༄༄༄
Всё ещё стоя на коленях, бросаюсь вперёд. Хватаю Лоретто за руку за секунду до того, как мне было бы уже до неё не дотянуться. Рассыпавшиеся книги остро врезаются в грудь, когда я распластываюсь на полу, и с губ невольно срывается болезненный стон. Лоретто смотрит на мою руку, обречённо и озадаченно одновременно, точно отчасти ожидая, что я толкну в бездну, а не спасу. Но я держу крепко, и мгновение спустя Лореттовы пальцы смыкаются на моих в ответ. Я пытаюсь тянуть, но густая, беспросветная аура, как стена из зыбучих песков в ночи, продолжает утягивать моего куратора, отказываясь мне поддаваться. — Что нам делать? — кричу, но выходит глухо; тьма, похоже, сжёвывает и звуки. Если начну звать на помощь, всё равно не услышат. Да и нет ни души вокруг, никого, кто мог бы заметить беду и выручить. С близкого расстояния, на котором я теперь оказался, аурный портал выглядит ещё более устрашающим, глаза не могут даже сфокусироваться на нём как следует. Это как пустота прямо посреди пространства и в то же время поверх пространства. Стеллаж так и стоит за ней, как фотография за фотографией, за выжженным, чёрным занавесом из колдовской безбрежной тьмы. — Я не могу закрывать эту дрянь, застряв в ней! — восклицает Лоретто в ответ. Мой взгляд мечется по углам, ища что-нибудь, на что можно было бы опереться и использовать как рычаг. Однако другие стеллажи и стол далеко; чтобы до них дотянуться, придётся отпустить руку Лоретто, а я ни за что так рисковать не стану. Секунды идут. Не могу ничего придумать. Спина намокает от пота, паника крутит изнутри. Бездонным магнитом аура всасывает всё больше и больше книг, страницы шуршат и кружатся в воздухе, мельтеша перед глазами, и как бы мой куратор ни старался отбрыкиваться, его утянуло уже почти по колено. На глупую долю секунды мне становится интересно, каково это — когда твои ноги тонут в ничто. Похоже на невесомость? Холодно? Покалывает? Больно? «Не думай об этом, — корю себя. — Не сейчас. Спаси Лоретто, восторгаться будешь потом». Когда очередная книга скользит по полу мимо меня, замечаю, как она врезается и боковую стенку стеллажа и застревает в углу между нижней полкой и самым краем аурной пропасти. «У неё есть края, — осеняет вдруг меня. — Может, она и бескрайняя в глубину, но не в ширину. По крайней мере, пока что». Если мне удастся упереться ногами в полку с этого края… Не отпуская Лореттову руку, перекатываюсь по полу и оказываюсь теперь бок и бок со своим куратором. Пятки замирают опасно близко к бездне, и только сейчас вспоминаю, что если моё тело коснётся тьмы, такое количество ауры не просто затащит меня вовнутрь, как затащило Лоретто, и даже не обожжёт, а скорее всего мгновенно обратит в горстку пепла. «Что ж, зато хотя бы не успею тогда почувствовать боли». Однако даже не касаясь тьмы, ощущаю её леденящее дыхание. Напоминает кладбище в полночь. Странно, потому что аура обычно ощущается как огонь, не лёд, но может, и не важно, что именно тебя убьёт… может, это просто — смерть. Как шаманы тогда умудряются смерть укротить? Как учатся преобразовывать её в магию? В жизнь? «Не думай об этом, не сейчас». Лёжа согнув ноги, упираюсь ступнями в деревянный бок стеллажа и слегка надавливаю, проверяя его на прочность. Стоит крепко. — Дай вторую руку, — хватаю Лоретто за локоть, не дожидаясь ответа. Отталкиваясь от полки, тяну Лоретто наверх, на себя. Бездна, кажется, немного ослабевает на моём кураторе хватку, но без энтузиазма. Едва ли на пару сантиметров. — Прекрати мне сустав выворачивать, — шипит Тэйен, выдёргивая свой локоть и хватая меня вместо этого за плечо. — Прекрати вертеться! Но Лоретто не прекращает. Вместо этого, то ли случайно, то ли специально, впивается пальцами мне в плечо, стиснув меня как спасательный круг, и руку мне сводит судорогой. Я, должно быть, вскрикнул, потому