༄༄༄
Никогда в жизни на меня не обращали столько внимания, и очевидно, для этого самого внимания я не создан. Ловить на себе чужие взгляды мне не нравится. «Ненавижу их». Даже в столь ранний час, когда люди только начинают лениво стекаться на улицы, открывая магазины или же заглядывая в те, что уже открылись, каждый, похоже, считает своим долгом на меня посмотреть. Некоторые искренне обеспокоены при виде меня в компании двух патрульных с каменными, как у инквизиторов, рожами. Другие качают головами, до наглости громко перешёптываясь о том, что я получаю по заслугам… Откуда им вообще знать о моих заслугах? А некоторые — в основном дети, плетущиеся в школу, — просто нагло пялятся с сияющими от любопытства глазами. Однако для всех них я словно экспонат на выставке. Их глаза, придирчиво оценивают меня, изучая со всех ракурсов. «Хватит глазеть!» Силясь отвлечься, я начинаю раздумывать, успел ли уже Кофи добраться до дома. Рассказал обо всём Кайлу? Кайл разозлился? Испугался? Хотя для него ведь не существует нерешаемых проблем, а значит, он скорее всего лишь рассмеялся, когда услышал, что я опять вляпался в неприятности. «Младший братик — синоним катастрофе», — всегда говорит он, улыбаясь. Тогда он уже придумал, как меня вызволить, и спешит ко мне на помощь, так? Надеюсь только, что Кофи не разбудил наших мам. Те не знают, что мы тырили ауру из-под носа шаманов; мамам не следует говорить, что ты нарушаешь закон. Однако теперь не могу и не представлять, как ма, узнав, прибежит следом, крича и ругаясь, собирая ещё больше пытливых зевак. Заставляя меня краснеть, позоря перед всем городом, пока отчитывает как первоклашку и ворчит, что во всём этом виновато плохое влияние отца. «Говорила я, нечего ему брать тебя с собой в командировки в Сент-Дактальон, когда ты был маленьким, Еля. Этот город прогнил от преступности насквозь!» Зажмуриваюсь на миг, прогоняя эту мысль, но один из близнецов тут же тычет мне в спину, чтобы я шагал побыстрее, и приходится снова открыть глаза, чтобы не споткнуться. Видимо, им тоже не по вкусу внимание прохожих. Оставив косые, пыльные дороги позади, мы вскоре приближаемся к высоченным каменным воротам Тик’аля, на которых с обеих сторон выгравированы сложные узоры в виде животных, кажущихся зловеще реалистичными среди теней восходящего солнца. «Сбежать из ада только для того, чтобы вернуться в него в тот же день, — сам в себе разочаровываюсь. И впрямь синоним катастрофе». Насколько мне известно, ворота никогда не закрывают. Может, они уже и не функционируют, служат лишь для демонстрации силы и таланта древних мастеров. Люди же здесь, наоборот, спешат. Те, кто работают в храмах, садах и библиотеках на шаманской территории, однако сами не являются магами, не имеют права жить в священном Тик’але, так что им приходится постоянно ходить туда-обратно. Ведущие меня Близнец и Близняшка обмениваются парой фраз с проверяющим документы у ворот стражником, мужчина с жиденькими усиками пристально смотрит на меня долгое, подозрительное мгновение, а затем подходит, чтобы обыскать. — Эй-й! — невольно морщусь, когда его грубые ручищи хлопают меня по нагрудному карману, прямо по тому месту, которым я ударился о землю меньше часа назад и где явно зреет свежий синяк. Не обращая внимания на мои возмущения, усач вытаскивает из другого моего кармана золотые часы. — Не работают, — заявляет он, встряхнув их. «Прямо как твои извилины». — Знаю. — Карманные часы старые, принадлежали ещё моему прадеду. Это семейная реликвия, которую я ношу с собой как талисман на удачу, не более. Конечно, не работают. В конечном итоге вернув мне часы и конфисковав перочинный ножик, стражник, кажется, остаётся доволен, и патрульные ведут меня за ворота. — Уже