༄༄༄
«Лоретто Тэйен». Я был уверен, что все уже покинули кабинет: видел тех двух пожилых женщин, которые спорили о моих способностях, девушку в красной мантии и остальных бесчисленных лиц, которых никогда до сегодняшнего дня не встречал и, надеюсь, больше не встречу. Однако я просчитался. Когда книжный умник в своей небесно-голубой мантии выходит из кабинета, он уже не выглядит таким неуклюжим, теперь явно никуда не спеша, а за ним… Я устремляю взгляд за его плечо, с нервным мандражом ища глазами. Никого. «Но советник же сказал про учителя, нет?» Тот ещё не пришёл? Мы пойдём его куда-то встречать?.. Долгую секунду, пока разум пытается решить эту загадку, я таращусь за спину шамана, в какой-то момент почувствовав, что тот сверлит меня взглядом в ответ. И не уходит. А вдруг… «Не-е-ет». Чуть было не начинаю смеяться, но почти сразу же эта мысль перестаёт быть комичной, точно током меня ужалив, когда я осознаю, что советник не собирается больше знакомить меня ни с кем другим, что загадки тут нет. «Острый на язык умник и есть Лоретто Тэйен». Острый на язык умник и есть мой учитель. Это розыгрыш, что ли?! Во рту пересыхает. Сглотнув горькую растерянность, я снова смотрю на советника, но если тут и подразумевается какая-то шутка, то она сокрыта за его скупым, бесстрастным выражением лица. И это даже хуже — шутка, но и жестокая, глумящаяся надо мной реальность. — Теперь я свободен? Могу идти домой? — выдавливаю из себя. «Пожалуйста, скажите да». Учёба же требует времени, так? Не собираются же они учить меня прямо сейчас, уже почти полночь. Мне надо домой! Надо узнать, почему родные за мной не пришли, надо найти способ от этой учёбы отделаться… Наградив меня ещё одной притворно милостивой улыбкой, советник Тихон кивает. — Ну разумеется, ты свободен, — говорит он мне. — В наших землях свободны все, ты же знаешь. Ты свободен и вправе проследовать за своим куратором, Елисей, а также и оставаться с нами столько, сколько потребуется, чтобы овладеть искусством магии. Ноги холодеют. «Я останусь тут навсегда». Потому что именно столько потребуется такому обманщику без таланта, как я, чтобы овладеть искусством магии. Ещё и учась у чьего-то помощника, серьёзно? От него можно узнать разве что кучу хлёстких издёвок. Шаманы, очевидно, меня раскусили и решили так позабавиться. А что, если это у них такой изощрённый способ меня уничтожить, не допрашивая? Подыгрывать мне — и наблюдать, как я хороню себя в своей же лжи. И всё же моя упрямая надежда отказывается быть похоронена. Я всегда предполагаю наихудшее, но может, на этот раз всё иначе? Может, мой обман оказался настолько наглым и храбрым, что шаманы повелись, поэтому-то советник теперь и улыбается. Может, улыбка его вовсе не притворная, а просто сдержанная. Или же ему нравятся мантии, что шьёт моя мать, так сильно, что он решил дать мне шанс. В любом случае назад пути теперь нет, если я всё ещё хочу выжить. — Что ж, предоставлю вас друг другу. — Всплеснув руками, точно только что помолившийся и очистивший свою совесть для новых грехов праведник, советник кивает и отправляется обратно в свой офис. Подол его фиолетовой мантии, самый её краешек, гордо волочится по полу следом за ним. — Удачи! — добавляет он тоном, с каким обычно вручают подарок, а не зачитывают смертельный приговор. «Только удача, видимо, меня и спасёт». Когда дверь кабинета за спиной советника захлопывается, и наши с Тэйен взгляды пересекаются в воцарившейся вокруг тишине, я невольно вздрагиваю. Почти что физически ощущаю враждебное недовольство, пронзающее меня насквозь, как иголки, через его тёмный взгляд. Секунда, и ничего нет. И теперь я даже не уверен, что мой утомлённый мозг не выдумал всё это. Однако могу