не выживают, особенно в школе, где жёсткая иерархическая система не прощает ни малейшего падения. Это могла бы быть неплохая месть Кенчо за все те детские годы, когда они с сестрой нарочито игнорировали меня и пытались пронять своей беспочвенной ненавистью. Но я понимал: детство уже прошло; впереди — взрослая жизнь, ответственная и сложная, и на этой непростой дороге мне лучше заручиться поддержкой самой могущественной семьи в стране. И пусть на данный момент это грозило моей репутации небольшим падением, всё же выгода превышала риски. Извинившись перед Даку, который молол очередную чушь про нечисть, я встал из-за стола и подошёл к Кенчо. Он пользовался дорогой парфюмерной водой, и её роскошный запах окутывал каждого, кто подходил к нему ближе, чем на метр. Мне всегда казалось, что обливаться духами так обильно — это дурной тон, но, разумеется, я никогда не высказывал этого вслух. Тронув младшего Сайко за плечо, я с улыбкой проговорил: — Можешь присоединиться к нам: у нас как раз есть одно свободное место. Кенчо круто обернулся, и, сфокусировав взгляд на мне, нахмурился. Он посмотрел на столик, о котором я говорил: сейчас там сидели Ацу и Куша, причём последний пожирал карри с пугающей интенсивностью, а первый робко посматривал на меня, ожидая моего скорейшего возвращения на место. Благодаря книге Арчера я понимал душевную борьбу Кенчо: с одной стороны, ему не улыбалось принять помощь от человека, которого он недолюбливал. С другой же, признать унижение и сесть одному, как изгой, явилось бы для него огромным ударом по гордости. А гордость для каждого Сайко — это самое больное место. Его взгляд снова вернулся ко мне; он явно оценивал и просчитывал варианты и вскоре пришёл к верному выводу: ему никто не собирался подавать руки, кроме меня. — Ладно, — сквозь зубы процедил он, и я, улыбнувшись, повёл его к нашему столику. Ацу сначала даже не обратил внимания на Кенчо; он был так рад тому, что я наконец-то вернулся за стол и разбавил общество Куши, что заметил младшего Сайко только тогда, когда последний сел на место рядом с ним. — Кенчо будет обедать с нами, — мягко промолвил я. — Кенчо, это Кага Куша и Даку Ацу. Сайко процедил: «Приятно познакомиться» с таким кислым видом, как будто разжевал лимон. Ацу прошелестел в ответ робкое «Взаимно», а Куша, оторвавшись от карри и не потрудившись воспользоваться салфеткой, жутковато улыбнулся и вымолвил: — Добро пожаловать, дорогой друг! Кенчо перекривился. Я взял в руки палочки и начал пустую светскую беседу на обычные школьные темы: учителей, уроки, домашнее задание… Некоторая напряжённость сохранилась до конца обеда, но всё же чуть ослабла, и Кенчо, прощаясь с нами перед дверью своей аудитории, даже не скорчил свою фирменную гримасу: видимо, чувство благодарности было не чуждо даже ему. Весь оставшийся день я наслаждался зрелищем несчастного Осана, который каждую перемену уходил в конец класс к своей подруге Райбару Фумецу-- девочке с милым детским личиком и совершенно не соответствовавшей ему спортивной фигурой с широкими плечами. Он жаловался ей на то, что вовсе не отсылал «тот дурацкий коллаж», что кто-то его подставил, что это глюк системы. Райбару утешала его, мягко приговаривая: — Ничего страшного, Накама: ты ведь знаешь её с детства. Она чуть-чуть подумает и поймёт, насколько абсурдна сама мысль о том, что ты мог сделать такое. Осана в ответ ныл что-то о том, что не так рассчитывал проводить своё время в старшей школе. Прислушиваясь к этому разговору, я улыбался про себя: как хорошо, что цель была достигнута.