что Лоретто опять начинает что-то шипеть, извиваясь вдоль меня словно уж. Не знаю, кому это помогает, но точно не мне. И мне уже не до осторожности. Не думая, что делаю, пытаясь лишь отделаться от застилающей глаза вспышки боли, не отпустив при этом Лоретто, я веду предплечьем, и рука моя внезапно находит какой-то на удивление удобный изгиб. «Талия». Что ж, сойдёт. Обхватив Лореттову талию, снова тяну куратора на себя. Мы оказываемся так близко друг к другу, что, пожалуй, склеились бы, будь мы два куска хлеба с маслом. Не знаю, кто из нас вздрагивает, когда Лоретто прижимается ко мне всем телом, но мне хочется думать, что не я. Да и я даже не понимаю теперь, где чьё тело и чья рука, потому что и перед глазами, и в голове всё мелькает неразборчивым ворохом из сумрака, ворчаний и паники. Голос Лоретто щекочет висок. Пальцы Лоретто по-прежнему вонзаются в плечо. Ледяное дыхание бездны крадётся по лодыжкам. Зажмурившись, тяну что есть мочи снова. Раз, два… С третьей попытки, а может, сто третьей, Лоретто наконец удаётся вырвать одну ногу из клубящейся стеной тьмы. Тэйен упирается этой ногой в край стеллажа, от которого отталкиваюсь и я, и вместе мы делаем ещё рывок. Зубы у меня невольно скрипят, мышцы натягивает и ломит от напряжения, и кажется, что вот-вот во мне что-нибудь да надломится, но упрямая аура всё-таки поддаётся быстрее. Вторая нога куратора оказывается на свободе, и на миг становится до блаженства легко, а потом весь вес Лореттова тела в одночасье обрушивается на меня, как лавина. — Арг-х… — воздух выбивает из лёгких. Мне остаётся лишь держаться за всю ту же талию, чтобы под этой лавиной не сгинуть, когда мы по инерции от последнего толчка катимся в нелепой обнимке вдоль стеллажного ряда. Ругаясь, мой куратор приходит в себя первым. Я еле успеваю сделать спасительный вдох, а Тэйен уже карабкается на колени, поворачиваясь к порталу. Затем ловит мою ладонь, вытягивая свою свободную руку в сторону мрака, и как электрический разряд по моему телу пробегает колючая дрожь. Пульс в висках начинает стучать ещё чаще, когда снова вижу мерцающие искры вокруг пальцев Лоретто. Искры вспыхивают и обращаются чёрными как сама бездна. Как аура. Переполошившись, пытаюсь выдернуть руку, боясь, что аура меня обожжёт, но хватка у Лоретто каменная. Не обжигает, однако. Лореттовы силы, должно быть, меня защитили. С новым мерцанием чёрные искры устремляются к бездонному порталу, и энергии наших двух, пусть и измученных, тел оказывается достаточно, чтобы заставить бездну начать сужаться. Ещё секунда, ещё разряд дрожи по телу, и завеса тьмы схлопывается совсем. Книги перестают кружить и шелестеть, свист холодного воздуха стихает, всё падает и замирает, точно лишившись заряда. Резко воцаряется тишина. Остаётся лишь лишившийся своей чёрной тучи пустой стеллаж и хаос из вырванных страниц вокруг нас. И стук моего взбесившегося сердца в ушах. Всё закончилось? «Не могу поверить, что до сих пор жив». — Как мы… Вновь повернувшись ко мне, одним лишь взглядом Тэйен заставляет меня замолчать. Ярость пылает в глазах. Прежде чем я успею отреагировать, Лоретто накидывается на меня, усевшись верхом и пришпилив в полусидящем состоянии к книжной полке за моей спиной. Тэйенова правая рука сжимается в кулак у меня перед носом. — Крыша поехала? Я только что рисковал своей жизнью ради твоей! — вскрикиваю за долю секунды до того, как этот кулак расквасит мне нос. Кольца на Лореттовых пальцах угрожающе блестят перед глазами, и теперь я задумываюсь, а для украшения ли вообще этот металл или для драки? Должно быть, больно до одури, когда железные венцы рассекают со всей силы кожу. И почему Лоретто не использует магию, если хочет меня отлупить? «Кулаки же моя стихия. Или фишка в том, чтобы сражаться на равных?» — Я тебя спас! — После того, как не удалось от меня