с уверенностью сказать, что Лоретто тоже не рад решению Совета. Ничего не говорит, но его взор внимательно смеряет меня с ног до головы, будто рассчитывая цену предложенного на рынке куска мяса. «Куска далеко не самого аппетитного». Затем Лореттовы губы складываются в тонкую, брезгливую линию. Оказавшись теперь лицом к лицу, я наконец могу разглядеть своего новоявленного куратора как следует, ведь его длинные волосы ничего от меня больше не скрывают. Черты и правда хороши: высокие скулы, благородно широкий лоб, миндалевидные глаза и деликатная линия поджатых теперь в неудовольствии губ, — просто картинка стандартной шаманской красоты из учебника. Такой красоты, которую обычно либо находят гармонично естественной, либо же приторно неестественной, которой либо восхищаются, либо её презирают, но вряд ли остаются к ней равнодушны. Хотя… шампунь, одежда, магия? Разве мало способов? Нынче выглядеть красивым несложно — сложно чувствовать себя таковым. Сложно в погоне за напускной безупречностью остаться честным перед самим собой, остаться красивым в душе. «А шаманы в душе не красивы, они тираничны, гнилы, тщеславны, и всё это фальшь». И что бы там Гвен ни говорила, Лоретто не девчонка. Даже если сделать поблажку на магию, черты его немного грубоваты и угловаты для женских, совсем немного… Да и какой бы миловидной ни была внешность, этот будто опоясывающий его дух презрительной неприязни — ни одна девчонка никогда так на меня не смотрела. Да вообще никто не смотрел. Знаю, худшего способа произвести первое впечатление не придумаешь, особенно на того, кто и так не радёшенек тебя видеть, но… — Мне надо в туалет. Одна из Лореттовых бровей, выгибаясь, удивлённо взмывает вверх. — И мне приятно познакомиться. — Прости. Это тоже, да… Но правда, я с самого утра к этой скамейке прикован. — Хм, точно. Ещё одна причина, по которой никто не доверяет шаманам, заключается в том, что никто не способен их предугадать. Тэйен не ведёт и пальцем, но когда его глаза устремляются к моему закованному в наручники запястью, их металлический замок со звонким щелчком распахивается, выпуская мою руку, мгновенно. Пугает, каким лёгким кажется этот трюк. Каким беспомощным заставляет меня себя чувствовать. И для шамана, наверное, потребуется столько же времени — доля секунды — чтобы свернуть шею противника, да? «В каком же опасном я мире». — Спасибо. — Разминаю руку, потирая красный, ноющий след, оставленный наручниками, и морщусь. «Или не спасибо». Не люблю я чувствовать себя беспомощным, чувствовать себя так, словно судьбу мою решает кто-то другой. Когда я шагаю было следом за Лоретто к выходу из вестибюля, он внезапно останавливается, устремляя свой взгляд на что-то за моей спиной: — За тобой придут убирать? В замешательстве оборачиваюсь. Вижу салфетку, в которую был завернут бутерброд, что принесла Гвен, и пустую бутылку из-под сока, забытые на скамье. «Можно было просто напомнить, не выставляя меня свиньёй», — думаю, насупившись, но молчу. Под пристальным Лореттовым надзором приходится засунуть бутылку с салфеткой в карман, и только тогда мы наконец покидаем зал, который за проведённый в нём день я возненавидел всем своим сердцем.༄༄༄