струхнул? — усмехается Близнец, голос у него теперь звучит раздражающе самодовольно. Его сестра ухмыляется и спешно уходит прочь, в поисках кого бы там ни было, кто должен меня допрашивать. Игнорируя назойливую тревогу, свербящую в мыслях, как комариный писк, я заставляю себя покоситься на патрульного с таким цинизмом, какой только могу изобразить на лице. — Не дождётесь. — Знаю я, как это работает: мне начнут угрожать, попытаются запугать и заставить признаться в преступлении. Близнецам награда, мне наказание. Но неужели они считают, что мы с братьями не продумали всё прежде, чем рисковать жизнями? Если я не признаю вину, меня и наказать не смогут. Единственная улика — пузырёк с аурой — уничтожена, и даже если пойдут собирать осколки, на них нет отпечатков моих пальцев. Ни-че-го. Остаётся лишь моё слово против слова патрульных. «Посмотрим, кто сдастся первым». Близнец ничего больше не говорит, лишь больно хватает меня за локоть и ведёт дальше, через площадь, которая расположена за воротами. Когда он дёргает меня ближе к себе, понимаю, что от его формы разит потом так жутко, что меня чуть не выворачивает. День становится всё хуже и хуже. «За что мне всё это?» Площадь впереди огромная, выложенная ровненькой, чистой плиткой, и с помпезным фонтаном по центру, который, правда, наполнен обычной, радужно переливающейся на солнце водой, не аурой. Дальше же высится Великий Храм: белеющие стены, бесчисленные резные колонны раза в четыре выше меня, балконы, аркады и балюстрады… И бесконечные арки, соединяющие разные переходы и этажи. Подёрнутое лёгким туманом зари, всё выглядит розовато-иллюзорным, мистичным. Прекрасным и ужасным враз. Тик’аль был построен сотни, если не тысячи, лет назад, всевластными шаманами, которые с помощью своих заклятий даже тогда могли путешествовать по всему миру, набираться опыта и находить лучшие материалы. Взяв самое-самое, по их мнению, из архитектуры разных народов и эпох, они возвели каменный лабиринт из храмов, доживший до наших дней благодаря магии. «Давно уже должен был стать музеем». Интересно, однако, что повидали его холлы?.. Как короли прошлого жили и умирали в своих шелках, любовники ссорились и мирились по закуткам, а враги окропляли полы, по которым теперь ходим мы, кровью? «И кости их всех давно обратились в могилах в прах». Неужели я тоже стану одним из тех, чья история окончится здесь? Но нет, братья вот-вот за мной придут. Вступятся за меня как всегда. Кайл подкупит начальника стражи или выдумает всему простецкое объяснение, и этот день останется одним большим недоразумением. Никто не сможет выпытать из меня правду, я уверен. «Уверен». Только… «А если меня ведут к императрице?» — страх начинает теребить сердце. Отчего-то мне думалось, что меня утащат в какой-нибудь подвал, за потайную дверцу, в тюремную камеру для допроса, а может, и пыток, но Близнец волочёт меня прямиком к громадным дверям центрального входа в храм. Говорят, императрица способна читать чужие мысли, она же раскусит меня за секунду… «И тогда я точно исчезну, прям как тот контрабандист, которого поймали в прошлый раз». Однако мы не идём к императрице. По крайней мере пока. Близнец лишь заводит меня в главный зал храма, откуда в разные стороны тянутся коридоры и лестницы. Затмевая на время страх, удивление застаёт меня тут врасплох. Я бывал в Тик’але прежде — на площади снаружи, когда та была набита людьми и киосками с ароматными вкусностями во время сезонных фестивалей, — но никогда прежде мне не выпадал шанс увидеть храм изнутри. Он гигантский и… пустой. Просторные залы, несколько ваз с цветами по углам, над головой аурные фонарики, в которых мечется иссиня-чёрное пламя, испускающее холодный свет, но — ни единого кресла, чтобы