избавиться быстро! — Ты же знаешь, я не нарочно. Тэйен молчит, всё глядя на меня, тяжело дыша как и я, раздумывая. Лореттовы длинные волосы превратились в спутавшуюся, безумную копну, укрывающую нас обоих, заслоняющую от меня весь остальной мир и не оставляя мне выбора, кроме как смотреть в разгневанное лицо напротив. Не уверен, что написано в этот момент на моём собственном лице, но чувствую себя размазанным по полу тем самым куском хлеба с маслом. В конце концов, Лоретто опускает кулак. — Сколько ж в тебе дурости, Еля, — ворчит, но теперь не так враждебно, с выдохом отстраняясь, сползая спиной по стеллажу и опускаясь на пол рядом со мной. — И сколько дурости во мне, раз я тебе всё это позволяю… Так близко со смертью мне не приходилось сталкиваться веками. Мысли медленно начинают успокаиваться, подстраиваясь под окружающий нас теперь покой. «Веками». Слово оседает горьковатым привкусом на языке, хотя я и повторяю его лишь мысленно. Это первый раз, когда Лоретто признаёт свой возраст вслух. Пока другие мне твердили об этом, походило на сказку, пускай я и знал, что всё взаправду, но когда Лоретто говорит своим голосом, всё… обретает значимость, силу. Всё-таки мы такие, такие разные. «Но мы оба живы», — теперь вдруг это кажется забавным. — Мы живы, — повторяю я вслух, начиная посмеиваться. В шаге от неминуемой гибели, бесконечной тьмы и забвения, но по-прежнему здесь, живём и дышим. Есть в этом какой-то иррациональный азарт. Эйфория вопреки здравому смыслу и пониманию того, что от опасности ничего хорошего не исходит. Чувство неуязвимости, вседозволенности. «Как у богов». Вот, значит, что шаманы обычно испытывают? — Вау. — Ага, живы, — откликается вымученным стоном Лоретто. — Вау. По-прежнему, однако, ощущения нереальные, словно я всё блуждаю во сне, так что не могу перестать смеяться. Помедлив, Лоретто тоже хмыкает. А потом подхватывает и начинает хохотать во весь голос вместе со мной. Наш слившийся воедино смех выходит громким, бездумным и, может, слегка истеричным, но самым что ни на есть душевным. Никогда не чувствовал себя таким напуганным и таким счастливым, и всё в один час; даже когда ауру воровал из императорского фонтана, дело не было настолько откровенно смертельным. И — я никогда не думал, что смогу понять, что происходит в мыслях Лоретто, но теперь, думаю, что понимаю. В этот самый момент мы совсем и не разные. Мы живы.༄༄༄
Несмотря на Лореттово обещание заставить меня всё прибирать в одиночку, если устрою погром, книги, пережившие апокалипсис, мы собираем и расставляем по полкам вместе. Работа муторная и молчаливая, но полагаю, нам обоим нужно немного времени, чтобы прийти в себя. Лоретто не вспоминает о нашей предшествующей погрому ссоре, я тоже держу рот на замке — и даже выходит, и одну за другой мы приводим полки в порядок, избавляясь от следов недавнего злоключения. — Можно задать вопрос? — спрашивает Лоретто, когда я поднимаю последнюю книгу с пола и протягиваю куратору. «Это что-то новенькое». Тэйен никогда не спрашивает разрешения. Киваю. Поглядев на книгу, прежде чем сунуть её в стеллаж между двумя другими, Лоретто затем переводит глаза обратно на меня. Теперь во взгляде Лоретто нет ни признака ярости, лишь сдержанное любопытство: — Ты ведь не боишься магии, правда? «Боюсь магии?» В ответ могу лишь моргнуть, растерявшись или, скорее, разочаровавшись. Отчего-то я ждал вопроса какого-нибудь более… личного. И всё же, стоит над этим подумать. «Магии? В смысле ауры, которая может прожечь меня до костей в считаные мгновения, но мне приходится притворяться, что я жажду научиться ею владеть? Да, я в ужасе». — Нет. — Ладно, хорошо. Мне просто подумалось, что может, я всё неправильно интерпретирую, — из груди Лоретто вырывается напряжённый смешок, и точно смутившись этого, мой куратор отворачивается опять, делая