Теперь коридоры храма погружены в сумрак ночи. Аурные светильники, мерцающие по углам и под потолком, не шибко распугивают тени, лишь очерчивая силуэты лестниц и поворотов, отчего стены из белёсого камня напоминают владения призраков. В холлах уже не так многолюдно, и вокруг правит зловещий покой. — Вот, — говорит Лоретто, протягивая мне шнурок из искусственной кожи с застёжкой чёрного оникса. — Студенческий браслет, твоё имя зашифровано в камне. Пока ты в Тик’але, браслет должен быть на тебе, куда бы ни пошёл. Если, конечно, не хочешь, чтобы тебя приняли за лазутчика. — Могло бы прозвучать как люто злая ирония, если бы не сухой тон, с которым Лоретто это произносит. — А кольцо моё? — надевая браслет, защёлкиваю на запястье на пробу, а потом с волной горячей паники понимаю, что он не снимается. Оникс не поддаётся, без магии уже не расстегнуть. Не браслет, а инвентарная бирка. «Клеймо». Не смогу от него избавиться теперь, даже если захочу, и все будут знать, что я отныне принадлежу шаманам. — Зачем тебе кольцо? — спрашивает Лоретто. — Ты же теперь один из нас. Ну, или станешь одним из нас, когда мы начнём твоё обучение. Нам не нужны амулеты, чтобы управлять магией. — Как тогда мне домой сообщение отправить? Моя семья, должно быть, беспокоится. Я не собирался приходить и уж тем более оставаться тут. — Твоих родных проинформируют о твоём новом… статусе. — Замерев внизу широкой лестницы, Лоретто кивает на коридорчик справа от меня. — Туалеты там. Не заставляй меня ждать. На соблазнительный миг меня одолевает нещадное желание броситься прочь. Зайти в туалет, а потом вылезти через окно и бежать, бежать, бежать, пока лёгкие не защиплет, а ноги не принесут меня к старенькой зелёной двери родного дома. Но могу ли я убежать? В этот мой новый браслет наверняка встроено какое-то отслеживающее заклинание, маячок; если убегу — хотя бы на время — тем самым признаю, что мне есть от чего бежать, признаю свою ложь и свои преступления. Тогда не только меня накажут, но и всю мою семью. Разочарованно вздохнув, вхожу в уборную. Может, шаманские боги и впрямь аскетичны и не одобряют роскошь, однако они явно одобряют комфорт. Мне никогда не приходило в голову, что в столь древнем здании, как этот храм, может найтись столь современная уборная. Надраенная до блеска. Благоухающая лавандовым освежителем воздуха. Возможность опустошить наконец мочевой пузырь после целого дня ожидания кажется благословением свыше, но когда я иду мыть руки и гляжу в зеркало, то снова начинаю чувствовать себя паршиво — потому что выгляжу я паршиво. Кудри чумазые, одежда в грязи, а лицо серо-уставшее и перепачкано уличной пылью. Ещё и кровь засохла на неопрятных, глубоких царапинах на виске, которым ткнул меня в гравий велосипедный воришка. «Этот засранец-то сейчас поди дома сидит». Неудивительно, что все смотрели на меня как на дикого сегодня. Как на дворовую псину, выскочившую из драки, а не на сына глубокоуважаемого семейства. А пытаясь смыть засохшую кровь, я делаю только хуже, размазав всё по щеке. Мне хотя бы комната с ванной тут полагается? Мне нужна ванна. Может, и не от Йена вовсе сегодня разило потом, а от меня… Потому что я явно не пахну лавандой. «И хочу спать». В этот момент печальной тишины я вдруг осознаю, каким измученным себя ощущаю. Каким обречённым. Хочется взвыть. Тело, душа, — всё болит. Каждый мечтает стать шаманом, каждый мечтает жить среди них… но пока я будто в тюрьме. В ней можно гулять и дышать, и притворяться героем, но какой во всём этом смысл, если выхода из тюрьмы нет? Если я один? Мне казалось, что если меня поймают, ничего не может быть хуже, что это будет конец. Однако это, похоже, лишь начало моего бесконечного срока.༄༄༄