сесть и передохнуть, никакого декора на стенах помимо старых барельефов, никаких ковров или штор, чтобы создать атмосферу тепла и уюта. «Разве шаманам не хочется уюта? Или их боги презирают роскошь?» — понимаю вдруг, что о том, как ведут свою жизнь волшебники, я знаю совсем немного. Как же мне тогда притворяться одним из них? Через пару минут возвращается Близняшка, подходя к нам в компании другого мужчины. Форма у того свежая и отглаженная, видимо, он их командир, который может себе позволить просиживать дни в кабинете. — Этот, что ли? — спрашивает командир, глядя на меня сверху вниз с выражением лица, не выказывающим ровным счётом никаких эмоций. Когда Близняшка кивает, он вздёргивает подбородок. — Ведите наверх. — И уходит. — А что наверху? — уточняю я. Неопределённость пугает всё больше. Мне никто не отвечает. Второй этаж выглядит чуть более оживлённо. Тут уже нет грандиозных холлов, вместо них человеческого размера коридорчики и просторные галереи, по-прежнему без украшений, однако кишащие шаманами, расхаживающими по своим делам, какие бы они у них ни были. Шамана вычислить нетрудно: в отличие от людей в Кабракане, они не носят амулеты для использования магии, а ещё большинство из них одеты в вычурные мантии, больше похожие на приталенные, длинные и зашнурованные лентами халаты ярких цветов. Знаю, это традиционные наряды, которые шаманы носили со времён эры богов, чтобы подчеркнуть своё величественное происхождение, но теперь… выглядит вычурно. Малодушно. Просто позёрство, особенно учитывая, что у многих из-под этих мантий торчат футболки и треники. Добравшись до конца очередного коридора, мы с моей злосчастной свитой из двух патрульных входим в вестибюль. К моему маломальскому облегчению, тут есть скамейка у окна, а значит, смогу хотя бы вытянуть уже гудящие от хождения ноги. Пихнув меня на скамейку, Близнец снимает наручники с одного из моих запястий, но тут же защёлкивает браслет на ручке скамьи. — А? Я не настолько опасен, чтоб меня держать на привязи, — виляю рукой, проверяя, насколько крепок металл, и наручник больно впивается в кожу. Сломать не удастся. — Ты сам попросил привести тебя к шаманам, помнишь? — спрашивает Близняшка, стоя в шаге от меня и непринуждённо поправляя выбившуюся из пучка рыжую прядь. — Здесь только так. — А если мне в туалет приспичит? — Потерпишь. И отдай своё аурное кольцо. Опешив, в первый миг я молча таращусь на неё. «Кольцо?» Отдать? Но это же всё, что у меня есть. Без ауры, что в его камне, я не только не смогу телепортировать, но и сообщение Кофи мне не отправить — не спросить, почему их с Кайлом до сих пор нет! И, что самое ужасное, аурные кольца служат нам паспортами — информация зашифрована в драгоценный камень. Если проверят кольцо, узнают и моё имя, и адрес, и все-все мои прошлые шалости, включая тот глупый день в школе, когда я спёр ключи и влез в кабинет директора. Детская кража меня не украсит. «Идиот. Надо было выкинуть вместе с перчаткой». Но ссориться с солдатами себе же дороже, так что снимаю кольцо и нехотя протягиваю буравящей меня взглядом Близняшке. Камешек в кольце грустно поблёскивает за миг до того, как исчезнуть в её сжавшейся ладони. Не сказав больше ни слова, патрульные уходят, закрывая за собой вестибюльные двери, и я внезапно оказываюсь совсем один. Один в месте, полном врагов.༄༄༄