вид, что осматривает выставленные в новом порядке по полкам книги. — Если бы ты и впрямь презирал шаманов, как утверждаешь, Еля, то даже совесть не вынудила бы тебя рисковать жизнью ради меня сегодня. А раз уж я всё ещё здесь, то не понимаю, почему не могу подобрать ключик к твоему разуму. Честно, это… немного сводит с ума. Мне всегда удаётся подобрать ключик ко всему. Наверное, следовало согласиться на помощь Зури, да? Мне никогда не приходилось быть чьим-то учителем, и это, оказывается, сложнее, чем выглядит со стороны. Уже повернувшись было, чтобы отойти и сесть на всё тот же изувеченный моим ногтём стол и передохнуть, я останавливаюсь на полпути. «Я свожу тебя с ума?» — хорошо, что не сбалтываю вслух, потому что прозвучало бы двусмысленно. Однако вопрос Лоретто и правда оказывается куда более личным, чем я решил изначально. «Я только что услышал, как Лоретто признаётся в своём не-всесилии, в слабости. Мне». Мысль о том, что Тэйен теперь говорит со мной так открыто, расцветает благодарным теплом, и сердце на миг трепещет. Все вокруг только и делали, что твердили мне о перфекционизме и безупречных талантах моего куратора, и готов поспорить, никто в Тик’але не может похвастаться тем, что слышал, как Лоретто Тэйен, третий по силе шаман во всем Кабракане и протеже могучей, таинственной богини, признает слабость. «А я могу». В груди пробуждается какая-то упоительная гордыня — чувство, будто я уникальный, особенный, избранный. Улыбка невольно растягивается по губам, но я тут же смахиваю её, пока куратор не увидел. Тем не менее, я ведь спас Лоретто сегодня не потому, что не презираю шаманов — ещё как презираю… некоторых. Нет, я спас Лоретто потому, что это же Лоретто. Потому что мы друзья, разве нет? Потому что мы вдвоём против целого мира. «Ну, или против императорского двора». «Надо рассказать уже правду, признаться, что я не аурокровка, что я сжульничал, чтобы избежать наказания за кражу», — понимаю с огорчением. Очевидно же, Лоретто теперь мне доверяет, и самое меньшее, что добропорядочный человек может сделать — быть честным в ответ. В моём понимании морочили окружающим головы всегда беспринципные злые волшебники, те, кто не в состоянии выиграть в честной борьбе и поэтому полагаются на обман, но вот я — и я делаю то же самое. — Лоретто, я… — трушу. Страх разочаровать душит остаток фразы, оставив где-то в глотке. Что Лоретто обо мне подумает, если поймёт, что я не тот, кем меня видят? Не тот, кто нужен Лоретто? Перестанет мне доверять? Прогонит? Возненавидит? — Я не знаю. Может, я необучаем. Наблюдая за мной, Лоретто размышляет над моими словами с полным загадочности выражением лица, а потом внезапно награждает меня улыбкой. Лукавой. — Звучит, как вызов. — Взгляд куратора устремляется вниз по моей шее, и я чувствую мягкое прикосновение воздуха к вороту рубахи. Тэйен не шевелит и пальцем, но одна пуговица на моей рубашке расстёгивается, обнажая грудь. — Эй! — спешу застегнуться, потому что это внезапно кажется слишком уж личным. — Зачем ты так? — Просто, на всякий случай. Чтобы доказать на примере, что магии бояться нечего. — Лоретто, не скрывая теперь, прямо-таки в наглую ухмыляется. Ухмыляется задорно, задиристо, как пятиклашка, только что выяснивший, как весело бедокурить и дёргать тихонь за косички, чтоб завлечь их в игру, а не серьёзный, внушающий уважение педагог. Что это за преподавательская тактика вообще такая? Да и юная, самодовольная рожа не добавляет ни капли серьёзности. «Или крыша всё-таки чутка поехала, не выдержав ужаса потенциально возможной смерти в той чёрной дыре? Тогда что, получается, я шаману психику поломал? Какой кошмар». Хотя это ведь всё равно это не даёт права надо мной потешаться. — Прекращай, — говорю раздражённо. — А то врежу. — А я увернусь, — отмахивается Лоретто, смеясь и отправляясь в сторону выхода. — Но вот научись управлять аурой, Еля, и сможешь меня заставить.༄༄༄