Когда я возвращаюсь в холл, Лоретто, прильнув плечом к стене, лениво листает одну из своих книжек. Теперь выглядит расслабленно и почти что приветливо, никакой враждебности, никакого тщеславия во взгляде. Внутри у меня тут же пробуждается слабая надежда на то, что он, может, и не такой уж ханжа, каким показался сначала. Может, мы даже сможем найти общий язык. — Помочь донести? — спрашиваю. Все его книги на всякие научные темы, понимаю, приглядевшись. И зачем чародею наука? — Меня, кстати, зовут Ели… — Елисей Тамм. Знаю. — Тэйен сваливает все книги мне в руки, не колеблясь ни секунды. Пренебрежительно, словно томики эти для него не важнее старого хлама. И мусорное ведро… это я? «Но посредственные любители книг так бесцеремонно себя не ведут. Кто же ты тогда?» Пока мы шагаем по лабиринту коридоров и галерей, я краем глаза разглядываю своего новоявленного наставника. На пальцах у Лоретто многочисленные кольца, простенькие как серебристые ленты, без всяких камней, а на ушах блестят каффы. Но это точно не настоящее серебро. Сталь, может, или железо. «Серебро жжёт кожу аурокровных, как аура жжёт кожу нам». А с тех пор как шаман занял императорский трон, серебро вообще под запретом в Кабракане, его едва ли можно найти даже на чёрном рынке. Да и ни один книгочей не станет так заморачиваться с одеждой, чтобы впечатлить библиотечную пыль. Традиционные шаманские мантии богато украшены вышивкой, с расклешёнными рукавами и подолом, струящимся до самых пяток, покрывают всё тело. Знаю каждую деталь этих тряпок, ведь сотни раз видел, как родители шили их всевозможных цветов и размеров. Мантия на Лоретто не для библиотечной пыли. Она сидит идеально, подобрана тщательно, выстирана и выглажена, даже придраться не к чему. «И если буду пялиться ещё секунд пять, он заметит и опять скажет, что я представляю его без одежды. Отвернись, Еля». Мысленно отмахнувшись от непрошеной картинки, которая уже начала обретать краски в голове, я прочищаю горло. — Почему ты согласился меня учить? — спрашиваю, когда мы входим на второй этаж жилого, судя по всему, крыла храма, на длинную, как открытый коридор, лоджию с чередой дверей вдоль глухой стены с одной стороны и перилами, открывающими вид на рощицу внизу с другой. Лоретто не похож на типичного учителя с морщинками вокруг глаз. На самом деле, он вообще выглядит не старше меня. Может, тоже студент? Талантливый такой вот студент, который отточил навыки по всем магическим призваниям, но совершил какую-то оплошность или поведением не вышел, и в качестве наказания ему подсунули меня. Лоретто лишь пожимает плечами: — Я кое-что получу взамен. — Повышение? — Вроде того. — Без всякого ключа он толкает одну из дверей, и бледное мерцание появляется вдоль дверной рамы, когда охранная магия узнает и пропускает своего хозяина. Лоретто взмахивает рукой, ещё одна вспышка, и тогда уже кивает, чтобы и я входил. — Оставь книги на столе. Я думал, Тэйен покажет, где буду жить я, но он, очевидно, решил сначала занести литературу в свои апартаменты. В сравнении с Лореттовым утончённым нарядом, непритязательность его жилища меня обескураживает: мебель простецкая, а из украшений лишь, как и везде, старые барельефы на каменных стенах да ещё шёлковые шторы и пара подушек на диване. Ну и парочка светильников по углам. Ни картин, ни ковра, ни всякой мелочи, которой у каждого должно быть навалом собрано в качестве тёплых воспоминаний. Ничего. И дорогим ничего язык не поворачивается назвать. Я слыхал, разумеется, что шаманы считают жадность и стяжательство старомодными и никогда не держат в своём распоряжении больше необходимого — если только речь не об одежде и драгоценных украшениях, что подчёркивают их божественную природу, — однако я никогда в это не верил. В комнате у Лоретто… тоскливо. — А где буду жить я? — спрашиваю, опуская книги на письменный стол, рядом с двумя другими стопками, охапкой гадальных рун, кофейной кружкой и кухонным ножиком с недочищенным апельсином. Это единственный уголок, который выглядит более-менее обжитым. — В студенческом доме. «То есть ты не студент, если у тебя свои покои. Кто тогда?» — наблюдаю, как Лоретто подходит к книжному стеллажу, и его длинные, знающие своё дело пальцы скользят по корешкам