Мне хотелось, чтобы меня оставили в покое, однако одиночество теперь и не радует. Оно опускается на плечи, нависая, точно грозовая туча, точно момент приближающейся со скоростью грома неизбежной расплаты, гложа, дразня, угрожая, но не рассказывая, когда именно молния ударит меня насмерть, отчего лишь страшнее. И ударит ли? Быть может, сейчас-то и следует попытаться улизнуть. Но даже если каким-то чудом мне удастся высвободиться из наручников, у них же теперь есть моё кольцо — и моё имя. Шаманы будут знать, кого искать, так что даже домой идти нельзя. Наверное, если суметь перебраться и через защитные чары вокруг нашего города-анклава, я мог бы спрятаться где-нибудь за Кабраканом… в другом шаманском поселении на противоположном конце планеты? «Или в Сент-Дактальоне». Когда ма и па рассорились, папа переехал туда — я бы тоже мог. «Но ма тогда точно взбесится». «Или я мог бы сбежать в Большой мир». В одну из тех стран, населённую олухами, которые уже и не верят в волшебство. «Только вот говорят, что магия там вообще уже и не работает — совсем. Мне тогда что, жить как эти невежды? Тратить время на автомобили, поезда, самолёты, чтобы перемещаться? Опять велики? Ну уж нет, фиг». Да и кроме того, люди там ненормальные. Слышал, они вечно ссорятся на пустом месте, споря, у кого больше бумажек, которые они называют деньгами. У них в качестве валюты бумага! Нашей валютой является аура — чистая энергия — и с помощью наших аурных монет, аурок, можно и лампу зажечь, и чайник вскипятить, и портал открыть. А что можно сделать с деньгами из бумаги? «Туалетную бумагу». Тяжёлые шаги за дверьми разносятся эхом по коридору, вырывая меня из мрачных раздумий. Только теперь замечаю, что грызу ногти; Кофи б сказал, что у меня стресс, раз я вновь взялся за ногти. «Прибью их с Кайлом, когда они наконец притащат сюда свои ленивые задницы. Где их носит? Вообще-то я и их тут прикрываю». Если шаманы узнают, что я соврал, моих братьев тоже ведь начнут проверять. Найдут всю ту ауру, что мы украли, все алхимические рецепты… Двери распахиваются. В вестибюль входят две пожилые женщины, обе в шаманских одеяниях. Одна из них — высокая, бледная и угрюмая — даже не смотрит на меня. Другая же, с волосами, бровями и ресницами поразительно белоснежного цвета, одаривает меня изумлённым взглядом, словно я оказавшийся не на своём месте вазон. Начинаю нервничать ещё больше, когда замечаю, что в руке у неё моё кольцо. Женщины пересекают вестибюль, не обронив ни слова, и скрываются за дверью кабинета на другой стороне. И опять я один. Однако на этот раз ненадолго. Через несколько минут дверь кабинета отворяется, из-за неё показываются всё те же две женщины, но теперь в компании невысокого мужчины, которого я узнаю. «Главный советник и правая рука императрицы Иш-Чель собственной персоной». Плохой знак. — Елисей Тамм, — произносит советник, читая с золотистого свитка, который держит в одной руке, а в другой тем временем вертит моё кольцо. Как бы тревожно мне ни было, хочется послать его куда подальше. Кольца — это же личное! Там вся моя жизнь… А шаманы передают её туда-сюда, словно какую-то безделушку? Драгоценный камень в кольце легонько переливается, когда магия из него тратится на то, чтобы перенести информацию и представить её самопишущимися словами на свитке. — Тут указано, что твоих родителей зовут Далила Тамм и Виктор Яров, верно? «Какой смысл отрицать факты?» — Да. — Поднимаюсь на ноги, чтобы оказаться с шаманами лицом к лицу. Наручники унизительно звякают, позволяя мне встать в полный рост, но вот отойти от скамейки дальше, чем на шаг, уже не получится. Понятия не имею, каков советник как личность. Я видел его лишь издали на праздничных церемониях несколько раз, но внешне он не особо стар, его осанка прямая и крепкая, в короткой бороде едва заметна седина, а глаза кажутся вполне благодушными и отзывчивыми, когда в зорких раздумьях изучают слова в свитке. «Может, мне удастся убедить его в своей правде». И мантия у него застёгнута, скрывая современную одежду, какая бы ни была снизу, так что выглядит он чтущим традиции, солидным и, как следствие, вполне