Поднявшись по лестнице, мы возвращаемся в коридоры Великого храма. Время давно перевалило за полдень, солнце висит высоко и печёт нещадно, так что даже ветерок, проникающий в окна неприятно нагретый, и все, похоже, держатся подальше от жары. Не считая редких голосов где-то вдалеке снаружи на улице, в коридорах безлюдно. Лоретто идёт на шаг впереди меня, продолжая посмеиваться, а всё та же пуговица на моей рубахе продолжает выскакивать из петли. Застёгиваю её раз, два — три раза! — но Тэйен не устаёт от своей новой забавы. Нервы сдают. Когда пуговица дёргается в четвёртый раз, я подскакиваю вперёд и, не особо продумывая свои действия, хватаю Лоретто за рукав. Предполагалось, что выйдет отвлечь или отомстить, хотелось потянуть следом за шнурок на вороте мантии, но мой куратор оказывался проворнее. Тэйен изворачивается, смеясь беззаботнее, чем когда-либо, и хватает меня за манжет в ответ. Я начинаю отбрыкиваться, и как две цирковые мартышки, мы кружим посреди пустого холла, пока наши руки машут, ловят и отбиваются, пытаясь поймать одна другую, но только мешая каждому добиться чего-либо. Может, в итоге я побеждаю в этом ребячливом поединке, а может, Лоретто просто быстрее надоедает, но каким-то неведомым образом мне удаётся сомкнуть пальцы на запястьях своего куратора. Тэйен делает шаг назад, я делаю шаг вперёд, и спина Лоретто врезается в стену между окнами, в то время как руки оказываются обездвижены и прижаты к каменной кладке по обе стороны от головы моими собственными руками. Наконец, Лоретто перестаёт смеяться. — Неожиданный исход, — говорит, оставляя своё тёплое дыхание на моей щеке. И правда неожиданный, и я теряюсь ещё больше, когда понимаю, что Лоретто не пытается вырваться. Мы глядим друг на друга, снова оказавшись лицом к лицу, каждый ждём действий другого. Знакомый запах диких ягод и леса после дождя щекочет нос. «Лореттов запах». Смешанный с книжной пылью и едва уловимым потом, но это не отталкивает, а даже наоборот — делает момент реалистичнее. В конце-то концов, мы бились изо всех сил на библиотечном полу, чтобы избежать смерти в бездне, и танцевали среди разгорячённого воздуха этого самого коридора только что, было бы странно, если бы от Лоретто, с магией или без, до сих пор пахло только ванной и мылом. Сердце опять трепещет. Сбивает с толку, пугает и… кружит голову. Меня никогда не прельщали приятные запахи, так что вообразить не могу, почему сейчас вдруг приспичило. «Наверно, я просто устал». И из-за этой морочащей голову, дурацкой усталости мой мозг не в состоянии одновременно обрабатывать мысли внутри и правильно считывать происходящее снаружи, найдя что-то одно и зацикливаясь на этом, как и без того часто со мной бывает. — Прекращай обращаться со мной как с ребёнком, — приходится буквально выталкивать слова изо рта, чтобы перестать всё вдыхать. — Если я не умею использовать магию, Лоретто, это не значит, что надо мной можно смеяться. Лореттовы черты лица трезвеют окончательно. — Я смеюсь не над тобой, а оттого что у меня хорошее настроение. И я никогда не оцениваю тебя как ребёнка, Еля. — Тэйен лёгонько вертит запястьями, проверяя, насколько сильно я прижимаю их своими руками к стене, но по-прежнему не пытается вырваться. — И даже не каждый взрослый знает слово агорафобия. Мне уж точно оно было неведомо в твоём возрасте. — Да ты выглядишь на мой возраст! — Я и чувствую себя на твой возраст. Когда ты рядом. Не знаю, комплимент ли это, и не уточняю, так что мы молча продолжаем смотреть друг на друга, не двигаясь. Судя по глазам, догадываюсь, Лоретто любопытно узнать, что я предприму дальше, а я понятия не имею, что предпринимать. Никогда не проводил с друзьями времени столько, сколько пришлось провести за последние дни с