книг, что-то ища. Он вытаскивает один фолиант, глядит на обложку, хмурится, засовывает книгу обратно и повторяет процесс заново. Всё это сопровождается прямо-таки театральной самоуверенностью. Предполагается, что я впечатлюсь? Засмущаюсь? Библиотекари не ведут себя театрально и… «…не заставляют тебя теряться в догадках». Чем дольше я наблюдаю за Лоретто, тем больше мне становится не по себе. Со смазливой мордашкой или нет, но всё же есть в нём что-то ещё, что-то, что я не могу для себя объяснить — не то чтобы неправильное, а скорее… противоречивое. Мои мысли невольно снова тянутся к беседе с Гвен и Йеном. «Но затейливый наряд всё равно же не делает из тебя девку». Ну, да, соглашусь, что шаманские мантии выглядят достаточно андрогинно, если застёгнуты до самого горла, как носит Лоретто, и может быть, — если очень уж постараться и напрячь воображение, — при взгляде мельком на его приталенный, летящий подол мантии и длинные волосы где-нибудь в коридорах может показаться… «Да нет же». Нет, я бы не спутал его с капризной леди. «Если только совсем в темноте… Да всё равно нет». С такой-то чопорностью в движениях? Хотя у Гвен чопорности ещё больше, а на второго брата она никак не тянет. Знаю, разумеется, люди порой принимают желаемое за действительное, проецируя собственные желания и страхи на других, но я-то не такой. «Точно не такой». Я всегда внимателен и объективен, и Лоретто не девчонка. Тут никакой загадки. Однако всё равно есть тут что-то, требующее инстинкты оставаться начеку. Его внешность, которая не соответствует поведению. Смесь маскулинности и феминности, витающая в воздухе вокруг, инь и ян, оригинальность, которая одновременно и пробуждает любопытство, и отпугивает. Ботинки у Лоретто вполне себе по мужской моде, тяжёлые и практичные. А вот лента на шее — такие обычно считаются женским стилем. Кольца же на пальцах у него как объёмные и увесистые — такие предпочитают парни, так и тоненькие и деликатные — выбор девушек. Тем не менее, несмотря на всю эту дисгармонию, Тэйен умудряется выглядеть утончённо, естественно. Будто каждая деталь имеет какой-то скрытый смысл, будто жизнь принадлежит ему во всех её проявлениях, а он управляет своей судьбой и наслаждается каждым её мгновением собственным, экстраординарным способом, который мне постичь не дозволено. Даже немного завидно. Если не студент, то может, Лоретто чей-то холёный отпрыск? «Кого-то важного и влиятельного». Тогда это бы объясняло кичливое поведение и отменное магическое образование в столь юном возрасте. Всем известно, что у императрицы детей нет, однако в Тик’але есть и другие, почти столь же могущественные шаманы. И я слышал, эти шаманы очень даже не прочь её с трона сместить. Враг моего врага — мой друг, говорят. Кайл ни за что бы не стал дружить с шаманом, даже ради личной выгоды, но я ж не мой брат, верно? Никто давно не ждёт от меня мудрых решений, так что я ничего не теряю. Могу попробовать. Особенно учитывая, что от этого теперь зависит моё выживание. Нельзя сразу начать расспрашивать Лоретто о родителях, прозвучит подозрительно. Могу начать разве что с… — Как люди к тебе обращаются? — То есть? — не глядя на меня, Тэйен отставляет очередную книгу. — Ну, я тут кое с кем общался… эм, — облизываю губы, внезапно конфузясь. — Прозвучит неуместно, наверное. Предпочитаешь, когда о тебе говорят в мужском роде или женском? — Почему должно звучать неуместно? Вполне вежливый вопрос. — С девчонкой у тебя мало общего. Пальцы, всё изучающие книги, замирают. Лоретто наконец поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, и развеселённый огонёк промелькивает в его глазах. — Значит, ты у нас мальчишка? — его взгляд задерживается на заляпанном