внушающим уважение — если не считать того, что на его раздобревшем животе эта самая мантия начинает довольно нелепо топорщиться. «Но кто из нас не любит поесть?» — Стражи порядка поймали тебя с аурой, это тоже верно? — продолжает советник. Задумываюсь, а не начать ли отрицать это. Близнецов накажут за ложные обвинения, но я-то буду свободен, так что с чего мне за них переживать? Однако советник, ожидая ответа, опускает глаза на мою куртку, и взглянув вниз, я с ужасом понимаю, что ворот её заляпан аурой. Магия въелась в ткань точно чернила, оставив чёрные, глянцевые брызги. Хорошо хотя бы, что аура жжёт лишь живую плоть, а то продырявила бы и ткань, добравшись до самых моих костей — очевидно, пыталась. «Может, в этом и заключается дело? Может, шаманы вовсе и не живые в душе, поэтому аура их и не калечит в отличие от нас?» — Верно, — соглашаюсь в итоге. — И где ты её раздобыл? — спрашивает одна из двух женщин, та, что угрюмая. «Г-где?» — втягиваю носов воздух, мысли начинают метаться в поисках оправдания. У не-шамана нет способа легально заполучить ауру в чистом виде, без монет или амулетов. «Всё заходит слишком далеко…» Потому что у меня теперь остаётся лишь один ответ. — Я её призвал. — Сердце пропускает удар, когда с языка срывается столь наглая ложь. Шаманы переглядываются, однако я не могу прочесть скрытый за этими взглядами смысл. — Как? — настаивает советник. «Скажи уже правду, — нашёптывает подсознание. — Ты обокрал один из их священных фонтанов. Из тебя отвратительный лжец, ты это знаешь — и они знают. Просто насмехаются над тобой». Или… нет, но у них же нет доказательств. Нужно просто притворяться, пока сам себе не поверю. Пока братья не придут. В книгах пишут, шаманы просто-напросто призывают колдовскую энергию по велению мысли, из ниоткуда; они чувствуют сверхъестественную силу потустороннего мира, как мы прикосновение ветра, потому что аура течёт в их венах, как кровь в наших. Однако откуда мне знать точный процесс? «Что ж. Как говорят людишки из Сент-Дактальона — к чёрту. Раз уж я затеял эту игру, могу сыграть по полной». — Не знаю, — говорю. — Всё просто произошло. Я… почувствовал. И вновь они обмениваются взглядами. — Среди твоих предков имеются шаманы? — интересуется беловолосая женщина. В отличие от остальных, в голосе у неё хотя бы проскальзывает искренняя нотка стремления помочь. — Не знаю. — «Нет». — Может, тогда ты мог бы продемонстрировать нам свои навыки? Использовать магию без кольца? Опустив глаза, качаю головой. Угрюмая цокает языком, встревая: — А если мы предоставим тебе ауру, ты хоть можешь прикоснуться к ней и не обжечься, мальчик мой? Тут же вспоминаю о назревающем волдыре от ожога аурой между пальцами, он до сих пор зудит. — Иногда, — вру, тихо, чтобы голос не дрогнул. Остаётся лишь молиться богам, в которых я не верю, что мои слова звучат достаточно правдоподобно, и эти шаманы не способны читать мысли. — Не могу контролировать, когда это происходит. Меня никто не научил. — Даже чистокровные шаманы тратят целую жизнь на то, чтобы овладеть магией и отточить свои навыки, так что моё враньё должно сойти. — И ты никогда не задумывался над тем, чтобы найти учителя-шамана? «Это вопрос с подвохом?» Всем отлично известно, что каждый, кто обладает хотя бы капелькой волшебных сил, всегда стремится найти учителя. Потому что каждый хочет быть шаманом. Быть сильным. «Чтоб тебя…» Да даже я хотел стать магом в детстве! И это несмотря на то, что все в моей семье их ненавидят и неустанно напоминают мне об этом с малых лет. В ответ я лишь пожимаю плечами, чтобы не плести больше вранья. После короткой паузы Угрюмая поворачивается к своим коллегам и говорит гнусаво и чёрство, с завуалированной издёвкой: — Патрульные, что