Лоретто, но мне определённо начинает это нравиться, так как мне себя вести, чтобы всё так было и дальше? Да и если подумать… у меня и друзей-то нет помимо сестёр с братьями — никогда мне больше никто не был нужен. У меня никогда не было друзей, тем более таких, чьи жизни я спасал и кто ручался за мою, кто говорил, что нет ничего зазорного в том, как работает мой взбалмошный мозг, или чьё настроение улучшалось, когда я рядом. Может, в этом и кроется причина, по которой теперь у меня сердце трепещет, а щёки горят? «Я боюсь разрушить ту единственную дружбу, которую мне чудом удалось выстроить». Есть, однако, ещё один тревожный момент, который мой разум обрабатывает неправильно. Ощущение моих рук на запястьях Лоретто. Кожа на коже. Я не обращал на это внимания в библиотеке, когда в панике пытался вызволить нас из бескрайней тьмы, но сейчас… Сейчас не могу перестать думать о том, что кожа у Лоретто горячая и нежная, и — почти что уязвимая, когда сокрытая под ней сила мне не сопротивляется. Свободные рукава мантии сползли, обнажая смуглые предплечья, и мне невольно вспоминается, как Лоретто ходит в апартаментах по утрам, сжимая кружку кофе, не нося никаких мантий. Вообще ничего. «А я ведь сейчас даже ближе, чем та кружка кофе». И вокруг никого. «Лоретто наедине со мной, всецело в моей власти». Эта мысль в сочетании с запахом захлёстывают так сильно, так реалистично, так досягаемо, пробуждая каждую клеточку тела, точно наэлектризовав, и затмевая все остальные мысли и чувства, что приходится зажмуриться, чтобы прогнать их прочь. Не уходят. Вместо этого, как только снова открываю глаза и вижу, как Лоретто облизывает пересохшие губы, всё дожидаясь моего хода, и дыхание Лоретто вновь пробегает по моей щеке, воображение лишь разгорается, обжигая изнутри как проклятое аурное пламя. Мы стоим друг против друга считаные мгновения, пока в моей голове словно вечность прошла. Пока я становлюсь свидетелем Лореттовых любопытства, доверия, длинных, о боги, и так очаровательно подрагивающих при каждом вдохе ресниц, — и всё так до прекрасного близко. «Куда сложней, чем скульптура». И свидетелем чего не становлюсь, но что, как я помню отлично, скрывает эта лазурная мантия: линию острых ключиц, гордые плечи, талию, плавно переходящую в бедра, мышцы на которых, точно дразня, выступают чуть сильнее на каждом шагу… Всё это здесь, ближе, чем когда-либо. В мыслях я буквально уже прикоснулся. На бравую долю секунды я задумываюсь, а дозволено ли мне следующим ходом и впрямь пустить руки ниже, снова положить их на Лореттову талию, но на этот раз осознанно. Дёрнуть за стягивающий эту талию узел шнуровки на поясе. По-настоящему прикоснуться к чему-то помимо запястий и изучить пальцами то, что уже так нагло изучил в мыслях. Может, это поможет мне лучше Лоретто понимать, верно? А может, моё прикосновение даже будет Лоретто приятно? Так же приятно, как мне думать обо всём этом. «Ох, у меня в башке и правда бардак». Но я же просто хочу поделиться чувством, что тут плохого? — Ло… С глухим хлопком что-то падает на пол слева от нас. Вздрогнув в унисон, мы с Лоретто поворачиваем головы и видим библиотекаршу, застывшую у выхода из читального зала, её впечатлительные кроличьи глаза круглые как никогда. Книга, которую она несла, валяется у ног. Мне следовало бы шагнуть назад, следовало отпустить Лоретто в ту же секунду и отступить, но я, в первый миг остолбенев от растерянности, приказываю себе не двигаться и дальше. Она нас всё равно уже видела, а затрепыхавшись, я лишь заставлю её думать, что мне стыдно, что я сделал что-то предосудительное и нам есть что скрывать. Так что остаюсь стоять неподвижно, изобразив на лице равнодушное недоумение. «Пусть сама смущается. Может, у нас просто... урок». Библиотекарша таращится на нас до неуютного долго, затем оглядывает пустой коридор