грязью вороте моей куртки. — Но с тобой у меня тоже общего мало. Хмурюсь в ответ, но Лоретто не замечает, уже вновь отвернувшись к книгам. — Ты всё усложняешь. — Знаю, что я сейчас не выгляжу чистеньким и ухоженным, но дело ж не в этом. — Нет, это ты всё усложняешь, пытаясь всех категоризировать. — Закончив проверять полку на уровне глаз, Лоретто опускается на корточки, чтобы изучить нижнюю. Лазурный подол мантии стелется вокруг него как пролитые небеса. — У меня, знаешь ли, есть индивидуальность. Вкусы, навыки, идеи… большинство из которых не имеют никакого отношения к моей внешности. — Значит, не обидишься, если тебя девушкой назовут? — А надо? Мне нравятся девушки. «В каком смысле?» — качаю головой: — Я не об этом спрашивал. — А о чём ты спрашивал, Елисей? Боюсь, мне никто не сообщил, что полагается выбирать чью-то сторону. Я могу быть кем угодно — парнем, девушкой, демоном воплоти. А могу не быть никем. Но это лишь то, что видишь ты, твоё мнение. В мои обязанности ему соответствовать не входит. Не нравлюсь? До свидания, ищи другого учителя. «Если б у меня был выбор, то не было бы учителя вовсе». Пока Тэйен занят поисками, снова кошусь на ножик на столе. «Но у меня мог бы быть он». В месте, где каждый способен вмиг выколоть тебе глаза колдовством, нож — наименьшее, что мне должно полагаться. — Я спрашивал… — говорю, делая незаметный шажок ближе к столу. — Какое местоимение ты предпочитаешь? Он или она? На секунду воцаряется тишина, когда Лоретто, всё глядя на книги, как-то растерянно замирает. Жду, что заворчит, скажет, что я надоедливый и мои вопросы уже довели, но Тэйен лишь вздыхает и принимается за следующую полку. — Он, она, они… любое сойдёт, — отвечает. — Чьи бы там ни было слова никак не влияют на моё отношение к себе. Если считаешь иначе, у тебя проблемы с самооценкой. Уже почти дотянувшись до ножа, моя рука останавливается на полпути. Опять кошусь на Лоретто, опять недовольно хмурюсь. Может, хватит уже меня принижать? «Нет у меня никаких проблем!» Ну, если только не считать грязной куртки, в которой чувствую себя как изгой… Но дело же в куртке. Да, точно в ней. — Но если тебе и правда не плевать, — продолжает Лоретто, — в некоторых языках есть нейтральные местоимения. Например, в английском — fae, в испанском — elle. Вот они мне нравятся. Звучат непредвзято и без сопутствующих стереотипных ожиданий. Подходят мне, не думаешь? А так… если хочешь, можешь просто называть моё имя, когда речь заходит обо мне. — Имя? — стараюсь говорить непринуждённо, когда мой взгляд вновь устремляется к приветливо поблёскивающему ножу. «Каждый раз имя? Не слишком ли много чести?» — Да, а что? Если говоришь не о каком-то там гипотетическом человеке, а обо мне, так и называй меня. Люди сразу поймут о ком речь, так? — Полагаю так, Лоретто. — Куратор. Сам ты ко мне обращаешься только так или, если совсем официально, Ваша Всемудрость. «Ваша Всемудрость могут поцеловать меня в задницу». — Хорошо, куратор. — Смыкаю пальцы на рукоятке ножа и, довольно ухмыльнувшись, уже собираюсь было утянуть его себе в карман, но в следующий миг происходит что-то необъяснимое. Дыхание спирает, словно от удара под дых, и воздух из лёгких выбит. С хрипом охнув, я отшатываюсь назад. Невидимая сила проносится мимо как порыв ураганного ветра, моя рука разжимается, и нож падает на пол со звонким звуком металла, встретившегося с камнем. Моя спина врезается в закрытую входную дверь, отзываясь в позвоночнике судорогой боли. Перед глазами на миг всё застилает чёрная пелена. До того как я успею сделать новый вдох и сообразить что к чему, нож уже взмывает в воздух и опускается прямо на Лореттову ладонь. — Думаешь, ты тут самый быстрый? — спрашивает༄༄༄