поймали его, утверждают, что видели, как аура коснулась его пальцев, не причинив боли, но кто доверяет словам патрульных? Им платят за то, чтобы наводили порядок, а не думали. Мальчишка, может, вытворил какой-то фокус, чтобы сойти за шамана и избежать наказания за кражу. — Не существует подобных фокусов, — спокойно возражает Беловолосая. — Тут либо магия, либо нет. Будь он простокровным, прикосновение к ауре почти наверняка бы лишило его уже рассудка. Юноша может оказаться невероятно талантливым, раз умудрился призвать ауру без какой бы то ни было подготовки. Мы не можем позволить ему загубить талант. — Может взять у него кровь на анализ. — Анализ ничего не покажет, если его силы до конца не пробудились, — говорит советник. — Для начала нужно его испытать. Но чтобы его испытать, нужно его обучить. Только вот кто будет этим заниматься, кто согласится его курировать? Воцаряется молчание. Затем, упрямо сложив на груди руки, Угрюмая снова окидывает меня с ног до головы презрительным взглядом. — Ну не можем мы просто его отпустить, Тихон, — не сдаётся она. — Тогда каждый, самый плешивый преступник в Кабракане решит, что можно безнаказанно обокрасть императрицу и притвориться шаманом. — Она не далека от истины. — Да и посмотрите на него, — вскидывает палец, указывая на мой разбитый висок, которым я ударился, пока боролся с похитителем велика, — он же дикий! А что, если учинит разбой в наших сакральных стенах? — Я не… — «не учиню ничего». Скорее машинально, я выставляю свободную от наручника руку, когда палец Угрюмой оказывается нацелен точно на меня, потому что выглядит это так, будто она вот-вот ткнёт меня им прямо в и без того ноющую, рассечённую кожу. Или, что ещё хуже, из этого её пальца полыхнёт какая-нибудь колдовская молния и поджарит мне брови, просто чтобы подчеркнуть своё шаманское недовольство. Однако вместо того, чтобы ударить, происходит точно — странно — противоположное. Когда я поднимаю руку, все три шамана в унисон шарахаются от меня, отпрянув, будто я в них горстью навоза швырнул. Отвращение отражается на их лицах, скрывшийся за маской сдержанной снисходительности долей секунды позже, но я всё равно успеваю его заметить. С запозданием вспоминаю, что шаманы до фанатизма высоко ценят личное пространство и не приемлют физического контакта. Даже между собой они не жмут руки при встрече, а прикосновение, пусть и случайное, простолюдина как я к шаману будет считаться наигрубейшим из оскорблений. Как плевок в лицо. Или пинок под зад. Нельзя трогать потомков богов, нельзя осквернять их небожительскую природу и тянуть к ним свои плебейские руки, как к равным. Помню, видел, как человек в Кабракане случайно задел плечом проходящего мимо шамана — того человека патрульные у всех на глазах дубинками высекли так, что вся рубаха пропиталась кровью насквозь. Я потом неделю спать не мог, мучаясь от кошмаров, наполненных криками боли. «Но вот бы спросить, а они только на публике так брезгливы или за закрытыми дверями тоже друг к другу не прикасаются? Может, поэтому почти ни у кого из них и детей-то нет. Не по воздуху же тех делать». Моя столь неожиданная наглость, похоже, застала советника и его коллег врасплох, из-за чего они теперь смотрят на меня в ступоре. Не знают, как реагировать. Наказать меня? Или великодушно простить, списав всё на моё невежественное незнание местного этикета? Вскоре, тем не менее, лицо Угрюмой снова с презрением морщится. Не собирается она меня прощать. «Теперь и правда в её глазах дикий». — А нельзя нам просто избавиться от него? — говорит она вдруг, демонстративно от меня отвернувшись. «Они все чьи-то кураторы, — осознаю я с волной холодка по коже. — Даже советник. Мантии у всех троих фиолетовые, цвета