вокруг и, нервно сглотнув, неуверенно говорит: — Тебе нужна помощь? Мой лоб морщится. — В чём? — и только в этот момент понимаю, что её вопрос был адресован не мне. Смотрит она на Лоретто. Очевидно, что мы стоим слишком близко друг к другу, чтобы назвать это социальной дистанцией, оба растрёпанные и разгорячённые, и более того — из нас двоих именно мой куратор выглядит зажатым между мной и стеной, с моими руками, удерживающими его на месте. Да и не говоря уже о том, чтобы зажиматься по углам в коридорах, шаманы ни при каких обстоятельствах не приемлют даже мимолётных прикосновений без спроса, пусть Лоретто и тактично умалчивает об этом всё время, отчего в моих мыслях вечно спускается с неприступного пьедестала. Во время разговора с этой самой библиотекаршей у ресепшна, Лоретто с ней стояли на уважительном расстоянии вытянутой руки. С чего бы теперь позволять не пойми кому — нерадивому, грубому, безнравственному ученику — нарушать правила и к себе приближаться, верно? Это же унизительно. На ум приходят лишь три причины, более-менее оправданные, пожалуй, по меркам шаманов, для прикосновения: близкая дружба и родство, романтические отношения или — позорная, жестокая драка. Зная вспыльчивую репутацию, которую я заработал в Тик’але, уверен, первые два варианта не для меня. «Она думает, у Лоретто проблемы. А будучи шаманом добродетельным или, может, слишком вежливым, куратор не хочет бить меня в ответ». Лоретто, однако, явно плевать, кто что думает. — Нет, Вайнона, — говорит Тэйен без запинки, даже не краснея в моих фривольных недообъятиях. Будто ситуация, где Лоретто оказывается в моих тисках, как непокорно сбежавшая до этого птица, и была таковой изначально задумана. — Я вполне могу справиться с этим дикарём самостоятельно. Всё таращась на нас и наши сцепленные руки, сомневаясь, Вайнона всё же, помедлив, добавляет: — Вообще-то, я как раз тебя искала. Секретарь императрицы отправил записку. Говорит, он отправлял одну и тебе, но та, должно быть, затерялась среди книг. Иш-Чель желает с тобой поговорить, Лоретто. — Хорошо, спасибо. Я к ней загляну. Поколебавшись ещё робкий миг, Вайнона кивает. Поднимает свою книгу и спешит прочь, проходя мимо нас и то и дело с опаской оборачиваясь, точно ожидая чего-то, пока наконец не свернёт за угол и не исчезнет. Выжидая, пока она не скроется, не шевелясь, чтобы не привлечь больше внимания, мы с Лоретто затем снова поворачиваемся друг к другу. «С дикарём», — разносится эхом теперь в голове. Лоретто пришлось сказать так, чтобы избавиться от Вайноны? Или я и правда такой в чужих глазах? Мысль пронзает обидой. «Дикарь. Простокровка. Монтехо». Вот, кем я являюсь и всегда буду являться, кого все вокруг видят. Тем, кого шаманы презирают по праву рождения. Мне не переписать свою историю, не выкинуть так же, как старую книгу. Теперь начинаю думать, что я замечтался в последние полчаса. Что это вовсе не доверие согревает сократившуюся между нами дистанцию, а Тэйен просто не хочется спугивать своего студента, который и без того вечно теряет концентрацию. «Дикарь». Мои руки на запястьях Лоретто вдруг напоминают оковы. — Я делаю тебе больно? — спрашиваю, сердце падает. Лореттова правая бровь взмывает вверх. — Нет. Но… спасибо, что спросил? — снова облизав губы, добавляет: — Можно заставлять Мариселу ждать, Еля, но что-то мне подсказывает, от этого она только взбесится больше. А она, верно, бесится немало и так, если отчего-то хочет видеть меня. Лучше пойти узнать. Несмотря на то, что у меня было предостаточно времени насладиться моментом, шагнуть назад и отпустить Лоретто приходится нехотя. Руки тут же ощущаются пустыми, а воздух в лёгких холодным. — Увидимся в кафетерии? Поправляя перекосившуюся мантию, Лоретто лениво мне улыбается: — Только не воруй опять торт. Возьми что-нибудь более питательное.༄༄༄