мудрости. И мудрость их предлагает… от меня избавиться?» Внутри всё съёживается, будто холод проник под самую плоть. Нет, не просто накажут — убьют. «Надо было сбежать, когда был шанс». Приходится прикусить изнутри щёку, чтобы не задрожать, чтобы продолжить стоять неподвижно, не бренчать закованной в наручник рукой, не начать выть, истерить и унижаться, что только подтвердит тогда то, что меня проще усыпить, как дикого зверя, а не обучить. Однако советник Тихон и Беловолосая, к счастью, не спешат с выводами. — Твоя мать, Далила Тамм, — задумчиво прищурившись, протягивает внезапно советник, — это та самая Далила, что держит магазин одежды на улице Авиликс? — Она, — помедлив, киваю. — А что? — Просто интересуюсь. — Выражение его лица чуточку смягчается. Или мне кажется? — Восхищаюсь её работами. Мантии, что она шьёт — настоящее искусство. Даже магия не всегда наделяет таким талантом. — Он смотрит на женщин. — Мы можем ещё кое-что обсудить? Наедине. Все трое снова удаляются в кабинет и закрывают за собой дверь.༄༄༄
Плюхаюсь обратно на скамейку, и сердце опять стучит, как молоток, о рёбра. «Избавиться от него». Сказали это мне прямо в лицо! Никто же не предлагает избавиться от кого-то, чтобы потом взять и отпустить, так? Отчаяние разливается теперь удушливым жаром по всему телу. «Избавиться от него». Опять верчу рукой, но металл на запястье держит крепко. Делаю глубокий вдох, но этого недостаточно, чтобы успокоиться. Надо было попробовать сбежать, когда близнецы меня только поймали, надо было попытаться выкинуть перепачканную куртку вместе с перчаткой — уничтожить все улики! Все ведь поняли, что я солгал насчёт магических сил, да? Нет и не было никогда в моей родне шаманов, и в свитке у советника это должно было быть написано. «Где Кайл!» Хотя что теперь может Кайл? Я же самому советнику в глаза ляпнул, что я шаман. Разве что притвориться, что у меня лихорадка и что я несу полный бред… но и бред не избавит меня от пятен ауры на куртке. Это конец. Следующие полчаса проходят в одиночестве, затягивая меня в безотрадные размышления, как зыбучий песок, всё глубже. Ждать неизвестно чего и сколько — пытка само по себе, так что может, наказание моё уже началось. Живот урчит, я ничего не ел со вчерашнего дня, но даже думать о еде не могу. Никогда не чувствовал себя таким обречённым, даже когда носился по Тик’алю с аурой, зная, что каждая новая кража может оказаться последней. Сказать по правде, во время краж я всегда чувствовал себя как раз наоборот — воодушевлённым, сфокусированным, живым и вкушающим каждую секунду своего существования. «Свободным». Не стеснённым правилами. А теперь, хоть мои басни и помогли мне дожить до этого самого момента, чувствую себя как индейка в клетке, припасённая на завтрашний ужин. Проходит час. Ничего не происходит. Никто не выходит из кабинета, однако вскоре ещё один шаман — девушка в рубиново-красной мантии, с чёрными волосами с вплетёнными в них разноцветными лентами, — входит в вестибюль. Выглядит она моложе остальных и не такая серьёзная. Может, чья-то помощница? Она косится на меня из-под ресниц, смущённо улыбается, когда ловит на себе мой взгляд, и исчезает в кабинете. Снова тишина. Не слышу ни слова за закрытой дверью. «Они же не стали бы так долго что-то обсуждать, если бы готовы были меня отпустить, так?» И где моя семья? Выворачиваю шею, чтобы выглянуть в окно за спиной, тёплый ветер ласкает щёки, но всё, что мне удаётся разглядеть — угол залитой солнцем площади снаружи. Ни следа ни братьев, ни сестёр, ни наших мам. Должно быть, что-то случилось, если они меня бросили. Может, и Кофи тоже задержали? А что, если он сидит в таком же вестибюле за стеной, и его допрашивают? Что, если ему что-нибудь предложили, или угрожали ему, и он рассказал шаманам всю правду?.. «Нет, не может такого быть. Родные ни за что меня не предадут». Но тогда где они! Игнорирую ещё четверых шаманов, которые пересекают вестибюль, пялясь на меня и перешёптываясь, а затем присоединяясь к остальным в кабинете. «Избавиться от него». Голова падает в руки. Мне точно конец. «Как они это сделают, интересно?» Убьют сразу? Или сначала запрут в подвале и будут пытать, переломав мне один за другим каждый палец, пока я не раскрою все тайны? А потом скормят ягуарам или сделают из меня крепостного и заставят работать в пещере, где добывают драгоценные камни для аурок, и я больше никогда не увижу свет бела дня. «Или ж я просто стану жертвой, принесённой в дар богам». Знать бы ещё, шаманы вообще приносят жертвы богам нынче? Однажды ведь наверняка приносили, иначе как появился первый шаман? Кто-то должен был совершить какой-то ритуал, который пошёл наперекосяк, и вот мы здесь — во власти надменных полубессмертных, которые считают себя избранными. Задумываюсь теперь, почему Кайл всегда пытался лишить шаманов их магии, обратить в бессильных смертных, какими являемся мы, а не искал способ наделить шаманскими силами нас? Я бы не отказался от возможности быть разок избранным… «Избавиться от него». Проходит ещё час. Или вечность. Никто не приходит ко мне на помощь. Скидываю куртку с плеч, оставляя её болтаться на закованной в наручник руке, когда солнце тянет свои жаркие лучи по моей спине через окно, точно мечтая меня растопить. Сумерки приближаются. Живот урчит всё зычнее, а мочевой пузырь начинает требовать найти туалет. Однако всё, что я могу, это вытянуть затёкшие ноги и мысленно отгородиться от нужд организма. Отлично понимаю, что снова грызу ногти, но рядом нет никого, кто мог бы сказать мне перестать нервничать, так что продолжаю их грызть. Продолжаю нервничать. «Избавиться от него…» Когда двери вестибюля опять распахиваются, я уже даже не гляжу на вошедшего. Однако затем раздаётся чудной звук, будто книгу выронили из стопки и поймали на лету. Любопытство заставляет меня поднять глаза. Вижу молодого шамана в небесно-голубой, как дорогая лазурь, мантии, которая выглядит поразительно яркой против его смуглой кожи. Шаман не смотрит на меня, а его длинные прямые тёмные волосы скрывают от меня его лицо, когда он опускает голову, вчитываясь во что-то на обложке верхней книги в стопке, которую тащит. «Первый, кто игнорирует меня вместо того, чтобы нагло глазеть. И на том спасибо». Когда он с трудом удерживает свою здоровенную книжную стопку в руках, едва не роняя что-нибудь вновь, то делает несколько неуверенных, неритмичных шагов в сторону кабинета, бормочет сердито себе под нос, затем сгребает книги в охапку, чтобы нести было удобнее, и снова делает несколько ещё более корявых шагов. Будто забыл, как ходить. Что ж, этот чей-то неловкий помощник хотя бы забавный. Какое-никакое, но развлечение, помогающее забыть о депрессивных мыслях и… — Будешь пялиться ещё секунд пять, — подаёт вдруг голос шаман, проходя мимо моей скамейки, — и я решу, что ты планируешь меня придушить. Или представляешь без одежды. Или и то и другое сразу? Лицо вспыхивает. Отвожу поспешно глаза, но смущение, чувствую, уже наливает мои щеки румянцем. Я и не думал, что мой взгляд заметят. Теперь даже рад, что шаман не удосужился посмотреть прямо на меня, а то я б вообще от стыда помер. Обогнув вестибюль, шаман расторопно собирает книги в одной руке, второй толкает дверь кабинета, входит и тут же захлопывает её за собой. Я сползаю по спинке скамейки, выдыхая. «Ненавижу это место». И зачем для решения моей судьбы им понадобился ещё и этот острый на язык умник с книжками? Однако никто не спешит мне всё объяснять.༄༄༄